Право на ошибку

Поспешно наброшенный больничный халат то и дело сползал с узких точеных плеч. Стук каблуков Инес гулко отдавался в коридоре городского госпиталя, жутко давя девушке на нервы, словно извещая всех о ее присутствии. Инес более всего желала остаться незамеченной, тем более узнанной. Она почти жалела, что пришла в это место. Решение навестить отца Рауля пришло неожиданно и спонтанно. Когда хитрюга Пьер с такой же беспечной миной, как и у нее, сообщил о священнике, все внутри Инес оборвалось, а лицо продолжала кривить застывшая улыбка. Тогда, в машине, она сделала вид, что ее ничуть не встревожила подобная новость, наоборот весь вечер она непринужденно щебетала с галеристом в одном чудном кафе и даже позволила проводить себя до дома. Она блестяще играла эту роль, набившую ей самой оскомину. Она лукавила, врала себе. Подойдя к зеркалу в прихожей она взбила пышные волосы и победоносно посмотрела на свое отражение. Инес гнала тревожные мысли прочь, даже позволив себе злорадное: «так ему и надо!». «А вдруг это что-то серьезное? И все из-за меня!» - больно резануло в сознании девушки. О, как она не любила все эти самокопания. Ну, зачем приор опять напоминает о себе, когда она почти забыла его, опять заставляет сомневаться, терзаться, ставит перед выбором? Наутро, вопреки всем своим принципам, злая и невыспавшаяся Инес поспешно открывала двери церкви Святого Германа, мысленно готовясь принять весь сокрушительный удар, который нанесет ей новость о трагическом происшествии с неприступным пастырем. «Сломал ногу?!» - от сердца Инес радостно отлегло. Внутренне возликовав, девушка все же ощутила долю разочарования. Ее неуемная фантазия рисовала прекрасные полные трагизма картины, подталкивающие девушку к решительному шагу. Вот она оступившаяся, но не утратившая своей красоты склоняется над ложем умирающего священника, орошая постель единственной покаянной слезой, скатывающейся по бледному печальному лицу. Только одна, одна слеза, но в ней – вся боль, все раскаяние. Он открывает глаза и слышится тихий шепот: «я прощаю вас и ни в чем не виню, мне становится легче, когда вы рядом»… А что теперь? Какая-то банальная, почти бытовая травма. Это обстоятельство, как бы принижало отца Рауля в ее глазах, словно священник не оправдал себя, даже в этом. Подобные размышления придали девушке смелости. Ранее казавшаяся абсурдной мысль об извинении теперь была шансом доказать непреклонному гордецу, что она, Инес, чего-то стоит и он очень ошибается на ее счет. Но сейчас, чем ближе была палата, тем сильнее билось сердце девушки ... Спустя несколько минут показалась серебристая дверь с нужным номером. Девушка сбавила шаг, дошла до палаты на цыпочках и замерла. В сознании отчаянно пульсировала красная лампочка, предлагавшая послать все к черту, развернуться, уйти и прекратить этот бред. Может она так поступила бы, но услышав в коридоре голоса и шаги, Инес резко выдохнула, и постучав, толкнула дверь. Первое, что она увидела – это был слепящий квадрат окна со светлыми шторами. Рядом с ним стояли стол и мягкий стул. Чуть поодаль находились две ортопедические кровати, одна из которых пустовала. От второй же Инес быстро отвела глаза. - Доброго дня, вы позволите? – пересилив себя, девушка все-таки посмотрела на пациента. Рауль де Магвайр лежал наполовину укрытый одеялом, из-под которого виднелся наложенный лонгет и читал книгу. Когда он увидел вошедшую на его бледном слегка осунувшемся лице отразилось крайнее удивление. Растерянный поначалу взгляд ужесточился, а лоб нахмурился. Предвидя такую реакцию, Инес торопливо проговорила: - Я случайно узнала, что с вами произошла оказия и пришла пожелать вам скорейшего выздоровления, – девушка слышала свой голос, словно сквозь толщу воды. Ладони вспотели. Инес поражалась, как она вообще могла дерзить этому человеку, перед которым теперь она вся дрожит и трепещет. Инес проклинала свою слабость и расшатанные нервы. Пора было кончать с этим. Девушка выпрямилась и прямо взглянула на приора: - Вообще, я не за этим сюда явилась. Брови священника насмешливо поползли вверх, а в серых глазах застыл немой вопрос. - Я хочу попросить у вас прощения за свое поведение тем вечером. Я была не права. Девушка торопливо прошла вглубь комнаты, поставив аккуратный крафт - пакет с продуктами на тумбочку. - Поправляйтесь. Я больше вас не потревожу. Не дождавшись ответа, она с достоинством кивнула Раулю и вышла из палаты… Текст вереницей пробегал перед глазами никак не желая становится осмысленным. Буквы расплывались, а суть романа ускользала от рассеянного внимания. Рауль резко захлопнул книгу. Чтение не отвлекало, молитва на ум не шла. Внезапный приход Инес внес заметный переполох в мирное течение мыслей преподобного отца. Он был взволнован, обескуражен. Когда девушка гордо и громко удалилась из ресторана, Рауль еще долго сидел, машинально потягивая вино, на