Horn Hell Ring

Когда Савада Тсунаеши с шестью хранителями покинул штаб в Японии, все уже понимали, что произойдет дальше. Поэтому, вероятно, даже пытаясь защитить особняк и огромную территорию, члены Вонголы лишь выигрывали время для тех, кто был занят удалением информации с серверов. Вспышки пламени освещали всё вокруг, отражаясь, кажется, от самого неба, а после земля задрожала, будто давая некий сигнал для решающих действий. В ту последнюю зимнюю ночь, какую вскоре должно было сменить весеннее настроение, расцветающее в душах людей, когда Йоко Оно провела час в Шанхае, пересаживаясь на самолет до Италии, штаб самой влиятельной семьи в мафиозном мире был разрушен, обращен в руины. Словно часть истории в ту ночь обратилась в пыль или же темный пепел… Облако дыма вознеслось ввысь, а после тишина заглотила мир на долгие и мучительные мгновения. Однако никто не страдал по разрушенному зданию – интуиция Десятого Вонголы всегда поражала людей, некоторых заставляя молиться на Саваду Тсунаеши. Шатен, предпочитающий вести мирные переговоры, в каких не прольётся чья-либо кровь, покинув штаб на острове, дал понять членам семьи, что их дом придется разрушить самим, после исчезая, не ведя открытой борьбы с Мельфиоре. Он будто все уже просчитал, всё решил, продумал каждую деталь. И семья верила своему боссу, с приходом которого, кажется, первоначальная цель для создания Вонголы была возвращена на кровавые страницы истории: они вновь защищали слабых, предоставляя им неприкасаемость, однако прислушиваясь к законам мира мафии, сохраняя свою влиятельность и силу. Это противоречиво, но, чтобы защитить того, кто тебе дорог, та же самая сила необходима. Подобные цели преследовал и Примо – первый босс Вонголы. Правда, тогда семья вовсе не была причастна к мафии: вместе с Козарто Шимон Примо создал союз справедливости и возмездия, какой защищал город и горожан от преступного мира. Вероятно, в то же время Первым Вонголой были унаследованы семь колец Неба, переданные боссом ныне враждующей семьи Джиглио-Неро. Откуда они появились у главы мафиозной и довольно тихой семьи в то время, никто не знает, это и по сей день остается загадкой, однако всё это послужило толчком для развития. Примо собирал вокруг себя невероятных людей, каких, казалось, ничего не могло связать. Это были и религиозные служители, и аристократы, даже полицейские и заключенные – он словно принимал всех, очищая и указывая верный путь. Говорят, он мог простить любого, чем и походил на Десятого босса. Однако, как и Савада Тсунаеши, Первый Вонгола порой обращался в дьявола…На то тоже были причины. Семья развивалась, увеличивалась, все, казалось, было просто прекрасно. Но из-за цепи событий, основанной на алчности людей в Вонголе, из-за личных желаний и жажды власти подчиненных, какая лишь росла со временем, первому боссу пришлось распустить вооруженные силы. В ходе подобных решений погибла дочь герцога-союзника, являвшаяся возлюбленной одного из хранителей. Ее смерть повлекла предательство. Это предательство повлекло обман, вылившийся в ложное уничтожение семьи Шимон. Сокрытие правды о том, что Козарто и его люди попросту скрылись, стирая любые упоминания о своем существовании, заключая с Примо неизвестный договор, ведомый лишь первому боссу, стало причиной для вражды десятых поколений в будущем и переизбранию главы Вонголы в те времена. Таким образом, следующим боссом стал Рикардо, а сам Примо ушел в отставку и переехал в Японию, где обзавелся собственной семьей. Однако дальновидность Первого была той самой интуицией, какую унаследовал Десятый глава Семьи. Примо, предполагая, что следующий босс приведет Вонголу к миру мафии, запечатал большую силу колец, ограничивая выход пламени, которое они способны разжечь. Первый босс разделил реликвии Неба на половинки, одну из которых отдал Рикардо, а другую – Алауди, являвшемуся главой созданной CEDEF. Эта организация являлась независимой, имея те же права, что и сама Вонгола. Через какое-то время ее начали считать Второй Вонголой. Многие из секретов