***
Кай медленно и аккуратно, словно настоящий шпион, пробирался по закоулкам приюта, стараясь как можно меньше скрипеть старыми половицами – это было, практически, невыполнимой задачей. Здание было настолько старым, что ремонтировать его уже было бесполезно, проще просто снести. Но детям деваться было некуда, особенно с таким директором. — Ты слышал? Этот вопрос заставил Кая замереть на месте и перестать дышать. — Что? – грубый голос «особого» воспитателя Кай мог узнать где угодно, чаще всего в своих ночных кошмарах. — Какой-то звук… Дети сейчас на занятиях? Высокий кареглазый брюнет важно поправил очки и осмотрелся. Его собеседник сделал то же самое, подозрительно прищурившись. Но мужчины никого не нашли. — Так, ты принес список? — спросил Чао, помахивая своей длинной палкой, именуемой «прутом любви». Воспитатель прокашлялся в кулак и сказал с видом виноватого школьника: — Думаю, в этот раз это не обязательно. Мои ученики были очень прилежными на этой неделе, — очкастый Горо улыбнулся, обнажая свои пожелтевшие от сигарет зубы. Собеседник насмешливо покачал головой. — Горо, прошу, не начинай. Это моя и твоя работа. Мы в этих имбицилов пытаемся хоть что-то вложить, а по-хорошему они не понимают, ты не лучше меня это знаешь. Не хотят учиться нормально — пусть получают знания через боль. — Это негуманно, — заметил мужчина. — Зато результативно! Давай список, я знаю, что ты его составил, и иди на урок, дети заждались! От нетерпения Чао начал стучать палкой по полу, чем поверг Кая в настоящий ужас. «Прута любви» боялся каждый ребенок в приюте, начиная от детей младшей группы, из которой Кай вышел в три года, заканчивая старшими детьми, которым было, по меньшей мере, пятнадцать лет. Этот прут оставил немало синяков не на одном поколении. Горо молча покачал головой и вручил ему бумагу, где ровным почерком были выведены ровно десять имен, прочитав которые, Чао кивнул и поспешил оставить учителя одного. Кай прекрасно понимал, что в этом списке… Имена тех, кто, скорее всего, этим вечером будет наказан. Очень жестко и несправедливо наказан. Кай знал это по себе – сам часто оказывался в этом списке, иногда незаслуженно. И, скорее всего, окажется и сегодня, если не успеет сделать то, что задумал за ближайшие полчаса. Вспомнив об этой важной детали, мальчик рванул во двор, надеясь застать там своего лучшего друга и, по совместительству, криминального напарника.***
Приютский двор был настолько завален хламом, что среди этого хаоса трудно было найти детскую площадку, точнее две старых качели, одна из которых сломана, а другая заржавела и издавала мерзкий противный звук, когда на ней катались, покосившуюся облезлую горку и горку земли, в которой дети играли вместо песочницы. На этой площадке любил ошиваться гроза детского дома — семилетний Лонгвей. Мальчик с темными волосами, которые в последний раз мыл месяца три назад (поэтому лишний раз Кай старался не подходить к нему – все-таки, завести вшей и побриться налысо ему не очень хотелось), чуть косящие глаза неприятного карего оттенка и темная, почти черная, кожа, которой мальчик особенно гордился (она не была такой от рождения, он просто слишком много проводил времени на палящем солнце на улице). Он сидел на краю лестницы и ковырял в зубах чем-то, что Кай никак не мог рассмотреть. Едва завидев друга, мальчик удивленно приподнял брови и отвлекся от мыслей, которые и так редко посещали его голову. — Кай? Ты что тут делаешь? — Привет, Лонгвей, — отдышавшись, начал Кай, — у меня к тебе дело. От осознания собственной важности, мальчик высоко поднял подбородок и вдохнул полной грудью. Практически, впервые он