Право на ошибку

От раздавшейся трели дверного звонка блюдо выскользнуло из рук Инес и безвозвратно полетело вниз. - На счастье, - сказала Марта, мельком глянув на белеющие осколки, и поспешила в просторную прихожую открывать дверь. Заслышав в коридоре знакомый бархатный голос, девушка так и присела у стола, судорожно сжимая в руках веник и коря себя за ребячество. Скатерть не доставала до паркета, позволяя видеть нижнюю часть арочного входа. Сначала в нем показались ноги хозяйки, обутые в мягкие пинетки. Марта засеменила, приглашая гостя внутрь. Гулко застучали по полу каблуки. Инес видела прошитые носки дорогих мужских туфель, без труда угадывая их владельца. Даже не слыша голоса, она бы все равно определила, кому принадлежит этот мерный тяжелый шаг. . - Ваше преподобие, - хозяйка подходила все ближе к столу, за которым спряталась притихшая девушка, указывая на большое количество коробок, наполненных подарками, - мы потрудились на славу! Вы весьма услужили, прислав нам в помощники вашу парижскую знакомую. Благотворительный праздник обещает быть прекрасным, а детали вам лучше обсудить с Инес, она колдовала над сценарием. Сейчас я ее позову. Звук своего имени, раздавшийся практически над головой, оглушил Инес. Видимо ей на роду было написано представать перед Магвайром в идиотском положении - промелькнула такая мысль в хорошенькой голове. Пауза затягивалась. Невысокая фигура показалась как раз в тот момент, когда присутствующие озадаченно озирались по сторонам. О, да, этот знакомый прищур пепельных глаз, в уголках которых таится усмешка. Инес слишком хорошо его помнила, оттого почти не смутилась, с застенчивой улыбкой глядя на преподобного Рауля. - Святой отец, я спасла ваш праздник, - скромно пропел нежный голос. Священник медленно развернулся, весело глядя на кивающую хозяйку дома. - Ну, что бы я без вас делал! - В ближайшее время вы часто будете задавать себе этот вопрос, - заметила Инес, лукаво поведя своими выразительными глазами. Куражиться она любила.       

***

В соборе стоял мерный гул. Отец де Магвайр медленно прошелся по ризнице, слушая приятный отзвук каблуков своих туфель от мраморного блестящего пола. Священник глубоко вдохнул. Терпкий ладан. Хвоя. Воск. Запахи царили в воздухе, оттеняясь благовониями, которыми были помазаны священные изображения. Духота от обилия народа лишь усиливала заполнявшее храм благоухание. Среди этого букета ощущалась особенная тонкая нотка. Аромат, источаемый свежими цветами. Белые бутоны, словно снежинки или звезды мерцали по всему пространству, нежно обнимали маленькую колыбель, стоящую напротив алтаря. Именно там лежал чудесный Младенец, беззащитный в своей любви к падшему человечеству, доверчиво протягивающий к нему свои святые маленькие ручки. Как встретил мир эту любовь? Лишь дал холодную землю, сумрак ночи и ветхую кормушку для скота. Рауль огляделся. Вокруг сновали алтарники, опустив глаза быстро пробегая мимо него. Седой настоятель собора скрупулезно все проверял, то и дело дотрагиваясь до своих гладких пунцовых от духоты и волнения щек. Что же, приезд церковных иерархов всегда привносит сумятицу в размеренную жизнь прихода. Гнева епископа порой боятся больше, чем Господа Бога. Викарию пришлось поджать губы, чтобы не засмеяться. Дверь ризницы была широко распахнута, открывая взору священника недра собора. Внимательные глаза скользили по лицам многочисленных прихожан. Кажется, что в такие минуты взор кюре рассеян и не способен охватить всех находящихся в храме. Что священники воспринимают пришедших целиком, как молящуюся людскую массу. Это не так. Кюре видел всех как на ладони. Стоя на мраморных плитах алтаря лицом к народу, пастырь замечает всех: новых и уже знакомых людей, ни одно движение не ускользает от внимательного взора. Так актер