прошлых лет никому не известны, даже нынешнему поколению, однако, кажется, Десятый босс стремится познать истину, почти что ища встречи с призраком Джотто Примо. И на это тоже есть причины… *** -Босс, вся информация и документы были благополучно доставлены к нам в убежище, а база на поверхности удачно уничтожена, как Вы и приказывали. – не отрывая глаз от многочисленных мониторов, не обращая внимания на раздражающий писк, какой обычных людей способен взбесить и вывести из равновесия, отозвался мужчина в темном костюме. – Сейчас мы продолжаем получать сообщения об удавшихся или не увенчавшихся успехом операциях и эвакуации. Ваши дальнейшие указания? -Не давать никому точных координат убежища. – Десятый Вонгола был мрачнее тучи, но никто точно не знал, по какой из причин. То ли из-за действий Мельфиоре, то ли из-за гибели людей, а может, из-за того, что знал один только Савада Тсунаеши. – И сообщи о собрании всех, кто присутствует здесь. Мужчина у компьютеров, подобные которому сидели и рядом, что-то уверенно печатая, давая команды машинам и проверяя защищенность подземного убежища, только кивнул, тут же заставляя компьютерный голос, звучащий в динамиках, оповестить доверенных членов семьи о сборе. В одном из помещений с довольно низкими потолками, не равняющимися с теми, что были в старинном особняке, присутствовали все, кто уже перебрался на новую секретную базу, после уничтожения наземной штаб-квартиры. Здесь было около сорока человек, каким еще до начала атаки сообщили координаты, тем самым показывая полное доверие. -Все члены CEDEF благополучно вернулись в свой штаб, контролируя ситуацию извне. Мельфиоре на какое-то время потеряла наших людей из виду, поэтому мы должны максимально воспользоваться предоставленным шансом, чтобы закончить эвакуацию. Нижние этажи, предполагающиеся для семей членов Вонголы, еще не запущены, вентиляционные шахты в стадии проверки, поэтому, всех пребывающих размещайте в зале ожидания. Но не торопитесь объяснять ситуацию, потому что мы сами еще не все понимаем. – хранитель Солнца говорил быстро и резко, что вовсе не походило на него. Он будто волновался о чем-то, признаваясь в этом и окружающим. – Все, что касается обороны: вы имеете право принимать решения в чрезвычайных ситуациях, но помните, наша задача сохранить это место в секрете от окружающего мира. Возможно, это последнее убежище, о каком не догадывается Мельфиоре. -Позвольте вопрос, Сасагава-сама! – голос мужчины из личного отряда хранителя Солнца прозвучал довольно ожидаемо. На подобную просьбу Рёхей только кивнул. – Каждый этаж… гражданские, далекие от мира мафии, ведь не могут покидать определенный им уровень без разрешения? Я имею в виду, что близкие членов Семьи не могут оказаться на верхних этажах, где работаем мы? -Не могут, - отвечая за хранителя желтого пламени, мрачно отозвался Савада Тсунаеши. – Здесь находится ядро убежища: вся информация, документы, система безопасности и инженеры-строители. Членам ваших семей не следует знать даже части того, что происходит. Если кто-то будет возражать, просто объясните, ради чего всё это сделано. Мы уже потеряли предостаточно невинных жизней. И, да, я подозреваю каждого из членов семьи, даже каждого из вас, пускай вы уже оказались в убежище. Это перестало быть игрой или легкой задачей, с какими Вонгола раньше быстро справлялась, возвращая всё на круги своя. Если мы и выиграем, то потеряем всё, что имели. Подобные слова вызвали возмущение, но и осознание. Жестокость в голосе босса была оправдана, потому что никто, кроме Савады Тсунаеши, не видел выхода из сложившейся ситуации. Даже хранители не могли догадаться о том, что задумало их Небо, угрюмое в последнее время. Они могли только находиться рядом с ним, принося плохие вести, в какие окунулся весь мир мафии. Создавалось впечатление, что вся преступная Вселенная уже была уничтожена Мельфиоре. И осталась только Вонгола, будто получившая последний шанс что-то исправить. -Господин Савада!