губах играла недобрая улыбка, а временами в потемневших глазах молнией вспыхивала холодная ярость. Он был доволен собой. Он считал, что поступил правильно, но не мог не признать, что вызванная уязвленным самолюбием речь заносчивой собеседницы ранила его в самое сердце. Сама не ведая, отвечая лишь в отместку, девушка больно уязвила гордого священника правдивостью сказанных слов. Человек способен неистово корить себя за собственные проступки, недостатки, не ощущая особенного дискомфорта, но услышав о них из чужих уст, он впадает в крайнее расстройство. Рауль негодовал. Он привык к тому, что его уважают, слушают, подчиняются и даже боятся. Строгая благородная внешность и черная сутана производили на людей неизгладимое впечатление. Многие Раулем восхищались еще большее число, (по ту и другую сторону алтаря), его не любило, почитая заносчивым карьеристом, но невозможно было не считаться с его персоной. Вот так, с размаху, лепить дерзкие слова прямо ему в лицо, до Инес не осмеливался никто. Поэтому, поведение и речи своенравной девушки повергли в шок бедного блюстителя душ, а случившаяся вскоре нелепая травма не дала возможности забыться в житейских хлопотах, заставляя вновь и вновь вспоминать тот странный неприятный разговор. В глубине души ему было лестно, что такая эффектная особа обратила на него внимание. Как бы ни претила отцу Раулю экстравагантная манера назойливой незнакомки, все же его покорил и ум, и ирония красивой девушки. Он был почти очарован, почти поверил в то, что она действительно желала просто побеседовать на духовные темы, ведь пытливый ум всегда сомневается, только в сомнениях можно обрести истинную веру, отец Рауль знал это не понаслышке. Но последняя встреча расставила все по своим местам, заставила вновь убедиться в собственной проницательности. Увы, гнев, обида, разочарование не сменились покоем и забвением. Проходило время, а образ Инес никак не хотел покидать неосторожного священника, по собственной гордости возомнившего, что способен справится с любыми искушениями. Он уже начинал усматривать в происходящем происки злого духа, подтолкнувшего его согласиться на эту злосчастную встречу, а теперь терзающего воспоминаниями. Память настойчиво хранила облик Инес – тонкие черты, аккуратная стройная фигура, чудные глаза, но все это приправлено каким-то легкомысленным приторным флером. Словно замалеванная хулиганом-балагуром прекрасная картина, где убери грубый живописный слой и откроется сияние нежных красок. И это чистое имя*, легкое как дыхание, сорвавшееся с губ, так неподходящее к его раскованной обладательнице. Что бы избавиться от наваждения, приор не нашел ничего лучше как старательно очернить в своем воображении назойливый образ, пристально разглядывая все недостатки и отметая малейшие достоинства. Он весьма преуспел в этом, когда Инес появилась вновь и своим извинением разнесла всю ту стену отчуждения и неприязни, которую Рауль скрупулезно воздвигал в последнее время. Было досадно смешно и грустно осознавать это. Кюре полагал, что он больше не встретит Инес. Она влетела в его жизнь яркой опаляющей вспышкой, оставившей болезненную отметину в его душе. Явилась и исчезла, возможно, навсегда. Пролежав больше месяца в больнице, отец Рауль с наслаждением вдыхал уже прохладный прелый воздух наступившей осени. Вскоре его поглотил водоворот мирских дел, привычных пастырских забот и обязанностей. Был самый конец ноября. После воскресной мессы преподобный отец Рауль сидел под стрельчатыми кирпичными сводами в длинной опустевшей трапезной руанского монастыря , в обществе его преосвященства, епископа Шарля Гралле. Будучи по своей крови и натуре чистым французом, этот невысокого роста, округлый и крепкий как бочонок, человек с жесткими короткими кудрями успешно сочетал в себе неизменное остроумие, меркантильность, жизнелюбие с верой и преданностью Святому Престолу. - О чем печалишься? – спросил епископ, видя, как Рауль внезапно умолк и задумался. - Пытаюсь понять, чем я буду заниматься в раю. Глядя на серьезное лицо Магвайра, отец Шарль расхохотался: - Я погляжу, ты по натуре - оптимист! – его небольшие умные глаза искрились от смеха. Кюре усмехнулся в усы. - А все же? Откинувшись на спинку резного стула, иерарх лукаво прищурился и чинно сложил свои белые пухлые руки на груди: - Попал крестьянин в рай, - зная озорной нрав епископа, Рауль приготовился выдержать удар. Преподобный Гралле продолжал на распев, - ходит мужик по раю, смотрит вокруг – красиво, светло. Сколько времени прошло не ведает. Только слышит трепыхание, волнение вокруг началось – ангелы божии мечутся, сталкиваются друг с другом, говорят наперебой, ликуют. Поймал он одного, да спрашивает: «в чем дело-то», а тот в ответ – «епископ в рай попал!». Плюнул мужик, расстроился, как же так, спрашивает. Живешь, ишачишь, горбатишься на земле и никаких тебе почестей на небе, а тут