Фром дядюшка виз лав

       Вот уже неделя прошла с моего первого рабочего дня. Ночной срыв закончился так же быстро, как и начался. Порыдав немножко в шею Бегемотихе, я успокоился, убедив себя, что у меня есть более важные проблемы, нежели внезапные порывы чувств одиночества. По сути, я всегда был один, так что такие вещи вообще не должны меня волновать... В общем, я быстро забыл о своём ночном психозе.       К моему величайшему разочарованию, библиотека работала ежедневно, поэтому все эти семь дней мне приходилось вставать в шесть утра, а иногда и раньше, спускать велик с пятого этажа и катить к Соне в кофейню, а потом на работу. К слову, работу мою "работой" назвать было сложно. Весь день я тупо валялся на диване или смотрел фильмы по ноуту. Видимо, зарплата заведующего и была такой маленькой, что тот почти ничего не делал... К счастью, в расписании библиотеки был предусмотрен обеденный перерыв. В это время Таня и Печорин уходили в кафе к Соне, а я оставался один. Кстати, Ларина и библиотекарь неплохо спелись за эти дни. Девушка помогала парню в архивах или подменяла его, когда тот проводил очередную ревизию. Даже домой они уже дня три вместе ходили! Мило болтали, когда не было посетителей... Мне даже начало казаться, что Таня снова выходит замуж! И моё сердечко вновь обливалось слёзками, ибо какой-то мудак отобрал мою чистую и непорочную девушку... В общем, как бы низко это не звучало, я ревновал Ларину к Печорину. С последним мы всё так же не ладили, хотя наши отношения вышли на новый уровень. От злобного прожигания друг друга презрительными взглядами и неприличных жестов мы плавно перешли к матерным репликам. Так что, если по каким-то причинам я спускался вниз, то непременно слышал в свой адрес что-то наподобие "блядский гомик" или "мажорный педик". Однако на это у меня всегда был готов ответ типа "ёршик унитазный" или "дерьмо заросшее" (не, ну вы видели, что у него на голове творится!) Ларина сначала бесилась с наших перепалок, а потом плюнула на всё это дело. Правильно, Танечка, тебе ещё рожать...       В общем, когда я оставался один в библиотеке, то тут же бежал вниз, чтобы стырить один-другой томик зарубежной или отечественной литературы. После я спешил обратно в кабинет или так и оставался у высоких стеллажей, дочитывая интересную главу. Книги стали моим единственным нормальным развлечением. Один раз, правда, меня чуть не спалили, когда я случайно зачитался Хемингуэем... Пришлось опрокидывать стеллаж, уверяя всех, что меня напугал огромный и страшный тараканище. Эх! Нелегко играть дебила...       А ещё я продолжал обыскивать кабинет. Однако ничего так и не нашёл. Даже пустые листы из сейфа проверил на наличие невидимых чернил! О своих "успехах" я каждый день докладывал Соне. Девчушка, кстати, несмотря на свой возраст, оказалась весьма интересным собеседником. Так что почти каждый вечер после работы я спешил к ней, чтобы выпить одну-другую чашечку кофе и перекинуться парой фраз о новых "Мстителях".       Вот и сейчас я сидел в кофейне у барной стойки, задумчиво листая меню. Посетителей не было, поэтому Сонечка достала из выдвижного ящичка какую-то книгу и, пристроившись на маленьком стульчике, погрузилась в чтение. - Что читаешь? - не отрываясь от меню, спрашиваю её. - Библию, - девчушка шумно переворачивает страницу. - Ясно, - хмыкаю в ответ. - Ты верующая? - Немного. - Что значит "немного"? - А то и значит, - Мармеладова захлопывает книгу и недовольно смотрит на меня. - Вот скажите, Вам что, заняться дома нечем? - Почему ты так думаешь? - искренне удивляюсь. - Потому что нормальные люди после работы идут домой, - поясняет девушка. - А Вы тут уже третий час сидите. Если продолжите шастать по ночам, то Вас точно сожгут на костре инквизиции. Громко фыркаю в ответ. После случая с Берлиозом слухи о моём богатстве, тупости и хамовитости затихли. Однако появились новые, не менее интересные. Теперь я стал известен, как ведьма, продавшая душу дьяволу, который даровал ей силу соблазнять любого, кого ей заблагорассудиться. Но Небеса прокляли меня, одарив мужским телом... Слухи хоть и выглядели глупо, но эффект произвели колоссальный. Уже на следующий день при виде меня бабульки крестились, мужики чертыхались, женщины​ прятали за собой детей... Только молодежь не особо прониклась страхом попасть под чары ведьмы. Всё чаще, идя по улице, я слышал свист и улюлюканье, а так же приглашения зайти на огонёк или просьбы заколдовать кого-нибудь. Обычно я молча игнорировал такие выходки в свой адрес, но иногда всё же знакомил нахалов со своим средним пальцем... - Очень смешно, - откладываю меню в сторону, - инквизиции я не боюсь, поверь мне. А дома мне просто скучно. - А как же кошка? - с недоверием спрашивает Соня. - А что кошка? - удивляюсь я. - Она шляется постоянно где-то. Может, кошака себе нашла... Тяжело вздыхаю. Вот даже у