- неожиданно ворвавшийся в помещение русоволосый парень, от которого будто несло недавно усмиренным пламенем дождя, повествующим о сражении, заставил всеобщее недовольство и настороженность исчезнуть, вернее, перенаправиться в иное русло. Члена CEDEF, какие уже должны были вернуться в свою штаб-квартиру, никто не ожидал увидеть в убежище. – Мы получили сведения о том, как Мельфиоре удается выслеживать людей Вонголы! Информация, какую принес Базиль, все только ухудшала, однако Десятый лишь прикрывал веки, сидя в кресле. Собрание закончилось, приказы были отданы, а хранители ждали решений своего Неба. Савада выглядел так, будто его предсказания сбывались одно за другим. И эти предсказания ему приносила не гадалка, а свой человек в Мельфиоре. Безумная затея, какую преследует босс вражеской семьи, мировое господство или же уничтожение Вселенной, уже проигравшая все бои в параллельных мирах Вонгола, необходимость обладания кольцами древней семьи... -Джанини уже отыскал способ скрыть присутствие колец, - указывая на цепи, что лежали на столе перед ним, оповестил давних друзей, лишь в чьей верности не сомневался ни капли, босс Вонголы. – Они уже находятся в производстве, но на это уйдет какое-то время, однако с реликвиями Вонголы всё куда сложнее. -Этот ублюдок Бьякуран… - хранитель урагана мог только сжимать кулаки, ненавидя и злясь. Он всегда считал Мельфиоре безумцами, но кто же знал, что их целью является не простое господство в мире мафии. Они откровенно собирались изменить всё. – Значит, кольца Вонголы, чтобы обладать невероятной силой? -Что это за Три-ни-сетте, Тсуна? – Такеши, вероятно, задал всеобщий вопрос. Никто из хранителей никогда не слышал о подобном, однако их босс явно встречался с данным понятием, раз уж при одном только упоминании его глаза расширялись и начинали светиться странным блеском. – Ты сказал, что слышал об этом, но почему не хочешь рассказывать? -Я не верил до последнего, что это – правда, - Савада только покачал головой, не желая мириться с жестокой реальностью. Он вспоминал слова давнего учителя, теперь погибшего, часто рассуждающем о том, что ложь сладка, но правда делает нас сильнее. Босс Вонголы запутался. – Однако, кажется, теперь всё это не имеет смысла. Все аркобалено были убиты не просто из прихоти и малой причастности к Вонголе. Реборна и остальных лишили жизней именно из-за сосок радуги, оставшихся при них даже после снятия проклятия, и эти соски, вместе с кольцами Вонголы и Маре, какими обладают хранители Бьякурана, как раз и создают Три-не-сетте. Силу, способную разрушить мир, создать новый, изменить законы физики и Вселенной. Шатен только замолчал, то ли давая время хранителям переварить всю информацию, то ли позволяя передышку самому себе. Он понимал, что не может решать один в данной ситуации, но он должен был. Просто надо сказать это. -Пустышки и Маре уже у Мельфиоре, наши же кольца являются последними из всего набора. Мы согласимся на переговоры с Бьякураном, но прежде… уничтожим кольца Вонголы. *** - Босс, я принесла списки с именами уже эвакуированных людей, - тихо постучав в железную дверь, ловко замаскированную под деревянную, отозвалась Хром Докуро. Заглядывая в местный кабинет Савады, какой не отличался размерами или уютом, девушка только поджала нижнюю губу, замечая отсутствующий вид мужчины, с каким была знакома вот уже десять лет. – Вам что-нибудь нужно, босс? -Спасибо, Хром. – искренняя, но по-прежнему усталая улыбка появилась на лице шатена, какой позволил себе наконец выйти из образа босса разваливающейся семьи, становясь словно каким-то мальчишкой из параллельной реальности. - Я очень благодарен, что все вы сейчас рядом со мной… Да и раньше тоже были рядом, каждый раз, как я попадал в неприятности, вы тут же возникали будто из воздуха. -Мы ведь Ваши друзья, - откладывая на стол папку со списками, темноволосая девушка, чувствуя все те печальные эмоции, переполненные отчаянием, только берет руку шатена в свои ладони, будто желая поделиться с ним своим теплом, силой, энергией. Хром только сильнее сжимает кисть мужчины, почти сдерживая