Приди ко мне

       Выздоровление Глеба прошло хорошо, всю зиму братья провели вместе, отношения их восстановились, стали такими, какими были до конфликта. Вадим был рад чувствуя, что Глеб в безопасности рядом с ним. А Глеб, в свою очередь, был рад, что Вадик всё-таки пришёл к нему.        Попытку самоубийства младшего братья отпустили и не поднимали эту тему, лишь только раз Вадим спросил у Глеба про тетрадь с цифрами, но он не ответил, опустил глаза, прикрыл их и нежно прикоснулся губами к губам Вадика. Старший решил не сопротивляться и прильнул к младшему, решив для себя, что это уже не так уж и важно, ведь всё же хорошо. Он часто спрашивал себя: всё ли хорошо? Но на этот ответ, чуть посомневавшись, он твёрдо говорил себе: всё хорошо. И после нужно было только наслаждаться новой, но такой уже привычной жизнью.        Но, восполнив свои силы, любой человек хочет продолжать свой путь. Своим путём Глеб, ещё с детства, как-то подсознательно определил стремление к свободе. Без разницы от чего, главное, чтобы он чувствовал себя свободным. С братом почему-то свободы не ощущалось, было всё: тепло, уют, безопасность. Но не было в то же время ничего, стихи не писались, мелодии не игрались, провокации не сочинялись. Приторность счастливой жизни надоела ему, он уже насытился спокойствием, не хватало какой-то драмы. И тут он решил для себя, что он уже готов жить один, и даже не готов, а обязан. И пусть без брата, с которым он счастлив, которого он любит, и с которым всё хорошо. Должно что-то измениться, измениться радикально. Должно.        Глеб долго думал, как ему сказать брату о своём решении: сказать мягко или устроить скандал? Хотелось устроить скандал, но не хотелось разрушать их мир, хотя ничего и не разрушится, никогда не рушилось. Вадик простит. Вадик всегда прощает.

***

       — Глебка! Я дома. — крикнул Вадим из коридора, вернувшись из студии. — Глеб? Вадим ещё раз позвал брата, но никто не отозвался, сначала он решил, что брат уснул, но после безуспешных поисков, он сел за стол, решив успокоиться и подумать, где бы мог он быть, позвонить ему.        Его взгляд случайно зацепил клетчатый листочек, на котором почерком брата было написано: Привет, Вадик. Я решил, что мне лучше начать жить своей жизнью не мешать тебе. Я знаю, что я создаю лишние проблемы для тебя, когда я уйду, всё станет лучше. Ты знаешь, я люблю тебя. Прости за то, что снова доставил тебе неудобства. Не нужно мне звонить, я самодостаточен, чтобы заботиться о себе. Прощай. Вадик безнадёжно опустил руки с листком в руках, предчувствуя новые приключения. Однако в этот раз всё было почему-то спокойно. Он на секунду задумался, что вдруг Глеб уже, и вправду, сможет жить совершенно не нуждаясь в брате и не думая о нём. Но тут Вадик понял, что жить то Глебу негде, неужели он поедет к маме? Нет, это было бы нелогично. А вдруг он снова решил что-то сделать. Сердце Вадима замерло, и он отказался от предложения Глеба не звонить ему, быстро набрав номер, он стал дожидаться ответа. Однако его всё не было и не было. Тогда Вадим набрал номер мамы. — Мам? — Вадик! — обрадовалась женщина на другом конце провода. — наконец-то ты позвонил. Как вы? Как ты? Как Глебушка? — Да всё, как обычно, он теперь, мам, самостоятельный. — обиженно сказал Вадик, желая пожаловаться хотя бы маме. Ирина Владимировна тяжело вздохнула. — Ты… Только не теряй его. Следи за ним. — Да слежу, всю жизнь слежу. Надоело уже. — Всю жизнь… — повторила женщина, в который раз поражаясь тому, что её дети уже несколько десятков лет не дети. — Ладно, — усмехнулся Вадим. — впрочем это моя судьба.        Поговорив ещё немного с мамой, Вадим открыл ноутбук, включил тот самый концерт восемьдесят восьмого года, и отдался воспоминаниям, события которых происходили уже давно, но казалось, что только вчера. Он мягко улыбался, смотря на них, ещё юных, не познавших всей боли, всего счастья. И казалось, что сейчас они точно такие же, юные и счастливые со страшно красивым билетом в светлое завтра.