Бегемотихи, кажется, личная жизнь появилась. А у меня? А у меня совсем как на западном фронте - без перемен. - И всё равно, - настаивает девчушка, - дома лучше. Оценивающим взглядом смотрю на неё. Мармеладова смущается и опускает голову. - Ну, если ты составишь мне компанию..., - протягиваю я. - Нет. Спасибо, - отрезает Сонечка. - Во-первых, я не хочу стать очередным экспонатом Вашей коллекции. А во-вторых, - она встаёт с маленького стульчика, - я, как Вы знаете, жду своего мужика с топором. Ну, мужик с топором - это, конечно, понятное дело... А вот про коллекцию откуда она знает? Задаю этот вопрос девушке, та долго отнекивается, но затем всё же соглашается рассказать, взяв у меня обещание принести ей котёнка, если моя мейн-куниха всё же найдёт себе жениха. - Здесь Ларина с Печориным постоянно обедают, - сообщает мне Мармеладова, - и она про Вас рассказывала. Что вы встречались, потом расстались, снова сошлись, опять расстались, затем у Вас куча баб появилось... И это вроде как Ваша личная коллекция. Потому что Вы никогда не берёте одинаковых. Хм... Ну, Танечка, конечно, молодец. Можно было и не обсуждать мою личную жизнь. Тем более с Печориным. - Она что-нибудь ещё говорила? - Интересуюсь как бы между прочим. - Ничего особенного, - пожимает плечами Сонечка. - Только то, что Вы её иногда бесите, и что Вы сильно изменились за то время, что были в Англии. Уж прости, Танечка, что я тебя бешу. Работа у меня такая: всех бесить. - А Печорин? - спрашиваю я. - О чём он говорит? - А твой Печорин (да не мой он!), - девчушка мрачнеет, - и не говорит. Только слушает, зараза (ой-ой, а тут кто-то ещё библию читает). Вернер скоро волосы на себе рвать начнёт от избытка информации. - Разве на него совсем ничего нет? - удивляюсь я. - Совсем немного, - вздыхает Мармеладова. - Ему двадцать пять лет (хм, а выглядит на двадцать три), в библиотеке работает с четырнадцати. Популярен у женщин (свежо предание, да верится с трудом), пользуется неплохим уважением в городе (ну, это мы уже поняли). Судимостей нет, к уголовным делам не привлекался, да и вообще в этом плане он абсолютно чист. Счётов в банках нет, кредиты не брал. Информация об имуществе отсутствует. Мда... Негусто. Понятно теперь, почему Вернер так бесится. - И ещё, - вспоминает моя собеседница, - он Вас ненавидит. - Ну, это у нас взаимно, - хмыкаю в ответ. - От любви до ненависти... - Да уж лучше на инквизицию! Девушка тихо смеётся, прикрыв ротик ладонью. Делаю вид, что читаю меню. Только романа с Печориным мне не хватало... - Вернер сказал, - немного успокоившись, вновь начинает Сонечка, - чтобы Вы выудили из него какую-нибудь информацию. - Он же запретил мне с Печориным сближаться, - возмущаюсь я, - а теперь предлагает мне с ним в друзей поиграть? - Ну, можно и не только в друзей... - Соня! Девушка вновь смеётся. Нет, ну что мне с ней делать? Сначала Таня, теперь, вот, она... У меня один раз с парнем было, алло! И это не значит, что моя аура вмиг поголубела. Я нормальный здоровый мужик, который предпочитает девушек! - Простите, простите, - Мармеладова немного успокаивается, видя, как я хмурюсь. - Просто я до этого всё время в офисе сидела, а тут меня на объект поставили. Знаете, как общения не хватает? Вы только не обижайтесь. Хотите кофе? - Если только за счёт заведения, - улыбаюсь. Зачем же на ребёнка обижаться? - Вы и так всё за счёт заведения берёте, - Сонечка тоже улыбается. - Могли бы для приличия и на чай оставить. - Не с моей зарплатой, - обнадёживаю я бариста. Девчушка лишь фыркает в ответ. Через пять минут она подаёт мне гляссе, ставя рядом небольшую белую баночку. Благодарю за кофе и интересуюсь о содержимом предмета. - Это Ваши таблетки, - объясняет Мармеладова. - Вернер просил передать. Сказал, чтобы Вы пили их каждый день. - Ну, не знаю, - протягиваю руку, беря баночку. - У меня срывов лет десять не было (неделю назад - это не срыв, а так, истерика). - Вернер сказал, что последний был два месяца назад, - уточнила девчушка. Забота - это, конечно, приятно. Но иногда, пипец как, раздражает... Тяжело вздыхаю и засовываю таблетки в рюкзак. Затем возвращаюсь к гляссе. Соня вновь достаёт из шкафчика библию. Её губы шевелятся при чтении. Иногда я даже слышу отдельные слова. Мама тоже так всегда читала... - Почитай вслух, - прошу девушку. - Что именно? - уточняет та. - На твоё усмотрение. - Евангелие. Легенда о Лазаре. Одобрительно киваю. Мол, сойдёт. Сонечка начинает негромко читать вслух. Спокойный приятный голос рекой льётся по пустому залу, смешиваясь с тихим и ритмичным тиканьем часов. Полностью погружаюсь в свои мысли. Как долго мне ещё здесь находиться? Смогу ли я уехать, когда истечёт месяц? Почему дядя ничего не говорил мне о библиотеке? Почему Печорин так меня ненавидит? Что именно спрятано в библиотеке? Где искать? Мда... Так много вопросов, а ответов по-прежнему не наблюдается.