слезы, - Не смейте делать то, что заставит нас всех страдать… Ты всегда был таким: всё брал на себя, не позволяя нам вмешиваться. Порой мне кажется, что твой огонек вот-вот угаснет. Босс, прошу Вас, не бросайтесь в полымя, позвольте и нам защитить Вас. -Хром, ты уже третья, кто сказал мне подобное… - Тсуна долго смотрел в глаза своего хранителя, а после только прикрыл веки, чувствуя умиротворение от того, что у него есть такие друзья. Наверное, он давно понял, что сильнее крови могут быть подобные узы. Шатен собирался было сказать что-то еще, поблагодарить девушку за поддержку и беспокойство, греющее душу, но Докуро только замотала головой, словно говоря, что делать подобного не желала, но ее заставили. Пухлыми губами хранительница прошептала: «Простите, Мукуро-сама», а затем ее тело окутал цветной туман. -Савада, ты до сих пор заставляешь девушек плакать? – с явной издевкой насмешливо произнес все еще гулкий голос, расходящийся в помещении странным объемным эхом. Клубы фиолетового дыма то разрастались, то сжимались, а после фигура истинного хранителя тумана показалась перед боссом. – И все так же отталкиваешь чужую помощь… -Мукуро, - шатен лишь запрокинул голову, устало расплываясь в кресле, словно говоря, что только этого человека здесь не хватало. Создавалось впечатление, что из всех хранителей, именно туманник являлся причиной множественных бедствий. И подобная реакция была справедливой хотя бы по той причине, что, сидя в заточении, Рокудо умудрялся разрушать целые районы не только в Японии, но и за ее пределами. С переселением души и захватом тел Савада был прекрасно знаком. – Хром говорила, что ты потратил слишком много сил в последнее время, потому и не позволяла тебе появляться «здесь». -Тем хуже для тебя, дорогой босс, - сверкнув разноцветными глазами, спрыгивая со столешницы рабочего места, отозвался хранитель тумана. Он будто проигнорировал слова Савады, повествовавшие о том, что Докуро научилась контролировать в некоторой степени его появления по эту сторону игровой доски. – Если я не могу показаться перед тобой, это не значит, что я не знаю ничего о том, что происходит в мире... Стоило туманнику только приблизиться к шатену, собираясь будто вбить правильное решение в его перегруженную мыслями голову, как Рокудо застыл на месте. Его глаза, вечно переполненные игривостью и фальшью, окутанные обманом, только недовольно блеснули в свете потолочных вытянутых ламп. Из-за не частого проявления серьезных эмоций хранителя тумана Савада Тсунаеши даже напрягся, отдавая все свое внимание и интерес высокому синеволосому мужчине перед собой. Десятый босс Вонголы продолжал искать ответа на лице Мукуро, но тот только дернул носом, будто пытаясь понять, что это за знакомое чувство или же… запах. -От тебя несет туманником, - медленно подходя к боссу, словно сканируя его разноцветными глазами, Рокудо чувствовал, как пульсирует что-то в голове. Он точно сталкивался с подобным ощущением прежде, но пока не мог вспомнить, когда именно, при каких обстоятельствах. Неожиданно алый глаз запылал огнем, а иероглиф в зрачке сменился следующим, заставляя Саваду напрячься. Напрячься от того, что истинный хранитель тумана редко был так ответственен. – И адом. Кто это? -О чем ты? – глаза шатена сузились, выражая крайнюю степень непонимания, а сам мужчина поднялся из кресла, от перенапряжения решая выпить. Он чувствовал, как недоверчиво и настороженно следит за ним Рокудо, а руки уже тянулись к бутылке. -Кто в последнее время, обладающий таким едким запахом преисподней, был рядом с тобой и Наги? – всё это явно не нравилось Мукуро, не нравилось чувство незнания. Мужчина, можно сказать, ненавидел быть крайним или не посвященным. – Ты действительно пытаешься скрыть что-то от своих хранителей? -Я не понимаю, о чем ты говоришь, Мукуро, потому что за последние месяцы в штабе Вонголы не появлялось сильных иллюзионистов, - почти одним глотком опустошая граненый стакан, Савада только предложил выпить туманнику. Но тот покачал головой. – Может, ты так долго