Love is a Polaroid

Это повторяется ещё несколько раз, и Илья всегда целует его первым, словно Наполеон позволяет ему втягивать себя в это стыдное, запретное удовольствие. Они ограничиваются ласками, как в ванной, не обсуждая это ни до, ни после. Они перемещаются на юг Испании, следуя за Марко и Марио, приглядывая за Габи. Марио предлагает ей стать помощницей, и та принимает предложение. Илья изнывает от скуки, когда наблюдение приходится передавать Соло, им приходится лишь ждать, когда Габи узнает, где один из близнецов хранит нужные им документы. Она переезжает в их огромное семейное поместье и ходит по вечеринкам, благосклонно принимая чужое внимание. Очередной приём проходит в ресторане в самом центре города: женщины в дорогих платьях, море шампанского, громкая музыка. Илья бродит от столика к столику с бокалом, пока не останавливается недалеко от Соло. Тот, в отличие от Курякина, вписывается идеально. В его руке тонкие пальчики какой-то девушки, явно не из их списка, просто попавшаяся по пути. Она заливисто смеётся, хлопая длинными ресницами, очарованная обаянием американца-туриста. Илья не сомневается — ещё полчаса и она позволит ему всё, что угодно. Он не вправе запретить Соло соблазнять женщин, потому что у него вообще нет никаких прав, они не состоят в отношениях. Но, чёрт подери, как же это злит. До подрагивающих пальцев, так, что бокал идёт трещинами. Хочется увести его. Хочется спросить, зачем ему эта девица на одну ночь, ему мало? Илья смотрит, как Соло целует чужие пальцы, как разгорается румянец на девичьих щеках, и понимает — да, мало. — Идём, — коротко говорит он, оказываясь рядом. Наполеон почему-то слушается беспрекословно. Коротко прощается, мгновенно теряя интерес к жертве, и идёт следом. — Что-то случилось? — спрашивает он уже на улице, чуть ослабляя галстук. Илья молчит, сворачивая в один из переулков, чтобы сократить дорогу до отеля. Молчит, когда они оказываются в мягко освещённом фойе, когда вызывает лифт и открывает дверь номера. И только потом, подойдя к бару и налив виски, поворачивается. — Ничего. — Ничего? — повторяет Наполеон удивлённо. — Ничего?! Большевик, ты ненормальный? Ты оторвал меня от приятной беседы и притащил к себе в номер из-за… ничего? Илья наполняет второй бокал и протягивает ему, пожимая плечами. — Эта девушка не входит в список наших целей. — Не входит. Я собирался провести с ней ночь, — Соло делает глоток, раздражённо дёргая галстук. — Проведи со мной. — Что? — растерянно переспрашивает Наполеон, мгновенно переставая злиться. — Ты хочешь секса, так? — спокойно и ровно произносит Илья, хотя внутри всё дрожит. — Так займись им со мной. — С ума сошёл? — уточняет тот, делая большой глоток. — Как же твои принципы, большевик? Илья допивает остатки, отставляет бокал и шагает к нему. Пиджак падает на пол, следом рубашка. Он ведёт плечами, замирая на мгновение, будто Соло не видел до этого его обнажённым, и берётся за ремень. Какой-то дешёвый стриптиз, мелькает мысль. В дорогой гостиной огромного номера, при ярком электрическом свете, перед мужчиной, который хотел развлечься с другим человеком, а теперь стоит перед ним с насмешливой, чуть растерянной улыбкой. Илья хочет всё его внимание себе, и это, кажется, единственный способ, что у него есть. Его пальцы чуть дрожат, и он остаётся обнажённым перед полностью одетым Соло, упрямо вскидывая подбородок, предлагая себя. Наполеон опрокидывает в себя виски и сглатывает, скользит по нему взглядом, облизав губы. Словно размышляет, принять ли такой подарок. Он молчит, заставляя Илью чувствовать себя глупо, и берётся за пуговицы жилета. — В спальню, — бросает Илья, переступая сброшенные вещи и зная, что ковбой последует за ним. Он оставляет гореть только лампу на одной из прикроватных тумбочек, с распахнутого балкона ползут тени и отголоски музыки. Наполеон прикрывает за собой дверь и останавливается у постели, выжидая. — Ты позволишь? — Илья останавливается позади него и скользит ладонями с плеч вниз, неторопливо оглаживая, к бёдрам, подцепляет бельё, снимая. Соло разворачивается к нему, обхватывает за затылок и тянет ближе, увлекая в поцелуй. Медленный и тягучий, он быстро становится глубоким и жадным, словно Наполеону наконец разрешили всё и он