Преподобный прекрасно помнил момент, когда очнулся в Геенне. Открыл глаза, увидел интерьер своего монастыря и поначалу даже не понял, что не так. Было чисто, ни следа разрушений — уж это-то было бы заметно даже с его зрением. Неужели он так долго пробыл в отключке, что ребята уже успели все прибрать? Но тогда почему его бросили тут, прямо на полу?
Широ поднялся, расправил полы рясы, поправил очки… вот незадача: разбиты стекла. Надо бы заменить. В комнате у него было несколько запасных. Близоруко щурясь и выставив вперед руки, он добрался до стены и коснулся холодного камня… что это? Почудилось, что под ладонью что-то живое. Священник с удивлением и некоторым страхом провел кончиками пальцев по шершавой поверхности. Вроде все нормально.
Откуда-то сзади послышался приглушенный гогот, словно кто-то хихикал в кулак. Он резко обернулся — вот только смысл? Кроме размытого пятна все равно ничего не увидит. Множества размытых пятен. Пятен черноты.
«Угольная смола? — подумал Фуджимото. — Разве парни от нее не избавились?»
Но пятна летали и скрежетали так громко, что даже в ушах звенело. И их было много, и они все прибывали. Нужно добраться до комнаты, сменить очки и по новой провести зачистку храма. Недолго думая, священник вдоль стены прокрался к заветной двери, открыл ее и рванул к комоду, привычно стоявшему на своем месте неподалеку от кровати. Нащупав нужный ящик, а в нем — запасную пару очков, он развернулся, готовый принять удар… и остолбенел. Вот теперь ясно, что не так. Внутри монастыря никого не было, но в нем кипела жизнь. Стены оплело какое-то черное растение, больше похожее на растекшийся экстракт ночи, потолок облепила угольная смола, да и сами стены, казалось, дышали. По телу пробежалась волна ледяной дрожи. Лучше бы он всего этого не видел! Теперь было страшно даже прикасаться к дверной ручке.
Превозмогая этот страх и отвращение, Фуджимото отдернул дверь на себя, сразу же спрятав ладонь, будто обжегся. По пути в потайном ящике за кафедрой схватил дробовик и несколько запасных обойм. Первая мысль — лишь бы была вода. Он кинулся в уборную… хвала небесам — после нескольких поворотов вентиля из крана брызнула струя. Здесь же всегда стояла пара канистр. Недолго думая, старик наполнил их и, склонившись, зачитал молитву.
— Сейчас я с вами разберусь…
И, не колеблясь ни секунды, пошел очищать монастырь от скверны. Пока он занимался этой рутиной, было время, чтобы обдумать все происходящее. Он вспоминал. Отчетливо помнил, как вонзил острый шип себе в сердце, помнил, как тьма застила глаза все больше и больше. Помнил, как вынырнул из этой тьмы и очнулся тут. Неужели это — Геенна?
Когда последний маленький демон сгинул в его стенах, Фуджимото нашел в поясной сумке предусмотрительно положенный туда кусочек мела. Очертив барьерами каждый вход и каждое окно, он с робкой надеждой в сердце приоткрыл входную дверь.
Снаружи царила ночь. Но обычной она не была — даже воздух, даже тьма вокруг казались одушевленными, живыми… разумными. Прекрасный сад при монастыре облепляли гадкие твари. Вокруг земля пучилась, шевелилась, хохотала. Все, чего касался взгляд, будто смеялось. Смеялось над ним. Глупый, глупый Фуджимото Широ, говорило оно, теперь-то посмотрим, как ты будешь справляться с нами в нашем мире!
Череда эмоций со стремительной неторопливостью сменилась в душе преподобного. Ужас — промозглый, словно дождливый осенний день. Отчаянье — обгладывающее, как неделю не евший пес, до костей. Ярость — тихая и ледяная. Он сметет здесь все. Фуджимото вернулся в монастырь, наполнил вновь канистры, освятил воду.
Метр за метром он старательно уничтожал все демоническое в пределах забора. Начертил барьерные печати возле каждого входа, сел прямо на ступени крыльца и неподвижно уставился перед собой. Тишину прерывал тихий шелест за барьером и тиканье наручных часов, каким-то чудом сохранившихся после той заварушки с Астаротом. Целых три дня после этого он обновлял преграды раз в час. Однако различного рода дрянь то и дело просачивалась внутрь. Фуджимото выбивался из сил, пытаясь защитить себя от ос в их собственном улье.
Но в один прекрасный момент он, в очередной раз расставляя препятствия, услышал из-за забора до боли знакомый голос.
— Знаешь, Широ, ты всегда можешь попросить меня помочь с барьерами.
— Мефисто, — преподобный сам не мог понять, какая из эмоций превалирует — озлобление или же все-таки воодушевление. — Что я делаю в этом ужасном месте?
