***
Что обычно делают люди, если начинают тонуть? Пытаются удержаться на плаву? Сражаются за свою жизнь? Зовут на помощь? Или просто отдаются судьбе? А если я тону не в воде, а в собственном отчаянии? Должен ли я пытаться удержаться на плаву? Сражаться за свою жизнь? Звать на помощь? Или отдаться судьбе? Уже в который раз я вижу этот сон, однако продолжаю верить, что это и есть реальность. Жестокая. Беспощадная. Кровавая. Мне снова десять и я вновь стою в маленьком садике, что когда-то принадлежал нашему дому. Сейчас май. Всё цветёт. Медленно опадают лепестки вишни и яблонь. Они так похожи на снег... - Евгеша! - знакомый голос зовёт меня вглубь сада, туда, где растут белые от цветения деревья. Не задумываюсь, бегу на зов. Под вихрем белых лепестков ко мне спиной стоит мама в своём любимом белоснежном платье. Рядом с ней папа в рабочей одежде. Наверное, он только-только вернулся. Подбегаю к ним. - Мама! Папа! Я пришёл! - извещаю я родителей. - Молодец, - мама медленно поворачивается ко мне. - Сынок, пойдёшь к маме на ручки? Она окончательно разворачивается ко мне. Сердце замирает от ужаса, и я начинаю пятиться назад. Прекрасное некогда лицо изуродовано. Пустые глазницы кровоточат, дыры вместо щёк открывают окровавленную челюсть. В области живота расползается алый цветок, перекрашивая белое платье в новый цвет. Дыра становится всё больше, и на землю падают сердце, печень, кишки... Папа тоже поворачивается ко мне. Щёки прорезаны так, будто кровавые борозды - продолжение рта. Из-за этого кажется, что папа улыбается. Пустые кровавые глазницы глядят на меня. Рука отца самовольно отрывается вместе с рукавом формы, оголяя белую кость. Кровь хлещет на землю. Живот папы тоже разрезан. Внутренности медленно сползают вниз. Мать сплёвывает что-то на землю. Это её окровавленный язык. Она протягивает ко мне свои руки, от которых с громким хрустом отлетают пальцы. - Евгеша, - ласково зовёт она, - иди к нам. Мы так скучали по тебе... Папа тоже протягивает ко мне руку. Его череп медленно раскалывается. - Иди к нам, сынок, - так же зовёт он меня. Мне страшно! Хочу убежать, но ноги не слушаются. Коленки предательски подкашиваются. Чьи-то холодные руки обнимают сзади. Мне уже не десять. Двадцать. Руки начинают блуждать по моему телу. В горле замирает крик ужаса. Ладони, ласкающие меня, окрашены в алый. -Тише-тише, - холодные губы касаются виска, переходят на щёку, шею... - Всё хорошо. Мы так рады, что ты вернулся. Руки опускаются всё ниже и ниже. Рвут футболку, пачкают живот и грудь кровью, заставляют выгибаться и всхлипывать. Короткие поцелуи холодом обжигают кожу, причиняя нестерпимую боль. Приспускаются мои джинсы... Родители присаживаются рядом со мной. - Евгеша, возьми, - мама кладёт мне на грудь груду кровоточащих органов. - Нам ничего для тебя не жалко. - Возьми, сынок, - папа отдаёт свою руку и мамины пальцы, - Всё для тебя. - Не надо! - всхлипываю я, ощущаю тёплые скользкие внутренности на своей коже. - Пожалуйста, не надо! Не над... Ах! Холодная рука скользнула по внутренней стороне бедра. Пальцы касаются заднего прохода. - НЕТ! ПРЕКРАТИ! НЕ НАДО!!! - не своим голосом кричу я, пытаясь вырваться из крепких объятий. - Солнышко, мы же так много раз это делали, - поцелуй в шею, что-то начинает давить на узкое колечко мышц. - Не бойся. Тебе не будет больно. - Пожалуйста, не надо! - практически рыдаю на взрыв, трясясь в истерике. - Не надо! НЕ НАДО!!! Холодная плоть резко вторгается в меня. Замираю на несколько секунд, чувствуя, как меня поглощает боль... - Онежка, - ласково зовёт кто-то. Тихо всхлипываю, закрывая глаза. Мне просто кажется... Что-то тёплое касается лба, щёк... Боль медленно отступает. Боюсь открыть глаза, вдруг это всё ещё кошмар. Неосознанно тянусь за теплом. Теперь его стало больше. На шее, груди, руках... На губах тоже тепло, и я тянусь за этой теплотой, протягивая руки, прижимая к себе. Я хочу раствориться в этом тепле. Хочу чувствовать его внутри себя... - Спи, - рядом с ухом горячо. - Только с тобой, - выдыхаю с трудом. Тихо фыркает, но остаётся. Моё тепло, моё спасение...***