дармоед, нахлебник пузатый, белоручка заявился и все всполошились, и все радуются! Ангел просиял: «как же не радоваться?! За столько веков впервые архиерей в рай попал! Мы даже не знаем, где и разместить его!». Тут громко засмеялся, запрокидывая голову Рауль. Епископ приподнялся со своего места и добродушно похлопал его по плечу: - Так что ни мне, ни тебе с твоей новой должностью рай не грозит, лишь будем надеяться и уповать на Господа, – наиграно печальным тоном произнес он. Рауль сделал вид, что не понимает, к чему клонит епископ. - Ваше преосвященство? –он вопросительно посмотрел на отца Шарля. - Полно, Рауль не скромничай и не делай вид, что пребываешь в блаженном неведении. Твоя кандидатура рассматривалась давно, и ты прекрасно знал об этом. - Не буду отрицать, - сдержанно ответил кюре, кротко опуская глаза, - но дабы не оказаться поставленным собственными тщеславными фантазиями в неудобное положение, я бы хотел услышать о своем назначении из ваших уст. Собеседник одобрительно хмыкнул: - Через две недели ты займешь пост викария** страсбургского архиепископа, – отец Шарль с удовольствием отмечал, как радостно заблестели красивые глаза Рауля, как сквозь его спокойную суровую наружность проглядывало волнение, - сам понимаешь, сделать тебя своим помощником, хоть я и желаю этого, не представляется возможным, иначе мне бы пришлось нехорошо поступить с отцом Квентином. А его высокопреосвященство отец Адольф Штумпф птица дальнего полета. Кстати, он уже приготовил тебе первое испытание. - ? - Организация рождественского праздника для сирот Эльзаса. - Что? – Рауль почти сполз по спинке стула, - но я никогда не занимался подобным, это вообще не мое! – запротестовал он. - Что ты так напугался? Соберешь команду, проследишь, проконтролируешь процесс, поулыбаешься, вручишь подарок, ну а если никого не найдешь - нарядишься Сантой и сам будешь плясать. Глядя на обреченное лицо де Магвайра, почти близкого к отчаянию, епископ готов был лопнуть от смеха. На том и решили, а уже после полудня отец Рауль, окрыленный новостью о назначении и раздосадованный предстоящим заданием, ехал в Париж в аббатство Сен-Жермен-де-Пре заглянуть к настоятелю и забрать свои вещи с прихода. Рауль де Магвайр был рад. Назначение его викарием страсбургского архиепископа, означало новую ступень в его церковной карьере. Он порядком уже устал от жеманного многолюдного Парижа. Руан, где он родился, вырос и подвизался на духовном поприще, был пройденным этапом в его жизни. Его манили новые горизонты, а последние новости напрочь вымели из головы все ненужные мысли и томительные воспоминания. Попрощавшись с отцом Валерином, Рауль оставил свою машину рядом с церковью и решил прогуляться по местным магазинчикам и лавкам в надежде отыскать что-то в подарок на Рождество. Священник все планировал заранее и, зная какой ворох дел навалятся на него в преддверии праздника, решил не откладывать эту процедуру в долгий ящик. Шла первая неделя Адвента***. На Елисейских полях торжественно зажглась яркая иллюминация. Город постепенно одевался в праздничные одежды из гирлянд и нарядных вывесок. Главные площади обнимал мягкий воротник из пушистых елей, которые бойко продавались на открывшихся рождественских ярмарках. Повсюду царила сутолока и кутерьма. Раулю претил весь этот ажиотаж с бесконечными распродажами, базарами, скидками, который губил всю волшебную атмосферу осмысленного, тихого молитвенного ожидания пришествия в этот мир Спасителя. Он не любил Париж, тем более зимний Париж с его влажным воздухом, слякотью, грязью и частыми дождями. Французская столица в это время казалось серой и унылой, а белая праздничная подсветка давала мертвенно-бледный свет, как в зеркале отражающийся на мокром камне парижских улиц. Мужчина то и дело поправлял кашемировый клетчатый шарф, с беспокойством заглядывая в широкие витрины магазинов, с досадой удивляясь как много в них посетителей. Дойдя до одной антикварной лавочки на дверях которой красовался еловый венок украшенный алыми звездами пуансетии, и увидев, что там всего несколько покупателей, он зашел внутрь. Колокольчик весело и чисто прозвенел, не давая Раулю возможности остаться незамеченным. Внутри было тепло. Приятно пахло стариной и хвоей. Священник вдохнул полной грудью этот аромат, снял перчатки и опираясь на трость, к помощи которой он был вынужден обращаться какое-то время после перелома, стал осторожно спускаться со входных ступенек. - Добрый вечер, могу я вам чем-нибудь помочь? – сказала вышедшая навстречу девушка, но через секунду ее широкая приветливая улыбка превратилась в растерянную. Это была Инес де Маре. * Инес – значение: чистая, непорочная **Викарий – помощник епископа ***Адвент - название предрождественского периода, принятое в среде христиан Католической церкви и некоторых протестантских деноминаций аналогичное периоду Рождественского поста на Востоке.