***

      Если однажды решите почитать с кем-то библию, то не делайте это поздним вечером. Особенно, если у вас есть неограниченный запас кофе. И с условием, что вам завтра на работу. Вот. Не делайте этого. Не повторяйте нашей с Соней ошибки... Закончили мы, когда стрелки часов неумолимо приблизились к шести утра. К этому времени мы уже перелопатили половину библии и выпили, как минимум, двадцать чашек кофе. Уж, не знаю, с чего нас так понесло... Ладно Мармеладова, она хоть немного верующая. А я? Я-то чего в Новый завет полез? Может, мне и правда, это... Одиноко? Да неееее!       В общем, осознав, что вечер перешёл в утро, мы быстро распрощались и разбежались по домам. Ну, как разбежались... Расползлись, ибо кофеин весь выветрился, оставив после себя жуткую усталость. Дома меня встретила недовольная Бегемотиха. Не, а что её хозяин шляется где-то по ночам. Это ж беспредел какой-то!        В общем, пока я принимал душ и переодевался, моя котейка обмозговала ситуацию, взвесила все "за" и "против" и пришла к выводу, что негоже оставлять хозяина без присмотра. А то того и гляди, он котят притащит. Когда я вышел из ванны уже одетый и причёсанный, моему взору предстала весьма занимательная картина. Бегемотиха, несмотря на свои габариты, каким-то образом забралась ко мне в портфель. Не выгонять же её?       В конечном итоге, на работу мы благополучно опоздали. Конечно, мы пытались проскочить незамеченными, но... Нас засекли. И к моему большому разочарованию, это был Печорин. Теперь он стоит у меня в кабинете, прожигая мне спину убийственным взглядом. Я же старательно делаю вид, что не замечаю библиотекаря, пытаясь вытрясти застрявшую Бегемотиху из портфеля. - Кажется, я предупреждал насчёт опозданий, - холодно произносит Печорин. - А начальство не опаздывает, - кошка, наконец, выскальзывает из сумки, - оно задерживается. - Тогда, может, оно ещё позадерживается? - Ещё - это сколько? - Это навсегда. Резко оборачиваюсь к библиотекарю. Как же ты, Печорин, меня задолбал! Вот, погоди, я найду на тебя что-нибудь... Открываю рот, чтобы ответить. Но тут же его закрываю, увидев в дверях Таню. Девушка выглядит весьма обеспокоенно, нервно теребит рюшу на платье. - Выйди, - коротко бросаю библиотекарю. - Я ещё не закончил..., - в голосе Печорина чувствуется злоба. - Я сказал. Выйди, - рычу я. А нечего меня выводить из себя! Я, между прочим, спать хочу... А когда я хочу спать, ко мне лучше не подходить. Парень рыкает в ответ, но уходит, громко хлопнув дверью. Истеричка. Бегемотиха громко мяукает и вальяжно растягивается на столе. Сажусь за стол и кладу голову кошке на живот. Блин... Что-то мне нехорошо... - Похмелье? - участливо спрашивает Таня, присаживаясь на диван. - Если бы, - простонал я, зарываясь носом в мягкую шерсть. - Ты что-то хотела? - Да... Это..., - мнётся девушка. - Мне нужно уехать на несколько дней в столицу. У мужа какая-то важная встреча, и он хочет, чтобы я на ней присутствовала. Негромко угукаю в ответ. Муж Лариной всегда таскал её на всякие вечеринки и приёмы, которые та терпеть не могла. Всё дело было в Танином авторитете. С виду скромная, но на публике волевая, сдержанная, решительная, даже проницательная... Прибавьте к этому превосходный внешний вид и прекрасное чувство стиля и получите уважаемую в высшем обществе девушку. К тому же, Ларина неплохо разбиралась как в политике и экономике, так и в последних модных новинках. Так что и мужчины, и женщины любили вести с ней дела. Не то, что с её мужем... - А ты сама хочешь ехать? - напрямую спрашиваю у Лариной. Девушка опускает взгляд, а затем неуверенно мотает головой. Конечно, она не хочет! Кому приятно проводить время в компании мажориков, хвастающихся друг перед другом покупками очередных нефтяных скважин, и их жён, перемывающих друг другу косточки. Дядюшка мой таких встреч пытался избегать, а вот Танин муж от таких вечеринок был в восторге. - Я уже обещала мужу, что приеду (конечно, ты ему обещала! Любой что угодно пообещает, если на него будут так давить!), - Ларина поднимает на меня взгляд. - К тому же, я смогу заехать в офис и забрать документы на твою собственность. Хм... А вот это разумно. Эх, Таня, Таня, опять ты приносишь себя в жертву ради меня. - Лаааадноооо, - лениво протягиваю я. - Зачем ко мне пришла? Могла бы просто передать через кого-нибудь. - Просто не хочу оставлять вас одних, - вздыхает девушка. - Нас - это кого? - настораживаюсь. - Тебя и Печорина. Вы же поубиваете друг друга... Ладно, надеюсь, всё обойдётся, - Таня встаёт с дивана и кладёт мне на стол лист бумаги. - Сегодня пришли новые книги. Это полный список. Нужно съездить на почту и забрать их. - Почему я? - беру документ, бегло пробегая взглядом по названиям. - Книги выписывались на Андрея Сергеевича. Жорж не сможет забрать их без тебя. - Так я ещё и с Печориным иду? - настроение портится окончательно. Только компании этого кретина мне не хватало! - Один ведь не дотащишь, - Таня нежно взъерошивает мои волосы. - Вы идёте после обеда. Можешь поспать пока, а то выглядишь неважно. Я скажу Жоржу, чтобы он тебя разбудил. - Ага. Разбудит он, - презрительно фыркаю. - Спокойной ночи. - Спокойной, Женя. Ларина уходит, аккуратно прикрыв за собой дверь. Вновь утыкаюсь носом в живот Бегемотихе. Может, правда, нужно поспать?