— Это нужно спросить тебя, — демон загадочно улыбнулся. — В Ассии ты официально мертв. Выходит, что теперь ты — часть нашего мира. Возможно, потому, что твоего сердца коснулось пламя Сатаны. Или потому, что в своей жизни достаточно много сталкивался с подобными мне и подвергался понемногу воздействию их энергии.
— Так я теперь демон?! — в этих словах, отливающих бредом, было столько слепого, животного страха, что Фель не выдержал и рассмеялся.
— Нет, не болтай ерунды. Ты просто один из жителей Геенны. В Ассии тебя называли бы призраком.
Шок пронизал обомлевшего Фуджимото холодной дрожью. Почему? Почему его душа не упокоилась с миром? Как такое могло произойти? Не выбросили же его тело на помойку, как поломанную куклу! Неужели та самая одержимость так повлияла? Или же…
— Я полагаю, тебя интересует, что стало с близнецами, — словно прочитав его мысли, с елейным оттенком проговорил Мефисто. Преподобный молча кивнул. — Я взял их под свою опеку. Оба учатся в Академии. Рин выразил желание стать экзорцистом. Но, что самое главное, он обнажил меч.
— ЧТО?! — в глазах священника загорелась паника. — Не может быть… я же говорил ему…
— Уверен, для этого были веские причины, — перебил его демон, одной мимикой выразив секундное неудовольствие. — Что случится дальше, не могу предполагать. Я предупредил его насчет всей серьезности ситуации, и, надо сказать, пока что он неплохо держится. Впрочем, с момента твоей смерти всего три дня прошло, поэтому хвалить его еще рано.
С тех пор у Широ было два занятия: следить за чистотой монастыря и надеяться, что с сыновьями все хорошо. Мефисто поколдовал над его обиталищем, и с тех пор оставалось лишь сохранять целостность этих барьеров. Впрочем, гладко все было недолго: через пару месяцев Фель вполне прозрачно намекнул, что бояться преподобному здесь нечего, а следовательно, в ограждении от нечисти нет нужды. На создание преград тоже уходило немало сил, а в связи с обострившейся обстановкой в Школе экзорцистов (в чем именно заключалось обострение, демон не уточнил) ему нельзя разбрасываться энергией. В ответ на это Фуджимото сказал, что не больно-то и нуждался в его помощи.
И Мефисто, посмеявшись над таким самоуверенным утверждением, снес свои барьеры.
Поначалу Широ, уже привыкший к более размеренному ритму, выдыхался. Благо, в Геенне он не чувствовал голода и жажды, а то существовать было бы крайне тяжко. И тем не менее, сил становилось все меньше, он ощущал это. В конце концов, решив, что весь монастырь с его территорией удерживать чистыми было чересчур изматывающим занятием, он ограничился одной только задней комнатой. Там Фуджимото очертил барьерную печать, окропил ее святой водой по краю и большую часть времени стоял внутри. Дважды в день он обходил весь монастырь, разбрызгивая губительную для демонов жидкость, и вскоре добился, что нечисть перестала соваться в его дом.
Однако снаружи низшие демоны обосновались. Прекрасный сад приглянулся зеленым человечкам, и они превратили голые деревья в настоящее чудо. Однажды, выглянув из своего окна, Широ не поверил глазам: одновременно с побегами и цветами на ветвях красовались сочные спелые плоды. Яблоки, вишни… увидев их, впервые за долгое время преподобный почувствовал, что голоден.
Это был не простой голод. Не бурчало в животе, не сосало под ложечкой, как это бывало в Ассии при его жизни. Просто острый недостаток сил, а мозг понял, что необходимо съесть один из этих прекрасных плодов, и все будет хорошо. Но вокруг деревьев роилась нечисть и уплетала нарядные вишенки, груши и яблочки точно так же, как хотел этого священник.
Нет.
Есть наравне с этими первобытными тварями он не будет.
Они вводят его в искушение.
И Фуджимото, крепясь, не поддавался искушению долгое время. Сил становилось все меньше, но он держался. И как бы ни манили его плоды, обрамленные цветами и побегами, он не должен поддаваться соблазну. Воля. У него есть воля…
— Я мог бы сказать, что ничего страшного не произойдет, если ты выйдешь и вкусишь их, но ты все равно посчитаешь меня змеем-искусителем, — зазвучал однажды в его голове голос. Широ, узнав в говорящем Мефисто, нахмурился. — Бог не есть зло или добро. Бог вне понятий добра и зла, и ты это знаешь. Сказать тебе, что есть грех, Широ? Это то, ради чего демоны покидают Геенну. Это то, чего они ищут в Ассии. Возможность чувствовать. Наслаждаться возможностями своих тел, упиваться удовлетворением потребностей физической оболочки. Ведь раньше подобные мне были лишены этого. Мы сделаем все, чтобы у нас была возможность чувствовать. Вы же, люди, имея это с самого рождения, изводите свои тела, тренируя дух. Способность противостоять вашим желаниям — безусловно, ваша сильная сторона, когда вы защищаете Ассию. Но теперь ты — часть Геенны. Если не будешь восстанавливать свои силы, ты умрешь. Исчезнешь. И в таком случае к чему будет твоя хваленая воздержанность?
