***
— Тсуна, — обращается Хината к другу, надевая джинсы, — Всё-таки я не понимаю, зачем идти гулять, когда за окном гремит гром, а тучи настолько тёмные, что создаётся ощущение, что сейчас поздний вечер, хотя сейчас только четыре часа. Нет, я, конечно, знаю, как ты любишь дожди, но у тебя не самый крепкий иммунитет. — Перестань причитать! — молвит Савада, натягивая любимую кофту, — Тебе трудно с лучшим другом погулять?! — Не трудно, просто это как-то глупо. Давай хоть зонтики возьмём. — Нет! — возразил Тсунаёши, — Не нужны нам зонтики! И без них обойдёмся! Хината задумчиво-удивлённо посмотрел на друга, мол, всё ли с ним в порядке? — Ладно, как скажешь, — решил не спорить с «больным» человеком он. Шоё казалось, что его друг и правда немного спятил, но у Тсуны всё было спланировано. Благо наивность друга не давала догадаться парню какой-то сверх подвох. И очень даже не зря. Одевшись и заперев дверь их съёмной квартиры, они вышли на улицу. Гром прогремел будто совсем-совсем рядом, а ветер усилился в разы, и Хината начал проклинать друга вместе с его «тараканами в голове». Ну, серьёзно, Савада любил дождь, но не любил мокнуть под ним. Точно, заболел, мозги продуло. Ребята шли по тротуару, говоря на разные темы, только вот Тсуна всё время кому-то отвечал на сообщение по телефону, что заставило Шоё выдвинуть теорию о том, что этот «кто-то» на самом деле Гокудера Хаято, который в последнее время очень хорошо общался с его лучшим другом. И он не был конкурентом на звание «лучшего друга Савады Тсунаёши», скорее кем-то особеннее. По крайней мере так считал Хината. В очередной раз разносился гром, а затем последовали первые капельки, вскоре переходящие в ливень. — Говорил, что надо было зонты взять! — причитал Шоё, напялив свой капюшон толстовки и бегом следуя за другом, что направлял его куда-то, где можно было переждать дождь. — Всё нормально. Нам сюда, — вдруг остановился Тсунаёши у двери какой-то кофейни и быстренько что-то напечатал в телефоне, а только потом открыл входную дверь. Внутри светло и тепло, а в воздухе витает аромат кофе и свежей выпечки. Официантки носятся вокруг столов, принимая и доставляя заказы. Интерьер обычный, ничем не примечательный. Самые обычные деревянные столики с деревянными стульями и плетёными сидениями. На каждом столе стоит салфетница, сахарница с дозатором, солонка и перечница. Стены тёмно-серые, украшенные картинами с изображением различных десертов, кофе и прочих напитков, которые выглядели чрезвычайно аппетитно. Официантки, кажется, даже и не заметили парней, продолжая разносить заказы, поэтому Тсуна повёл Хинату в другой зал, направляясь прямо к его концу. — Смотри, — невзначай и с деланным удивлением произнёс Савада и кивнул в сторону одного из столиков. Хината незамедлительно повернул свою ярко-рыжую голову и изумился. За столиком сидел Кагеяма Тобио и, кажется, пытался сделать наилучшее фото своего латте. — Кагеяма! — неприлично-громко воскликнул Шоё, обращая на себя внимание половины зала и Тобио в том числе. Он сел напротив фотографа и улыбнулся. Кагеяма же в свою очередь нахмурился и сложив руки на груди, давая понять, что он ничерта не рад их «случайной» встрече. — Что ты тут делаешь, придурок? Кругом столько свободных столов, так какого чёрта ты решил сесть именно сюда?! — раздражённо. — Ну, не кипятись, Кагеяма! Мы же друзья, а друзья могут садиться за один столик! — радостно проговорил Шоё, а затем продолжил уже чуть серьёзно, оттопырив указательный пальчик правой руки, — Кстати, друзья не называют друг друга «придурками». — Имею право. И мы не друзья, — буркнул Тобио, отпивая глоток своего латте. — Дурояма, — произнёс Хината, надувая свои щёчки, хотя на самом деле он не обиделся. Пробежав глазами по залу, Шоё вдруг опомнился, что Тсуна куда-то пропал. — Кагеяма-кун, ты не видел Тсуну? — спросил он, в очередной раз оглядывая зал. — Это который ещё более мелкий, чем ты, — на этот раз Хината взаправду обиделся, рост — больная тема парня, потому он нахмуренно кивнул в ответ, — Нет, не видел. Гокудера тоже был со мной, но буквально за пару минут то твоего прихода он куда-то смылся, сказав, что якобы в туалет. Шоё недоумевал такому стечению