- Женя! Женя! - кто-то упорно трясёт меня за плечо. Нехотя открываю глаза. Надо мной стоит Таня. В руках у неё наполовину приконченная бутылка с вискарём. - Я, конечно, понимаю, что это твой первый рабочий день, - в голосе у неё звучит усталость и раздражение, - но это не повод, чтобы тут же напиваться. - Это не я, - отвечаю я, улыбаясь. - Это Бегемот. Кошка, развалившаяся на рабочем столе, громко мяукает, будто подтверждая мои слова. Сажусь на диване, ощущая какую-то внутреннюю лёгкость. Пытаюсь вспомнить, что мне снилось, но в голове лишь пустота. Что за волшебный вискарь? - Прости, что заснул, - беру у Лариной бутылку и ставлю её в шкаф. - Ещё не успел привыкнуть к этому часовому поясу. - Не бери в голову, - устало вздыхает девушка. - Всё равно рабочий день уже закончился. Пошли домой. Молча киваю и, подхватив Бегемотиху со стола, собираюсь идти к двери. Вдруг что-то негромко падает на пол и я оборачиваюсь. На тёмном ламинате лежит белый конверт. Поднимаю его и тут же открываю, обнаруживая внутри несколько тысячных купюр и сложенный вдвое листок. Разворачиваю послание. "Аванс. Остаток.", - скромно гласила надпись. Считаю купюры: семь штук. Неужели! Господин Печорин сжалился надо мной? Или эта тварина изначально планировала оставить меня без гроша в кармане?! Не люблю, когда меня жалеют. Спускаюсь вместе с Таней на первый этаж. Возле одного из стеллажей замечаю Печорина. Услышав наши шаги, он оборачивается, хмуро смотря на нас. - Много ещё сортировать осталось? - спрашивает Ларина библиотекаря. - Нет. Ещё два отделения, - сухо отвечает тот. - Не засиживайся допоздна, - с лёгкой улыбкой советует девушка. - Мы тогда пошли. До завтра, Жорж. - Пока. Минуточку. Это что сейчас было?! Что за воркование голубков?! Какой нафиг Жорж?!! Встречаюсь взглядом с Печориным. Искра! Буря! Безумие! Ну, если так можно назвать наши почти одновременно поднятые средние пальцы. Мы ненавидим другу друга. И это взаимно. Ларина тяжело вздыхает, пробормотав еле слышное "придурки", и почти силком вытаскивает меня из библиотеки, не забыв сунуть мне в руки мой велосипед. - Так доберёшься, или мне Максим Максимыча вызвать? - спрашивает она. - А почему "Жорж"? - не обращая внимания на вопрос, интересуюсь я. - Не знаю, - пожимает плечами девушка. - Кто-то из сегодняшних посетителей его так назвал. Я спросила, можно ли и мне также, а он ответил, что ему плевать. Так тебя подбросить? - Неа, - мотаю головой, - мне нужна твоя помощь. Очень-очень. Дело государственной важности! С мольбой смотрю на Таню. Девушка вновь тяжело вздыхает и кивает. Дарю ей самую лучезарную из своих улыбок. Приятно, когда тебе не отказывают.***
- Это и есть твоё дело государственной важности? - Ларина переводит удивлённый взгляд с вывески огромного супермаркета на меня. - Ты в магазин один не можешь сходить? - Могу, но вдруг я потеряюсь? - начинаю безбожно врать я. - Или я возьму слишком много, и мне не хватит денег? - Знаешь, Женя, вся прелесть маленькой зарплаты заключается как раз таки в том, чтобы не покупать много. - По-моему, вся её прелесть - это использование малого количества денег, как орудие пыток, - бурчу себе под нос, оставляя велик на подножке и толкая прозрачную дверь. В супермаркете прохладно и людно. Видимо, не одни мы заскочили сюда после работы. Иду в сторону тележек для продуктов, и внезапно нас останавливает охранник. - С животными нельзя! - тыкает пальцем в Бегемотиху, развалившуюся у меня на руках. Переглядываемся с Таней. И что нам теперь делать? Не оставлять же животинку на улице? Она ж там всё разнесёт. - А это вовсе не животное, - начинаю оправдываться. - Это... Это... Это просто волосатый ребёнок, вот! Ларина делает жест рука-лицо. Охранник недоверчиво смотрит на зевающего "ребёнка", обнажающего острые зубки. Чувствую, нас сейчас выгонят... - Ну,э