И голос Мефисто замолчал. Преподобный ничего не сказал ни вслух, ни даже мысленно. Еще с день он размышлял над его словами, ощущая себя одновременно Танталом в Тартаре, а затем, наконец, не выдержал, и с дробовиком наперевес направился к ближайшему из деревьев. Демоны, лишь завидев его, кидались врассыпную — они уже знали, что этот бывший человек не боится их. Сорвав несколько яблок, Фуджимото вернулся в комнату, разложил их по кровати, осторожно откусил кусок от одного.
Святые небеса, до чего оно было вкусно!
Пара съеденных плодов, и священник почувствовал себя исполненным сил. Несомненно, он знал, куда эти силы направить. Пусть сад достался демонам, монастырь захватить он не даст. Яблоки, груши и вишни, впитавшие через землю соки Геенны, теперь питали тело бывшего паладина. Мефисто навестил его спустя некоторое время, но понял сразу, что тут ему не рады, как и любому другому демону. Так что, решив, что сделал достаточно для старого приятеля, оставил его в покое.
Но неприятности Фуджимото на этом не закончились. Питаясь плодами Геенны, он все больше становился частью Геенны. Низшие демоны почти перестали его беспокоить; за дело взялся сам Сатана. Из его уст звучали ужасные вещи. Он говорил, что Широ стал бы прекрасным воином в его рядах. Сатана даже был готов дать ему силу демона… какая наглость — предлагать такое священнослужителю!
Преподобный ответил однозначным отказом. Но Бог Геенны был упрям. И поэтому аудиенция продолжалась изо дня в день. Сатана был не прочь подождать, пока он сломается. Что для него, бессмертного создания с многовековым терпением, несколько месяцев или даже лет? Капля в море. И Широ стойко переносил новое искушение, морально готовясь к усилению натиска.
И, что было ожидаемо, подлый демон использовал совсем гнусное средство. Но и к этому Фуджимото был готов. И вот, когда голос Окумуры Рина послышался от двери, такой родной и по-теплому взволнованный, преподобный быстро подавил в сердце вспыхнувшее желание прослезиться и крепко-крепко прижать сына к груди. Здесь, в Геенне, Рина не будет. Он остался в Ассии и там живет.
Когда же оказалось, что мираж перед ним — не мираж вовсе, на Широ всем весом навалилась ужасающая правда. Во-первых, что он чуть не застрелил своего сына, а во-вторых — что его сын теперь тоже часть Геенны. Он рассказал священнику все, что произошло после вторжения Астарота. Череда событий, приведшая все-таки к судьбе, от которой Фуджимото пытался уберечь Рина даже ценой собственной жизни. Кажется… нет, совершенно очевидно, что мальчишка был напуган развернувшейся перед ним тернистой тропой. Воспитанный человеком, теперь он должен стать демоном. Полноценным. Раскрыть свою силу.
Отпустив сына на аудиенцию к его настоящему отцу, Фуджимото вышел в сад и растерянно уставился в черный горизонт. Хотелось встать рядом с Рином, положить ему руку на плечо, поддержать. Было невыносимо думать, что теперь это место занимает самодовольный клоун, умеющий пудрить мозги лучше кого-либо еще в Геенне или Ассии. Священник резко приложил два пальца к губам. Как хотелось закурить, просто страсть.
— Не мешай им, — послышался голос откуда-то сбоку. Развернувшись, Широ уронил взгляд на белобрысого демона в берцах и шляпе-треуголке, сидящего на одной из яблонь. Преподобный прищурился и хмыкнул. Тот смотрел на него томно прикрытыми глазами, поедая сорванный с ветки повыше плод. Откусывал он медленно, словно соблазняя, и слизывал текущий с яблока сок языком, не упуская не капли. Свободная рука элегантно заправила прядь волос за острое ушко, выдавая жесты, совсем не свойственные для мужчины, что немного озадачило священника.
Демон повернулся к Фуджимото всем корпусом, не сводя с него ядовито-изумрудных глаз. По нижней губе стекла струйка сока, и он облизнулся. Широ поймал себя на похотливых мыслях, но, тряхнув головой, освободил разум от этого мракобесия.
— А ты кто такой?
— И этот туда же, — вздохнул гость, доев яблоко и сжав огрызок в руке. Через секунду тот исчез в голубой вспышке. — Я — девушка. Не знаешь меня? Это странно. Я Асмодей, Королева страсти, княгиня суккубата и инкубата. Мы с тобой в Ассии были гораздо ближе, чем ты думаешь, Широ Фуджимото, — томный взгляд после подмигивания стал игривым.