в живой темноте зала видит глаза и настроение своего зрителя. Взгляд остановился на очаровательном несколько уставшем лице. Медовые глаза в предвкушении блестели из-под темных ресниц. Инес. Магвайр беззвучно прошептал это имя, вглядываясь в его обладательницу. Рядом с девушкой сидела приветливая Марта, любовно поглаживая твердую обложку молитвенника. Викария окликнули. Отец Рауль принял из рук алтарника белое облачение. Прожит еще один год и грядет новый, подобный занесенному полю, овеянному светом Вифлеемской звезды. В эту ночь от маленьких яслей каждый должен отправиться в свой новый путь. Каждый оставит свои следы: чистые или грязное месиво утрамбованного снега. Разные стоят люди, взоры их устремлены к колыбели – надежда дана всем без исключения, потому что родился Спаситель. Послышался мерный голос чтеца. Священник прикрыл глаза, ощущая как все земные суетные мысли покидают его, как душу заполняет ликование. Нечастое чувство, оттого такое желанное. Звякнул серебряный колокольчик. Хрустальный его звон затерялся в высоких ребристых сводах. В распахнутом взоре преподобного Рауля, точно в зеркале, отражалось настроение сотен устремленных на него глаз. Викарий в сопровождении священников и прислужников степенно вышел на середину алтаря. Напряжение и волнение присутствующих вибрировало на кончиках его пальцев. Что же, пришло время нести этому разуверившемуся прагматичному миру радостную весть. Рауль воздел руки и громко, произнес: "In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti"* Из многочисленных медных труб органа поплыла, полилась торжественная мелодия. Хор радостно запел "Gloria in excelsis Deo"**. Когда-то эту песнь людям подарили ангелы, спустившееся с темного полотна бездонного неба Палестины. Инес взирала на все происходящее с волнением и крайним интересом, даже пыталась искренне молиться…, когда не смотрела в сторону высокого викария. То ли времени прошло достаточно и гостья успела заскучать, то ли Магвайр был бесподобен в этот час – Инес во все глаза смотрела на него, едва не раскрыв рот, унимая похолодевшими ладонями жар пылающих щек. Сердце отвесно падало вниз, больно ударялось и вновь взмывало, разливая по телу дрожь, тоску и трепет. Одухотворенный. Обычно надменное лицо священника стало отрешенным и светлым. Может такую иллюзию давало отливающее золотом облачение? Глядя на викария, девушка мысленно подбирала сравнения. Губы дрогнули в улыбке – на рождественского ангела крупный осанистый Рауль явно не тянул, несмотря на длинное одеяние. На святого тоже. Но было в его облике что-то неземное. Тайна, которую Инес никогда не поймет. Завесой она окутывала облик священника, отгораживая от этого мира, противопоставляя ему. Под ложечкой тихо заныло. Такой Рауль одновременно пленял и был недосягаем. Права Марта, сто раз права, - вне церкви не будет этого величия и силы. Иссякнет питающий источник и свет померкнет, оставляя реальные земные черты. Сейчас Инес благодарила Бога, что ее безумная авантюра с соблазнением не удалась. Месса подходила к концу. Темнота, прислушиваясь, тихо жалась по углам. С любопытством заглядывала в ажурные решетки витражей, баюкала стройное пламя свечей. «Тихая ночь, святая ночь», - еле слышно вместе со всеми подпевала Инес, слегка качаясь в такт привычной с детства мелодии. Тишина – хрупкая снежинка, упавшая с ладоней небес. Дуновение и ее уже нет. Трапезная собора наполнилась бодрыми голосами. Звон посуды, поздравления, шелест подарков, топот множества ног. Все закрутилось, завертелось, гоня прочь одолевающий сон. Темные длинные столы были расставлены по периметру. Светильники тускло невозмутимо горели, сберегая атмосферу волшебства. У входа поблескивала своими изразцами печка-голландка. Лазоревые кораблики, скользя по глянцевой глазури, плыли