обстоятельств, а только потом до него дошло, что что-то тут не так. — Они это подстроили? — Браво! Твоя светлая головушка это поняла, — съязвил Тобио, — Свести нас захотели. — Свести?! — переспросил Хината, заливаясь краской и отводя взгляд в пол. — Здравствуйте, что будете заказывать? — любезно спросила подоспевшая девушка, и юный архитектор поднял свой взгляд на неё, теряясь. Что заказать? — Э-э, можно, пожалуйста, зелёный чай? — неуверенно поинтересовался он, всё ещё пытаясь отойти от предположений Кагеямы. Серьёзно, это заставило смутиться парня. Ну, не то, чтобы ему хотелось, что бы его сводили с этим грубым и нелюдимым Кагеямой, конечно, нет! Да кому это вообще понравится? — Хорошо, — записала девушка в свой блокнотик, — Что-нибудь ещё? — Нет, спасибо. — Ваш заказ будет готов в ближайшие 5-7 минут, — сказала она, поклонилась и ушла. Воцарилось молчание, угнетающее Шоё. — Как думаешь, зачем они решили это сделать? — поинтересовался Хината. — Не знаю, но одно могу сказать точно: я не собираюсь встречаться с таким придурком, как ты, — это прозвучало грубо для Хинаты. Чем он так не угодил этому брюнету? Ну, подумаешь, передразнил и пару раз назвал «Дуроямой», сам-то он «придурком» обзывал его. — Как будто я бы захотел быть в романтических отношениях с таким букой, — нахмурив свои рыжие бровки, сказал Шоё. — А не ты ли сказал одному типу, что я — твой парень? — усмехнулся он. — Ну, было дело, но мне просто надо было, чтобы он от меня отстал! Вот и всё! — воскликнул Шоё, — Как там твоё домашнее задание? — сменил тему он. — Нормально, — коротко ответил Тобио, словно не желая продолжать разговор. Но Хината-то не может просто молча сидеть. — Почему ты такой вечно хмурый и грубый, Кагеяма? — Не твоё дело. — Просто мне кажется, что ты не всегда был таким, — предположил Шоё, от чего фотограф на секунду замер, с какой-то грустью глядя в свой напиток. Нахлынули воспоминания. Не самые благоприятные воспоминания. — Я же сказал, что это не твоё дело! — перешёл на крик Кагеяма, раздражённо и с громким звуком ставя стакан с недопитым латте на стол. Он встал и начал надевать свою чёрную олимпийку, пока Хината ошарашенно смотрел на него. Парень никак не ожидал такой реакции. Но теперь его домыслы подтвердились — кто-то или что-то сделало Кагеяму таким. Но что могло заставить этого парня стать таким… скрытным? Пока мальчик размышлял по этому поводу, Тобио уже успел одеться и вынуть из кошелька 200 йен, положив их на стол, собираясь покинуть заведение. — Кагеяма, постой! — вскочил с места архитектор, хватая за руку парня, но тот лишь отдёрнул её. — Отвали, — бросил он и удалился. Весь зал наблюдал за ними, а Хината стоял как вкопанный с одними мыслями: что он натворил?! — Ваш чай, молодой человек, — словно откуда-то далеко донеслось до парня.***
— Как думаешь, у них там всё хорошо? — спросил Тсунаёши, сидя в другом зале вместе с Хаято. — Не думаю, что всё идеально, учитывая характер Кагеямы, — ответил он. — Вот как, — Савада стал ковырять ложечкой свой чизкейк. Что-то кусок в рот не лез совсем — переживал, словно мамочка. Гокудера внимательно заворожённо наблюдал за движениями тонких худеньких рук парня, пока тот, не замечая его взора, размышлял. «Он милый, когда думает,» — поймал себя на такой мысли Хаято. Тсуна то хмурил свои брови, наверное, от не лучших мыслей, то улыбался на пару мгновений уголками губ. Кажется, Гокудера даже заметил, как одна ресничка при очередном моргании медленно упала вниз. Так необычно-невозможно было оторвать взгляд от него, было безумно интересно разглядывать черты его лица и следить за движениями хрупких кистей рук. Наконец, Тсуна съел одну ложечку этого американского десерта и в блаженстве зажмурил свои карие глазки, чей цвет напоминал карамельный топпинг, которым был полит чизкейк. А когда же он разомкнул очи, заметил пристальный взор серо-зелёных глаз и смущённо улыбнулся. Такой искренней и доброй улыбки Хаято не видел очень давно, ещё тогда, когда была жива его мать. — Тсунаёши, я… — хотел было что-то сказать, но вдруг в поле зрения появился Кагеяма, который выходил за дверь, — Куда это он? Савада сначала не понял, кого он имеет ввиду, но затем поглядел туда, куда