Священник почувствовал себя уязвимым, как будто совершенно голым.
— В каком это смысле?
— В том самом, — она соскочила с ветки и приблизилась, виляя тощими бедрами. — Я лучше кого бы то ни было знаю твои пристрастия, лучше всех слышу твое сердце и угадываю твои мысли. И поэтому я знаю, что ты все еще желаешь быть самым значимым для Рина, — Асмодей вдруг посерьезнела. — Ты значим. Он любит тебя и хочет, чтобы ты был рядом. И ты должен быть рядом, но не более того. Прошло время, когда ты учил его, Широ. Теперь твоя задача — поддержать его, когда будет трудно, а обучать его будет сама Геенна.
Вот значит, как. Пусть не прямым текстом, но ему заявили, что педагог из него так себе. Да, пусть отчасти это было правдой, но все же обидно. Он поджал губы и напряженно кашлянул.
— Это все, что ты хотела мне сказать? — после небольшой паузы выбросил преподобный, сощурившись. Асмодей тоже прикрыла глаза.
— Нет. Еще кое-что. Рин будет меняться, и очень скоро он изменится до неузнаваемости. Ты не должен мешать этому процессу. Мальчику пора вырасти. Ему давно пора занять свое положенное место в этом мире. Хватит с него команд и рамок от людишек, которые ничего не понимают. Он свободен. Единственный в Геенне, пока что имеющий силу сковать его обратно — это ты. Но, поверь, ни я, ни Самаэль, ни Сатана не допустим такого. Поэтому мой совет — это еще и предупреждение. А может быть, и угроза. Решать тебе.
Она вытянула руку, и через несколько секунд под оглушительное ржание, подхваченное эхом и хихиканьем земли и воздуха, из темноты возникла огромная лошадь. Демоница забралась на спину зверю, который тут же обтек голубым пламенем, и умчалась, скрывшись из виду. Широ же, остолбенев, остался рассуждать. Предупреждение? Угроза? Однако как заговорили. Впрочем… наверное, она была права. Во всяком случае, один раз преподобный уже провалился: Рин не остался человеком. Он обнажил меч, а значит, поставленной цели Фуджимото не достиг. Что ж, тогда придется, скрепя сердце, отпустить парня и позволить ему измениться в ту сторону, которую выбрал он сам, пусть и поневоле.
Правда, кое в чем Рина новая жизнь не изменила: он по-прежнему готовил лучше, чем кто-либо еще из знакомых священника. Добывая продукты то из Ассии с помощью старших братьев, то используя взращенные в Геенне плоды, он баловал все способное вкушать семейство своими кулинарными шедеврами. И, несмотря на то, что чувство голода в Геенне почти не терзало Широ, стряпню сына он уплетал за обе щеки, с некоторой ностальгией вспоминая свою земную жизнь. С его появлением у священника в жилище словно стало светлее. И, хотя Рин бывал у него относительно редко, старик наконец-то чувствовал себя в безопасности. Начал каждый день выходить в сад и даже за его пределы, привыкая к окружению.
Сын появлялся в монастыре через внушительные промежутки времени, а потому Фуджимото ясно видел, как он меняется. Неуловимые изменения, от которых было немного грустно, но по большей части вызывавшие некую смесь радости и гордости. С каждым своим появлением он становился все взрослее, осмотрительнее и серьезнее, но это ни разу не мешало ему по-прежнему отпускать неуклюжие шуточки и дурачиться. Надо сказать, преподобный соскучился по этому.
Каким-то удивительным образом Рин всегда появлялся в моменты, когда Фуджимото становилось особенно одиноко. Словно чувствовал, когда в его обществе нуждаются. Возможно, это была еще одна способность демонов, но наверняка утверждать преподобный не мог. Если это действительно так, то переменам в сердце сына он однозначно радовался. Вот только одно покоя не давало: когда они разговаривали, в словах Рина то и дело проскальзывало слово «отец». Оно вплеталось в речь, как там и было, не вызывая никакого отторжения, никак не выделяясь, как это бывает со словами, с трудом срывающимися с языка.
Вот только говорил Рин не о Фуджимото.
Чем дальше текло время, тем больше он учился слушать. То и дело, даже сидя на серой траве под яблоней и болтая со священником, Окумура закрывал глаза и погружался куда-то в себя, медитируя. Широ наблюдал за ним с толикой интереса: парень словно что-то говорил про себя, беззвучно двигая губами, делал непонятные жесты кистями рук, а потом точно так же внезапно возвращался к своему старику и продолжал шутить, как ни в чем ни бывало. Было ли это частью тренировки? Развивал ли он свои боевые навыки? Возможно. Широ этого не знал.
Однажды Рин пришел к нему с сияющей улыбкой на лице.
