Женщина в черном

      Небо над Йокогамой постепенно, тон за тоном, приобретало насыщенный темно-фиолетовый цвет. Кучево-дождевые облака сгущались на нем, они умело скрывали от любопытных глаз под своей тяжелой и угнетающей массой линию горизонта. В кабинете Мори отчетливо слышались раскаты грома, предвещающие в скором времени всем жителям мегаполиса не только сильный ливень и резкие порывы холодного ветра, но и появление на небосводе молний. Они как раз и разбавят собой мрачность свинцовых туч, нависших над городом, яркими вспышками.       Огай невольно засмотрелся на танец закручивающихся в спирали облаков, медленно спускавшихся вниз. Он наблюдал за ними ровно до тех пор, пока тоскливая серая дымка окончательно не обволокла панорамные окна в кабинета, скрывая от него великолепие набирающей обороты грозной стихии.       На стекле стали появляться первые влажные следы от капель. Мгновение, и по гладкой поверхности забарабанил дождь, и эти капли магическим образом превратились в сплошной льющийся с неба поток воды.       Мужчина все это время сжимал пальцами блестящий белый камень для Го [1], сделанный из раковины моллюска, однако делать свой ход не спешил. Его мысли обитали не здесь, а с бесчисленными документами, делами и проблемами, специально отложенными им на утро, чтобы этот вечер полностью посвятить своему племяннику. Только вот, к сожалению, об игре Мори перестал думать еще в самом начале, хотя инициатором этой партии, к своему стыду, был именно он, а не Осаму, как происходило обычно. Мальчишка еще ни разу не смог его обыграть, но нужно отдать ему должное: Дазай не был простым противником. Каждая игра с ним приносила Огаю море ни с чем не сравнимого удовольствия. Да и что греха таить, мужчине просто нравилось проводить с мальчиком свободное от работы время, и ему очень жаль, что его было катастрофически мало. Хаос, оставленный на несколько лет вперед прошлым Боссом – дедом Осаму по отцовской линии – сам себя не разберет.       А сделать предстояло слишком много, чтобы вернуть былое величие и статус Портовой Мафии в глазах не только преступного мира, но и широкой общественности.       Предстояло решить все внутренние проблемы организации. Например, одна из которых – крысы и кроты. Нужно отсеять гнилые зерна от целых, начиная с самых верхов, – три пули в грудь и сломанная ботинком челюсть. Начало Дазаем уже положено – теперь Мори предстояло выбрать нового человека на место одного из пяти Исполнителей. Следующая на очереди – наркотики. Нужно очистить руки мафии от процветающего в последнее время грязного бизнеса внутри Японии – наркоторговли. Деньги, получаемые от него, слишком мерзкие даже для них, отъявленных головорезов.       Также необходимо было наладить вдребезги уничтоженную внешнюю политику: заново выстроить фундамент отношений с влиятельными политиками и чиновниками благодаря шантажу, запугиванию или выгодному сотрудничеству; оказать ответную услугу недоброжелателям в самый неудобный для них момент. Ведь Портовая Мафия обид не прощает. Она платит свои долги.       И это только малая часть того, что нужно успеть сделать в течение нескольких лет.       — Одзи-сан [2].       Голос племянника вырвал Мори из раздумий и заставил его наконец-таки пройтись усталым взглядом по искусно вырезанному из каи гобану [3] приятного золотисто-желтого оттенка и по стоящим на нем черным и белым камням. И нахмурился – Огай проигрывал.       В такие вечера говорить о работе и делах было запрещено. В такие минуты он – не глава Портовой Мафии, а заботливый дядя; Осаму же – не его преемник, а очаровательный и в меру капризный племянник, в котором он души не чаял. Это стало негласным правилом этих встреч. Но сейчас мужчина не мог выбросить из головы мысли о работе и перестать думать о ней. Они сами собой вновь и вновь возвращались к делам и совершенно не интересовались его мнением на этот счёт.       — Ои-кун [4], и как долго ты ждешь?       Нажатие одной заветной кнопки, и кабинет полностью отгородился от внешнего мира. Мягкий свет, царивший в помещении, никуда не исчез. Его дарили многочисленные свечи, стоявшие в напольных канделябрах. Отбрасываемые от предметов и мебели тени изредка подрагивали и каждый раз меняли свои очертания из-за любого незначительного движения огня.       — Уже довольно давно, — ответил Осаму, в глазах которого плясали озорные огоньки, — дядя.       Огай сделал вид, что не заметил колкий акцент на слове «дядя». Он вздохнул, продолжая сетовать на свою невнимательность: мужчина и вправду перестал следить за происходящими событиями на доске, полностью погрузившись в себя. И поэтому Мори сейчас все никак не мог вспомнить, глядя на раскладку, какой именно ход мальчишка сделал за время его размышлений. Впрочем, Дазай был очень умным и проницательным ребенком: просить его показать нужный камень – ему не потребовалось.       Ситуация на гобане принимала неприятный и неожиданный для мужчины оборот: Осаму обозначил свое присутствие в разных местах игрового поля так, что охватить взглядом все камни с первого раза и толком обдумать их положение, было весьма проблематично. Глаза против воли начинали цепляться совершенно не к тому, чему следовало бы уделить пристальное внимание в самую первую очередь. Мори вновь втянулся в игру: тщательно изучал доску и просчитывал все возможные ходы из сложившихся не в его пользу обстоятельств.       Тут-то, подняв наконец глаза на племянника, мужчина столкнулся с лукавым взглядом кофейных глаз, в котором плескалось удовольствие от того, что при любых его попытках отыграться, победа все равно останется за ним. Даже заключительная стадия игры существенно не изменит счет партии несмотря на то, что Огай при розыгрыше есэ [5] всегда получал больше очков, чем Дазай. В самом конце всегда оставалось мало места для творчества, заковывая этим самым юное дарование в тиски сухой логики и расчета, которые являлись для хирурга родной стихией. Го – искусство, гармонично сочетающее в себе математику и философию. Поэтому они и не любили играть ни в шахматы, ни в шашки. Интеллектуальные игры, придуманные в Европе, им были неинтересны: они вызывали неимоверную скуку. У Осаму не оставалось нужной ему свободы для творчества, а Огай имел слишком огромное преимущество над противником. А Го для них идеальное решение. Они, словно инь и ян, играя, дополняли друг друга.       Как-то в один из таких вечеров Дазай умудрился из-за есэ проиграть уже выигранную с большим трудом игру. Сейчас же Мори прекрасно видел, что мальчишка подобного больше не допустит. Похвально. Очень похвально. Однако самоуверенность, присущая молодости, губительна. Впрочем, бесспорно, победа в этот раз досталась бессовестному племяннику. В Го нет ничьи.       Мужчина внимательно вглядывался в лицо подростка, отмечая про себя, что сейчас он как никогда ранее похож на мать – его старшую и ныне покойную сестру – только у него черты лица более четкие и острые, чем у нее. Темно-каштановый шелк волнистых волос, правильный овал лица, высокие скулы, прямой нос, широкий разрез выразительных глаз, оттенок которых плавно менялся в течение нескольких минут, словно в кофе пару мгновений назад добавили элитный коньяк. Осаму смотрел на него ее глазами: очаровывающими и околдовывающими, живыми. Мори ценил такие мгновения: взгляд его племянника в последнее время утратил прежний блеск и служил только для того, чтобы отталкивать и отвергать, и никак не привлекать.       Наконец, прервав свой долгий изучающий взгляд, Огай рассмеялся:       — Несносный мальчишка!       — Так и есть, — легко согласился Дазай, и улыбка мягко коснулась его губ. Он был невероятно доволен собой. — Вы позволили себе отвлечься, и результат Вашей рассеянности, как видите, на лицо, — племянник рукой указал на игровую доску.       