Право на ошибку

После внезапного визита преподобного Рауля и его скоропалительного ухода, похожего на бегство, импульсивная Инес попыталась нагнать пастыря. Молнией пересекла комнату, прильнув лицом к окну, выходящему во двор. Она пыталась заметить знакомую фигуру, спешно покидающую подъезд. Но, то ли викарий отбросил всю свою привычную степенность и бежал со всех ног, то ли падавший снег надежно укрыл беглеца – девушка так никого и не увидела. «Рауль в Париже!» - запоздалое озарение настигло Инес, которая все еще была близка приписать произошедшее грезам наяву. «Не может быть!» - говорила она вслух, а про себя с ликованием утверждала обратное. Волна безудержного счастья накрыла Инес. Она закружилась по комнате, весело смеясь, плюхнулась на постель, раскинув в стороны руки, и уставилась блестящими от радости глазами в потолок. Какая чудесная роспись. И купидоны совсем не игриво-пошлые, как ей однажды показалось. Наоборот, милые карапузы, летали на головой Инес, энергично хлопая крылами, щедро разбрасывая своими пухлыми ручонками лепестки и поощряюще подмигивали. В глазах все еще стояла фигура священника, неловко перебиравшего в руках букет, предназначавшийся Инес. В этом не могло быть сомнений. Обескураженная, она даже не рассмотрела, что это были за цветы. Мучаясь от любопытства, девушка мысленно попеняла пастырю за его несносное ребячество и застенчивость. Через мгновение она уже полностью оправдала несмелого поклонника, без труда угадывая в его порыве романтическое чувство. Как не вовремя Рауль вновь напомнил о себе. Когда она почти смирилась, что он лишь светлое воспоминание, почти призрак прошлого. Разве теперь она откажется от удовольствия еще раз убедиться в неравнодушии Рауля? Пощекотать нервы себе и ему? Церковь святого Германа с трудом впустила Инес, которая еле открыла тяжелую дверь. Раньше ей так нравилось, положив ладони на эти резные деревянные ручки с латунными набалдашниками, ощущать тяжесть добротных створок, сделанных столетие назад мастерами, ценящими долговечную красоту более чем комфорт. Теперь же волнение отнимало силы у дрожащих рук, и церковная дверь казалась невыносимым препятствием, мешающим девушке наконец увидеть отца Рауля. Еще вчера всемирная паутина Интернета покорно выдала Инес, торопливо водящей пальцем по сенсорному экрану, что его высокопреосвященство, преподобный Адольф Штумпф, в сопровождении своего викария прибыл в столицу нанести визит парижскому епископу и совершить ряд служб в храмах Парижа. Далее шло подробное расписание страсбургского архиепископа, в котором девушка к своему ликованию отыскала мессу в древней церкви бывшего аббатства Сен-Жермен де Пре. В храме было много народу и, как поняла Инес, служба была очень торжественной. Совсем по-особенному играл орган и вместо привычных девушке одного или двух пасторов, служащих мессу, у престола она насчитала с десяток мужчин в священническом облачении. Инес невольно поднялась на носках своих сапожек, силясь лучше разглядеть алтарь через головы прихожан. Раздался мелодичный перебор колокольчика и большинство из присутствующих, встав по бокам прохода, сложа руки на груди, преклонили колени. Инес чуть отошла в сторону, поняв, что подоспела к причащению, и метнула взор в образованный людьми коридор. Сопровождаемый двумя служителями высокий чуть сутулый человек с умным проницательным взглядом в шелковом лиловом облачении и с чашей в руках стал подходить к каждому прихожанину. Причащение началось. Пока архиепископ приобщал верующих Телу Христову, его викарий стоял у престола, молитвенно сложа руки, и громко пел на латыни. Инес, воспользовавшись происходящим, продвинулась ближе в алтарю. Отец де Магвайр был по своему обычаю суров и серьезен, величаво возвышаясь над толпой. Девушка спряталась за готическую колонну, чтобы до времени пастырь не заметил ее. Она все еще не понимала, зачем ищет встречи со священником, но так было приятно и радостно вновь видеть Рауля! Он был дорог ей. В конце концов, они ведь могут быть просто хорошими друзьями. В конце мессы, его преподобие, викарий страсбургского архиепископа, произнес проповедь. Отлично поставленным голосом он говорил хорошо и правильно так, что его гладкая отполированная речь, точно броня, скрывала истинный смысл витавших в его голове мыслей. Единственное, что ему хотелось в эти минуты – отнюдь не следовать за Христом, а убежать без оглядки, чтобы не наталкиваться всякий