предлагает старшему (для него самого) мальчику провернуть какое-то дело вместе, и этот факт жутко радовал его — все таки, Лонгвей был главным зачинщиком и подстрекателем приюта, его боялись даже некоторые воспитатели. Услышав о возможной шалости, Лонгвей оживился. Но, не подавая виду, что рад, он принял невозмутимый вид и скрестил руки на груди. — Ну не знаю, старик Чао в последнее время на меня зуб точит! Так и ждет момента, чтобы за руку поймать… Вчера у него едва не получилось, боюсь, сегодня будет за мной во все глаза смотреть, — отрешенно покачал головой мальчик. — Да и лень… Кай, вмиг утратив прежнюю гордость, переполнявшую его, закатил глаза, но не спешил сдаваться. Он со злости ударил ногой по горке, которая предательски покосилась, и Лонгвей свалился. Проклиная все на свете, в том числе и мать Кая, он приподнялся и схватил горсть земли побольше. Кай опасливо попятился, но поздно. Земля попала ему прямо в глаза, нос, уши… Она была везде. — Совсем что ли?! Сильно с горки навернулся? Башка работать перестала?! Лонгвей усмехнулся. Кай напоминал ему маленького саблезубого лосельва, который слишком мал для охоты, но так усердно просится на нее, рассчитывая только на силу своего «грозного» вида. Вот и Кай был «развит» не по годам: ругался, сбегал из приюта (правда, не дальше главных ворот, где охранник его ловил и лично доставлял Чао), шалил… В общем, делал все, чтобы казаться взрослым и крутым хотя бы в глазах сверстников. — Ладно, рассказывай. Что там у тебя? Кай, пытаясь убрать песок из глаз, улыбнулся и попытался донести суть дела через боль. — Вкусный был завтрак, не правда ли? — с издевкой спросил зеленоглазый. Лонгвей закатил глаза. — Если поиздеваться пришел, то закрой рот и свали отсюда! Я занят… — Великое дело… Так к чему я! Вчера вечером слышал, как повариха говорила с директором о фруктах и шоколаде на обед в честь дня рождения этой свиньи! Думаю, все лежит в погребе на кухне… Мы можем пробраться туда, пока эта толстуха дрыхнет перед обедом, — широко улыбнулся Кай. — Ты в деле? Мальчик с интересом прищурился. Фрукты в этом заведении были большой редкостью, а шоколад он видел только на прилавках магазинов, которые не мог обокрасть из-за большой охраны. А сейчас у него был реальный шанс попробовать что-нибудь настолько вкусное. Так же думал и Кай, который ел фрукты только один единственный раз – на четвертый день рождения, когда Иинг принесла целую корзину для него, требуя, чтобы мальчик непременно поделился со своей группой, однако Кай был жаден. Очень жаден. — Как бы нам за это руки потом не оторвали. Спокойный и рассудительный голос Кена заставил Кая подпрыгнуть от неожиданности, от чего Лонгвей засмеялся, смачно похрюкивая. — Кен, чтоб тебя… Просил же предупреждать, когда так неожиданно подходишь! — разозлился Кай. — Думаю, ты все слышал. Пойдешь с нами? Спокойный, как статуя, шатен задумался, прежде чем ровно кивнуть. Вся банда заговорщически улыбнулась, трио собралось вместе и собиралось здорово пошалить. Втроем они, действительно, были достаточно известной шайкой, каждая пакость которой сказывалась еще одним седым волоском на и так небогатой растительностью шевелюре директора. Чего они только не делали вместе! И вместе же за это получали… Их команда была единым целом, работала слаженно и без осечек. Кен, самый младший в группе, невысокий и худой до болезни зеленоглазый маг земли был мозговым центром, его рассудительность и вечное хладнокровие вызывали страх и уважение, о котором мечтает каждый пятилетний мальчик. Лонгвей — главарь — как самый старший всегда отвечал за действия нянек и персонала, он с точностью до минуты