Мори уловил прикрытое вежливостью предупреждение.       — И ты, безусловно, воспользовался этим? — хитрый прищур алых глаз, устремился на Дазая.       — Разумеется.       Ни секунды заминки, ни грамма сомнения в голосе – восхитительно. Ему определенно пошел на пользу день, когда Огай отточенным движением скальпеля перерезал безумному старику глотку. В тот день Мафия наконец-таки смогла вздохнуть с облегчением.       А ребенок следил за ним, Мори. Анализировал, впитывал в себя все необходимые знания и приобретал нужные в их деле умения, потихоньку превращаясь в очень умного и опасного противника, в достойного наследника темной империи, принадлежащей ему по праву рождения.       Мужчина широко улыбнулся. Ему пришелся по нраву такой ответ сидящего напротив него мальчика, с каждым днем оправдывающего ожидания своего дяди и потраченные силы, вложенные в его воспитание. Огай, словно ювелир, терпеливо, никуда не торопясь, с хирургической точностью обрабатывал алмаз по имени Дазай Осаму, который в будущем, через шесть или семь лет, благодаря его стараниям и кропотливой работе превратится в самый прекрасный бриллиант, и тогда... они, возможно, сыграют вместе в самую последнюю в их жизни партию. Победа – смерть партнера по игре. Смотря как распорядится судьба...       Однако, несмотря на это, мужчина не боялся, что в конце может проиграть. Ведь если бы это было так, он не стал бы прилагать столько усилий и воспитал бы Осаму иначе или же и вовсе убил, как это сделал старик с отцом мальчишки, почувствовав угрозу своей власти, якобы исходящую от своего родного сына.       Власть не должна зачтаиваться, всегда нужны новые идеи и свежая кровь. Из Осаму, безусловно, получится превосходный лидер. Ведь Портовая мафия – его по праву рождения.       — Что ж, раз ты выиграл, — начал Огай, снимая камни с гобана, признавая свое поражение, — в следующий раз мы сыграем на равных, без форы [6].       Тем временем Дазай успел стянуть с подноса, лежащего рядом со столиком для игры, чашку с чаем, который уже успел остыть. Отпил из нее всего пару глотков и театрально горько вздохнул, вернув ее на место, обиженно глядя на поднос с сервизом. В чайничке ароматный напиток был всего лишь на десяток градусов теплее, чем в его собственной кружке. Он любил горячий, почти обжигающий чай.       Мори одарил его насмешливым взглядом, после чего принялся бережно складывать в чашу из тутового дерева камни.       — Из-за того, что ты так на него смотришь, чай вновь горячим не станет.       Осаму лишь забавно фыркнул в ответ, словно мокрый уличный пес, и, моментально изменившись в лице, переключил свое внимание с подноса на Огая, ловко убирающего черные фигуры с доски.       — Думаю, — протянул Дазай, чуть сжав руками свои щиколотки, при этом слегка покачиваясь вперед-назад – сидел он не по-традиционному, а по-турецки, — что партию без форы можно разыграть и сейчас, не дожидаясь следующего раза.       — Терпение, мой мальчик, терпение, — хохотнул Мори, но все же опустил руку в чашу с белыми камнями, зачерпывая горсть, ощущая при этом их прохладную и приятную на ощупь поверхность незащищенной перчаткой кожей, и положил руку на гобан, не разжимая пальцев [8]. — Уверен, что хочешь испортить себе впечатление от только что выигранной игры и вкусить горечь поражения от новой, но более серьезной?       Племянник оперся локтями о столик, положив подбородок на руку, и устремил взгляд своих лукавых коньячных глаз на дядю, отвечая ему вопросом на вопрос:       — Боитесь проиграть второй раз за день, одзи-сан?       — Не дерзи.       Дазай расплылся в ангельской улыбке: он знал, что такое ворчание опекуна не более, чем привычка. Однако Осаму решил промолчать и, неохотно убрав локти с гобана, достать из другой чаши один черный двояковыпуклый камень. Он положил его на доску. Ставка Дазая сделана на нечетное количество белых в сжатой ладони Огая.       