раз на внимательный взгляд медовых глаз, которые приветливо смотрели на него. Что же, он мог догадаться, что Инес не упустит возможности повидаться с ним. Когда взгляды их встретились, губы девушки расцвели искренней улыбкой. В ней не было и грамма лукавства или кокетства, но кюре более не обращал голову в сторону, где находилась девушка, лишь украдкой заметил, как радостное выражение слетело с ее лица и смотрит она на него уже неотрывно и насмешливо. По проходу шел страсбургский епископ в сопровождении своего обходительного викария. Его преосвященство, отец Адольф, благосклонно поглядывал из под своих тонких век, изящно отпуская в толпу шутливые реплики, которые вызывали единодушное одобрение. Народ теснил владыку. Все желали получить благословение гостившего архиепископа. Отец Рауль терпеливо стоял с ним рядом и улыбался, зорко озирая прихожан. Вновь заметив Инес, он быстро отвел глаза. Но девушка не привыкла отступать. Она не прочь была разыграть и комедию. От того в следующее мгновение сбоку до него донесся вкрадчивый голос: - Отец Рауль, вы произнесли прекрасную проповедь, но, все же, осмелюсь заметить, в подобном монологе есть значительный изъян. Отец Адольф развернулся. Архиепископу были по душе бойкие на язык хорошенькие прихожанки, с которыми он не прочь был поболтать. Воспринимал он их как детей – внимая, всегда делал серьезную мину, даже не сомневаясь, что эти милые голубки не скажут ничего достойного внимания. Вот и сейчас заслышав подобную реплику и пресекая всяческие попытки клира сгладить дерзкий выпад незнакомки, мужчина заинтересованно обратился к Инес, лукаво поглядывая в сторону смутившегося викария. - В чем же, сударыня, наш дорогой пастырь дал промаха? - Кто-то из английских писателей сказал, что нет страшнее явления, чем проповедующий священник. Гениальная мысль. Президент вынужден строить свою речь исходя из регламента мероприятия. Доклад нобелевского лауреата могут прервать, если отведенное время исчерпано. Педагог может быть засыпан градом вопросов на своем предмете. Только проповедь священника никто не может остановить, не смеет прервать или возразить на нее. Отец Адольф мелко засмеялся. - Ваша правда, - архиепископ подмигнул осмелевшей Инес и, слегка наклонившись к ней, заговорщически произнес, приложив ладонь к уголку рта: - За такую пытку прихожане мстят своими длинными подробными исповедями, от которых у бедных кюре волосы встают дыбом, и они не находят иного средства для врачевания заблудших душ, как сочинение новых длинных обличений с высокой кафедры. Вот такой круг рождает человеческий грех. Отец Адольф выпрямился. - Но, действительно, негоже, когда брошенное семя не прорастет, а будет расхищено ветром или птицами, как в той притче, рассказанной Христом. Отец Рауль, - окликнул он священника, - ответьте на вопросы этой прелестной даме и всем желающим. Девушка обворожительно улыбнулась иерарху, скосив взгляд на помрачневшего викария. К чести последнего, он перестал тешить себя надеждой о «случайном» приходе Инес и более не предпринимал попыток делать вид, что они не знакомы. Девушка была на грани взрыва от такого обращения. Ее чуткая своевольная натура не могла сносить такое явное пренебрежение, такую резкую перемену к ней, безосновательную, непонятную, нелепую. Она не уйдет из этой церкви, пока все не выяснит. Вернее сказать, она уже знала причину, догадывалась своим истинно женским чутьем, но желала услышать её напрямую из уст священника. И пускай он только попробует начать отпираться! Решительно переступив порог предложенного кабинета и вопреки собственному обыкновению, Инес не стала разглядывать его обстановку. Только отметила глазами ряд предметов, которые в случае разразившейся бури могут попасть под ее горячую энергичную ладонь в качестве орудия, и встала от них подальше. Скрестив руки на груди, она замерла, непреклонно и вопросительно взирая на Рауля. Тот заметно нервничал. Хаотично перебирал вещи на столе, несколько раз подходил к двери, прислушивался и про себя был жутко зол и глухо ненавидел сложившуюся ситуацию. Его ждал архиепископ, из коридора был слышен гул голосов, звук поднимающихся и спускающихся по лестнице шагов. В метре от него стояла Инес. Дерзкая, гордая, неизъяснимо притягательная и в то же время отталкивающая, стояла и смотрела глазами триумфатора, загнавшего в угол свою жертву, в ожидании белого флага над сдавшейся крепостью и венка победителя. Теперь