пребывал в заточение, что забыл собственный запах? -Ты никогда не умел шутить, - отмахиваясь от глупого предположения, наконец, позволяя серьезной маске вновь смениться привычной насмешкой и загадочностью обольстителя-искусителя, усмехнулся Рокудо, опускаясь в кресло босса. Мужчина пользовался порой добротой шатена, позволяя себе подобные шалости, до ужаса раздражающие хранителя урагана, чьи шаги Мукуро уже заприметил. -Пожалуйста, прекрати, - так же замечая приближение Урагана, понимая, чем грозит вся эта щекотливая ситуация, отставляя в буфет алкоголь, покачал головой Тсуна. Ему вовсе не хотелось наблюдать ссору хранителей, особенно в такое время. Звонкие шаги раздались совсем близко, а Рокудо да и Савада отсчитывали секунды до начинающегося представления. Стоило только раздаться тихом стуку в дверь, и в проеме показался Гокудера Хаято. Мужчина с пепельными волосами собирался было что-то спросить, его лицо было таким же спокойным, потому что он уверенно шел к Джудайме, вот только всякие ожидания были разрушены ухмыляющейся мордой, закинувшей ноги на стол Десятого. В одно мгновение лицо Хаято перекосилось от гнева, а алое пламя урагана тут же зажгло кольцо. Бросив взгляд на Тсуну, будто извиняющегося за подобное, Гокудера выпустил из коробочки гепарда, зарычавшего от одного только вида нахального туманника, упивающегося подобным зрелищем. Что ни говори, а раздражать Хаято Мукуро обожал, наверное, потому, что только хранитель урагана так бодро реагировал на каждое его появление. А стоило Рокудо усесться в кресло босса – начиналось такое представление! Хотя, скорее всего, всё же больше хранителю тумана нравилось дразнить Хибари Кею, правда, в подобном случае риск для жизни довольно заметно возрастал. -Доброе утро, Гокудера! – таким голосом, будто собирался броситься с распростертыми объятиями на хранителя урагана, отозвался Рокудо, в следующее мгновение отскакивая в сторону. – Боже, Боже, твоя неуправляемая кошка вновь разносит кабинет босса… - актерская игра была на высоте, Рокудо даже картинно приложил руку в темное перчатки ко лбу, будто ему было больно смотреть на тот беспорядок, что устраивало животное Правой руки. – Не помню, к слову, чтобы ненаглядный Савада официально назначал тебя своим главным помощником, ты все еще носишь титул «самопровозглашенный», Гокудера? -А ты все не изменяешь ананасовой прическе? – зная, на что нужно давить, расплываясь в самодовольной улыбке, замечая дергающийся глаз Тумана, Хаято только сильнее зажигается желанием подорвать хранителя вместе с его хохолком. – Может, подсказать тебе парикмахерскую, где стригут людей, а не фрукты? -Может, лучше мне посоветовать тебе профессионалов, какие способны перекрасить волосы, а не спалить их химией к чертовой матери? – закипая все сильнее, одновременно с тем чувствуя гордость, отвечая злом на зло, Мукуро только сильнее сжимал древко трезубца. – Пепелок… -Сволочь. – кажется, последняя капля упала в чашу терпения обоих, и через секунду кабинет в подземном убежище стал под угрозой уничтожения. Будто одной только темпераментной и своевольной пятнистой скотины Ури не хватало, так в воздухе зависла вся система моментальной смены оружия (C.A.I), такая же хитрая, как и хозяин, сова Мукуро, а кольца полыхнули пламенем. Не дожидаясь, когда начнутся пафосные речи Гокудеры или Рокудо, один из которых будет восхвалять самого себя, а другой – шатена, Савада только шагнул в самый центр будущего поля битвы. Подземная база была готова лишь на шестьдесят процентов, поэтому ремонт был бы большой и нежелательной ошибкой. -Прежде чем отправиться зализывать раны, котеночек, скажи мне вот что, какого туманника скрывает у себя наш ненаглядный босс? – вопрос Мукуро заставил Урагана даже чуть поумерить пыл, будто действительно силясь вникнуть в суть претензии, что звучала в голосе. Савада же только закатил глаза, отмечая в какой раз упертость иллюзиониста. – Что, тоже не знаешь? -Вы оба, прекратите, - уже чувствуя усталость от подобных повторяющихся при каждой встрече событий, почти