знал каждый их шаг, кто и где находился. Ну а Кай… Всю работу, в основном, делал он, мальчик имел очень ловкие руки и мог украсть что-то за считанные секунды так, что этого бы никто не заметил. Но, по большой просьбе Иинг, Кай делал это редко, только при крайней необходимости. Тем более, получалось у него это не так слаженно, как Кай на самом деле представлял себе — его почти всегда ловили, не на месте преступления, так позже. — Дело нехитрое, — отозвался Кен, — пока я стою на страже у каморки персонала, они все равно единственные, кто ходят на кухню, вы двое через вентиляцию проникаете на кухню. Берете, что нужно, и так же быстро удаляетесь. В случае опасности я постучу по вентиляции, звук удара будет очень хорошо слышен, вы бросаете все и уносите ноги. План прост. Все ясно? Напарники молча кивнули. План, действительно, был прост и гениален. Настолько гениален, насколько он может показаться в шесть лет.***
Коридоры были пыльными, но, по сравнению с вентиляцией, это были еще цветочки. Пыль, паутины, какой-то мусор, все это вызывало у Кая отвращение — ну нежели за столько лет нельзя было хоть немного прибраться?! И это относилось не только к вентиляции… Все в приюте требовало ремонта, чистки, а некоторые вещи вообще хорошо бы было выбросить. Но директор думал только о своем благополучии, его не пронимали слезы детей и мольбы воспитателей. Он экономил на всем: от мебели до питания и игрушек. Дети спали на старых расшатанных кроватях, сидели на деланных переделанных стульях за шатающимися столами, играли сломанными игрушками, за которые дрались из-за их маленького количества. А еда… Если хоть один ингредиент был не испорчен, то это считалось настоящим деликатесом, но это было редкостью. Каю в этом плане везло – Лонгвей часто приносил что-то из города и, хоть и скрепя сердце, делился со своими друзьями. Кай был до жути тощим, его ребра торчали, а болезненность на лице пугала окружающих, что не удивительно с таким питанием. Всего один раз он увидел какую-то живность в своей порции ужина, и с тех пор предпочел быть живым скелетом, чем таким жирным нездоровым Ято, желудок которого был чем только не переполнен (Кай никогда не пил с ним с одной кружки, боясь подцепить что-нибудь). — Здесь, — прошептал старший мальчик, — давай отвертку. Кай достал из кармана небольшую отвертку и протянул другу. Его сердце забилось чаще, стоило ему подумать о свежих фруктах и вкусном шоколаде, который он никогда не пробовал. Но еще оно билось из-за легкой тени страха… Вдруг их поймают? Кай представлял, как директор будет зол и какое наказание его ждет. Кай ненавидел боль. Он не боялся, а именно ненавидел ее. Очень часто его наказывали несправедливо, только из-за того, что он не нравился няне, и та специально спихивала на него ответственность за любое совершенное преступление, даже если Кай и не думал о чем-то подобном. Мысли о «пруте любви» господина Чао вызвал дрожь и первобытный ужас… Мальчик не желал боли, не мог ее выносить. — Готово! Лонгвей толкнул решетку, и та с громким шумом упала на деревянный пол. Кай ударил ладонью по лбу, закатив глаза. — Может, сразу к Чао на скамейку? — Не ссы, малыш, я поварихе за завтраком снотворное в чай подсыпал! — Лонгвей обхватил шею Кая и потрепал за волосы. Кай насупился, но не мог вырваться из крепкой хватки друга. — Я не малыш! — Малыш, малыш! Тебе шесть, Кай, не строй из себя взрослого! — усмехнулся мальчик и, наконец, отпустил лучшего друга. Зеленоглазый отскочил и поправил взлохмаченные волосы, гордо выпячивая спину. — В этом месте только таким можно выжить… — пробурчал он. Лонгвей согласно кивнул. — Да, но все же не