Мсье Сенкьем и сердце Призрака Оперы

– Я уже сказал, что тебя желает видеть твой «кровный отец», – продолжал мсье Сенкьем. – Это существо не участвовало в твоем зачатии, но именно благодаря ему ты то, что ты есть. – Живой труп? – Оно тоже своего рода живой труп. О, там, куда мы отправимся, множество безносых живых трупов, Эрик! Ты, наверное, догадываешься, что мы из себя представляем? Как называют существ, питающихся кровью? Можешь не произносить вслух. К тому же, у нас много имен. Большинство рождается обычными людьми. Потом – случайно либо намеренно – их заражают червями. Черви размножаются в крови и полностью меняют тело носителя. Если хозяин – тот, от кого пришел червь – позволит, зараженный сохраняет разум. Если нет – он остается просто животным. Хищным, опасным животным. Но таких стараются не плодить – это чревато эпидемиями и беспорядками. А ведь всегда лучше, если сытые стада пасутся тихо и спокойно. Эрик усмехнулся. – Сытые стада?.. Хм. Меня заразили в раннем возрасте, раз я этого не помню? И где в теле живут эти черви? – У нас с тобой их нет. Мы родились такими, Эрик. Мы оба – Рожденные. Это огромная редкость. За всю историю нашего рода было всего шесть таких, и ты – шестой. – А ты? – Пятый, разумеется. – Вот как? Ну конечно же, monsieur Cinquième! Нам положено называться порядковыми номерами или это псевдоним? – Псевдоним, которым я порою пользуюсь. В первые десятилетия моей жизни, когда я жил среди людей и как один из них, меня звали Квинтус. Квинтус Серториус. Имя рода я получил от сенатора, который стал моим покровителем, когда я дрался на арене. Было это в годы правления Калигулы… У меня было много имен. Последнее, к которому я действительно привык, потому что оно похоже на мое первое, – Квинлан. Господин Квинлан посмотрел в глаза Эрика и не смог сдержать тихой улыбки. Призрак Оперы не часто бывал настолько поражен услышанным. – В годы правления Калигулы? – Да. Странствуя по миру, страдая от ран и исцеляясь, не чувствуя слабости на седьмом десятке – ты разве не понял, что бессмертен? – Я думал, что здоровье – это своего рода воздаяние за уродство, – пробормотал Эрик. – Но расскажи подробнее о моем рождении. Почему и как я появился? – Как я уже сказал, твоя мать была фавориткой твоего кровного отца. Ей было четырнадцать, когда ее отдали в служанки ему – одному из Древних, патриархов нашего рода. Она так ему понравилась, что он не стал ее убивать или заражать. Оставил подле себя и лакомился время от времени. Служанка взрослела и однажды позволила лишнего одному из стражников-людей. Правда открылась не сразу, а когда минуло несколько таких встреч. Стражника казнили. Патриарх был в ярости и решил убить любимую игрушку. Он уже не сдерживал червей, предполагая, что, насытившись, размозжит ей голову. Но тут почувствовал вторую жизнь внутри нее. Ему стало любопытно. Зная меня не первый век, Патриархи знали, что полукровки разумны и не представляют такой опасности, как считали прежде. Уже меняющуюся беременную фаворитку отослали в охотничий домик в Альпах, где она должна была выносить и родить ребенка. Там она еще сохраняла телепатическую связь со своим хозяином. Но связь эта слабела по мере того как рос плод. До разума хозяина доносились странные тревожащие видения о прекрасных городах, полных чувственных болезненных удовольствий. Видения о серебряной крови – не жемчужно-белой, как наша, а серебряной. Божественной на вкус. И видения о гибнущем ангеле – падшем, раздираемом на части. Физически раздираемом. Вырванная из тела голова со все еще трепещущей глоткой, вырванные с мясом крылья… В чем дело, Эрик? Тебе знакомы эти видения? – Это мои ночные кошмары. В детстве я видел их постоянно, когда рассказывал родителям – тем, кого считал родителями – они ужасались и просили перестать богохульствовать. А мне продолжал сниться расчлененный падший ангел. Он до сих пор лежит в земле, нетленный и бессмертный… И крылья – они дрожат, но, раздавленные, никогда не взмоют в небо… Эрик вскочил, схватившись за голову. – Я не хочу думать об этом, не хочу… Зачем ты заговорил об этом? – Ладно, не будем больше это вспоминать. Но твои кошмары, которые ты начал видеть еще в утробе матери, было последним, что услышал от вас кровный отец. Даже я не мог им рассказать того, насколько сильна и яростна беременная самка нашей породы. Чувствуя, что ты скоро родишься, твоя мать убила свою охрану и сбежала. Она еще была разумна, но потеряла связь с хозяином. Думаю, тогда появилась мысленная связь между вами двумя. Так было и у меня с моей матерью. Твою мать вел инстинкт – она бежала в земли своих предков, на родину, которой никогда не знала. Она нашла свой дом. Там жила ее двоюродная сестра с мужем. Они были в ужасе от существа, появившегося на пороге – лысеющего, шипящего, забывающего человеческую речь. Похожего на труп. Но она должна была вот-вот родить и дала им много золота. Среди украшений с драгоценными камнями были и древние, подаренные ей хозяином, и более новые – пара фамильных вещиц. Изображение этих вещиц осталось на портрете