***
А ведь все началось банально просто. Она любила своего лучшего друга, а он любил его девушку. Лучший друг и просто подруга любили друг друга взаимно, а они остались в стороне. Так и началось их общение. Они много общались, смеялись, встречались пару раз поначалу только вдвоём. Их любимые заметили такой прогресс и упорно старались свести их. Не выходило, ибо они любили не друг друга, а своих друзей. А потом внезапное её признание, что она любит лучшего друга, а он был для неё заменой. Он все понял и тоже признался в том же. Они стали ещё ближе, а потом заключили сделку — во что бы то не стало заполучить своих любимых, притворяясь парочкой. Да вот не учли одной вещи, нарушающей всю гармоничность сделки, — они были заменами друг для друга. Обнимаясь, представляли любимых, иногда целуясь, высказывали свои чувства. Странная сделка превратилась в игру с названием "жизнь". А потом она вдруг поняла, что не представляет лица своего бывшего любимого на его месте. Это был первый раз, когда она сама нарушила их договор. Он, признаться честно, тоже иногда делал нарушения. И игра превратилась назад в реальность. Недосказанность в чем-либо: поцелуях, объятиях, простых разговорах — привела к молчанию. Сидя в одном помещении они молчали, напрягаясь от этой тишины, давящей на уши. И если бы у неё хватило смелости, она бы призналась. Если бы у него хватило храбрости победить свою гордость, он бы признался...***
Зайдя в их общую квартиру, блондинка сразу пошла в ванную. Девушка сняла с себя чёрное и встала под душ, такой же ледяной, как дождь на улице. Её уже не волновало здоровье, она просто хотела задушить свои рыдания и боль в теле. Она каждый раз сдерживала свои душевные крики в себе, скрываясь за равнодушием. Когда она стала такой слабой? До или после встречи с ним? Она не помнила, не хотела помнить. Выключив воду, девушка замерла. Рука безвольно опустилась, а глаза уставились в мраморную плитку душа. Не пора ли закончить весь этот фарс с их "любовью"? Она устала от лжи и недосказанности. Да, пожалуй, пора заканчивать спектакль, решила девушка, обматываясь полотенцем.***
Он уже и не помнил, когда все это началось. Он всегда был один, даже когда оставался с любимой. И только появившаяся блондинка скрасила его одиночество. Она тоже была одна. Они нашли друг друга в одной проблеме и заключили глупую сделку, теперь не казавшуюся такой хорошей идеей. Поняв, что больше не представляет брюнетку вместо блондинки, он заметил, что и она тоже так больше не делает. И вроде бы все должно быть хорошо, но никто из них и не признавался, что полюбил. Они молчали. Раз за разом. Они снова оставались одни. Он закрыл зонт, стряхивая с него капли дождя. Открыв дверь ключом, он вошёл в квартиру. Она должна быть уже дома, значит, их снова ждет одинокая тишина. Свет ни в одной из комнат привычно не горел. Темнота уже не заставляла жмуриться, только добавляла угрюмости и мрачности. Это тьма их "любви" — обратная сторона настоящей любви. Пройдя в гостиную, парень включил свет — никого. Куда делась? Были заметны только мокрые следы босых ног. Они были повсюду: на кухне, в гостиной до ковра, в ванной и её комнате. А потом он заметил бумажку на кофейном столике возле дивана. Взяв в руки записку, он прочитал. Под конец пальцы вдруг выронили листок. Тот с лёгким шелестом упал на ворсистый ковёр, а сам парень выбежал из квартиры. Поймав такси, он сказал ехать в аэропорт.***
Маюра с грустной улыбкой смотрела на силуэт своего самолёта, к которому уже присоединили трап на посадку. Вздохнув, она тоже покатила чемодан к самолету. Она летела домой, в Наруками.Она не сказала ему...
Он не успел ей сказать...