забывай, что ты всего лишь мальчик. Обычный ребенок, такой же как и все. Не стоит вечно думать о проблемах жизни, иногда стоит расслабиться и насладиться детством… — Сказал мальчик старше меня на год! Давай, где погреб? Лонгвей указал на дверь в полу, которая, к сожалению, была закрыта на замок. Лонгвей ни на минуту не задумался, он достал из кармана отмычку и принялся ловко орудовать ей. Кай большими от любопытства глазами смотрел на некий тайный, как он считал, ритуал. Движения взломщика были аккуратны и точны, Каю показалось, что Лонгвей делает это с такой виртуозностью, с которой никогда ничего не делал. — Что ты… делаешь? — спросил Кай, в глазах которого блеснула искра настоящего живого интереса. Лонгвей посмотрел на друга, как на идиота. — А что, не видишь? Взламываю этот чертов замок, иначе кладовку не открыть! — Я понимаю… Но… Научи меня! — улыбнулся Кай во все свои молочные зубы. Старший мальчик гордо выпятил грудь и продолжил свое дело с еще большей аккуратностью, чтобы впечатлить наблюдателя. — Позже, не сейчас! — тем не менее, он отказал ему. Каю это жутко не понравилось. Он скрестил руки на груди и надул покрасневшие от возмущения щеки. — Ладно тебе, научи! Сейчас! Сам говорил, что старуха спит! — почти закричал Кай. Лонгвей зло скрипнул зубами и плечом оттолкнул Кая, который попытался выхватить отмычку. Он посмотрел на Кая пронизывающим взглядом и зло шикнул: — Отвали! Только мешаешь! Кай покраснел от злости. Со свойственной детскому уму нетерпеливостью и горячестью Кай не послушал друга и, рискуя успехом дела, поспешил отвоевать столь понравившейся предмет. Он толкнул Лонгвея и попытался вырвать из рук столь полезную отмычку, но старший мальчик был проворнее. Упав на спину, он ногой оттолкнул от себя Кая и резко поднялся обратно на ноги. Кай врезался в кухонную тумбу, ударившись затылком. От удара у него помутнело в глазах, сильно закружилась голова. Лонгвей зарычал, но не кинулся на помощь другу, продолжив свое дело. Секунда, и замок был взломан под радостный клич немага. Вытерев со лба небольшие капельки пота, он насмешливо посмотрел на Кая. — Ладно, отдохни тут пока! Я всё вынесу. Лонгвей тут же исполнил свое обещание. Он, морщась от запаха сырости, быстро нашел припрятанные вкусности. Слюнки потекли по угловатой челюсти, когда Лонгвей заприметил несколько новых плиток шоколада и целую корзину разнообразных фруктов. Мысленно парень обругал директора, который так шиковал на свой день рождения и никак не выделял день рождения детей, у которых и так почти нет радостей в жизни. Упаковав все в мешок из-под картошки, мальчик еле протолкнул его в вентиляционную решетку и уже собирался было сделать то же самое с другом, но не успел. Сноп мурашек прошелся вдоль его позвоночника, когда он услышал тяжелые шаги кухарки, в ту же секунду он услышал и стук – Кен колотил по решетке, стараясь предупредить, но было уже слишком поздно. Лонгвей выругался. «Пресвятая Раава, что делать?!» — пронеслось у него в голове. Он не хотел наказания… Очень не хотел. Но и друга бросать тоже… Лонгвей, разом вспотевший, кинул взгляд на Кая, который все еще плохо понимал, что происходит. Зеленоглазый сидел на том же месте и потирал ушибленную голову, он не мог придти в себя так быстро, как хотелось бы — перед глазами все просто плыло из-за удара. Но Лонгвею нужно было решать, и решать быстро. И мальчик сделал свой выбор. — Прости, Кай… Ты меня потом поймешь и еще и благодарить будешь, когда шоколад попробуешь! — Лонгвей залез в вентиляцию и вернул решетку на место. — Уж я тебе оставлю за страдания, обещаю! И он действительно скрылся, оставив Кая одного разгребать