священник был готов доставить ей такое удовольствие, лишь бы скорее прекратить едва начавшийся разговор. - Инес, все мы совершаем ошибки, - глядя куда-то мимо нее, произнес он обреченно, - надеюсь, вы простите мне мою слабость. - Бросьте, каждый оратор так или иначе находится под прицелом и дает повод спустить курок, - девушка махнула рукой, беззастенчиво глядя на своего недовольно сморщившегося оппонента. - Вы же понимаете, что я говорю не о своей проповеди? Лицо Инес приобрело ангельское выражение. - А о чем же тогда? - О моем отношении к вам, - процедил священник. - И чем вам претит ваше ко мне отношение? – наигранная улыбка недоумения легла на изогнутые губы. - Тем, что оно выходит за рамки обыкновенного пастырского неравнодушия к человеческой судьбе, - почти закричал Рауль и осекся. - Искренне сожалею, что заставила вас так терзаться. Эта фраза разгневала мужчину еще больше. Раулю казалось, что его невинный жест с этим злосчастным букетом выдал его с головой и в глазах всего света выглядел, чуть ли не официальным предложением руки и сердца. Священник был недалек от истины, хотя весьма преувеличивал в своем воображении произведенный эффект. Он наделил безвинные цветы роковым знаком его очевидного признания в своих чувствах и твердо верил, что Инес полагает то же. Иначе бы она не стала искать с ним встречи. Поэтому викарий не стал озвучивать свои признания, полагая их разумеющимися, и перешел сразу же к собственной защите, чем окончательно в этой встрече отвратил от себя Инес. - Осознаете ли вы, понимаете, что даже в наш одноразовый пластмассовый век, есть вечные клятвы, вечные обеты. - Только вы в них сомневаетесь и обвиняете меня в своих сомнениях. Рауль не ответил. Он прислонился к кромке столешницы, широко расставив руки так, что ладони обхватили ее края. Обычный его светло серый взгляд потемнел и налился свинцом. Лицо покраснело. Викарий все продолжал молчать, буравя взглядом собеседницу и выводя этим ее из себя еще более. Жалкий, потерянный, слабый. Девушка презирала его в этот момент. - Вы всегда запугиваете своих оппонентов упрямым молчанием? Мужчина расцвел страшной улыбкой, от которой девушку передернуло. Кажется, гнев пришел на выручку незадачливому пастырю, позволяя упрятать куда подальше свои страхи, эмоции и чувства. Он встал, заслоняя своей спиной дверь, наивно полагая, что такая широкая преграда станет надежным слуховым барьером. - В последнее время в моем сердце жажда сделать вас своей уступает лишь надежде на вечное спасение. (И надежде однажды стать кардиналом, забыл упомянуть Рауль.) Инес холодно глядела в глаза подошедшего священника. Она с тоской отметила, что выдержка все же покинула сурового пастыря и ей придется выслушать поток нелестных откровений. - Вы согласны? Ведь любое признание, произнесенное вслух тому, к кому относится, надеется быть оправданным. Скажите мне, Инес, вы готовы ответить на мои чувства? Угодно ли вам стать любовницей церковного иерарха? Это пикантнее, но намного хуже, чем быть просто любовницей, ведь я не буду метаться между церковью и вами. Или вы надеетесь уболтать меня покинуть эту надежную гавань, превратив в неудачника, без образования и гроша. О! Не сомневаюсь, вы будете любить меня, несмотря на эти обстоятельства. Так, Инес? Это было возмутительно. Рука Инес чесалась дотянуться и проехать по этому крупному лицу с благородными резкими чертами. Залепить пощечину, унизив в своих глазах этого самовлюбленного ханжу еще более. Она сдержалась. Слабость Рауля возвращала ей силы и самообладание. Какой фарс, какой абсурд стоять здесь и пытаться выяснять надуманные отношения. Бороться с ветряными мельницами, воздвигнутыми собственной фантазией. Что она для Рауля, что он для Инес? Только плод воображения, толкнувшего обоих навстречу друг другу. Такого бреда за собою девушка давно не припоминала, с самой ранней юности, когда начитавшись одного романа с трагическим концом, она долго не могла придти в себя, всерьез сокрушаясь над гибелью героя, приняв его смерть как личную утрату. Инес засмеялась заливисто и громко, прямо в лицо онемевшему от ярости священнику. Он думал, что она смеется над ним, в то время, как девушка горько хохотала над собою. Смахнув пальцем выступившие от смеха слезы, уверенно и изящно закинув на плечо сумку, Инес обогнула побагровевшего Рауля и направилась к выходу, давая себе зарок с этой же минуты выписаться из воздушного замка.