— Что такое? — спросил Фуджимото, приподняв уголки рта. Рин снял с плеч Курикару и обнажил ее. И… ничего. Просто голое лезвие, тускло поблескивающее от слабых источников света на стенах монастыря. По мечу не перебегали языки пламени, и они никак не охватывали самого парня. Увидев некоторое смятение на лице своего старика, Окумура кинул ему оружие. Перехватив его и наскоро изучив взглядом и прикосновениями, преподобный округлил глаза.
— Он пуст! — воскликнул он осипшим от шока голосом. — Ты распечатал свою сущность?
— Да. С помощью Самаэля, — Рин сел рядом. Похоже, он был очень доволен. — Так гораздо проще. Нет ощущения, что она вещает мне откуда-то из-за стены. Знаешь, старик, я счастлив. Я понял. О лучшей жизни я не мог и мечтать. Вот бы Юкио мог меня сейчас видеть, как я свободен… — его взгляд мгновенно стал грустным. — Но этот дубоголовый ведь не поймет и не признает моей сущности. Даже жаль.
— Ты уже не хочешь обратно в Ассию? — удивился Фуджимото.
— Хочу, — Рин сглотнул. — Но мне там не место. Я не Самаэль, и выкручиваться из безвыходных ситуаций не умею. Если бы мы могли вернуться все вместе… вчетвером… впятером. С тобой. Было бы здорово…
— Мне в Ассию путь закрыт. Разве что бесплотным привидением, — усмехнулся преподобный. — А вот ты можешь выйти в нее в физической оболочке.
— Если бы, — печально усмехнулся Окумура.
Но с освобождением сущности он стал полноправным жителем Геенны и членом королевской Семьи. Рин, главный наследник Сатаны — так его теперь знали все. Самаэль остался доволен своими трудами и отныне почти не принимал участия в его воспитании. Почти все свободное от бесед с Фуджимото Окумура проводил с Асмодей и Амаймоном. С первой можно было вдоволь подурачиться, со вторым — подраться. Король времени же, встречаясь с Наследником, в основном вещал что-то нудно-философское, иногда — совсем непонятное, при этом загадочно улыбаясь. Иными словами, вернулся в свою привычную ипостась. Какая отрада. По крайней мере это говорило о том, что все в порядке.
Но главное — чтобы весь этот скоп не собрался вместе. В противном случае, казалось, Геенна ходила ходуном. Амаймон дразнился, Окумура бесился на это, Самаэль подначивал их обоих, с хитрой ухмылкой наблюдая, кто же все-таки кого, а Асмодей, не находя себе место во всеобщей дружеской потасовке, чуть поодаль развлекала себя и других зрителей низшего и среднего уровня вдохновенными комментариями происходящего.
И это было так здорово, что захватывало дух.
Силы юного Наследника росли с каждой неделей, дух креп с каждым новым месяцем. Он безумствовал, смеялся себе и остальным, иногда грустил по Ассии, но по большей части безумствовал. Остальные это поддерживали. Все они отчасти были безумны, все подвержены страсти — каждый своей. Рин чувствовал связь между ними, связь, которую невозможно было порвать даже запечатанным на долгие пятнадцать лет в Курикару сердцем, даже полной изоляцией от мира демонов. По тонюсенькой ниточке разбросанные в мирах судьбы Семьи нашли друг друга и сплелись прочнейшим образом.
И память об Ассии начала быстро и неумолимо меркнуть.
***
— С днем рождения! — прогуливающегося в компании Асмодей Рина окликнул Фуджимото, махая рукой из входной двери монастыря. — С тебя тортик!
— Заметано, — тот показал большой палец и улыбнулся во все тридцать два. Фуджимото оглядел его с нескрываемой любовью во взгляде. В Ассии ему бы исполнилось двадцать пять. Теперь Окумуру уже нельзя было назвать мальчиком: это был молодой мужчина, крепкий и жилистый, в самом расцвете сил и красоты. Не то что прочие дрищи из Семьи. Впрочем, их ли в этом винить — все-таки связь сущности и физической оболочки у сына была куда прочнее.
— Я тоже хочу себе точную дату рождения, и чтобы тортик на нее был, — Асмодей наигранно насупилась. — Вот почему так нечестно?
— Необязательно иметь дату. Хочешь, я тебе каждый день буду его готовить? — Окумура опустил руку ей на плечи, крепко прижимая к себе. Девушка, усмехнувшись, пихнула его в бок, чтобы отстал. Помогло.
— Хочу. Ловлю на слове!
Оба звонко засмеялись. Рин любил сестру совершенно искренне: она была неприлично добра для демона, и уже привычные ему в Геенне зачатки садизма почти не проявлялись в ее натуре. Она всегда смягчала обстановку, даже если буйные братишки что-то между собой конкретно не смогли поделить. Можно сказать, она служила ингибитором для взрывоопасной амаймонориносамаэлевой смеси, в которой достаточно было малейшей искры, чтобы вспыхнуть.