***

       Разбудила меня, однако, Бегемот. Видимо, она устала быть подушкой, о чём и дала мне знать ударив пару раз ударив меня по голове своей увесистой лапой. Самочувствие моё немного улучшилось. Беру котейку на руки и спускаюсь на первый этаж.       В библиотечном зале пусто. Печорин сидит за библиотекарским столом и что-то упорно пишет в огромной толстой тетради. Витражные стёкла окрашивают помещение в различные цвета. На библиотекаря падает голубой лучик, красиво очерчивающий скулы. Лицо парня, обычно хмурое, расслаблено, отчего кажущиеся резкими черты лица смягчаются. Бегемотиха легко спрыгивает на пол и подходит к Печорину. Залезает тому на колени и проныривает под руку, ластится. Парень мягко улыбается и гладит котейку, получая в ответ довольное мурчание. И куда вы спрятали этого хама? Что это ещё за преображения? Где мой Печорин-мудак? А улыбка красивая... - Rebelle fleur (фр. - мятежный цветок), - невольно выдыхаю я, заставив библиотекаря вздрогнуть и поднять голову. Увидев меня, Печорин становится мрачнее тучи. Хмуриться, между прочим, вредно. Так и морщинами нетрудно обзавестись! - Чего пялишься? - грубо спрашивает парень. Теперь пришла моя очередь вздрагивать. Вот блин... Я и не заметил, как начал на него пялиться. А почему я на него вообще смотрел? Евгеша, приём! Я понимаю, два месяца воздержания для тебя - это трагедия, но не надо бросаться в крайности! - Ничего, - обиженно бурчу в ответ. - Мы за книгами идём, или как? Печорин молча встаёт из-за стола. Бегемотиха, недовольно мяукнув, спрыгивает на пол. - Ты взял документы? - вновь спрашивает библиотекарь. - Паспорт взял, - киваю я, - и копию завещания. А ещё список книг. А мы пешком? - Максим Максимыч довезёт, - коротко отвечает парень и выходит из библиотеки. Бегемот подходит ко мне и начинает тереться о мою ногу. Присаживаюсь на корточки и глажу котейку. - Мы скоро придём, - чешу животинку за ушком. - Не скучай тут. Та громко мяукает, мол, соскучишься тут, когда в шкафу стоит недопитая бутылка элитного вискарика. С такими соседями только отрываться и отрываться.       Последний раз глажу Бегемота и выхожу на улицу. Печорин, злобно буркнув что-то, закрывает за мной дверь, переворачивая деревянную табличку на "закрыто". У тротуара стоит уже знакомый мне чёрный "Москвич", из открытого окна которого мне машет грузин. - Здравствуйте, Максим Максимыч, - сажусь на задние сидение. Библиотекарь садится вперёд. - Приувеэт, мой дарагоуй друг, - с улыбкой произносит таксист, делая акцент на букве "р". - Как твоы дэла? - Неплохо, Максим Максимыч. А у Вас? - Нэ жалуэмся, - грузин заводит мотор и мы трогаемся. - Тэбя Пэчэнэг нэ обыжаэт? - Кто? - не понимаю я. - Пэчорын твой (да не мой он! достали уже!), - смеётся Максим Максимыч. - А то он бываэт нэ в духэ, да? - таксист поворачивает голову к библиотекарю. Тот тихо рыкает и отворачивается к окну. - Вот выдышь, - грузин вновь смеётся. - Опат нэ в духэ! Как ыожик! Ыголкы высунэт ы фырчыт на уысэх! Совсэм бэз Андрэй Сэргэыча одычал! Да благославыт Пэрун эго душу! Тихо смеюсь, прикрывая рот рукой. В голове быстро складывается образ воинственного ёжика, скачущего на коне по степи, желающего захватить непокорные Русские земли. Животное грозно фыркает , размахивая своей сабелькой... Мой смех не остается незамеченным. Печорин поворачивается ко мне. Вокруг библиотекаря витает убийственная аура. Однако это ещё сильнее меня смешит. Теперь я уже не просто смеюсь, а натуральным образом ржу, разваливаясь на заднем сиденье. - Эх! Вэсолый у тэба началнык, - хмыкает грузин. - К тому же тупой, - отвечает Печорин, за что тут же получил пинок в спинку сиденья. - Будешь... Обзываться..., - немного очухавшись, выдавливаю я из себя. - Уволю! Библиотекарь кривит лицо и, тихо матеря меня, вновь поворачивается к окну. Довольно хмыкаю. Что ж... Этот раунд за мной!