приказал Тсуна, даже не замечая улыбки, что скользнула по лицу. Кажется, все это началось еще в старшей школе, после Конфликта Колец: Гокудера отказывался признавать Рокудо, хотя все знали, что он ему доверял. Отношения между хранителями всегда были специфическими, но Вонгола постоянно была такой: даже если в Семье существуют противоречия и внутренняя борьба, при появлении внешней угрозы все разногласия забываются, позволяя стать сильнее. -Ох, ну вот ты и улыбнулся, - отзывая животное из коробочки, умеряя свою жажду крови и битвы, прикрывая алый глаз, хмыкнул Мукуро. Весь его вид повествовал о том, будто мужчина свою работу на сегодня выполнил, довольствуясь простой улыбкой. Гокудера же только фыркнул, понимая, что сыграл подставную роль в спектакле Рокудо. Впрочем, выражение лица Джудайме стоило подобного. – Не заставляй Хром волноваться и плакать, Вонгола. И с каких пор я стал клоуном… Последняя фраза была брошена в пустоту, а тело иллюзиониста вновь охватил туман, позволяя всем увидеть довольную Наги, редко позволяющую себе улыбку. Сейчас же девушка, будто не желая, чтобы босс грустил, улыбалась так искренне и широко, что Тсуна даже удивленно охнул. Замечая просящие лица Урагана и Хром, неожиданно даже для себя Савада только звонко засмеялся, понимая, какие авантюристы окружают его со всех сторон. Даже посреди боли и накатывающего безумия, во время ужасных проблем, какие несет с собой власть Мельфиоре, можно найти вот такие моменты, греющие душу, заставляющие глаза сверкать счастьем. Действительно, его друзья всегда поддерживали и были рядом. Они были готовы разделить с ним все до последнего, а он постоянно отказывался от их помощи и заботы. Кажется, Реборн не редко намекал на это, а то и говорил открытым текстом. Но теперь Аркобалено с желтой пустышкой здесь нет, да и боссу Вонголы предстоит совершить свое последнее дело в одиночестве. Как только всё закончится, Тсуна обещает самому себе, что больше никогда не откажется от помощи своих друзей, своих хранителей, своей Семьи. А пока… -Гокудера, - рассматривая список, что принесла Хром, отправившаяся после возвращения Мукуро в центр управления убежищем, позвал хранителя урагана шатен, в который раз пробегая глазами по строчкам. – Где Йоко Оно, ее имени нет среди остальных? -Джудайме, - чуть заминаясь, давая понять, что этот вопрос был не самым приятным и удачным, будто пытался избежать его Хаято. Он, извиняясь, чуть опустил голову, понимая, что сказать придется. – Базиль передал, что Орегано позволила ей уйти. Йоко Оно не было на базе в Японии во время атаки Мельфиоре, но покинула она ее не с нашими людьми… -Господи… - Савада не удержался и уперся лбом в собственные руки, чувствуя, как вина пожирает его изнутри. Он просчитался в первый раз, не сумев предположить, что эта девушка сможет влезть в мафию по самые уши. Он не думал, что все так обернется, не думал, что ей придется испачкаться в крови. Тсунаеши испытывал сожаление. – Гокудера, мы знаем, куда она отправилась? -Джудайме, Йоко Оно в Италии… - осторожно, словно не желая ранить еще сильнее, не желая, чтобы его босс испытывал подобные чувства, корил себя Хаято. Ему вовсе не нравилось сообщать подобные новости дорогому человеку, но и молчать тоже нельзя было. Было бы куда хуже, если бы все считали, что девушка, оказавшаяся под опекой Вонголы, в безопасности, а после все вместе опознавали бы ее труп. – Это моя вина, мне нужно было предугадать подобное! -Хаято, мы не всесильны, - поднимаясь из-за стола, отклоняя обвинения хранителя урагана, Десятый босс только вышел из кабинета. Пепельноволосый мужчина тут же следовал за ним, мимолётно отмахнувшись от какого-то человека, принесшего очередной список с именами, только уже погибших. – Оставьте в кабинете… -Джудайме, если прикажете, я отправлюсь за девчонкой, только… - Савада покачал головой, говоря, что все хранители нужны ему в одном месте. Ситуация была щекотливой, но в Италии тоже остались козыри, способные разрешить нахлынувшие неожиданно проблемы. – Вы собираетесь просить