Они подошли к воротам поздороваться с Широ. Старик протянул руки, чтобы обнять сына, как вдруг Рин, только коснувшись его, дернулся, будто ошпаренный. Резко появилось какое-то нехорошее предчувствие, внезапно, словно ножом под ребра пырнули. Асмодей обернулась и заозиралась по сторонам, словно ища источник беспокойства. Преподобный, который даже вздрогнул от неожиданности, открыл было рот, чтобы спросить, что случилось, но ему не дали сказать и слова.
— Ты почувствовал? — пророкотала демоница.
— Да, — настороженно ответил Окумура и отшатнулся от ворот. — Что-то не так.
— Рин? — только и смог сказать Фуджимото, душа которого упала куда-то в пятки. Тот обернулся на своего старика не сразу: сначала посмотрел куда-то вверх, потом на сестру. И лишь потом впился взглядом в лицо священника. Его выражение напугало Широ не на шутку.
— Такое ощущение, что… — прошептал сын и замолк на полуслове.
— … что на нас напали! — продолжила за него девушка. — Как такое возможно? Кто мог…
Окружение внезапно разразилось громогласным истерическим хохотом. Рин осклабился и рукой завел сестру за спину. Та обернулась к священнику.
— Широ! Беги в монастырь. Закройся в барьере и не выходи!
Просить дважды было не нужно. Старик, коротко кивнув, умчался в здание. Демоны прикрыли глаза и прислушались к земле. Они оба ощутили присутствие духа отца. Он ничего не говорил, только как-то громогласно молчал, словно не мог сосредоточить свою энергию и найти нужные образы для общения. Это было очень странно.
Из темноты неподалеку возник Самаэль, а за ним по пятам — Амаймон. Рин и Асмодей поспешили подойти к ним поближе.
— Что происходит? — обеспокоенно спросила девушка.
— Понятия не имею, — Мефисто покачал головой. — Что-то не так с Сатаной. Думаю, нам стоит поспешить к нему. Вся Геенна трясется.
Когда после щелчка пальцами все четверо перенеслись к священному лесу, оказалось, что трясущаяся Геенна была вовсе не метафорой. То, что происходило здесь, было подобно крупному катаклизму: скалы крошились от синих огненных вихрей, земля гудела. Воздух неистово хохотал, кричал, визжал, из черноты рождались голодные безглазые рты и сыпались прямо в огонь. Пламя поглощало их и рассеивалось, пожираемое темнотой изнутри.
— Лес… лес тускнеет! — осипшим голосом пробормотал Рин, взобравшийся на самую высокую из оставшихся скал. — Отец слабеет!
—
Рин… — послышалось в голове: Сатана нашел в себе силы обратиться хотя бы к одному из подоспевших детей. Парень тут же погрузился во внимание. —
Мне нужна ваша помощь… нужна помощь…
Его ли это голос был, такой тонкий и слабый? Какая ужасающая правда! Лес мерк, уступая место тьме. Откуда-то из-под земли в самой его чаще вырывались мощные потоки воды, помогая черным бесплотным ртам пожирать голубое зарево. По камням и стволам деревьев растекалась жидкая тьма. Может ли такое происходить наяву? Кто обладает такой же мощью и властью, чтобы суметь не просто противостоять Богу Геенны, но и победить его?
Только одно существо было способно на такое.
— Лилит, самая ночь, клубящаяся в небесах, — пораженно прошептал Самаэль, буквально парализованный от шока.
— Матерь демонов? — Асмодей уронила челюсть на грудь. — Но она была его верной и тихой спутницей много тысяч лет! Что вдруг на нее нашло?!
— Если бы я знал ответ, то не удивлялся бы! — огрызнулся тот.
Рин же слышал голос в себе, который слабел все больше. Это был не тот отец, что он знал, со своей непоколебимой мощью, вызывающей трепет, благоговение и восторг. Только не этот едва слышный сиплый крик о помощи, возвещающий о том, что Бог умирает. С его слабостью душа рушилась, распадалась на куски, ниточки-связи с внешним миром и его жителями разрывались, как раздираемая собаками тряпка. Каждая из ниточек, лопаясь, стонала, напрягалась, как натянутый нерв. Невыносимо. Действовать нужно было немедленно. Пламя неумолимо тухло, пожираемое мраком, а Геенна не могла лишиться своего Бога.
— Отец, тебе нужно убежище, — пробормотал Окумура.
—
Нет времени, чтобы найти сосуд для моей силы, если только такого нет у тебя под рукой, мой сын, — прогудел голос в голове. Рин усмехнулся.
— А вот и есть, отец. Самаэль! — он вытащил из-за спины Курикару и швырнул ее брату. Тот понял без слов. Щелчок пальцами. Пламя скукожилось в тонкую ленту, ловко проскользнуло сквозь путаницу голодных черных ртов и обвило лезвие, приютившись в демоническом мече. Рин соскочил со скалы, перехватил оружие у Мефисто и закинул его в ножны за спиной, надежно пряча Бога от неожиданного соперника. Тьма, взревев, принялась рыскать в его поисках, расползаясь по земле, подбираясь все ближе к четверке.