***

      Почта выглядела почти так же, как и вокзал, т.е. прямо говорила - валите отсюда нахрен. Не, ну тут реально из стен кирпичи выпадают! Внутри, правда, ситуация была не такой плачевной. Здесь хоть ремонт был... Лет двадцать назад. Помещение было небольшим, поэтому посетители довольствовались только одним окном, в котором оформляли посылки, получали их, оплачивали коммуналку и получали пенсии... Они-то и разрушили мои мечты о быстром возвращении в библиотеку. Точнее, не пенсии, а те, кто пришли их получать. Бабушки. Бабульки. Бабушенции. Бабкозавры. Их было штук тридцать, не меньше...       Вот мы и стоим с Печориным, взирая на сия картину. Бабульки громко шушукаются, почти заглушая звук телевизора, висящего на стене. Интересно, как столько представительниц старческого маразма здесь помещаются и не умирают от жёсткого бабулькинского запаха и духоты? Нет, я ничего не имею против стариков. Просто... Старики-то бывают разные! - Простите! - мне с трудом удаётся перекричать бабушенций и телевизор. Бабушки тут же замолкают и разом поворачиваются ко мне. - Кто последний..., - уже не так уверенно продолжаю я, ощущая на себе пристальный взгляд старушенций. - Кто последний в этот Ад? - Это ж ведьма наша! - кричит какой-то бабкозавр из толпы. - Да не она это! - возражает вторая. - Конечно, она! Смотри какая рыжая! Как и говорили: волосы огнём полыхают! - Что, милочка, много мужиков из семей увела?! У! Распутница! - Ты осторожней, Семёновна, заколдует! - Да ничего она не сделает, пока с нами сила Божья! - Верно, бабоньки, верно! А ты, блудница, покайся! Коли покаешься, Бог тебя простит! - А чего это она на почту припёрлась?! Здеся мужиков нема! - Дак, она с собой притащила, гляди! Пропал парень! - Да не человек это! А её чёрный демон! Никитична вот рассказывала... Бабульки вновь начинают шушукаться, тыкая в меня пальцами. Знаете, а шутки про лепреконов были не так уж и плохи... Можно я пойду, а? - Я последняя, - негромкий, но зычный голос заставляет старушенций замолчать.       Из угла выходит невысокая пожилая женщина. Пристальный взгляд мутно-зелёных глаз заставляет меня поёжится. Женщина, хоть и относилась к разряду бабушек, таковой её назвать было сложно. Во-первых, умелое применение косметики сбавляло ей лет пятнадцать. Во-вторых, волосы были окрашены в тёмно-каштановый цвет и модно подстрижены под каре. В-третьих, одежда на ней, в отличие от других представителей её возраста, не была мешковатой, а наоборот подчёркивала осиную талию и грациозную осанку. В общем, белая ворона среди бабкозавров. - Ага, - киваю я, выходя из оцепенения. - Тогда мы за вами. Женщина кивает в ответ, улыбается и вновь скрывается в своём уголке. Отыскиваем с Печориным свободное место у стены. Стоящие рядом с нами бабульки начинают интенсивно креститься. Тяжело вздыхаю. Кажется, это надолго...

***

       - Я уууустааааааал...,- капризно протягиваю я, утыкаясь лбом в спину библиотекаря. - Пошлииии дооооомооооооой... - Прекрати ныть, - рычит Печорин. - Задолбал уже. - Но я больше не могу здесь находиться, - возмущаюсь я. - Здесь кто-нибудь вообще слышал про окнооо? Я сейчас умруууу от этоооой духотыыыыы! - Вот и подыхай. - Фуууу. Протииивный. На почте мы стоим уже около трёх часов. Людей здесь за это время меньше не стало. Наоборот, подбежало ещё штук двадцать бабушек. Откуда они тут берутся вообще?       Мне скучно. И душно. Поэтому я не придумал ничего лучше, чем докапываться до Печорина. Тот, кстати, жутко бесился поначалу. Но потом нам обоим надоело, и от яростного шипения мы плавно перешили к ленивому рычанию и бубнежу. От себя я добавлял нытьё. В общем, так вместо тридцати бабусек перед нами их осталось не больше десяти. - Печооооорииин, - вновь начинаю канючить, дёргая парня за рукав. - Можно я пойдууууу... - Я же просил заткнуться, - библиотекарь начинает беситься. - Молчи и смотри телик. - Ненавижу тебя, - бубню в ответ. - Взаимно, - отзывается Печорин. Притворно надуваю губы и поворачиваюсь к телевизору, на котором уже битый час крутили передачу о каких-то малолетних проститутках. С первого раза было видно, что шоу - чистый фарс, но вот бабушенции кайфовали, обсуждая главных героинь, сопливых школьниц с тонной штукатурки на лице.       Внезапно передача прерывается и на канале начинается выпуск новостей. Старушенции тут же замолкают. - Погромче сделай-ка! - кричит одна из них. Громкость увеличивают и я отчётливо слышу голос дикторши. Что же в мире сейчас происходит? Оказывается, ничего. Опять какие-то саммиты, доллар дорожает, рубль падает, очередной герой из Выхухоля спас ёжиков от крокодила... Скууууукааааа! Вновь собираюсь начать приставать к Печорину, как голос дикторши оповещает: - Срочное донесение из столицы. Ну-ка, ну-ка... - Сегодня в своём загородном доме было найдено тело известной модели. На экране показали что-то отдалённо напоминающее человеческое тело... Внутри что-то екнуло, и я полностью повернулся к экрану. - Девушка была зверски убита, а затем её тело расчленили... Во рту становится сухо, дыхание учащается, ладони холодеют. Невольно шумно вдыхаю. - Как говорят эксперты, она была беремена. Преступники вырезали плод и также расчленили его... Дышать становится труднее. Сердцебиение учащается. В животе скручивается тугой ком. Начинаю судорожно успокаивать себя. Нет, это не они... Это не они... - На стене преступники оставили метку группировки "Сириус"... Внутри что-то рушится. Я уже не смотрю на экран. Жуткие картины из детства начинают всплывать в памяти... - Последний раз о "Сириусе" говорили шестнадцать лет назад... К горлу подкатывает тошнота. Меня трясёт. Судорожно дёргаю библиотекаря за рукав. - Печорин..., - не своим голосом выдыхаю я. - Тогда группировка так же совершила зверское убийство целой семьи... С трудом удерживаюсь на ногах. Страх... Животный страх скользкой змеёй сковывает тело. В висках начинает стучать. - Печорин..., - вновь зову я. - Чего тебе? - недовольно спрашивает парень. - В своём доме были дерзко убиты сотрудники правоохранительных органов, занимающиеся делом "Сириуса"... - Мне... Надо... Выйти..., - дыхания почти не хватает. - Отец семейства, Пушкин Александр Сергеевич, и его жена, Гончарова Наталья Николаевна, были найдены в столовой... - Да отстань ты! Осталось пять человек! Неужели, его Величество не способно потерпеть и пяти минут?! - злобно рычит Печорин, поворачиваясь ко мне. - Их тела были расчленены. Так же у Гончаровой присутствовали следы насилия... Мама... Мамочка... Не надо... Не надо!!!! - Пожалуйста..., - последнее, на что хватает дыхания. - Трупы пролежали в доме два дня, прежде чем их обнаружили сотрудники милиции... Кроваво-алое месиво на полу... Раскроенная голова отца лежит на столе... Мама с вырезанным животом... Что-то мягкое под ногами... Это её сердце... Громко кричу, зажимая уши руками. Ватные ноги подкашиваются и я начинаю падать. В это же время открывается рвота. Внутри всё сжимается, скручивается... Страшно! Страшно! Страшно! Мамины пальцы под стулом... Папина рука в прихожей... Глаза, пусто глядящие из аквариума... Печорин подхватывает меня почти у самого пола. Меня всё ещё выворачивает. Начинаю вырываться. - Не надо! Не трогай! Хватит! Я не виноват! Голова кружится. Библиотекарь подхватывает меня на руки. Инстинктивно хватаюсь за его шею. Два дня... Два дня на меня смотрели пустые глазницы... Два дня они звали меня с собой... - Помогите! Кто-нибудь! Печорин затаскивает меня в машину. Кричит что-то Максим Максимычу. Начинаю вырываться ещё сильней. Меня вновь выворачивает. - Всё хорошо, всё хорошо, - меня начинают укачивать, нежно поглаживая по голове. Дрожь в теле понемногу унимается. Прикрываю глаза и проваливаюсь в глубокий сон.