Мори разжимает кулак – нечет. Племянник вновь играет черными, а он – белыми с коми [7] в шесть с половиной очков.       Мальчишка закатывает рукава белоснежной накрахмаленной рубашки, открывая обладателю алых глаз вид на им же тщательно забинтованные руки. И вот, вновь смотря на эти бинты и израненные лезвием предплечья, Огай мрачнеет. Он видел в этом свою самую главную ошибку в воспитании юного дарования. Мори упустил, пожалуй, самое важное: проснувшуюся в Дазае нездоровую тягу к смерти. Огай прекрасно понимал, что сейчас Осаму умирать не собирался, иначе мальчик бы выбрал более подходящие способы для удачного самоубийства, чем вскрытие вен или глотание таблеток. В этом проскальзывало замаскированное на подсознательном уровне желание, чтобы его в конечном итоге спасли. Поэтому, да и не только поэтому, все приближенные к мальчику люди знали, как вытащить Дазая из лап собственной глупости. Видите ли ему просто нравились возникающие чувства при хождении по кончику острого ножа, ему нравилось ловко на нем балансировать, мастерски играя на нервах своего родственника. Не упадет – хорошо, упадет – тоже неплохо.       Взгляд Мори сначала цепляется за чаши с гоиши [9], а потом резко падает на Осаму, точнее на расстегнутый ворот рубашки, который не мог скрыть под собой чистую и еще пока ничем не тронутую шею. Проведенная за считанные доли секунды в голове аналогия с терминами Го и выкрутасами племянника Огая не радовала. Хоть эта игра и мирная, но обозначения отнюдь это не подтверждали: «разрезание», «дыхание», «удушение», «гибель».       По-настоящему мужчине будет не по себе, когда полуживого мальчишку будут снимать с петли. Шея его, после попытки повеситься, навечно будет скрыта за толстым слоем бинтов. Если, конечно, Дазая успеют спасти. И это обстоятельство совершенно не нравилось Огаю, потому что при таком развитии событий умереть Осаму мог не только от банального удушения. Существовало еще как минимум пять причин, которые помогли бы ему скончаться.       Тем временем, мальчик радостно хлопнул в ладоши и нараспев произнес:       — Ну-с, начнем! — он сделал первый ход. Дазай поставил камень в верхний левый угол игрового поля, демонстрируя родственнику свои намерения выиграть эту партию.       Ведь обычно первый ход делается в правый верхний угол, ближе к сердцу соперника, в знак уважения к нему.       Как бы там ни было, но мужчине почему-то кажется, что племянник на интуитивном уровне почувствовал смену его настроения, и таким вот оригинальным способом попытался разрядить напряжение, медленно сгущающееся в воздухе.       — Человек, чересчур стремящийся к победе, не победит, — комментирует дерзкую выходку Осаму Мори и ставит на доску свой камень. Звук от его соприкосновения со столиком из каи чистый, приятный для слуха, почти расслабляющий.       — Чаще всего побеждает тот, кого не принимают всерьез.       Слишком двусмысленными Огаю показалось произнесенные слова – его губы изогнулись в многообещающей улыбке:       — Вот только не плачь потом, как маленькая девочка, у которой отобрали самый вкусный в ее жизни леденец, — Осаму нахохлился, а дорогой дядюшка тем временем заправил мешающую прядь темных волос за ухо и наслаждался выражением лица воспитанника, продолжая, — когда поймешь, что победа утекла сквозь твои аккуратные детские пальчики.       — Сравнение с Элис, — слишком тихо произнес Дазай и скривился, словно только что съел самый кислый в мире лимон, — оскорбительно для моего мужского достоинства.       — Мне так не кажется, Ои-кун, — его малышка Элис и драгоценный племянник моментами на дух не переносили друг друга.       Одна из дубовых дверей, ведущих в кабинет Мори отворилась, впуская в помещение одного из теперь уже четырех исполнителей – Кирихару Шинью, на которого устремились две пары недовольных глаз.       