Парень его мечты

      POV Андрей Жданов.       Общие черты плана родились еще в тот момент, когда я, загнанный в угол, пообещал Кире уволить Катюшу. А вот детали, цели и способ воплощения я продумывал полночи. Благо мне никто не мешал, потому что я сразу начал претворять свой план в жизнь…       — Хо­рошо. Ка­тя до­рабо­та­ет до кон­ца не­дели и бу­дет уво­лена.       — Нет! Пос­ледний ее ра­бочий день — зав­тра. И ни­как ина­че.       — Хо­рошо, Ки­ра, как ска­жешь… — я пошел к входной двери.       — Андрюшенька! — бросилась за мной «покаещеневеста». — Ты куда?       — Я домой, Кирюша.       — Как домой?       — Молча. Ногами по лестнице, потом на машине, а потом на лифте.       — Андрей! Но я думала…       — Серьезно? Ты думала? А о чем, позволь тебя спросить? — хотя, хотелось сказать совсем другое, хотелось поинтересоваться, а есть ли там чем думать.       — Я думала, ты останешься, я сделаю тебе пенную ванну, мы вместе там полежим, а потом я докажу тебе свою любовь.       — Спасибо. Ты мне ее уже доказала. Хороша любовь, нечего сказать. Предъявлять ультиматум, загонять в угол, мешать работать, не доверять — разве это не лучшее доказательство любви?       — Я имела ввиду совсем другое, — Кира обиженно надула губы.       — Что? Секс? Кирочка, если бы секс являлся доказательством любви, то многи…       — Не надо! Не смей! — она закрыла уши руками.       — Кирюша, — я взял ее за запястья, опустил ее руки вниз и так удерживал, пока не высказал ей на ушко все, что мне хотелось сказать, да еще и завел ее до состояния, когда она начала нетерпеливо сучить ногами. Кто-кто, а я хорошо знал, что достаточно подышать ей в ухо, и она готова. А тут я надышал ей на десяток заводов. — Почему ты… Нет, почему вы все так уверены, что осчастливливаете нас сексом? Разве вы сами не получаете от него удовольствие? Разве вам самим хочется не того же самого? А если учесть медицинский факт, что женщина во время оргазма испытывает намного большее, яркое и сильное удовлетворение, чем мужчина, то почему ты думаешь, что для нас секс важнее и желаннее, чем для вас? Оглянись на себя сейчас. Ты вся уже истекла желанием, а я совершенно спокоен. Так кто кому доказывает любовь трахом, Кирочка?       Я выпустил ее руки и продолжил путь к двери. Я, конечно же, сволочь и змей искуситель, но нефиг мне ультиматумы предъявлять. Достало!       — Ты что? Ты сейчас прямо вот так и уйдешь?       — Да! Ты оставила меня без помощницы, а у меня слишком много работы, чтобы тратить время на доказательство моей к тебе любви. Пока!       — Ты сволочь, Жданов, — подтвердила мои собственные мысли «покаещеневеста». И в спину мне полетел подсвечник…