***

       - Евгеша, - мама отрывается от плиты, когда я захожу на кухню. - Доброе утро. - Доброе, - киваю в ответ, зевая. - Опять не выспался? - спрашивает папа, когда я сажусь за стол. На нём сегодня рабочая форма. Мы же собирались пойти поесть мороженного... - Да, - виновато опускаю голову. - Я книгу читал... - Эх, книгочей мой, - отец взлохмачивает мои волосы. - Пап, а ты сегодня едешь на работу? - тихо спрашиваю. - Папа уже сегодня ездил на работу, - отвечает мама, ставя передо мной тарелку с яичницей. - Он просто ещё не успел переодеться, - она нежно целует меня в макушку. - Мама права, - отец кивает. - Сейчас позавтракаем и пойдём за мороженным. Если хочешь, то можем заскочить в парк аттракционов... - Да! Хочу! - радостно кричу я, поднимая руки в верх. - Мы пойдём на колесо обозрения, и на лошадок, и в тир, и на тошниловку, и на качели, и в комнату смеха, и... Продолжаю перечислять аттракционы под весёлый смех родителей. Внезапно раздаётся звонок в дверь. Родители замирают. Переглядываются. Почему они выглядят такими обеспокоенными? Папа кивает в сторону двери, а затем смотрит на меня. Мама мотает головой. - Ната, - отец вновь улыбается. Но его улыбка выглядит какой-то натянутой.- Давайте лучше позавтракаем в городе. Я знаю одно очень хорошее место... - Да, давайте! - поддерживаю я. - Мама, пойдём! Мать как-то странно смотрит на меня. Я не могу понять эту эмоцию. Вдруг я ясно ощущаю тревогу. Нет, мы не должны никуда ехать... Надо остаться дома... В дверь звонят ещё раз. - Хорошо, - мама тоже улыбается. - Тогда пойдём собираться. А папа пока откроет дверь. Она берёт меня за руку и ведёт к лестнице. Оборачиваюсь и вижу как папа достаёт из кобуры пистолет. Чувство паники охватывает меня. Внутри всё переворачивается, кричит, истерит, пытаясь докричаться до родителей... Нет! Дверь нельзя открывать! Нельзя! Нельзя! Если её открыть, то...

***

      - Папа... Открываю глаза. Меня встречает белый потолок. Голова кажется тяжёлой, неподъёмной, как и всё тело. Во рту сухо. Веки будто сделаны из свинца. Пытаюсь пошевелить рукой, но конечность не слушается. В сознании пусто, на душе противно... Что со мной? Где я? - Евгений Александрович! - в голове гудит от звонкого голоса. - Евгений Александровииич! Что-то светлое кидается мне на шею. В голове болезненно звенит. Смотрю на источник громкого звука и натыкаюсь голубые детские глазищи. - Соня..., - с трудом выдыхаю из себя. Язык заплетается, не слушается. - Где мы?... - А Вы ничего не помните? - удивляется девушка, отлипая от меня. - Мы в больнице. Поворачиваю голову, морщась от боли. И правда, в больнице. Стены белые, тумбочка, кровать, стульчик для посетителей... Капельница, вон из меня торчит, трубки какие-то... И запах такой, специфический. - Так Вы не помните? - переспрашивает Сонечка, присаживаясь на стульчик. Её детское личико выглядит по-взрослому обеспокоенно. - Доктор сказал, что такое возможно. Вы только не перенапрягайтесь и... - Сонь..., - перебиваю девчушку, та тут же виновато опускает голову. - "Сириус"... Это правда? Лицо Мармеладовой мрачнеет. Она поджимает коленки в груди и нерешительно кивает. - Мы с Вернером не хотели Вам говорить, - тихо начала она. - Надеялись, что Вы не узнаете... Прикрываю глаза. "Сириус"... Группировка, ответственная за смерть моих родителей. Все думали, что она исчезла. Значит, нет... - Мне нужно в столицу, - пытаюсь сесть на кровати, но тело наотрез отказывается слушаться. - Сонь можешь... - Нет, - отрезала девушка, даже не дослушав меня. - Вы никуда не поедете. Вернер запретил мне об этом говорить, но я скажу, чтобы, Вы, наконец, поняли. В столице Вас никто не ждёт, и Вы никому не нужны без наследства Вашего дяди. Знаете, сколько людей сейчас хотят наложить руки на капитал Андрея Сергеевича? Появляются люди, которые выдают себя за его детей, внуков, племянников... Только за эту неделю к нам обратилось двадцать беременных моделек, заявивших, что их дети - результат "крепкой и чистой любви" между ними и Вашим дядей. Одна из них, как Вы видите, уже поплатилась за свои слова. - То есть..., - внутри меня вновь всё скручивается. - "Сириусу" нужны наследники?.. - Не исключено, - Сонечка тряхнула своим длинным конским хвостом. - Вы же собираетесь переться в столицу! Давайте мы тогда Вас сразу в гроб упакуем. Он Вам, несомненно, скоро понадобиться. - Мои родители..., - снова пытаюсь сесть. - Ваши родители, хотели, чтоб Вы жили, - в голосе Мармеладовой