и страшный же у вас мелкий, - к моему величайшему удивлению, внезапно выдаёт охранник. - Таких только в больнице держать надо. - А мы туда и собираемся! - поддерживаю идею мужчины. - Вот за продуктами в дорогу заехали. - Ааааа..., - протягивает тот. - Тогда , это... Счастливого пути! Киваю и кладу Бегемота в тележку. Махаю на прощанье охраннику и иду к торговым рядам. Таня молча следует за мной. - Я думала, - наконец, произносит она, - что ты окажешься единственным дураком в моей жизни... Ну, спасибо, тебе, Ларина, за добрые слова! - Но похоже, - продолжает девушка, - у тебя появился конкурент. Эй! Не ровняй нас! Я хотя бы симпатичный... Делаю обиженное лицо и притворяюсь, что изучаю состав на банке консервированного горошка. Очевидно, что Таню за собой я потащил не просто так. Мне нужна была консультация по поводу завещания дядюшки. На первых порах я не задумывался над юридическим смыслом документа. Скорее, злился из-за формулировки, что всё моё - теперь не моё. Однако я совсем не задумался, почему так, если я являюсь непосредственным собственником. Может быть, я что-то упускаю? Ларина в юридической части была подкована лучше меня. Не зря же она столько лет проработала под крылом у дяди... Аккуратно начинаю разговор, опуская историю о том, как я оказался в поезде. Девушка внимательно слушает. Попутно затариваемся продуктами и другими необходимыми вещами. Когда я заканчиваю, мы оказываемся возле отдела с постельным бельём. Таня молчит несколько секунд, глядя на цветастые наборы. Затем переводит взгляд на меня. - Судя по твоим словам, - задумчиво произносит она, - завещание составлено неправильно. Но..., - девушка поджимает нижнюю губу. - Разве ты сам не отправлял запрос о переписке всей твоей собственности на подставных лиц? То же было и с акциями. А банковские карты... Андрей Сергеевич пару месяцев назад выкупил эти банки и слил их вместе. Мы до сих пор оповещаем вкладчиков. Неужели, Андрей Сергеевич тебе ничего не сказал? Мотаю головой. Вот это поворот... - Но я не отправлял тебе никаких запросов, - ошарашенно выдавливаю из себя, выходя из образа. - Я бы никогда не переписал свою собственность, а тем более акции на кого-то другого. - Я тоже об этом подумала, - Таня повертела в руках один из комплектов постельного белья, - но Андрей Сергеевич настаивал, чтобы я переписала документы. Вот же сраный маразматик! Старый пердун! Зазнавшийся кретин! Решил тут всё за меня! Завещание составил! Вот тебе, племянничек, наслаждайся! Как только свалю отсюда, пойду к тебе, интриганту недоделанному, на могилу и посажу там кактусы! Те самые, на которые у тебя была аллергия! Зачихайся в Аду! Голос Лариной вытаскивает меня из пучины сквернословия. - Смотри, - протягивает она мне один из комплектов, - как для тебя. Беру из рук девушки постельное. Негромко фыркаю. На этикетке изображено розовый комплект постельного белья с изображением немного косоватых Биг-Бенов и красно-синих надписей "London". Вот, Таня... С виду такая милая девушка, а внутри настоящий чёртик. - Мне нравится, - выношу свой вердикт. - Берём, - кладу постельное в тележку. Далее идём в сторону хозтоваров, но внезапно Ларина останавливается. - Иди без меня, - с улыбкой говорит она. - Мне тоже надо кое-что купить. Не дождавшись моего ответа, Таня улетает в сторону продуктового. Бегемотиха устало мяукает из тележки. Беру котейку на руки и подхожу вместе с ней к стойке с шампунями. - Это женские, - раздаётся рядом со мной тихий голос. Поворачиваю голову. Рядом со мной стоит невысокая девушка. Узнаю в ней барменшу из кафе. - А может, я хочу шампуньку с ванилькой, - с улыбкой, но с долей капризности в голосе, отвечаю ей. - Значит, Вернер прав, и Вы действительно перешли на другую сторону, - парирует бариста. - Не помню, чтобы давал повод для сомнения в моей ориентации. - За Вас говорит Ваше постельное бельё. Тихо фыркнув, поворачиваюсь к девушке. Сегодня утром я не обратил внимание на её внешность, поэтому