Мсье Сенкьем и сердце Призрака Оперы

Кристина говорила и говорила. Срываясь, замолкая, она рассказывала Раулю, как попала в дом Эрика. Квинлан стоял рядом с самим Эриком, терпеливо слушающим каждое ее слово, и ему казалось, что он ощущает, как струной гудит каждая мышца в теле Призрака Оперы. Квинлану казалось, что прошла вечность, ведь каждую секунду он ждал, что Эрик сорвется с места и ринется на людей, сидящих у подножия статуи. То и дело из глубины его глотки раздавался яростный клекот. Эрик мог бы убить обоих в мановение ока. Это заняло бы несколько мгновений, несколько простых движений. Но, быть может, он не хотел их убивать, а быть может его подвела захлестнувшая ярость. Осознав, что надеяться больше не на что, поняв, как жестоко был обманут простым человеческим существом, Эрик закричал. Крик этот был совершенно нечеловеческим – скрежещущий пронзительный визг, который может издавать только ночное племя стригоев. Вспорхнули спугнутые ночные птицы с крыши оперы и с лиры Аполлона. Вскочили и бросились наутек Рауль и Кристина. Эрик в ярости кинулся за ними, но Квинлан оказался быстрее – в одну секунду обогнал и преградил путь. Схватка продлилась недолго – хотя Эрик быстро привык к умениям противника, но, конечно, оказался слабее. Квинлан подпустил Эрика к выходу с крыши, когда Рауль с Кристиной оказались на безопасном расстоянии. Вместо них на пороге стоял дарога. По глазам Перса было видно, что он в ужасе – в ужасе от Эрика и его ярости, от того, что в любое мгновение тот мог отбросить всякое человекоподобие как актер - сценический образ. Но Эрик сдержался. С яростным клокотанием повернулся он к Квинлану и мысленно, но так чтоб слышал дарога, произнес: Будь ты проклят. Ты слишком человек, Эрик, – также мысленно, но уже для него одного ответил Квинлан. – Человеку и человечности не место в том мире, куда мы отправимся. Там не место Кристине. Мысль о Кристине Дааэ, вспыхнув в мозгу Эрика, огнем опалила разум Квинлана. Так ты решил меня проучить? Я решил тебя подготовить. Я же сказал – ты должен знать, на что идешь. И ты думаешь, я пойду с тобой? Теперь? Возможные альтерантивы ты знаешь… Эрик молчал. Эрик замер, закрыв свой разум. Наконец, Эрик усмехнулся. Квинлан понял – для напряженно переминающегося с ноги на ногу дароги последние несколько мгновений прошли в напряженной тишине. – Вот, значит, как… – протянул Эрик. – Почтенный Гасан-бек и не знает, что присутствует при семейной ссоре. Он не знает, что под этим гримом и париком ты почти так же безобразен, как и я, и что в глотке у тебя такой же жаждущий крови червь… Дарога хмуро глядел на Эрика, похоже, решив, что это одна из его дурных шуток. Но, увы, Эрик, как и «мсье Сенькем», не спешили эту шутку опровергнуть. Осознав, что сказанное – не шутка. Дарога немного – едва заметно – побледнел, глаза его расширились. Только гордость и честь человека с востока не позволили ему бежать. Прочь, очертя голову… – Что вы задумали? Зачем вам эти двое несчастных молодых людей? Зачем вы играете ими? Шайтаны! Эрик захохотал – свободно, искренне и очень зло. –Вы?.. – только и смог сказать Перс, глядя в темные очки Квинлана. Человек бы вздохнул, но ночное племя не дышит, так что Квинлан просто снял очки. Глаза были не золотые, как у Эрика, а белесые. Серебряные. Эрик продолжил. – Я, милый мой дарога, принц шайтанов. И мсье Сенкьем – в некотором роде мой кузен. Герцог, что ли? В первую нашу встречу он сказал, что его послал за мной мой кровный отец – большая шишка среди шайтанов, знаешь ли. И вот чего я в толк не возьму – с чего он вдруг проникся любовью к окружающим меня людишкам?! И, кажется, решил немного выдрессировать меня – чтобы я, видишь ли, понял. Думаешь, я передумаю, Квинтус Серториус? – обратился он уже к Квинлану. – Думаешь, послушаюсь твоих прозрачных намеков и сбегу из собственного дома? Нет. Ты должен меня доставить – и ты меня доставишь. Ты подождешь – будешь ждать столько, сколько