чувствуется горечь. - А Вы валяетесь тут, напичканный тонной успокоительного, и собираетесь нестись прямо в руки к "Сириусу" и не только. Поверьте, многие хотят избавиться от Вас, как от наследника. Поэтому примите уже на себя ответственность! Сонечка вскакивает со стула и идёт к двери, буркнув что-то про напитки, выходит из палаты. Закрываю глаза. "Сириус" ищет наследников. Зачем? Это как-то связано с дядей? Или с наследством, которое он оставил? Меня тоже ищут? А "Сириус" может быть причастен к смерти дядюшки? Если так, то связано ли это с моими родителями? А ещё я вспомнил кусочек "того" дня... И это был не кошмар? Смогу ли я вспомнить весь день полностью? Чёёёёёрт... Слишком сложно!       Дверь почти неслышно открывается. В палату заходит медсестра с подносом в руках и ставит его на прикроватную тумбочку. Запах еды вызывает отвращение. - Я не буду есть..., - тихо стону. - Доктор сказал, - холодно отвечает медсестра и выходит из комнаты. Однако через секунду дверь снова открывается и ко мне заходит... Печорин?! Только его мне не хватало...       Библиотекарь садится на стул. Блин, а ведь он меня с почты вытащил. И в больничку довёз. А ещё я его одежду испортил (жёстко облевал). Аааааааааа! Почему именно он?! Молчим минут десять. Печорин сидит, я лежу. Вот зачем он пришёл? Помолчать что ли? - Это..., - нерешительно начинаю я. - За одежду... Прости... Потом куплю тебе новую... Если хочешь... Ска! Не голос, а предсмертный хрип! Сколько ж лекарств они в меня впихнули?! - У тебя была паническая атака, - больше констатировал факт, нежели спросил библиотекарь. - Браво, Ватсон, - пытаюсь отшутиться, но выходит не очень. Точнее совсем не выходит. Мда... Эмоции мои явно решили отдохнуть. - Ты что-то увидел по телевизору, - продолжает Печорин. - Да, - киваю я. Господе, дайте мне эмоциональности, а то это звучит ужасно. - Увидел как мужик из Выхухоля спас ёжиков от крокодила. А я пипец как боюсь крокодилов. - Ты умеешь быть серьёзным? - парень вопросительно изгибает бровь. - А разве я не сама серьёзность? Ты слышишь мой голос? Человек с таким голосом просто не может быть несерьёзным. - И всё же? - Печенег, - тихо вздыхаю я, прикрыв глаза. - Меня напичкали успокоительным, поэтому меня сейчас ничего не колышет. Это первое. Я чувствую себя так, блять, херово, что не хочу даже кого-либо видеть. Это второе. И мы с тобой ненавидим друг друга, поэтому логично, что я не хочу изливать тебе душу. Это третье. Вновь молчание. Я пытаюсь отдышаться от столь длинного монолога. Печорин, видимо, переваривает мои слова. И чего припёрся, понять не могу! "А ведь он тебя, Евгеша, на ручках носил! Бессовестный ты человек, Онегин!" - возмущается совесть на задворках сознания. А мама говорила, что совесть надо слушать... - Но это..., - с трудом выдавливаю из себя (бля, как сыкотно то). - Спасибо... Вот... "Молодец, Евгений! Самого от такой благодарности блевать не тянет?" - ехидно интересуется совесть. Ну, сорян! Скажите спасибо, что я вообще с ним разговариваю! Печорин громко фыркает и встаёт со стула. Обиженно надуваю губы и пытаюсь отвернуться от библиотекаря. Естественно, у меня ничего не выходит. Парень садится на кровать. Я начинаю дёргаться более отчаянно. Не сиди со мной! Не подходи ко мне! Ррррррр! - Чего дёргаетесь, Ваше Величество? - на лице у Печорина играет ехидная улыбочка. - Не бойтесь, я Вас не съем. - Высочество..., - хриплю в ответ. Конечности меня так и не слушаются, поэтому я просто замираю под пристальным взглядом парня. - Зови меня: Ваше Высочество. - Как же ты меня бесишь, - хмыкает он. - Взаимно. Одновременно фыркаем. Ну, в смысле, Печорин фыркает. Я же издаю какой-то стрёмный звук, заставляющий парня громко хохотнуть. Вновь обиженно надуваю губы. Не, ну а что он ржёт?! - Замолкни, - бурчу я, пытаясь пнуть библиотекаря. - Тише, тише, - Печорин обхватывает руками мои ноги. - Спокойно, Принцесска. - А ты... А ты... Ежовый печенег! - нахожусь я. - Зафига ваще пришёл? Свали отсюда нахрен! - Врач сказал: проследить, чтобы ты поел. - А я не хочу! Меня тошнит от еды! Не свалишь - заблюю! Моё сопротивление больше походит на брыкание кузнечика, такое же бесполезное. Библиотекарь ловко подхватывает меня за подмышки и садит к спинке кровати. Тарелка с едой плюхается мне на колени. Это противная рисовая каша с водой. Фуууууууу! Она ещё и горячая! - Ешь, - приказническим тоном говорит Печорин. - Нет, - отвечаю я. Во-первых, я такое дерьмо не ем. А