к неведомым берегам. На карнизах темно-зеленых портьер весело мелькали ярко-красные ягоды омелы и калины, топорщась из еловой зелени рождественских венков. Инес любовно обвела помещение глазами. Получилось уютно. Несколько дней, не боясь исцарапать и уколоть ладони, она вместе со всеми трудилась над украшениями, проворно взбираясь по высокой стремянке под самый потолок. Тонкие пальцы все еще хранили следы и запах терпкой еловой смолы. Руки предательски дрожали так, что пришлось убрать их на колени. Разросшееся волнение грозило искоренить из колотящегося сердца тихую радость, поселившуюся внутри. Девушка все-таки отважилась посмотреть во главу стола, где сидели несколько священников. Среди них в центре находился викарий, благодушно кивающий, принимая поздравления прихожан. Его величавый, торжественный и благородный облик был подпорчен беспечным шарфом, свободным кольцом обнимающим шею. Из заломов ткани смешно глядели перекошенные морды вязаных оленей. Девушке хотелось плакать и смеяться одновременно. И это безобразие, водруженное на себя великодушным невозмутимым гостем, подарила Инес! Снабдив до кучи книгой о долгом пути Королей, ведомых Звездой. Благо мозгами боженька не обидел, наплела целую виньетку из слов, так что получились не обычные атрибуты праздника, а целый гимн Рождеству, с глубинным скрытым смыслом, даже Марта за столом прослезилась. Прослезилась и Инес. Это было достойным завершающим аккордом ее жизненного фиаско – первоклассный столичный специалист антикварного дела какую неделю подряд лепит пряники где-то на севере страны и на остатки былой роскоши покупает второму лицу епархии шарф с оленями. Прекрасно. Пьер сочинил бы на эту тему не один анекдот. Внутренне надрываясь от смеха, девушка незаметно удалилась с шумной трапезы. Захотелось на воздух и курить. Городок не спал, ободряюще мигая разноцветными гирляндами, унося в небо приятные слуху мелодии и струйки дыма из каминных труб. Лицо щекотно кололи пролетающие прозрачные снежинки. Пальцы теребили папиросную бумагу, не решаясь поднести сигарету ко рту. Инес впервые за все время пребывания здесь вспомнила о своей давней привычке. Позади скрипнула дверь. - Признаться, вы удивили меня. Рауль улыбался, заправив руки в карманы своей дубленки. На незапахнутой груди виднелся тот же нелепый шарф. - Я сама себе удивляюсь, надеюсь, вас не обидели мои дары? Девушку так и подмывало чиркнуть зажигалкой. - Меня давным-давно так не радовали. Инес нервно хмыкнула, пытаясь уловить иронию в голосе священника. Тот стоял, запрокинув голову, и смотрел на подсвеченное ночное небо. - Я боялся, что вы проявите крайнюю изобретательность и преподнесете мне нечто еще более страшное, чем часослов герцога Беррийского. Я должен буду сидеть с умным, понимающим видом и соответствовать статусу подарка, ничегошеньки в нем не соображая. Вот как. Преподобный Рауль может быть искренним. Или казаться таковым. Инес решила не перенимать эстафету. Не рассказывать же кюре, что ее поздравительный жест – стихийный экспромт, вызванный отсутствием времени и средств. Но от слов священника все внутри таяло и млело и, чтобы он не заподозрил неладное, Инес прибегла к любимому скепсису. - Я не поверю, что ваше преподобие не любит дорогие изысканные вещи. - Мое преподобие, помимо дорогих вещей ценит искренность, - теплая широкая ладонь выудила из пальцев Инес тонкую сигарету и бросила в урну, - признаюсь, среди определенных церковных кругов – это редкая находка. Изумленные карие глаза посмотрели вопросительно, но мужчина отвернулся, открывая дверь и приглашая Инес вновь присоединиться к празднеству. "In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti"* (лат.) "Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа" "Gloria in excelsis Deo"**(лат) Слава в Вышних Богу.