последствия той каши, что они заварили. Кай даже понять ничего не успел, как толстые пальцы поварихи схватили его за ухо и приподняли над землей. Кружащиеся сознание вмиг вернулось к нему, как и понимание, что лучший друг просто подставил его. — Что это ты тут вытворяешь?! — повариха внимательно вгляделась в лицо мальчишки. — Кай!!! Так и знала, уж и дня не пройдет, как ты что-нибудь вытворишь! Кай схватился за ухо и дернулся в попытке вырваться. Но старые ловкие руки госпожи Лин, наученные ни одним поколением таких раздолбаев, как Кай, даже не дрогнули. — Пусти, старуха! — огрызнулся Кай. — Или завтра утром, обещаю, проснешься в своем родном доме — коровнике! — Ах ты, мелкий маленьк… Вдруг её зоркий глаз наткнулся на то, что обещало Каю веселую жизнь. Открытая настежь кладовая подействовала, словно красная тряпка для быка, на повариху. Нервно сглотнув и не отпуская уха Кая, она быстрыми мелкими шагами прошла к месту преступления и внимательно всмотрелась в ранее полную полку. — Да пусти уже меня, карга старая! Ай, больно! Лин сразу поняла, зачем Кай проник сюда и, к сожалению, её подозрения подтвердились. Пустота на полке быстро подписала бедному мальчику приговор. От злости и страха, что сделает с ней директор, она влепила Каю звонкую пощечину. Мальчик ошатнулся от неё и схватился за щеку. Она горела так, словно он прислонился к раскаленной плите. От боли на глазах Кая выступили слезы, но он сдержался. Ему стало страшно. Лучший друг подставил, а побег сейчас был просто не возможен. Кай оказался в настоящей ловушке. Но он не мог позволить вновь оказаться в подвале — место, в котором был почти каждый ребенок приюта и боялся его до жути. Мальчик неожиданно, даже для самого себя, схватил мешок с мукой, который стоял на столешнице рядом с ним, и бросил его прямо в кухарку. Женщина упала на пол вся в муке, проклиная Кая всеми известными ей ругательствами. Кай бросился бежать. Он выбежал из кухни, бегло осмотрелся и рванул налево, где находились классы. Конечно, его не погладят по головке за опоздание, но уж лучше, чем расплачиваться одному за кражу таких ценных продуктов (тем более другие дети его точно за это возненавидят). Мысленно мальчик ликовал, что удалось так легко скрыться — кто поверит старой больной старухе, тем более, шоколада у Кая в тот момент не было. Но счастье его было не долгим… Пробегая очередную дверь, Кай врезался в того, кого больше все боялся… Господин Чао неодобрительно посмотрел на нарушителя спокойствия. — Что ты здесь делаешь? Занятия идут уже десять минут! Нотки злости и раздраженности Кай уловил сразу, поэтому поспешил ретироваться с его глаз. — Я был… в туалете. После завтрака так живот разболелся, просто ужас… — Избавь меня от подробностей, — Чао покачал головой, — иди. Кай улыбнулся во все имеющиеся зубы и медленно, чтобы не вызвать подозрений, обошел воспитателя. Он уже почти зашел в класс, но злая Лин, размахивая поварешкой, помешала осуществить задуманное. — Стоять, наглый мальчишка! Сейчас ты у меня получишь!!! Её крик даже глухой бы услышал. Вот и «особый воспитатель» тоже услышал. Не позволив Каю зайти внутрь, он схватил его за шкирку и посмотрел на приближающуюся повариху. Женщина, грозно ругаясь, бежала так, что стены пошатывались, а с потолка сыпалась штукатурка. Увидев, что вор пойман, она резко остановилась и попыталась отдышаться. Её грузная фигура говорила о том, что физическими нагрузками женщина занималась редко, если вообще занималась. — Госпожа Лин? Что-то случилось? — спросил он таким спокойным голосом, что Каю стало еще страшнее. Мальчик резко дернулся, но крепкая хватка Чао ни капли не ослабла, что