решает брать без остатка. Илья упускает мгновение, в которое он оказывается в постели подмятый под Соло. Твёрдый член прижимается к его бедру, плечо дёргает болью от укуса. Наполеон жадный, касается его везде, сминая, кусая и зализывая, и Илья со стоном выгибается под ним, цепляясь за широкие плечи. Им стоило бы поговорить, прежде чем падать в эту пропасть, прояснить наличие опыта, хотя бы просто определиться, что и как, но Илья не хочет и не может ждать, ему кажется, что разговоры могут оттолкнуть и погасить желание. Он толкается в ладонь Соло, коротко выдыхая и кусая губы. — Ого, большевик, — Наполеон на мгновение замирает, ловя его взгляд, шально улыбаясь. — Не думал, что ты такой… развратный. — Тебе не нравится? — хрипло шепчет Илья, подавляя мгновенное желание отстраниться и не понимая, что он просчитал не так. Соло же наверняка должно нравиться бесстыдство, за всё время знакомства Илья прекрасно узнал, какой типаж он выбирает. — Нравится. Но по тебе не скажешь, — усмехается Наполеон. — Бесстыдный советский мальчик. Илья невольно краснеет, ему много стоит, чтобы в чёртов первый раз вести себя — так, а подколки Соло только задевают. — А ты любишь в постели поболтать, да? — он зарывается пальцами в волосы Наполеона, как хотел давно и, портя укладку, сжимает и тянет к себе. — Может, делом уже займёмся? — Нетерпеливый, — стонет Наполеон, впиваясь в его шею и касаясь пальцами губ. Илья втягивает их в рот, облизывая и смачивая слюной, прикусывая костяшки, и чувствует, как Наполеон толкается в его бедро, пачкая, как стонет в его горло от удовольствия. — Ох, твою мать, притормози, большевик, — он с трудом убирает руку, опуская её вниз, между разведённых бёдер, гладит член, чуть придавливая у основания, скользит ещё ниже. — Сейчас ты всё получишь. Илья вскидывается навстречу со стоном, у него стоит так, что в ушах звенит, и хочется дать Соло всё, что бы он ни попросил, лишь бы не останавливался. Наполеон проталкивает в него сразу два пальца лишь по слюне, заставляя поморщиться, медлит и осторожно оглаживает изнутри. — Так? — шепчет он на ухо Илье, толкаясь чуть сильнее. — Нравится, большевик? Ещё? — Н-наполеон, — Илья всхлипывает, заставляя себя расслабиться и подаётся навстречу, сквозь дымку возбуждения и алкоголя боль практически не ощущается, а медлить он не хочет. — Да. Чёрт, да, пожалуйста, ещё. Реакция Наполеона прекрасна — он сладко, протяжно стонет, добавляя ещё палец, трахая его быстро и сильно, растягивая под себя. Он вновь твердеет, когда Наполеон толкается как-то по-особенному, когда боль растворяется в остром, необычном удовольствии, и вскидывается навстречу, насаживаясь. Соло вдруг убирает руку, заставляя его разочарованно выдохнуть, и подхватывает под колено, закидывая длинную ногу к себе на плечо. Илья под ним чуть дрожит, растрёпанный, заведённый, весь раскрасневшийся. Удивительно послушный и податливый. Наполеон входит в него одним движением, забывая про резинки в сброшенном пиджаке, и ощущения наголо такие острые, что он протяжно стонет. — С ума сойти, большевик, какой ты. Илья негромко стонет в ответ, когда Наполеон начинает двигаться, размеренно и глубоко, явно наслаждаясь происходящим. Это всё похоже на какое-то безумие, Илья теряется в ощущениях и под пьяным взглядом Соло касается сам себя, подстраивая движения руки под толчки. А потом дёргает к себе за плечо, целуя и кусая, вылизывая рот, и выстанывает что-то невнятное, когда кончает, сжимаясь на члене Соло и едва не теряя сознание. Наполеон прижимается лбом к его лбу, ускоряясь, втрахивая его в жалобно заскрипевшую кровать, не рассчитанную на их общий вес, и кончает в него, наваливаясь сверху. — Твою мать, — ошалело через пару минут бормочет он, не торопясь отстраняться. Они потные, мокрые и липкие от спермы, в воздухе терпко пахнет сексом. Илья осторожно гладит его по спине, всё ещё пытаясь отдышаться. Он чувствует себя невероятно бесстыдным и грязным, мышцы бёдер мелко дрожат от оглушительного оргазма. — Всё ещё жалеешь, что ушёл с вечеринки? — Ммм, нет, — довольно щурится Наполеон, укладываясь рядом. — Я доволен, что ты меня увёл. Не знал, что в тебе скрывается такое. Как у вас там говорят? V tihom omute…? — Да, верно, — бормочет Илья, устраивая ладонь