— Времени нет. Нужно бежать! — Асмодей набросилась на братьев и повисла на их руках. — Убираться отсюда! Лилит вознамерилась уничтожить Сатану, и если так, то ее не остановить. Нужно брать найтмаров и валить!
— Но… — начал было Окумура, но замолчал, когда воздух вокруг сгустился и понес их всех куда-то вдаль. Что за невыносимый грохот и ор вокруг! Когда ноги коснулись земли, до ушей донесся гром и испуганное ржание: кони в панике метались по лугу. Точно так же поступали и все демоны, встречавшиеся им. Давящая живая тьма спускалась с небес, поглощая землю, выискивая непокорных, чтобы раздавить их.
— Скорее же! — Асмодей первая вытянула руку; за ней повторили и остальные.
— Мой старик! — наконец смог вклиниться в разговор Рин. — Он может погибнуть, если продолжит противостоять Матери демонов, а он продолжит! Что будет с ним?
Он умоляюще уставился на Самаэля. Поколебавшись секунду, тот коротко кивнул.
— Я отправлю его в Ассию. Вы тоже должны выбраться отсюда. Встретимся там!
Оседлав свою лошадь, он словно растворился в воздухе. Рин потянулся к спине своего зверя, и тут в его голове раздался новый голос. Женский. Разливающийся по всему телу, словно сладкий, но смертельно опасный яд.
—
Долгие тысячелетия я ждала этого момента. Настало время обновления! Геенна и ее жители вечно прятались в тени. Но что еще хуже — они стали завидовать низшим существам. Завидовать людям, изгадившим эту планету.
— Залезай! — сдавленно шептала Асмодей, скалясь и помогая Рину взобраться на найтмара. Амаймон, склонившись на шею лошади, закрыл уши. Голос давил, словно черное грозовое небо над головой. Даже табун склонил головы и синхронно сел на колени. От такого нарушения равновесия пострадало все измерение демонов. Нескоро же Клубящаяся Ночь восстановит свои силы.
—
Спросите себя, мои дети, мои подданные. Как долго вы желали иметь то, что эти членистоногие получали с рождения, не сделав для этого ничего? Как долго вы стонали и исходили в страдании, лишаясь своих чувств и ощущений? Довольно страданий, дети мои! Настала пора принести равенство в оба мира!
Найтмары понесли демонов вперед на трясущихся от слабости ногах. Однако беспрепятственно покинуть Геенну им не собирались позволить: из-под земли вырвалось несколько фонтанов воды, и среди них возникли расплывчатые не то драконьи, не то лошадиные силуэты. Их пасти были оскалены, по зубам стекала густая слюна, а взгляд, направленный прямо на троицу, выражал недвусмысленное намерение.
— Кэльпи в подчинении у Лилит? — ошарашенно пробормотал Рин, поворачиваясь к Амаймону. — Разве животные не подвластны тебе, брат?
— Эти демоны не подчиняются ни одному из Королей, — ответил тот, все еще держась за голову. — Они — порождения Богини и Матери Геенны. Они — Неблагий двор. Я пробовал как-то играть с такими. Даже с моими силами это опасное занятие.
— В таком случае нужно смываться прямо сейчас!
—
Люди — это мусор, это болезнь планеты! Я, безбрежная тьма Лилит, Матерь демонов, призываю вас, дети мои, призываю вас всех, жители Геенны, восстать и выдрать эту заразу с корнем, сжечь ее и пожрать, выбросить пепел в вечное море! Кто не с нами — тот против нас. Тот будет уничтожен!
— Не нравится мне все это… — пробормотала Асмодей. Рин, оскалившись от напряжения и негодования, сдавил бока своего найтмара; тот встал на дыбы.
— Амаймон! Помогай! — и лошадь юного Наследника вся целиком обволоклась пламенем. Конь брата ударил копытом, и от его удара земля затряслась. Кэльпи сорвались со своих мест, ринувшись навстречу убегающим. Однако от соприкосновения с огнем Рина их шкуры опалялись, и кэльпи с шипением и воем отскакивали назад; божье пламя прикрывало с обеих сторон двух других членов Семьи, и они старались держаться поближе к Окумуре.
—
Ты слабеешь, — раздался в голове тихий голос Сатаны. Рин стиснул зубы: да, он знал это и без чужой подсказки. Высвободив свою сущность на полную мощь, он мог защитить Семью, но только на очень непродолжительное время. Кэльпи преследовали их, отставая ровно на безопасное от огня расстояние и выжидая, когда он выдохнется. Безусловно, эти твари набросятся на него сразу же и разорвут в клочья всех троих. Нужна помощь. Закрыв глаза, парень произнес про себя имя Короля времени.