Перед вошедшим мафиози развернулась картина, не предназначенная для чужих глаз. В центре просторного зала на подушках перед гобаном сидели шеф и его воспитанник, внешний вид которых красноречиво говорил ему о приватности данной посиделки.       Когда мысли о работе все-таки выветрились из головы Огая, она – работа – явилась на порог его кабинета.       — Босс, Молодой Господин, прощу прощения за беспокойство, — голос у Шиньи – бархатный обычно приятный слуху сейчас потерял свою привлекательность из-за новых неприятных нот.       — По-моему, — угрожающе тихо начал Мори, искоса глядя на мрачного мужчину в мокром от дождя пальто, держащего в правой руке кожаный дипломат. С его темных до плеч волос стекала дождевая вода, — я ясно выразился, когда просил сегодня меня не беспокоить, Кирихара-кун.       Глаза Осаму вновь приобрели оттенок давно остывшего кофе, а черты его лица ожесточились. Он повернулся к Шинье и склонил голову на бок так, что длинная челка скрыла правый глаз.       — Макото мертв, — не тратя время на вступления, сообщил Кирихара, переходя сразу к делу, — зверски убит вместе со своей охраной в подвале недавно построенной католической церкви.       Губы Огая вытянулись в узкую линию, зрачки опасно сузились. Теперь у него осталось всего три Исполнителя из пяти. Комитет редел на глазах – не очень хорошая тенденция, учитывая обстоятельства. А еще Оото был слишком ценным подчиненным. Его утрата сильно ударит по Мафии.       — Продолжай.       Шинья не любил приносить плохие новости, но кроме него потревожить начальника не решился никто. Тем не менее, эта весть никак не могла ждать до завтра, поэтому он и отчитывался сейчас перед Мори.       — Босс, — обратился он к нему, смотря прямо в потемневшие от злости глаза, — судя по тому, что мы успели выяснить, в этом костёле проходило весьма специфическое собрание масонов.       — Дайте угадаю, — вмешался в разговор Дазай, — собрание сатанистов?       — Верно, молодой господин.       — Не хочешь ли ты сказать, что эти фанатики решили принести моих людей в жертву? — Огай был осведомлен и о членстве Макото в масонском ложе, и о его неординарных увлечениях.       Мори претило все, что связано с наркотиками, торговлей детьми и детской проституцией. Но свой человек в рядах высокопоставленных ублюдков был необходим как воздух. Иногда в интересах организации Огаю приходилось наступать своим принципам на горло. Холодный расчёт, ничего личного. Хорошие отношения с главой этой секты, Насуджимой Кейдо, с обширными связями в правительстве помогали отмывать грязные деньги и решать те или задачи. Поэтому на высокопоставленных масонов пришлось искать информацию и рычаги давления, а вместе с этим окунуться в грязь их деятельности по самые уши.       Не так давно ему пришлось сглаживать конфликт с Кейдо. После отставки Исполнился, принятой племянником, возникла одна щекотливая проблема, поскольку тот за его спиной занимался продажей людей и эсперов. Насуджима уже успел оплатить покупку двадцати пяти детей, среди которых по документам не числилось одаренных. Но товар свой вовремя не получил: умер продавец.       — Нет. Я хочу сказать, что в этот раз им удалось достучаться до дьявола, — мужчина открыл дипломат и достал папку с документами, намереваясь передать их в руки начальнику, но ее нагло перехватил Дазай. Впрочем, Босса это не смутило. — Насуджима-сан тоже мертв.       — Полагаю, в этом же подвале?       Шинья кивнул, подтверждая слова Мори, и продолжил:       — Все члены ордена безжалостно растерзаны и выпотрошены. На телах некоторых людей, точнее на том, что от них осталось, просматриваются следы внушительного размера зубов, а на останках других – обуглившаяся плоть. Почерк разный.       — О-о-о, — удивленно протянул Осаму. Он с присущим маленьким детям любопытством разглядывал кровавые фотографии одну за другой: — те, кто это сделали, просто монстры!       Неизвестная группа эсперов перерезала группу богатеньких ублюдков и заодно его Исполнителя. Нет, здесь было что-то другое. Такие одаренные, обладающие столь разрушительными способностями, уже успели бы засветиться. Они бы о них знали.       — Сколько детей успели убить? — аура Огая мрачнела на глазах, ее нарастающий холод уже можно было ощутить кожей, незащищенной одеждой. Мужчина пытался понять на каком этапе ритуала произошла резня.       Кирихара на мгновение удивился, потому что еще не успел закончить доклад, но ответил:       — В местном крематории мы нашли девять тел маленьких девочек, Босс. Их не успели сжечь.       Почти середина.       Осаму встретился с тяжелым взглядом дяди. Он чувствовал, что они оба мыслили в одном и том же направлении. Из материалов, собранных Исполнителем, Дазай уже мог дупусть мысль, что искомые убийцы находились среди детей, сумевших выбраться из церкви. Кое-что о секте Осаму знал благодаря собранной мафией информации.       Тел девять. Трупы остальных детей среди растерзанных масонов обнаружено не было. Дети сбежали.       Сатанисты любили наблюдать дикий ужас в глазах обреченных и упиваться их отчаянным сопротивлением, а не просто убивать безвольных кукол. Жертвам для развлечений, не для важных ритуалов, седативные не кололи. Если бы одарённые со столь разрушительными способностями находились среди них, то убитых на алтаре девочек оказалось меньше, или никто бы не умер. Впрочем, там могло быть все что угодно: для одного эспера слишком много различных почерков. Либо только разрывать, либо жечь, либо ровно отсекать и резать. Нужно больше информации.       Шинья, проконтролируй, чтобы ничего лишнего не просочилось ни в прессу, ни в другие структуры.       Кирихара кивнул.       — Дазай-кун, — обратился Мори к племяннику, — сравняй церковь с землей и по возможности поймай убийц живыми.       Нажатие кнопки, и за окном мерцает молния, бросая холодные оттенки голубого на лица высокопоставленных представителей мафии.       Молча, без лишних звуков, Шинья и Осаму покинули кабинет Босса.       Огай не провожал их взглядом, он внимательно смотрел на камни, расположенные на игровой доске. На данном этапе игры Дазай опережал его на пять с половиной очков.       Что ж, возможно, он подумает над его повышением. Примечания: 1) Го – логическая настольная игра с глубоким стратегическим содержанием, возникшая в Древнем Китае; 2) Одзи – дядя; 3) Гобан – игровое поле (доска) для игры в Го, выполненное в виде толстого цельнодеревянного столика на невысоких ножках. В Японии словом «гобан» именуют любую доску для Го; 4) Ои – племянник; 5) Ёсэ – заключительная стадия партии. Задача игроков в ёсэ – закончить оформление территории. В ёсэ остаётся уже мало возможностей для творчества, здесь требуется точный расчёт; 6) Фора – камни, которые сильный игрок даёт слабому для компенсации разницы в уровне. Фору всегда получают чёрные (иначе говоря, в партии с форой слабейший игрок всегда играет чёрным цветом, сильнейший — белым). Форовые камни выставляются на доску перед игрой, до первого хода белых. Или же фора проявляется так: слабейший игрок играет чёрными без коми или с обратным коми (несколько дополнительных очков даётся не белым, а чёрным). 7) Коми – компенсация белому игроку за то, что он ходит вторым. Право первого хода даёт чёрным преимущество, для компенсации которого в конце игры белым добавляется некоторое количество очков; 8) Нигири – это японский термин, буквально означающий «схватить», «зачерпнуть», и используется по отношению к процедуре начала игры равных по силе игроков в Го, определяющей выбор того игрока, который будет играть черными камнями; 9) Гоиши – полный набор камней: 180 - белых и 181 - черных.