на груди Соло, не в силах понять, что именно он чувствует — сытое удовлетворение или отчаяние. По крайней мере, сейчас и здесь Наполеон только с ним. — Я умею удивлять. ********************************** Утром Илья просыпается один, о произошедшем напоминают лишь смятая постель и лёгкая ноющая боль. Соло явно нет в номере, не слышно шума воды из ванной, а в номере царит успокаивающая тишина. Почему-то хочется увидеть Габи, островок спокойствия в этом бушующем океане имени Наполеона Соло. Илья приводит себя в порядок и спускается в ресторан отеля, ещё рано и гостей нет. Он устраивается за столиком у окна с завтраком и свежей газетой, и за кофе пытается продраться сквозь испанские новости, в которых нет ничего интересного. — Доброе утро, — Соло с утра выглядит идеально, конечно же. — Доброе, — с неожиданной для себя хрипотцой отзывается Курякин, опуская газету. Он хочет спросить, когда ушёл Наполеон — как только он уснул или уже утром? — но не решается. — Как себя чувствуешь? — Если это лишь вежливость, то не стоит, — кофе почему-то горчит. — Я в порядке. — Дурной совсем, — вздыхает Наполеон. — Это же был твой первый раз? — Прекрати, — Илья торопливо оглядывается, но зал по-прежнему пуст и никто их не может услышать. — Обязательно нам об этом говорить? — А ты хочешь сделать вид, что ничего не было? Это было лишь на одну ночь? — Наполеон берёт маленькое миндальное пирожное с тарелки и задумчиво вертит в пальцах. — Тебя не понять, большевик. Соблазняешь меня, а потом отталкиваешь. Совесть проснулась? — Заткнись, Соло, — устало отзывается Илья, допивая кофе. — Я делал то, чего мне хотелось, и не хочу обсуждать мои моральные принципы. — Что ж, — Наполеон, отложив пирожное, поднимается и отряхивает ладони от крошек, вежливо улыбнувшись. — Как захочешь вновь нарушить свои моральные устои, ты знаешь, где меня найти. Всю неделю Илья гадает, придёт ли Наполеон к нему сам? Но тот ведёт себя, будто между ними ничего не происходило, так, как до всего этого. Почему-то Илья чувствует себя виноватым и придурком одновременно, понимая, что, чёрт подери, скучает. И что ему не хватает прикосновений. Улыбки, которые Наполеон с лёгкостью дарит всем вокруг, кроме него, похожи на далёкие, совершенно не греющие, но такие прекрасные звёзды. Габи присылает им маячок с датой и адресом, который Курякин уничтожает сразу же. Близнецы берут её с собой на важную вечеринку через два дня, а она успела набросать план дома и выведать, в каком из сейфов нужные бумаги. Он рад операции как никогда раньше — это позволяет отвлечься от мыслей, приносящих лишь боль и отчаяние. Всё проходит так гладко и быстро, что Илья даже успевает заскучать в процессе. Мелькает мысль, что им, видимо, вскоре придётся покинуть жаркую Испанию, и даже становится немного жаль. Наполеон не приходит к нему даже после миссии, так что вечером Илья пакует вещи и достаёт со дна сумки фотоаппарат. *********************** Наполеона Соло хочется ненавидеть. Но это, к сожалению, невозможно. Их кидает по жарким странам — самый дорогой номер в городке Сейшал, Португалия, заставляет Соло досадливо поморщиться. Но, на удивление, тут есть бассейн и мало туристов. Габи разваливается в шезлонге с коктейлем и хмыкает, глядя на Илью. — Я вот не пойму, — она делает глоток. — Ты настолько честный и правильный или просто вообще не заинтересован? Ты смотришь мне в глаза и твой взгляд не опускается ниже. Она в открытом купальнике и на неё, кажется, смотрят все остальные мужчины. — Прости, — без тени раскаяния отзывается Илья и чуть улыбается. — Ты упустил свой шанс, — кивает та и плавно поднимается. — Но, честно говоря, я даже рада. Быть твоим другом не менее прекрасно. Она улыбается, отставляя опустевший бокал, и ныряет в прохладную воду. Илья только коротко выдыхает, берёт с подноса ещё один коктейль и направляется к Соло. Тот, кажется, умудрился задремать и наверняка будет ныть, если обгорит на солнце. — Ковбой, — Илья присаживается на его шезлонг, касаясь ног. Красивый, в одних чёртовых плавках, такой, что до одури хочется коснуться. Уже несколько недель прошло, и Илья признаётся самому себе — первый шаг придётся снова делать ему. — Спасибо, — бормочет Соло, сонно улыбаясь, и принимает бокал. — Ты такой