бабушки, но сами они сгинули с ее младшей дочерью, по слухам отдавшейся во власть некоего сатанинского культа. Так твоя приемная мать поняла, что перед ней ее кузина. Той позволили остаться и на следующий день она родила. От разлуки с хозяином и наступившего голода она окончательно потеряла рассудок. К счастью, она не успела заразить твоих приемных родителей, прежде чем они прекратили ее страдания. Ты что-то об этом помнишь?.. Эрик не ответил, он не помнил. Квинлан продолжал: – Тебя убить не решились. Кормили крысами, птицами и кошками. Носили к священнику, даже к врачу. Меняли дома. Переехали из Руана в городок поменьше, думали двигаться дальше… Но тут ты сбежал из дома. – Откуда ты все это знаешь? – Слуги патриархов нашли твоих приемных родителей. – Что с ними сделали? – Тебя волнует их судьба? – Мне интересно. – Патриархам, а от них – и мне, стало все известно после того, как твою приемную мать обратили. Не знаю наверняка, но могу предположить, что она еще жива и, возможно, обладает индивидуальным разумом. Возможно, она будет рада вновь тебя видеть. Она теперь выглядит также как ты… Эрик, все еще стоящий у стены, вдруг засмеялся. Смеялся долго, переходя от тихого хихиканья, которое иногда позволительно допускать в приятельской беседе, к откровенному хохоту. – Где же ты шлялся? Почему вы, на словах едва ли не всемогущие, на деле такие тугодумы? Почему ты пришел сейчас? Я так мечтал, когда был ребенком… Знаешь, одной из первых книг, которую я прочел, были «Путешествия Гулливера». И я подумал – раз есть страна лилипутов и великанов, страна говорящих лошадей, то почему бы не быть стране таких как я. Стране ходячих трупов с жирной пиявкой в горле. Ведь должны быть другие! И теперь являешься ты – когда мне семьдесят. – Для нашего вида это немного. Ты прожил человеческую жизнь… – Человеческую? Ты называешь такую жизнь человеческой? Не знаю, как в Риме Калигулы, но в нынешней Франции с таким лицом приходится довольно непросто… Кто тебя растил? – Моя родная мать. Первые годы я жил почти как животное, пока меня не поймали. Потом оказался на арене. – А я сразу жил среди людей. Ты не представляешь, каково это было – чувствовать отвращение в каждом взгляде и прикосновении. Потом я начал слышать их мысли. Матушка говорила мне, что сегодня был хорошим мальчиком, а я слышал, как она думает «Тварь! Тварь! Когда же это прекратиться?». Потом я понял, что могу влиять на их мысли, говорить внутри их голов… – Тогда ты и начал петь? – Петь? Да. Петь по-настоящему я мечтал, но не мог – из-за этой штуки в горле. Тогда я стал представлять, как я пою. И окружающие стали слышать. Даже во сне. Когда мне снился очередной сон про проклятый город или про падшего ангела, в конце концов, в слезах просыпался не только я, но и весь дом. Священник, которого матушка однажды пригласила и который после позднего ужина остался на ночь, и вовсе обезумел, выбежал на улицу в одной сорочке. Больше мы его не видели. Говорят, он отправился в паломничество по святым местам. Надеюсь, он перед этим оделся… Хотя, в святых местах должно быть тепло. Эрик еще раз усмехнулся. Вернулся в кресло у камина. – Так что? – спросил господин Квинлан. – Каково твое решение? – Ты хочешь, чтобы я решил, чего именно хочу – отправиться туда, где полно живых трупов наподобие меня или спокойно полежать, пока ты будешь вырезать из меня жизненно важные органы? Даже не знаю, дорогой кузен… – На самом деле, патриархи мне не хозяева. Найти тебя было просьбой. Но если я не найду тебя, за мной придут другие. Если же они узнают, что я тебя отпустил неслучайно, то уже не будут мне доверять так, как прежде. А их помощь и сотрудничество я ценю – порой они бывают очень полезны. Так что, извини, отпускать тебя мне не очень хочется. Вырезать тебе жало и сердце – тоже. – Должен признаться, и я не против отправиться с тобой. Но в какие сроки ты должен меня доставить? – В течение этого года. Спешки нет. – Одного? – Ты хочешь оправиться с мадемуазель Дааэ? – (Эрик нахмурился, но Квинлан не дал ему начать спорить). – Согласен – это не мое дело. Думаю, ничего страшного, если ты приедешь со своей фавориткой. Конечно, надо будет за ней приглядывать – живые люди всегда искушение для нашей породы. – Я смогу ее защитить. Но для чего я нужен этому кровному отцу? Он хочет видеть меня из простого любопытства? – Любопытство было в самом начале. Теперь им интересны и твои таланты – изобретателя и музыканта. Несмотря на безобразный облик, многие представители нашего рода не утратили тяги к прекрасному. Но буду честным – твое мастерство в создании смертельных ловушек им тоже интересно. – Да на здоровье, как говорят в России! Хоть крысоловку размером с дворец. Нужны только деньги и время. – И того, и другого будет в избытке. Эрик откинулся в кресле, глядя на затихающий огонь. Наконец он улыбнулся – в прорези рта блеснули крупные острые зубы, резцы, так похоже на клыки. Глаза сверкнули. – Я подумаю, раз время еще есть. Приглашаю быть моим гостем, дорогой кузен. Расскажи мне побольше о том, куда мы отправимся…