сейчас позволял себе открыто пялиться на агентку Вернера. Но та от такого внимания и ухом не повела. Девушкой, кстати, она была весьма привлекательной. Ростик у неё был маленький, а сама по себе она была худенькой. На вид, не больше восемнадцати. К слову, мужчинам такие нравятся: хрупкие, беззащитные... Огромные голубые глаза грозно зыркали то на меня, то на мою тележку, то на Бегемотиху, то на стойку с шампунями... Прямые блондинистые волосы аккуратно лежали на плечах. Одета девушка была просто: чёрные джинсы, футболка и кеды. Ой, что-то не верится, что этот грозный карлик сегодня так смущался только от одного моего взгляда... - Вернер просил узнать, нашли ли Вы документы на Печорина, - девчушка отвернулась от меня, не выдержав такого пристального рассматривания. - Ничего нет, - довольно ухмыльнувшись, протягиваю я, вновь обращаясь к шампунькам, - даже теневая документация отсутствует. - Вы уверены? - девушка с недоверием смотрит на меня. - Уверен. Я весь сейф обшарил, - заверяю я её. - Я, конечно, продолжу искать, но ничего обещать не могу. Кстати, как тебя зовут? - Соня, - надувает она губки. - Соня Мармеладова. Начнёте шутить про проституток и топоры, я Вам врежу, - предупреждает она. - А я Евгений Онегин, - протягиваю руку для рукопожатия. Девушка неуверенно её пожимает. - И, к сожалению, это не псевдоним. Так что шутки про Ленского и Таню не допускаются. Кстати, кофе у тебя очень вкусный. - И без Вас знаю, - на щеках у Сони появляется лёгкий румянец. - Вернер сказал, чтобы Вы ко мне каждый день заходили, для отчётности. Мы Вам Ваши вещи ещё привезли, они в большой коробке рядом с Вашей квартирой. И вот, - девушка протягивает мне клочок бумаги. - Звоните, если что. С улыбкой киваю и принимаю бумажку. Сонечка ещё пару секунд мнётся, а затем указывает пальчиком на цветастую бутылочку. - Вот этот вкусный и к нему бальзам идёт, - смущённо произносит она. - До свидания. Девчушка быстро разворачивается, и я провожаю взглядом её быстро удаляющуюся спину. Беру с полки цветастый флакон. Раз леди советует, значит, надо брать...***
С Таней встречаемся уже у выхода. Девушка терпеливо ждёт, пока я запихаю часть покупок в портфель и повешу пакеты на раму велосипеда. На город медленно опускаются сумерки. В окнах загораются электрические огни, которые манят к себе своим холодным светом. Бегемотиха зыркает на прохожих своими огромными жёлтыми глазами. Фонари тускло освещают разбитый тротуар. Идём с Таней под руку, перекидываясь короткими, редкими фразами. Странное чувство... Словно нам опять по четырнадцать, и мы только-только начали встречаться. У нас каникулы, и мы вернулись домой из дождливой Англии в тёплую Россию. Интересно, почему мы расстались? Почему всё закончилось так стремительно? Нас раскидало, словно бумажные самолётики: хватило секунды, чтобы стать чужими друг для друга... Когда же я наберусь смелости, чтобы спросить Таню обо всём этом? Останавливаемся на одном из перекрёстков. В свете фонарей лицо девушки приобретает красивый бледноватый оттенок. - Насчёт наследства, - негромко произносит она. - Как и положено, ты вступишь в права наследника через шесть месяцев. До этого момента я ничем не могу тебе помочь. - Ну, можно и подождать, - непринуждённо улыбаюсь. Несколько секунд просто молча стоим и смотрим друг на друга. Затем Ларина полезла в сумочку и вытащила из неё что-то. - Вот, - протягивает мне. - Мы всегда покупали его вместе с Андреем Сергеевичем, когда возвращались домой. Когда же ты уехал после университета, твой дядя лично ездил за ним, когда узнавал, что ты собираешься домой. Мне в руку ложится холодная баночка с мороженым. Невольно вздрагиваю. Мы с дядей часто покупали его, когда я был маленький. Даже, когда я вырос, он всё равно покупал его... Таня приподнимается на носочках и обнимает меня за шею. Чувствую лёгкий запах её шампуня. Девушка отстраняется. На губах её играет улыбка. - Если завтра будешь тупить, как сегодня, - с усмешкой произносит она, - натравлю на тебя Печорина. - Да он скорее сам себя на меня натравит, - улыбаюсь в ответ. - До завтра, Тань. - До завтра, Женя. Ларина поворачивается в противоположную сторону. Провожаю её силуэт взглядом. Конденсированные капельки с мороженного стекают в ладонь. Надеюсь, завтра будет дождь...***