там, Кай самолично этим неосторожным движением подтвердил факт того, что он виновен. — Он украл еду! Фрукты и шоколад! Они были на день рождения директора, да он с меня шкуру теперь спустит! — то плача, то ругаясь, говорила старуха. — Господин Чао, разберитесь с этим! Покажите этому мальчишке, что бывает за воровство! Нижняя губа Чао дрогнула, он все еще спокойным взглядом посмотрел на Кая, который был готов умереть от страха. — Н-не надо… Пожалуйста. Это не я… У меня ничего нет! — Врёт, гаденыш! Уже все съел, ни крошки не оставил! — Госпожа Лин, прошу успокойтесь. Я разберусь с ним, а потом сам поговорю с директором… Все будет хорошо, можете идти. Поварихе данный исход дела был по душе. Она, погрозив Каю пальцем и довольно улыбнувшись, гордо удалилась обратно на кухню. Кай же остался один на один со своим худшим кошмаром. Чао стал выглядеть очень угрожающе, он поднял Кая вверх и посмотрел прямо в глаза. — Значит, ты у нас вор. И, к тому же, еще и лжец... Очень интересно! Кай вырывался, как мог, но сил ему явно не хватало. — Это не я, честно! Клянусь! Не надо, пожалуйста… — умолял он со слезами на глазах. Но Чао, не слушая мольбы очередного воришки, направлялся прямо в подвал.***
Кай зажался в угол, пытаясь найти хоть какой-то укромный уголок, чтобы спрятаться. Но час расплаты близился так же неминуемо, как к нему приближался Чао, помахивая своим «прутом любви». Мужчина выглядел так угрожающе в полутемном подвале, что Каю становилось еще страшнее с каждым его шагом. — Ну что, Кай… Значит, ты у нас воровством балуешься… Сердце Кая задало бешенный ритм, когда кусок дерева оказался совсем рядом с ним. — Нет, клянусь, я не… Первый удар пришелся по запястьям выставленных ладоней. Кай пронзительно закричал и прижал руки к себе. Боль растеклась по всему телу, а не только рукам, что вызвало новый вскрик мальчика. — Закрой рот, вор. Голос Чао был спокойным и ровным, как и всегда, ни один мускул на его лице не дрогнул, когда прут пришелся по детским маленьким рукам. Не дрогнул он и когда раздался новый удар по ногам. Кай пытался сдержаться изо всех сил, боль была не такой уж и невыносимой, но он знал, что это только начало. Знал и то, что говорить что-то было бесполезно, ему все равно никто не поверит. Чао не отпустит его, пока не выбьет весь дух. Мужчина резко дернулся и схватил мальчика за волосы. Кай сжал зубы, пытаясь не расплакаться. — Не вижу в твоих глазах раскаяния, — отчеканил брюнет и вновь занес палку для удара. Кай молчал, зная, что только разозлит воспитателя, если попробует хоть что-нибудь сказать в свою защиту. Его поймали на горячем — это было самым страшным, что могло случиться в этом месте. Теперь с него спустят шкуру, и хорошо еще, если живым отпустят. Новый удар прервал мысли Кая и пришелся прямо в живот. Кай закричал и схватился за него, не обращая внимания на оттянутые волосы. — Ты поймешь всю тяжесть своего проступка, испытав на себе последствия. Звуки новых ударов стали раздаваться все чаще, как и почти нечеловеческие крики шестилетнего мальчика. Но никто не обращал на это внимания — все давно привыкли. А вот Кай привыкнуть не мог… Его часто наказывали, но к боли невозможно привыкнуть. Каждый раз мальчик едва ли не терял сознание от этой адской пытки, но никто не слушал его молитв. Эта боль усилилась, когда Чао привязал мальчика к столбу. Кай испуганно закрыл глаза… Удары становились все сильнее и сильнее, и он уже был не в силах терпеть это. В мыслях он пытался успокоиться и представить, что сейчас находится не здесь, в грязном темном подвале, который все называли камерой пыток, а где-нибудь на райском пляже или глубоко