Утро следующего дня…

      POV Андрей Жданов.       Катя должна была прийти с минуты на минуту и я метался по кабинету. Вот как я ей скажу, что я ее должен уволить, а потом снова принять на работу, но уже в образе мальчика? Какой нормальный человек это поймет? Я уверен, что Катенька согласится с моей безумной идеей, но все же не хотелось бы, чтобы она меня считала окончательно выжившим из ума.       Скрипнула дверь, и я вздрогнул. Но это был всего лишь Ромка. Всего лишь? Нет! Это был Ромка! Палочка-выручалочка. Не дав ему открыть рот, я заговорил первым.       — Ромка, пошли в конференц-зал, нужно кое-что обсудить.       — Ты решил, как я и советовал, приударить за Пушкаревой?       — Нет! Этого не будет никогда!       — Никогда не говори никогда. Жизнь такая длинная, может…       — Ромка прекрати трепаться, мне нужно поговорить, пошли в конф…       — А здесь нельзя? Твоя мышка-норушка может нас подслушать?       — Кати еще нет, но она придет с минуты на минуту, а я хотел бы до ее прихода переговорить с тобой.       — Так что же ты сразу этого не сказал? Пошли скорее. Против кого будем дружить?       — Не паясничай, и закрой за собой двери, — сказал я входя в конференц-зал.       Мне хватило пяти минут, чтобы рассказать и о вчерашнем Кирином демарше, и о своем плане. Как я и ожидал, Ромио всего какое-то мгновение пребывал в запоре, а затем у него начался словесный понос. Он захлебывался идеями и словами. Тут было все, и то, что Катю уже ничто не испортит, как ее не переодень, и то, что Катюшка ради меня согласится на все, и то, что Кира полная дура, и то, что я болван, раз не могу бабу поставить на место, но несколько умных мыслей все-таки прозвучало.       — Палыч, а как быть с банкирами? Там же Васенька не пройдет, им Катеньку вынь и положь.       — Не знаю, придумаем что-нибудь.       — Я знаю! Она может переодеваться прямо в машине! Хотя нет! И движение встанет, увидев этот спектакль, и ты свою машину вести потом не сможешь. Увидеть такую картину, «Пушкарева переодевается», это не для слабонервных.       — Ром, не надоело цепляться к Катиной внешности? Ну, ей Богу, не уважаешь ее, так хотя бы себя начни уважать. Мужик, блин, нашел себе девочку для битья, самому не противно?       — А вот я ее сейчас понимаю!       — Кого?       — Киру! Я бы тоже потребовал увольнения Пушкаревой на ее месте.       — И что ты хочешь этим сказать?       — Что ты неровно дышишь к своей помощнице.       — Ромка, не городи ерунду. Мне просто неприятно, когда взрослый, вроде бы состоявшийся мужик, самоутверждается обливая помоями девчонку, которая не только не сделала ему ничего плохого, которая наобо…       — Все! Понял, исправился, больше не буду! Пристыдил ты меня, братан. Пристыдил. А сейчас я тебя пристыдю, не… пристыжду, не… буду пристыдять. Палыч, Катя работает за троих, так?       — Ну, так?       — А платишь ты ей намного больше, чем уборщице?       — Блин! Я же хотел повысить ей зарплату!       — И чо? Бог хотелки тебя лишил?       — Я забыл.       — О, как?! А туда же… самоутверждается обливая помоями девчонку…       — Ромка, ты прав! Во-первых, я ей увеличенное выходное пособие дам, а во-вторых, приму ее снова на удвоенный оклад.       — «Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я»*. Поехали дальше. Любому… Подчеркиваю, любому другому сотруднику на Катиной должности, ты давно выдал бы автомобиль, да еще и с шофером. А Катюшке не надо. Правда? Ну, а чего, она же не просит, не требует, не грозит забастовкой. Пусть она, отработав десять-одиннадцать часов, потрясется еще часик в общественном транспорте. С нее не убудет! Зато ты сможешь сказать другу, что он самоутверждается.       — Таки задело? Да? Слава Богу, что задело. Может прекратишь высмеивать девчонку. Меня, кстати, тоже задело то, что ты сейчас сказал. Будет Кате машина и шофер тоже будет. Я сам ее буду возить.       — Ого! А не боишься, что Кира начнет ревновать к мальчику?       — Не боюсь. Ромка послушай меня внимательно.       — Да-да! Просто весь внимание!       — Ну, вот чего ты все время паясничаешь?       — А ты хотел сделать из меня унылого старикана? Не выйдет! Я сам в него превращусь, лет эдак через пятьдесят. А пока терпи, что есть, другого не будет!       — Я бы не стал терпеть, да выбора нет.       — А нет, так терпи и рассказывай.       — Ромио, а если бы выяснилось, что я голубой, как бы ты поступил?       — А ты голубой?       — Нет!       — Слава Богу! Тогда к чему твой дурацкий вопрос?       — Хочу стать голубым.       — Чего-о-о-о?       — Ничего! Это часть плана.       — Палыч, я конечно, не даун, но я что-то не въезжаю.       — Я видеть ее больше не могу! Понимаешь?       — Кого? Киру?       — Ага! Ты не представляешь, как она меня душит. А знаешь, что меня убивает?       — Что?       — Она постоянно заставляет меня просить прощение! А потом давать слово, что я так больше не буду! Я иногда даже не знаю в чем я провинился и что я больше не буду. Но я извиняюсь и даю слово. Иначе Кира не выпускает меня из своих маленьких, цепких ручек.       Я сам не заметил, как поднялся на последний, высший уровень откровенности. Наверное, вчера «покаещеневеста» переступила черту за которой еще можно было носить все это в себе.       — Андрюха! Давно нужно было послать ее нафиг. Только зачем же бросаться в крайности. Кроме Киры есть тысячи, нет, миллионы других баб. Зачем же сразу менять ориентацию?       Вот и выверни душу наизнанку перед этим остолопом.       — Да не собираюсь я менять ориентацию.       — Не понял! Ты же сам сказал «хочу стать голубым». Или уже не хочешь? Ну, и правильно. Я тебе такую конфетку подгоню, что ты о мужиках и думать забудешь.       — Какую конфетку, Ромио? Кира тут же потребует раздела «Zimaletto». Нет! У меня есть единственный выход — стать голубым и попросить Кирюшу о сочувствии, предложить ей крепкую дружбу и разбежаться по-тихому. Ну, чего ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? Не собираюсь я…       — Бли-и-и-ин! Я понял! Ты хочешь сделать вид, что ты голубой, правильно?       — Наконец-то! Правильно!       — За мужиками тебе ухлестывать отвратно, правильно?       — Правильно!       — Значит остается только одно, ухлестывать за Пушкаревой-мальчиком, правильно?       — Не совсем. Я не собираюсь Кате голову дурить. Я договорюсь с ней об этой игре. Объясню, что этим она мне окажет услугу.       — Ну-ну… Вот что, Палыч, мне это нравится. Тем более, что вы начнете больше времени проводить вместе, играть в любовь, а там глядишь…       — Что? Что, глядишь? Нет, Ромио, я уже тебе сказал, что никогда!       — Никогда, так никогда, но у Катюшки в любом случае останется гораздо меньше времени, чтобы грезить о своем Зорькине. Так что твой план мне однозначно нравится. Да и Кира, я думаю, в этом случае легче тебя отпустит.       — Да? И почему?       — Но ты же сам сказал, что…       — А мне интересны твои выкладки.       — Ну, во-первых, это не измена, ты же не виноват, что женщины больше тебя не интересуют. «Так природа захотела», — он рассмеялся.       — «Почему — не наше дело. Для чего, не нам судить». — подхватил я слова Окуджавы, тоже заулыбавшись. — Во-вторых?       — А во-вторых, как-то не гламурно осуждать, не понимать, не принимать и не уважать гомосексуализм. А Кирюша у нас дамочка ох и гламурная, — и он, больше не сдерживаясь, захохотал во всю глотку.       С Катей я договорился очень быстро. Она даже не попыталась сопротивляться — в мальчика, так в мальчика, любовный роман — так любовный роман. Только зарделась вся, когда я сказал ей о прибавке к жалованию и о машине с шофером…