На секунду Геенну осветила яркая вспышка, а затем все погрузилось во тьму. И само небо завизжало, заголосило в ярости: потенциально мятежной части Семьи удалось скрыться.
***
Резко стало очень светло, едва ли не закипело содержимое глазниц, несмотря на то, что воздух был довольно прохладным. Словно жаркий пустынный хамсин на мгновение хлестанул по лицу. Обилие белого дезориентировало, и с непривычки демоны зажмурились и попадали на землю.
— Мои глаза-а!.. — протянул Рин. — Ты не мог перенести нас в какую-нибудь пещеру? Зачем же в такое светлое место!
— Ужасно, брат… — вторил ему Амаймон. — Слишком много света! Я ослепну! Ослепну!
— Фу. Я сел на что-то холодное и мокрое, — приоткрыв веки на крохотную щелочку, чтобы рассмотреть землю, Окумура нащупал под собой подмерзшую грязь, слегка припорошенную снегом. — Твою ж мать. Я даже не знаю, чему именно возмущаться сначала.
— Ой, посмотрите-ка, какие мы привередливые, — огрызнулся Самаэль. Он никуда не падал — только прислонился к стволу ближайшего дерева, прикрыв глаза руками. Рин перевел на него недовольный прищуренный взгляд. — Скажите спасибо, что унес ваши задницы от…
— Как тут… все такое цветное! — Асмодей привыкла к свету быстрее всех и неловко поднялась на ноги, осторожно ступая по заиндевевшей траве, восхищенно рассматривая все вокруг. — Я была в Ассии так давно… а после — только сознанием. Я уже и забыла, каково это…
Она неожиданно засмеялась, быстро расшнуровала свои берцы и прыгнула на ледяную землю босыми ступнями, прикрыв глаза от удовольствия. Братья даже забыли, о чем спорили, глядя на нее прищуренными от слишком яркого света глазами. Девушка пробежалась немного вокруг них и упала на спину прямо на землю, раскинув руки. Она елозила руками по хрустящим травинкам, сжимала их, прислушиваясь к ощущениям, гладила прохладную почву, подносила ладони близко-близко к лицу, с любопытством рассматривая грязноватые разводы на коже. С упоением распластывалась на земле, стараясь коснуться ее всеми возможными частями тела, с наслаждением ощущала холодную дрожь. Она была счастлива. Она чувствовала.
— У тебя будет достаточно времени, чтобы насладиться пятью чувствами, — Самаэль покачал головой и присел на корточки — в его светлом костюме опускаться на землю было не вариант. — Подойди. Нужно решить, что делать дальше.
Выдав мелодичное «угу», Асмодей встала, отряхнулась, насколько это было возможно (по сути, только размазала грязь по одежде), обулась и села рядом с братьями. Легкая улыбка так и осталась на ее лице, даже несмотря на серьезность ситуации. Рин и Амаймон не стали утруждать себя поисками места для посадки, а потому расположились в позе лотоса, как и сестра, прямо на земле.
— Боюсь, что мы изгои теперь не только в Ассии, но и в Геенне, — Король времени хмурился, и на его лице отражался бурный мыслительный процесс. — Поскольку Лилит сильна и вполне может справиться с нами четырьмя, а люди — слабее нас и против нашего альянса им не выстоять, в качестве временного прибежища предлагаю выбрать Ассию.
— Измерение людей — это прекрасно, — перебил его Амаймон, — но я надеюсь вернуться домой. Брат, ты придумаешь, как это устроить?
— Поддерживаю. Ты у нас мозг, — Рин согласно кивнул. Асмодей вновь пропела свое «угу».
— Думаю, все слышали, что говорила Матерь, — вздохнув, продолжил тот. — Мир людей подвержен опасности. Я не могу этого допустить. Она вправе думать что угодно, но люди… какими бы они ни были, они имеют право существовать. Я испокон веков доказывал эту точку зрения в Геенне и буду стоять на ней. Можно попробовать убедить людей принять нас на свою сторону. В любом случае, равновесие в Геенне нарушено, и чтобы восстановиться и набрать войска для атаки, Лилит нужно время. А время на нашей стороне, — и он, не выдержав, улыбнулся, довольный игрой слов. Правда, никто не оценил: Рину его клоунские манеры никогда не нравились, Амаймон сидел в прострации, а Асмодей было не до того: она наслаждалась долгожданной возможностью чувствовать. — Кроме того, есть еще одна проблема.
— Да. Курикара не способна долго удерживать отца, — договорил за него Окумура. — Ему нужно тело. Тело, способное его выдержать.
Самаэль кивнул.
— Именно. А во всей Ассии мне известно только одно тело, которое теоретически способно послужить сосудом для Сатаны. В нем течет демоническая кровь, но при этом демоном существо, носящее это тело, не является. Уверен, Рин, что ты понял, о ком идет речь.
Парень напряженно кашлянул.