***
Солнечные лучи освкещали светлую кухню, где завтракали двое. Женщина с длинными волнистыми пшеничными волосами и зелеными концами на них и мужчина с короткой чёрной стрижкой и одной светлой прядкой. — С тех пор, как она приехала, стало намного лучше, заметил? — счастливо улыбнулась женщина, ставя тарелку перед мужем. Тот взял вилку и приступил к трапезе. — Да, но ты не могла не заметить её состояния. Мне, знаешь ли, не в кайф наблюдать за её вечно уставшим лицом, — проворчал муж. Улыбка пропала с лица блондинки достаточно быстро. — Да, ты прав. Сейген, как думаешь, она в порядке? Она такая из-за чего-то, произошедшего в Киото? — Юка, это не та тема, когда мы обязаны влезать в её дела. Сама разберется, не маленькая уже, — ответил Сейген. — Но... — Каким бы ни было то происшествие, она справится. Она же сильная. — Да, пожалуй. Супруги посмотрели в сторону запасного выхода, куда несколько минут назад ушла их дочь с тазиком постиранного белья.***
Маюра зажмурилась. Белоснежно белые вещи на веревке, которые она только что повесила, слепили глаза на солнце. Да и тут, в вещах, привезенных из Киото, нашлась ещё одна не её вещь, какую она по случайности положила в сумку. Старая его толстовка бордового цвета — напоминание о нем. Сердце снова закололо. Больно, слишком больно. Это её окончательное решение далось нелегко, теперь сердце снова просится к нему? Нет уж! Она решила откинуть эти чувства, ставшие её цепями, ради этого она уехала подальше от него. Она не вернётся, а он не по волнуется даже. Ну пропала и пропала, бог с ней! По щекам потекли жгучие соленые ручейки. Давно их не было, слез этих. Где были, когда она хотела зарыдать от своей беспомощности? Ждали вот этого вот момента, когда она будет стараться быть сильной. Она должна придти в себя, прекратить плакать и вернуться в дом, к родителям... Но слёзы не кончались, а душу разрывало на части. Упав на зеленую траву, девушка в первый раз всхлипнула, прикрывая ладонью рот, сдерживая крики. Тело задрожало, чувства разрывали сознание, заставляя слёзы течь ещё больше. Первые капли упали на траву, словно роса ранним утром. Цветастое платье с красными узорами, браслет с сердечком — его подарок — всё напоминало о нем. В какой-то момент своей истерики, девушка почувствовала, как её резко потянули на себя, обнимая. Тёплые руки, знакомые до боли в груди объятия, красно-малиновые волосы, щекочущие влажные щеки. Дамбу прорвало, крышу сорвало напрочь. Она уже не сдерживала рыдания, утыкаясь ему в футболку, сжимая вещь в руках. Она и не заметила, как схватила его мокрую толстовку с веревки и прижала к себе. Истерика была столь сильной, как и её чувства к нему. Шмыгнув носом, она со слезами на него посмотрела. Вот он, родной и любимый, от которого она пыталась убежать, прямо перед ней сидит, обнимает её и мягко, чуть виновато улыбается. Родные черты лица и эти голубые глаза, светлее на оттенок её глаз. Она любила его до безумия, поэтому убежала так далеко. Она не могла больше видеть того, кто любил другую. Во все виновата недосказанность обоих сторон... Она успокоилась. Слезы наконец закончились, оставив пустоту вместо души. Вопросы, вполне разумные и логичные для её ситуации, заполнили голову. — Что ты тут делаешь? — последний всхлип вырвался из её груди, а темно-голубые глаза смотрели на него. Её тонкие пальчики до сих пор судорожно сжимали его толстовку, будто она боялась, что он приехал за этой вещью, напоминающей ей о нем. — Приехал за тобой, — он все ещё чувствовал вину перед ней. Он уже практически добежал до её дома, как услышал на заднем дворе чьи-то всхлипы. Увидев её слёзы и то, как она сильно и доверчиво прижималась у нему, он не мог больше скрывать свои чувства. Ему тоже сорвало крышу и ту самую дамбу. Он просто ненавидел с этих пор её слёзы. Слишком больно от осознания того, что она плакала из-за него. Впервые ли так? Отнюдь нет. — Зачем? — Глупый вопрос, Отоми. Я слишком тебя полюбил, чтобы отпускать просто так, — признался он, вдыхая аромат её волос. Сколько он помнит моментов, когда он также вдыхал её фруктовый запах. Яблоко — его любимый фрукт. — А как же Бенио? — У неё есть Энмадо. А у меня есть ты, — он просто сжал её в своих объятиях, не отпуская. — Я... все это время... любила тебя, — прошептала она ему на ухо, принимая объятия. — Я люблю тебя, Шимон. Очень сильно. — Я тоже. Вернешься домой? — он смотрел на неё с надеждой и той самой любовью без кавычек. — Угу, с удовольствием, — сквозь слёзы уже счастья улыбнулась она.***
Сейген прижимал к себе Юкари, наблюдая за счастьем дочери. Руки немного дрожали от злости, а жена, молча и мило улыбаясь, держала его за рукав рубашки. — Как ты там говорил? Не стоит лезть в её дела, верно, дорогой? — милая улыбочка больше походила на оскал. И Амавака уже пожалел о том, что сказал ранее.***
— Кстати, а я-то думал, куда делась моя любимая толстовка. Когда успела? — спросил с хитрой улыбкой Шимон, катя чемодан блондинки к аэропорту через три дня после приезда. — Ну, помнишь ту незапланированную стирку? Вот тогда и взяла. А в Наруками я её взяла по чистой случайности, — пожала плечами Маюра, крепче сжимая его руку в своей. — Правда что ли? — продолжал ухмыляться парень. Отоми глянула на него исподлобья. — Есть претензии? Пожалуй, Шимон усвоил несколько уроков за эти три дня: 1) лучше сказать свои истинные чувства, если не хочешь потерять дорогое сердцу, 2) не стоит злить отца любимой, 3) дочь всегда поразительно похожа на мать. В частности милым оскалом точно. Больше не будет того напряженного молчания. Будет лишь спящая тишина между ними...