Уже полчаса сижу над громадными коробками и проклинаю Соню. Либо девушка не умела считать, либо решила просто поиздеваться, но возле квартиры я обнаружил не одну коробку, а целых пять. Мало того, что я кое-как дотащился до пятого этажа, перенося поочерёдно велик, Бегемотиху и пакеты, так и коробки ещё пришлось оттаскивать, чтобы нормально открыть дверь. И хотя, не спорю, вещи, присланные Вернером, были весьма нужные (одна коробка была полностью предназначена для котейки и вмещала в себя всё, начиная с корма и заканчивая лотком), их сортировка была весьма долгой и утомительной. Зато у меня прибавилось одежды, и теперь я ходил по дому в длинной футболке и коротких джинсовых шортах, подаренных кем-то из друзей-трансвеститов (а такие у меня имелись). Появились в квартирке и несколько моих любимых книг, старый уютный плед, ноутбук, пара школьных и университетских фотографий, некоторые из моих многочисленных разношёрстных кружек и тарелок и всякой прочей кухонной утвари... В общем, обитель моя становится более уютней и привычней. Заканчиваю с распаковкой где-то после двенадцати. Бегемот, всё это время сидевшая рядом со мной, нагло разваливается на кровати, показывая, что пора бы и отдохнуть. Иду на кухню и достаю из морозилки подаренное Таней мороженное. Ложусь рядом с котейкой, принимаясь за лакомство, иногда угощая Бегемотиху. В благодарность та разрешает использовать своё тело, как подушку. Попутно включаю на ноутбуке музыку. Котейка начинает урчать в такт. Ритмичная музыка будоражит душу, заставляет закрыть глаза и отдаться ей... Слышу мотивы любимого трека. Ставлю почти пустую баночку на прикроватную тумбочку. Встаю с кровати и медленно выхожу на середину комнаты. Бегемотиха с недоумением смотрит на меня. You've seemed to replace your brain with your heart You take things so hard and then you fall apart You try to explain but before you can start Those cry baby tears come out of the dark... Начинаю двигаться в такт с музыкой. Тело послушно выгибается, будто растворяется в музыке. Руки очерчивают линию талии и бёдер, словно соблазняя кого-то... Something's turning the handle To that faucet in your eyes They're pouring out Where everyone can see it... На пол падает футболка, затем шорты. Движения становятся резче и точнее. Внутри всё горит, не оставляя место мыслям и чувствам... Your hearts too big for your body It's where your feelings hide They're pouring out Where anyone can see... В груди тяжело. Тело практически горит. Где-то внутри появляется странное чувство. Хочу, чтобы все это видели. Хочу, чтобы смотрели. Хочу, чтобы желали меня до беспамятства. Хочу, и сам испытывать это желание. Хочу, чтобы больно. Хочу, чтобы жёстко... They call you Cry baby, cry baby But you don't fucking care... Верно. Мне плевать, что скажут, если я вдруг заплачу... Cry baby, cry baby So you laugh through your tears... И я продолжу смеяться, даже если буду умирать от боли... Cry baby, cry baby Cause you don't fucking care... Ведь нет смысла сдерживаться, если тебя уже никто не услышит. Незачем больше искать смысла жить... Tears fall to the ground You just let them drown... Потому что у тебя больше никого не осталось. Так позволь же себе упасть... Ноги подкашиваются и я грохаюсь на пол. Меня трясёт. Внутри всё горит. Хочется удариться головой об стенку, выпасть из окна, захлебнуться в ванне... Но чтобы это чувство тотального одиночества покинуло меня. Бегемотиха осторожно подходит ко мне и утыкается носом в солёную щёку. Прижимаю к себе котейку и позорно всхлипываю. Бегемот тихо урчит, будто успокаивая. Песня продолжает играть They call you Cry baby, cry baby.…