Женщина в черном

      Я совру, если скажу, что события, произошедшие в подземном амфитеатре, оставили в моей голове всего лишь расплывчатые воспоминания: мутные образы или жалкие обрывки, по которым толком невозможно было бы что-нибудь понять, – я помнила все.

********

      Мерцающие огни восковых свечей отражались на идеально отполированных стенах из темно-красного гранита, по которым когда-то давным-давно струились потоки свежей крови. В воздухе витали клубы сильно пахнущего курения, подымающиеся из бесчисленных сосудов, размещенных повсюду. Жгучие благовония смешивались с медью и едким ароматом плавящихся свечей, горящих неестественным зеленоватым пламенем в напольных подсвечниках. Смесь этих запахов мешала дышать, она взвинчивала нервы до невыносимого напряжения, от них шла кругом голова.       Одуряющий сизый дым, носившийся по амфитеатру, алкоголь и наркотики к этому времени заставили поклонников дьявола забыть все на свете. Они уже ничего толком не соображали. Детская кровь багровыми реками текла по желобу, выдолбленному в черном мраморе алтаря, а искривленный нож из раза в раз поднимался над перепуганными детьми. Церемония плавно перешла в извращенную, непередаваемую по грязи оргию: безумные пьяные вопли; визжащие женщины, катающиеся по полу и бьющиеся в припадке; другие же одурели от крови настолько, что и вовсе в бреду кружились вокруг себя; то там, то тут появлялись клубки полуголых людей, и исходящая от них похоть вызывала тошноту и отвращение; барабаны, казалось, зазвучали агрессивнее: они задавали ритм происходящему сумасшествию.       Все эти беснующиеся люди неистово желали не только услышать, но и воочию лицезреть пришествие дьявола. И они представить себе не могли, что сегодня их молитвы будут услышаны. Ведь по обыкновению своему увидеть своими глазами Бога или же, в их случае, Сатану... им позволила бы только собственная смерть. Смерть, которую они так легко несли живым и которую так безумно боялись, и которую, сами того не подозревая, на себя же и навлекли.       Умоляющие тёмные глаза, и всего одно слово, которое Гин не переставала шептать, глядя на меня, расставило все по местам. Сила, что таилась во мне, без промедления была выпущена на свободу. Черная тень обрела очертания хищного зверя, сильно напоминавшего зловещего ящера из старинных мифов и легенд, и стремительно ринулась к жрецу, вознесшему над сестрой испачканный в крови нож. Мужчина хотел вонзить его в быстро вздымающуюся от страха девичью грудь и оборвать жизнь сестры, но он не смог осуществить задуманное. Расёмон беззвучно разинул широкую пасть и в одно мгновение почти полностью поглотил жреца, сомкнув челюсти на его малых и берцовых костях. Дракон сожрал сатаниста заживо: от него остались только ноги, жалкие огрызки от них. Несколько прикосновений тьмы к металлу оков, удерживающих сестру, и они исчезли. Гин не растерялась. Она быстро нашла сорочку, натянула ее на себя и остервенело растирала кисти, чтобы избавиться от ощущения холодного серебра на коже.       Женщина, что стирала с моих щек горькие слезы, во все глаза смотрела на обрубки ног мужчины не в силах ни закричать, ни пошевелиться. Страх парализовал ее. Другой парень, повернувшийся к ней лицом, вдруг неожиданно для себя захрипел и тяжело осел на ступени, ведущие к алтарю. В глазах его плескалось удивление – он уже был мертв. Шип, созданный Расёмоном из бархатной рясы, торчал из его груди. Люди, находившиеся неподалеку от этой красивой женщины, умирали. Их тела безжалостно терзали развевающиеся ленты способности. А потом и ее голова, лишившись поддержки тонкой шеи, упала с точеных женских плеч и покатилась прямо под ноги беснующихся в дьявольской пляске девиц.       К запаху удушливых благовоний, опьяняющих курений и меди прибавился запах паленой человеческой плоти.       Гин сидела на алтаре, поджав под себя ноги. Она не смотрела на меня. Девочка наблюдала за тем, как Расёмон занимался массовым линчеванием и с удовольствием воплощал наше желание в жизнь.       Одна из жриц, танцующих вокруг жертвенного камня, поскользнулась на растекающейся по полу луже крови и упала на колени, забыв при этом выставить перед собой руки, и сильно ударилась лицом о холодный мрамор напольных плит, ломая нос. Девушка заскулила от боли. Она прижимала ладони к пострадавшему лицу и пыталась остановить кровь, но у нее ничего не получилось.       Мгновение, и ее взгляд сначала наткнулся на светлые кудри, испачканные в чем-то липком и темном, потом он скользнул по широко распахнутым, уже успевшим остекленеть голубым глазам, а после на шею и ровный срез, – она закричала. Причем так истошно, что ее отчаянный крик промчался по амфитеатру, внезапно разгоняя всеобщее опьянение. Он был таким диким и пронзительным, что я вздрогнула вместе со всеми, кто присутствовал на церемонии. Никогда не думала, что человек способен издавать столь жуткие, пробирающие до костей звуки.       