смотрел Хаято и понял. На улице стоял Кагеяма, нервно пытавшийся раскрыть свой зонтик — дождь всё ещё лил с необычайной силой. — Пожалуй, поспешу за ним, — произнёс Гокудера, надевая свою кофту. Тсуна угукнул и попрощался с парнем, вскоре оставшись один за столиком. Нужно идти к Шоё. Бросив свой десерт, Тсуна направился в другой зал, прямо к другу, который, будто в воду опущенный, пил чай, словно весь его энтузиазм ветром сдуло. Давно он не видел Хинату таким. — Шоё, что случилось? — обеспокоенно спросил Тсунаёши, присаживаясь напротив лучшего друга. — Кажется, Кагеяма меня теперь ненавидит, — откликнулся он, грустно смотря на полупрозрачную гладь горячего чая. — Почему ты так решил? — Я сказал ему то, что, видимо, очень сильно его задело, напомнило что-то плохое. — Не думаю, что из-за этого он начнёт ненавидеть тебя, — чуть подумав, дал ответ Савада, — А ты, как я вижу, сильно переживаешь из-за этого, да? — Хината немного непонимающе поглядел на него, — Тебе нравится Кагеяма, да? — наконец спросил Тсунаёши. — Чего? — диву дался Шоё, а затем покраснел, зато уже не грустил, — Нет-нет-нет! Он очень грубый и злой, обзывает меня всё время «придурком», а голос его ничерта не красивый! — ляпнул лишнего. Тсунаёши усмехнулся, отмечая, что его друг и правда придурок. — Конечно, — лукавил он. — Ага! Да и вообще, зачем вы всё это организовали?! Небось, сами там флиртовали! — Ничего подобного, — хоть это и было правдой, но всё равно смутило парня. — Врёшь! — Не вру! Вот, что называется «лучшие друзья». Никто не грустит, а спорят, не обижаясь друг на друга.***
«Я пытался поговорить с ним — безрезультатно,» — пишет Хаято Тсунаёши. Через минуту приходит ответ: Савада Тсунаёши: Как с ними сложно, ох. Кагеяма-кун никогда не рассказывал тебе про своё прошлое? Гокудера задумывается. И правда, никогда Тобио не рассказывал ему про своё детство. Он даже не знал, почему тот решил поступать на фотографа. Гокудера Хаято: Нет, никогда. Помню, что как-то спрашивал, но в ответ получил лишь «Какая разница» и, кажется, на секунду в его взгляде промелькнула горечь. Хаято это мгновение запомнил на всю жизнь. Всего на секунду тёмно-голубые глаза соседа по комнате стали печальными унылыми. Создалось ощущение, что ему чрезвычайно трудно и неприятно вспоминать. Гокудера больше не спрашивал об этом. Савада Тсунаёши: Шоё мне тоже рассказывал про этот взгляд. Думаю, раз ему так тяжко думать о детстве, то не стоит его спрашивать. Но всё же, что могло случиться? Фотограф уже думал об этом, но так и не смог прийти к какому-то определённому выводу. Может, он подвергался насилию в семье. Может, над ним смеялись одноклассники в школе. Может, ещё что-то. Гокудера Хаято: Есть, конечно, варианты, но думаю, ты и сам мог подумать о них. Ладно, давай не будем об этом. Савада Тсунаёши: Да, конечно. Уже поздно, тебе завтра не к первой паре? Хаято через стекло очков смотрит на часы-будильник, которыми, наверное, кроме него никто не пользуется. Слишком стары для нынешнего мира, где будильником служит телефон. Сейчас час половина первого ночи. Кагеяма уже давно отрубился, а Гокудера всегда засиживался до глубокой ночи в телефоне или за книжкой. Гокудера Хаято: К первой. Я всегда ложусь спать поздно и высыпаюсь. Не хочешь завтра погулять? Непривычно долго нет ответа. Уже целых три минуты вместо обычной одной! Ещё через минуту всё же приходит уведомление о новом сообщении, и Хаято спешит прочесть его. Савада Тсунаёши: Завтра у меня работа после учёбы. Наверное, не смогу. Гокудера Хаято: Тебе к первой? Савада Тсунаёши: Ага. Завтра ещё после университета Шоё уедет до вечера воскресенья к родителям погостить. Ладно, спокойной ночи. А то я не высыпаюсь всегда. Такой расклад нравится Гокудере. Гокудера Хаято: Спокойной. Хаято блокирует свой смартфон и кладёт его на тумбочку. Спать ещё не хочется, поэтому он просто лежит на одеяле и смотрит в потолок, размышляя. Сегодня улыбка Тсунаёши так напомнила его покойную, но горячо любимую маму. Её так не хватает… Она бы точно смогла дать ответ своему несмышленому сыну, который никак не может понять, почему бабочки не просто порхают в животе, а танцуют чечётку, когда он вспоминает или любуется им.