в лесу, где никто и никогда не будет причинять ему боль. Но реальность жестока, и сейчас он находился в разваленном старом приюте, привязанный к столбу и терпящий бесконечные удары по детской спине в шрамах от прошлых «пыток». Но Чао не останавливался. Его рука ни разу не дрогнула под плач и крики ребенка. Это была его работа и, как он считал, хорошая работа. Ему вовремя платили (директор выделял его «особенный» подход и полную отдачу своему делу), уважали, а самое главное — боялись. Дети не смели и слово поперек сказать, боялись даже рядом с ним находиться. Но, что было самым приятным, Чао представлял, что он делает этих никому ненужных сирот лучше. Реальный мир жесток, а он помогает им привыкнуть к нему… Этими мыслями он тешил себя все годы работы. — Господин Чао, вы с ума сошли!!! — громкий женский крик заставил мужчину прерваться, когда его рука уже была занесена для очередного удара. Иинг ворвалась в подвал, словно ураган, и схватила палку за противоположный конец. Сил девушки не хватило, чтобы вырвать её, но Чао, повинуясь ее порыву, опустил деревяшку. — Вы, господин Чао, превышаете свои должностные обязанности! От негодования брюнетка покраснела, её взгляд выражал такую ярость и злость, что Чао даже не нашел, что сказать. — Вы избили этого ребенка! Не наказали, а просто напросто избили! Если Вы, — она особенно выделила это слово, — сейчас же не успокоитесь и не отпустите мальчика, то я буду вынуждена сообщить, куда следует. Мужчина грозно прищурился, нарушив свое обычное внешнее спокойствие. Какая-то воспитательница-малолетка смеет ему угрожать? — Госпожа… — Иинг! – добавила она, оскорбляясь, что он не помнит её. — Госпожа Иинг, хотелось бы заметить, что воровство — особо наказуемая провинность, и этот ребенок получает по заслугам, — ответил Чао. — Он был пойман на месте преступления. — Вы лично увидели его с пропажей? Чао молчал. Он поверил словам поварихи, но слова коллеги заставили его задуматься. За такое короткое время после окончания завтрака он физически бы не успел съесть столько фруктов и шоколада… — Не забывайте о презумпции невиновности! Даже если Кай виновен, вы нарушили все правила и нанесли столько ударов, сколько вам захотелось, а насколько я помню, вы с директором строго оговаривали количество ударов, чтобы не навредить здоровью и психике! Вы сами говорили о важности этого!!! Иинг не стала ждать реакции «палача» и подбежала к привязанному Каю, который потерял сознание от боли. На него было просто страшно смотреть — почти в кровь разодранная спина в гематомах под порванной рубашкой, руки были в полосах на местах удара, а дышал мальчик так странно, что казалось, что каждый вдох дается ему с трудом. Девушка, едва сдерживая слезы, несмотря на свою внешнюю слабость, отвязала мальчика и взяла его на руки, чтобы отнести в медкабинет. Медсестра даже не удивилась этому, она спокойно приказала воспитательнице привязать мальчика и начала обрабатывать спину. Иинг гладила кричащего Кая по голове и пыталась хоть как-то успокоить. — Тш-ш! Сам виноват! Ну, потерпи… Ласковость, с которой она относилась к ребенку, сочеталась со злостью за непослушание и проступок, который он совершил. Девушка просто разрывалась от чувства жалости и злости. Но в одном она была уверена — ни Кай, ни кто-либо другой не заслуживал такого наказания. — Ай!!! Хватит… — Тш-ш.. Все хорошо… Все будет хорошо. Кай кусал губы до крови, бился головой о подушку и кричал так, как мог, но боль всё равно не уходила. Жжение в спине было лишь немногим лучше ударов. Иинг облегченно улыбнулась, когда медсестра закончила и забинтовала спину мальчика, она накрыла его одеялом