Барабаны резко смолкли. В зале повисла угнетающая, поистине мертвая тишина.       Черные ленты замерли в воздухе, почувствовав мои испуг и замешательство. Не знаю, как я и Расёмон смотрелись со стороны, но большинство взглядов ошеломленных мужчин и женщин, постепенно приходивших в себя и рассеянно оглядывающихся по сторонам, было приковано к нам. Они с благоговением смотрели на нас, словно на снизошедшее к ним божество. Некоторые и вовсе попадали ниц перед таинственной сгущающейся темнотой. Я чувствовала, что зверю нравилось такое внимание, ему оно льстило. Но еще больше, чем чужое благоговение и восторг, Расёмону нравилось рвать на части человеческую плоть и упиваться страхом своих жертв. Я чувствовала его азарт, видела его глазами, медь обжигала язык. Расёмон – не просто способность, ведомая волей своего хозяина. Он часть меня, я часть него. Он живое существо с очень своеобразным характером. Мне очень повезет, если в итоге мы сможем стать равноправными партнерами: беспрекословно выполнять команды зверь не станет. Он для этого слишком горд и высокомерен.       Мало кто из поклонников дьявола разглядел угрозу в торжествующем оскале на морде дракона. Дурь, витающая в воздухе, не позволяла им взглянуть на происходящее более оценивающим, более трезвым взглядом и увидеть предвкушающего великолепную охоту чудовища.       — О, отец наш, Великий Князь Тьмы... — один из жрецов только и успел, что произнести всего несколько слов, как в ту же секунду его глаза округлились, а с губ сорвался сдавленный стон. Одна из лент вгрызлась ему в шею, с легкостью разрывая сонную артерию и мягкие ткани. Кровь фонтаном хлынула из растерзанного горла, заливая не только его одежду, но и стоявших рядом с ним людей. Мужчина беспомощно смотрел на зверя, созданного из клубящейся тьмы и все еще неподвижно нависающего над толпой. Несчастный судорожно вцепился в черную материю, которая обжигала кожу ладоней. Он отчаянно пытался отодрать ленту от шеи, а после... мужчина с рваными хрипами свалился на пол. Кровь, выталкиваемая сердцем из артерии, быстро растекалась вокруг него темно-красной лужей.       Скоро, совсем скоро мраморные плиты подземного зала покроются толстым слоем багрянца и изувеченными человеческими телами.       То тут, то там раздавались крики – леденящий душу ужас охватил людей. В глазах толпы буквально полыхал пожар паники. Они только сейчас прозрели, только сейчас увидели обезображенные трупы и только сейчас поняли, что следующими на очереди за смертью – это они.       Началась давка. Люди, толкая друг друга, ринулись к единственному выходу из зала. Все те, кто не успел протрезветь, очнуться от дурмана и вовремя подняться с пола, были затоптаны обезумевшей от страха толпой. Их просто раздавили. Насмерть. А Расёмон тем временем не спеша направился к визжащим от ужаса людям: от него никто не убежит и не спрячется. Он вонзит острые зубы в каждого, кто причастен к сегодняшней церемонии. Способность непривередлива, мстительна и безжалостна.       Крики, слезы, хрипы, мольбы о снисхождении и влажные шлепки внутренних органов и оторванных конечностей о холодный мрамор – все это безумие продолжалось не так уж и долго, как могло бы показаться на первый взгляд. Бойня длилась всего несколько минут, но и они показались мне вечностью. Я не знала, что чувствовала в то мгновение. Радость? Злость? Ликование? Ярость? Удовлетворение от того, что эти чудовища больше никого не убьют? Или быть может отвращение к самой себе, потому что после содеянного у меня с ними, с этими больными ублюдками, появилось слишком много общего... что теперь я такое чудовище, не имеющее право на жизнь, как и они? Или же я ничего чувствовала и пустым, ничего не выражающим взглядом, скользила по изувеченным телам? Определить точную эмоцию мне было не по силам: все ощущения перемешались в взрывной коктейль из моих чувств и внутреннего зверя. Наверное, именно так и должна проявляться острая фаза шизофрении, когда ты не знаешь, кто ты есть на самом деле.       Последний крик эхом прокатился по залу, и все закончилось.       Расёмон напоследок лениво мазнул лентами по железным прутьям клеток, в которых все это время сидели дети, а потом слился с бордовой рясой в одно целое, словно он не был той клубящейся тьмой, несущей гибель всему живому, всего пару мгновений назад.       