я скажу. Не волнуйся, это будет недолго. Я почти закончил. А потом я женюсь на Кристине и отправлюсь с тобой, и буду жить среди нашего племени. Надеюсь там не все такие зануды как ты? И буду строить крысоловки для рода человеческого! Эрик в последний раз обернулся к дароге, издав короткий утробный стрекот. Дарога побледнел, но не дрогнул, не попытался бежать. Квинлан изготовился броситься наперерез Эрику и не дать дотянуться до человека. Но тот не тронул старого приятеля – пока внимание Квинлана было направлено на Перса, он сам бросился прочь в медный лабиринт крыши и исчез в одном из тайных ходов. Квинлан повернулся к Персу. – Прошу прощения за то, что скрыл от вас изрядную часть правды. – Вы не просто скрыли от меня правду, мсье Сенькем. Вы страшно разозлили Эрика. Очевидно, пытаясь с ним говорить, вы судили по себе. – Вам страшно сейчас? – Разумеется. – Не бойтесь. Я не причиню вам вреда. – Вероятно. Да… Если бы вы хотели, то уже причинили бы. То, что сказал Эрик, правда? Квинлан бросил последний взгляд в темноту. – Давайте уйдем отсюда. Они спустились с крыши и, наконец, покинули театр. Ночь была неглубокой, здесь, в сердце Парижа вовсю билась людская жизнь. Дарога все таки держался чуть в стороне от Квинлана, но слушал внимательно. Дарога спешно шел домой, Квинлан просто его сопровождал, попутно отвечая на вопрос. – В целом – да, он сказал правду. Меня прислали за ним. Но его вовлеченность в мир людей и страсть к юной Кристине несколько спутали мои планы. Он – слишком человек. – Он так не считает. – Неважно, что он считает. Ему мешает мания величия. Позвольте, однако, сделать вам комплимент. Вы прекрасно держитесь. – Опыт, мсье Сенкьем. Горький опыт… – И, полагаясь на ваш опыт, скажите, что станет делать Эрик теперь? – Не имею представления. Он никогда не влюблялся, рядом с ним никогда не было другого существа его породы. – Как думаете, он не лгал, когда говорил, что поедет со мной? – Когда орал, что поедет с вами, да? Думаю, не лгал. Был уверен. У вас есть выбор – брать его с собой или не брать? – Нет. – Тогда поедет. В конце концов, я бы не отказался оказаться вдруг среди своего племени, если бы прожил жизнь среди чужаков. Но напоследок нам стоит ждать от него сюрприза, мсье Сенкьем. В этом я тоже, увы, уверен. Что же вы намерены делать? – Быть к нему поближе и остановить, если потребуется. – Он больше нас не подпустит. – Ну я же не собираюсь ходить за ним по пятам… – Значит, вы пойдете на «Фауста» послушать мадемуазель Дааэ в роли Маргариты, мсье Сенкьем? – Разумеется, господин Гасан-бек. Я так понимаю, мы с вами там увидимся. – У меня нет выбора. Я в такой же ответственности перед человеческим родом за действия чудовища, как и вы теперь. Ответьте мне еще на один вопрос, если вам не трудно – что для вас человеческий род? Для вас и для тех, к кому вы должны отвести Эрика… – Для тех – пища, скот. А для меня… Знаете, мне доводилось менять точку зрения в течение жизни. Но очень часто завидовал людям, пытался жить как они. Ничего хорошего из этих скромных попыток не выходило. Во многом благодаря, моим соплеменникам. И я завидую Эрику. Он жил как человек среди людей… Он прикоснулся к человеческому гению, он творил как человек. – На эти ваши слова он рассмеялся бы вам в лицо, мсье Сенкьем. А что он имел в виду, когда сказал, что будет строить крысоловки для рода человеческого? Они дошли до улицы Риволи. Тревожно шелестел ночной парк. – Не стоит задавать такие вопросы, господин Гасан-бек, ответы на которые лишат вас спокойного сна, – спокойно посоветовал Квинлан. – Хотя, думаю, вы сами можете догадаться. Перс не взглянул на него, чтобы не выдать своего отвращения. – Наверное, я должен поблагодарить вас за то, что остановили Эрика там, на крыше… – О, не стоит благодарности! – Доброй ночи, мсье Сенкьем. – Доброй ночи, мсье Перс. Дарога отправился домой. Квинлан недолго постоял на ночной улице, а затем тоже поспешил прочь.