и поспешно удалилась, оставив виноватого наедине с его первой воспитательницей. Иинг ничего не говорила. Она смотрела на зеленоглазого пронзительным взглядом и изредка поправляла одеяло. Атмосфера была очень напряженной. Маленький душный кабинет был заполнен различными пузырьками и склянками, наполнен противными запахами растворов и устрашал жутким видом шприцов, лежащих в открытом ящике тумбочки. Каю не дали обезболивающие, оно было здесь слишком ценным ресурсом, но Иинг знала, где этот ресурс лежит, и умела делать уколы. Она тихо поинтересовалась: — Хочешь, сделаю укол? Станет легче… Кай едва заметно кивнул — каждое резкое движение отзывалась болью по всей спине. Иинг аккуратно, боясь сделать еще хуже, сделала обещанный укол и, дождавшись, когда средство начнет действовать, наконец, успокоилась. — Кай… Зачем ты это сделал? — спросила брюнетка. Мальчик прикрыл глаза. Он разочаровал её… Разочаровал единственную, кому он хоть как-то не безразличен. — Кай. — Это не я. Вернее, не только я. Лонгвей подставил меня! Иинг покачала головой. — Я предупреждала тебя о дружбе с ним. Он плохой человек, Кай. Его уже ничем не исправишь, — девушка встала, — но ты — совершенно другой. У тебя добрая душа, Кай. Ты хороший мальчик, просто тебе не повезло в жизни. Прошу, думай своей головой, она у тебя есть, и в ней спрятан настоящий интеллект. Используй свой ум и интуицию во благо! Хотя бы ради себя… Кай согласно кивнул. В тот момент он пообещал, что ради Иинг будет пытаться стать лучше. И, опираясь на её поддержку, многого достигнет. — Почему ты не можешь усыновить меня? — вдруг спросил Кай, повергнув Иинг в шок. Этого вопроса она очень боялась, хоть и знала на него ответ. — Мне тебя просто не доверят. У меня нет мужа, денег, подходящего дома… Ничего. Прости, Кай. Он и сам это прекрасно понимал, но в глубине души верил, что однажды они с Иинг оба выберутся из этого тошнотворного места и сбегут куда-нибудь далеко-далеко из Царства Земли. Это было несбыточной мечтой Кая, которой он тешил себя уже не один год. — Знаешь, у меня есть кое-что для тебя. Ты же так и не зашел ко мне… Сейчас, подожди минутку. Иинг исчезла на пару минут, прежде чем появиться вместе с обернутым в подарочную упаковку свертком. Это был небольшой ярко-синий сверток прямоугольной формы. Девушка, широко улыбаясь, присела на край кровати и положила подарок на подушку, рядом с головой Кая. — С днём рождения, мой герой. Кай удивленно округлил глаза и посмотрел на воспитательницу. Ему никогда ничего не дарили, только разве что Иинг иногда на его дни рождения приносила какую-нибудь мелочь, чтобы мальчик не сильно расстраивался, а сейчас перед ним лежал настоящий подарок. Дрожащими от боли и шока руками он с большим трудом снял упаковку и рассмотрел подарок. Это была небольшая темно-синяя записная книжка, у которой был золотой заголовок, но Кай не мог его прочесть. — Что это? — Твой личный дневник. В нем ты можешь записывать все свои мысли о событиях, произошедших с тобой, — пояснила девушка. — Врач говорила, что это поможет тебе справиться с… — Я здоров! — закричал Кай, но тут же замолчал, когда, на его попытку дернуться, заболела спина. — Она врет! Иинг покачала головой. — В общем, сюда ты можешь писать всё, что захочешь, малыш. Твои припадки будут повторяться меньше, если начнешь оставлять мысли о плохом в прошлом. — Я не болен, — обиженно пробубнил мальчик себе под нос. Девушка предпочла промолчать. Она ласково погладила Кая по голове и поцеловала в лоб. — Отдыхай, Кай… Веди себя хорошо, и обретешь свое счастье. И, словно её никогда здесь и не было, Иинг покинула комнату, оставив Кая одного.