во-вторых, какого фига ты такой добрый? - Сам жри эту хрень. И вообще, чего это ты за моим здоровьем следишь? Совесть мучает? Конечно! Вот не потащил бы меня с собой, всё было бы хорошо! Придурок! Лицо Печенега мрачнеет. Да лаааадноооо! Я что угадал? - А что если и так? - спрашивает он меня. - И вообще. Если ты откинешь ласты, это станет большой проблемой. Так что жри молча. - Придурок конченный, - злобно шиплю я. - Я руки и ноги не чувствую. И двигать ими не могу. Печорин негромко рычит и забирает у меня тарелку. Фух... Кажется, пронесло. Ложка с противной кашей замирает у моего рта. Или не пронесло? Перевожу удивлённый с библиотекаря на ложку и с ложки на библиотекаря. Он что меня кормить собирается? С ложечки? Остановите Землю! Мне нужно сойти! Под пристальным взглядом Печорина понимаю, что от каши мне не отвертеться... - Она горячая! - почти всхлипываю. Парень убирает ложку от моего рта и подносит к своему. Пробует. Морщится. Дует. Отдаёт мне. - Изо рта в рот получается микроб! - пытаюсь увернуться от ложки. - Вдруг ты спидозник?! Или энцефалитный?! Чужие пальцы хватают меня за подбородок, несильно сдавливают, заставляя открыть рот. Скользкий рис обжигает чувствительную глотку. Давлюсь. Глаза невольно начинают слезиться. Библиотекарь тихо рычит и отпускает мой подбородок. Придвигается ближе, вновь берёт за подбородок, но уже более аккуратней, нежнее... Выпишусь - убью гада! Печорин снова набирает в ложку кашу, но меньше, чем в первый раз. Долго дует. Осторожно подносит к моему рту. Рис вновь скользит во рту. Но уже не так противно, хотя вкус у каши отвратный. Смотрю в лицо Печенегу. Такое напряжённое... Брови сведены вместе, морщинки на носу, губы поджаты... Сосредоточенность и серьёзность в одном выражении. А какое у него лицо, когда он с девушкой? Какие эмоции он ещё может мне показать? Бля... Евгеша, кажись, ты всё же тронулся... В общем, минут за двадцать рис был благополучно мне скормлен. В это время я безостановочно матерю библиотекаря, взывая к его скорейшей смерти...       Парень отставляет тарелку, и я облегчённо вздыхаю. Наконец-то... Внезапно дверь шумно открывается и в палату залетает запыхавшаяся Соня. В руках у неё огромный пакетище из продуктового супермаркета. - Еле. Добежала, - отрывисто произносит она, пытаясь отдышаться. - Чуть. Под. Дождь. Не. Попала... Девушка подымает голову и смотрит на нас. Несколько секунд мы молчим. - Я вам помешала? - деловито интересуется Сонечка. Эй, не придумывай себе ничего! Знаю я эти огонёчки в глазах! - Нет, я как раз собирался уходить, - парень натягивает на лицо дежурную улыбку и встаёт с кровати. Внутри всё ликует, ибо данное соседство начинает меня нервировать... Вдруг Печорин резко нагибается ко мне, остановившись в миллиметре от моего лица. Смотрим друг другу прямо в глаза. Замечаю в карих омутах Печенега пляшущих чёртиков. Горьковатый пряный запах щекочет ноздри. Дыхание резко перехватывает, когда парень берёт меня за подбородок... ЧТО ПРОИСХОДИТ!? ЧТО ЗА НАФИГ?! ОСТАНОВИТЕ ЭТО! Горячее дыхание опаляет кожу. Чувствую, как к щекам начинает приливать кровь. Печорин ещё ближе наклоняется ко мне. Мы почти касаемся губами. Запоздало вытягиваю руку вперёд, стремясь прекратить это беспредел. Горячий язык касается верхней губы... Библиотекарь резко отстраняется, облизывается. - Рисинка, - поясняет он. - Один : один. Затем выходит из палаты. Молча фигею с произошедшего. ЧТО? РИСИНКА?! ДА МЕНЯ ЧУТЬ КОНДРАТ НЕ ХВАТИЛ! ПРИДУРОК! ДЕБИЛ! ИЗВРАЩЕНЕЦ! ДА У МЕНЯ СЕРДЦЕ ЧУТЬ НЕ ОСТАНОВИЛОСЬ!       Странный звук заставляет меня временно отвлечься от внутренней истерики. Соня сидит на корточках, закрыв лицо руками, и как-то странно пищит. - Ты чего? - немного прифигев, спрашиваю я. Девушка убирает руки от лица и смотрит на меня. Щёки её горят ярче, чем новогодняя гирлянда. - Вы покраснели, - сообщает мне она. - А это, - она вновь издаёт странный звук, - гейский визг. Чувствую смущение и приливающую к щекам краску. Fuuuuuck... Онегин, тебе уже не шестнадцать! Какого фига ты смущаешься, как девственница в первую брачную ночь?! - Какой нахрен гейский визг? - Пытаюсь прикрыть горящее лицо ладонью. Получается не очень. - Так ведь, - Сонечка встаёт на ноги. - Лёд тронулся, пингвины полетели! Ну, там, знаете, новый уровень отношений и всё такое... Соня, Соня... Тронулся здесь, похоже, только я, а полетели... А полетели мои мечты о спокойной жизни. Ой, не к добру Ёкает моё сердечко, ой, не к добру...