Теперь по залу разносились только всхлипы перепуганных мальчишек и девчонок и успокаивающие голоса тех, кто сумел взять себя в руки. Видимо, человек, лишивший всех голоса, оказался одной из многих жертв моей способности. Выходить из клеток пока никто не торопился. Впрочем, это неудивительно, учитывая то, что им пришлось пережить: море крови, горы трупов и существо, явившееся из глубин Ада.       Ни моя, ни их жизнь никогда не станет прежней. Будет период «до» и «после». И я была не уверена, что ребята, с которыми у меня только-только начали налаживаться нормальные отношения, не сбегут от меня без оглядки, когда отойдут от потрясения.       Гин вдруг неожиданно повернулась ко мне, и наши взгляды встретились. Сердце, бешено колотящееся в груди, забилось еще сильнее. Оно, казалось, застряло в горле. Больше всего я боялась, что в ее серо-голубых глазах я увижу животный ужас, что она отвернется от меня.       Детская психика гибкая, но не настолько, чтобы спокойно перенести массовую резню, устроенную мной. А хотя... о чем это я? Не всякий взрослый в состоянии справиться с подобным, не то что ребенок. Это сейчас, находясь в смешанных чувствах после первого и, возможно, не последнего убийства, совершенного мной сегодня, я не проявляла особой рефлексии, однако еще не вечер. Боюсь представить, что будет потом, когда адреналин покинет кровь, а ум прояснится. Конечно, можно скинуть всю вину на способность, мол, во всем виноват плохой Расёмон. Но это ведь далеко не так, и мне с этим придется как-то жить. И все же сожалеть об этом глупо. Если бы не я убила их, то они прикончили бы и меня, и оставшихся в живых детей. Мне не о чем жалеть.       Темноволосый ангел, заправив мешающуюся прядь за ухо, ободряюще улыбнулась мне.       — Спасибо.       Я смотрела на нее и чувствовала себя так, будто весь мир в одно мгновение перевернулся. Слишком неправильная реакция для маленькой девочки, на глазах которой на части разрывали людей. Но если подумать, не такая уж она и странная для маленькой девочки, отчаянно шептавшей имя моей способности. И тут меня осенило: нечто подобное уже случалось раньше. Гин знала, что будет после. А Рюу и правда не была божьим одуванчиком: она в каноне без единой эмоции на лице и вроде бы даже без предупреждения вскрывала людям трахеи и отрывала им головы. Теперь я поняла, почему дети ее боялись. И смысл слов Исао наконец стал ясен. Все же они на подсознательном уровне чувствовали, что с их Рюноске что-то не так, словно ее кем-то подменили. Впрочем, если это и так, то они не так уж далеки от истины.       И... если бы я догадалась раньше, в ком оказалась; если бы связь с Расёмоном не прервалась после пробуждения, то мы не попали бы в эту передрягу. Сатоши просто лишился бы головы. Как, наверное, и произошло в каноне, который из-за меня пошел по наклонной. Не то чтобы это сильно пугало, но настораживало точно.       Из-за мрачных мыслей я не сразу заметила, как Исао подошел ко мне.       — Я уж думал, что нам всем конец, — его голос звучал хрипло после долгого молчания, а под конец фразы он и вовсе присвистнул. Видимо, оценил масштабы проделанной Расёмоном работы. Обладатель янтарных глаз со злостью пнул босой ногой чью-то голову и сплюнул. Темно-рыжие кудри Исао забавно дернулись в такт резкому движению.       — Ты не одинок в своих мыслях, — мой голос звучал даже хуже, чем его. Жажда разрывала горло. Сильно хотелось пить. — Мы и вправду могли здесь... сдохнуть.       — Не сдохли, так? — Каташи одарил нас злым взглядом. Дышал он тяжело, словно мальчик пытался что-то запустить, прилагая все свои силы, но у него все никак не получалось.       — Ну и? — спросил Реймару, не отвлекаясь от своего занятия. Он вместе с Нацуо и Гин без особой брезгливости обыскивали трупы. Они явно что-то искали, но все никак не могли найти. Их руки и подолы сорочек окрасились в темно-алый. Выглядело это жутко, впрочем, как и все вокруг.       — Так что, Исао, хорош об этом трепаться, и лови уже Рю. Рей, а ты ищи ключи молча. Нам срочно нужно валить отсюда, — ответил Каташи. — О, я, кажется, нашел рычаг.       Цепи, на которых мне приходилось висеть, пришли в движение, и я потихоньку стала опускаться вниз. Каташи и Юи медленно спускали меня на пол. Кандалы с новой силой впились в истерзанную металлом кожу. Стон боли сорвался с губ. Пара секунд, и пальцы ног коснулись холодного камня. Цепи со звоном упали на мрамор, а теплые руки обвили талию, не давая рухнуть на покрытые кровью плиты: ноги меня не держали. Я прижалась к Исао, уткнулась носом ему в куда-то в шею, спрятав лицо и слушая ритм его сердца. Слезы покатились из глаз.       Они все живы. Я успела их спасти. И сейчас это самое важное. И ничто не могло этого изменить.       Ясно одно: нужно было выбираться из этого проклятого места как можно скорее.