заботливый, большевик. Илья оглядывается — рядом никого нет — и негромко отвечает: — Я хочу поцеловать тебя. Глаза Наполеона темнеют и он усмехается уголком губ. — Прямо здесь, на людях? — Idiot, — хмурится тот. — Придёшь ко мне вечером? Наполеон делает глоток и, протянув руку, кончиками пальцев гладит его бок. Снова усмехается от того, как Илья вздрагивает, и молча кивает. Вечером он проявляет плёнку — из 24 кадров больше всего, конечно же, Соло. Тот приходит без стука и, заметив снимки, вскидывает бровь. — Зачем они тебе? — он касается своего лица на одной из фотографий, забавно морща нос. — Ты хорошо снимаешь, большевик. — Это мой способ выражения эмоций. Хотя ты не считаешь фотографию искусством, — пожимает плечами Илья, толком не отвечая на вопрос. — Мне нравится снимать красивое, первый фотоаппарат появился у меня ещё в детстве. Я фотографировал улицы, архитектуру. Людей — очень редко. — Но ты фотографируешь меня. — Наполеон поворачивается к нему, вскидывает бровь. — Считаешь меня красивым? — Это очевидно, — Илья торопливо собирает подсохшие снимки и прячет. — Тебя я фотографировал больше кого бы то ни было. Хоть и без разрешения. — Ты же всё равно их никому не покажешь, — Наполеон лениво ведёт плечом и стягивает белое поло, туго обтягивающее его широкие плечи. — Так ведь? Илья кивает, в горле пересохло и он может только наблюдать. Наполеон улыбается ему, отходит к окну и, избавившись от остатков одежды, усаживается на подоконник. Он берёт сигарету из пачки Ильи, лежащей там же, закуривает и склоняет голову. — Я разрешаю. Илья понимает лишь спустя мгновение и хватается за фотоаппарат. Закатный свет алым и золотым ложится на обнажённую кожу, выбившаяся из укладки прядь падает на лоб, а губы смыкаются на фильтре. И, Господи, Илья никогда, никогда ещё до этого момента не видел Наполеона настолько красивым, до боли и перехватившего дыхания, и такое — только для него. Снимки, за хранение которых в его стране статья за порнографию, он не уничтожит никогда. Наполеон запрокидывает голову, выдыхая горький дым в потолок, даже не подозревая, насколько Илья Курякин в него влюблён. А сейчас — особенно остро и болезненно. Илья откладывает фотоаппарат и в несколько шагов преодолевает расстояние между ними. Наполеон разворачивается сам, выкинув окурок в приоткрытое окно, смотрит насмешливо и будто понимающе. И тянется за поцелуем, оглаживая ладонями спину Ильи, прижимаясь и обнимая. Тот тихо стонет в его рот, касаясь пальцами груди, скользя ниже и чуть царапая живот, и касается члена, твердеющего в его пальцах. Илья даже не спрашивает, Наполеон же разрешил, так? Поэтому, нехотя разорвав поцелуй, он опускается чуть ниже и смыкает губы на головке, прижимая языком. Стон Наполеона сверху откликается где-то внутри вибрацией, заставляя завестись самого Илью. Соло зарывается пальцами в его волосы, чуть давит на затылок, толкаясь бёдрами навстречу, входя глубже, и Илья глухо стонет, послушно открывая рот шире и позволяя. Шея ноет, уголки рта саднят и, кажется, у него течёт слюна, но он упрямо подаётся вперёд, пока не утыкается в пах Наполеона. — Ох, чёрт, большевик, — изумлённо стонет тот, больно сжимая пальцы и судорожно выдыхая. — Чёрт. Сумасшедший. Илья устраивает ладони на его бёдрах, чувствуя, как те мелко дрожат, и прикрывает глаза. Даже если он и делает это впервые, Наполеону явно нравится. Илья ласкает его медленно и сильно, прижимая языком и стараясь не задевать зубами, и Наполеон жадно подаётся навстречу ласке, тяжело дыша над ним, задыхаясь стонами, и это стоит всех неудобств. — Какой ты, — бормочет Соло, толкаясь резче и глубже, явно теряя над собой контроль. — Чёрт. Илья, можно? От того, как Наполеон произносит его имя, Илью будто прошивает током, он вздрагивает, сжимая пальцы на бёдрах крепче, не отстраняясь и ускоряя ласку, и Соло кончает в его рот с низким стоном. Илья едва не давится, сглатывая, и утыкается в него лбом, приводя дыхание в порядок. На мгновение ему кажется, что Наполеон гладит его по голове, но потом он осознаёт, что эти невесомые, ласковые прикосновения правда. — Ты ненормальный, Илья Курякин, — хрипло, сбивчиво говорит Соло, в его голосе чувствуется улыбка. — Но, видимо, это больше всего и восхищает меня в тебе. Одно из.