их? Тсуна ничего не ответил, поднимаясь на лифте в центр управления, откуда можно было связаться с любым уголком мира по засекреченному каналу. Игнорируя чьи-то поклоны, босс Вонголы только подошел к одному из секторов, давая указания главному на этом этаже человеку. Подчиненный тут же что-то принялся делать, не желая заставлять ждать главу клана, а Савада Тсунаеши уже обращался к остальным: -Продолжайте отслеживать действия Мельфиоре, бывших семей Альянса и попытайтесь связаться с Каваллоне. Эвакуацию не замедлять, но отправьте Джессо и Джиглио-Неро наше согласие о переговорах. -Джудайме? – Гокудера, кажется, очень редко видел босса в таком напряженном состоянии. Шатен сейчас напоминал робота, чья работа была просчитана до мелочей. И вот это пугало: холодность, смешанная с тревогой. -Не знаю, почему, но мне кажется, что может произойти нечто серьезное в Италии. – Тсуна только покачал головой, будто пытаясь зацепиться за нужную мысль. – Мы не смогли просчитать всех действий Йоко Оно, Гокудера, а она оказалась втянута даже в те события, в какие трудно было поверить. Они казались простой уловкой, но имели огромное значение. Реборн говорил, что случайно эта девушка слишком часто сталкивалась с нашими людьми… Может быть, существует такая вещь, как Судьба? -Для своего мира Йоко Оно уже мертва. Мы сообщили, что ее перевели из Намимори обратно в Токио, но о ней никто ничего не знает. – понимая, что данная ситуация, в какой замешан посторонний человек, находящийся на границе двух миров, очень сложна, Хаято пытался придумать хоть что-то, что могло бы успокоить Джудайме. – Что нам делать, если Йоко Оно останется жива, к прошлой жизни она вернуться уже не сможет… -Для ее мира это всё имеет значение, а для нашего… здесь одно правило, один закон: однажды запачкавшись, не очистишься. – вспоминая удар Рёхея, огорченного тем, что и младшая сестра оказалась втянута во все это безумие еще в самом начале, Савада Тсунаеши чуть прикоснулся к челюсти. Хотелось бы ему исправить личное прошлое, однако теперь стал вопрос о жизни и смерти девушки, какая имела полное право на спокойную жизнь. – Боюсь, что за Йоко Оно мы сами всё уже решили, причем давно, Хаято. Кажется, подобное было когда-то со всеми нами, однако я не помню, каково было мне, осознавать, что ты ничего не мог исправить… -Джудайме… - Гокудера до сих пор помнил, как отнекивался и кривился юный Тсуна, почти убегая от Реборна, не желая появления еще больших проблем в свои подростковые годы. Он все время вопил о том, что подобное его не интересует, что он с радостью вернется к прошлому, проснется от этого до безумия странного и неправдоподобного кошмара, однако появившаяся Вария все поменяла. Возможно, именно Занзас и его хранители подтолкнули Саваду Тсунаеши к становлению Десятым боссом, потому что в то время они грозились уничтожить всё, что дорого шатену. Кто бы не начал сражаться, приведи ему такой весомый аргумент? -Свяжись с Хибари. Даже если он откажется возвращаться, сделай так, чтобы вернулся. Надвигается буря, Гокудера, и эта буря заденет каждого. Мы уничтожим кольца Вонголы, поэтому станем слабы, но кое-что способно вытащить наше время из этого безумия… На лице хранителя урагана мелькнуло полное непонимание, смешанное с секундным замешательством, а после слова босса перемешались в голове. Гокудера только кивнул на приказы давнего друга, ради которого все они были бы счастливы умереть, чувствуя некие странные эмоции, неподвластные описанию. -Занзас, - один из мониторов устанавливал связь, а нечеткая пока еще картинка проявлялась на экране, - отправь своих людей в Милан, могут возникнуть большие проблемы. *** Через большие окна в комнату проникал яркий свет солнца, перекрываемого порой облаками, подгоняемыми ветром. Шум города доносился все с той же стороны, звуча живо, весело и торопливо. Небо порой рассекалось самолетами, взлетающими из аэропорта, будто делящими пространство на две части неизвестных размеров, а громкие и раздраженные автомобильные сигналы повествовали об очередной пробке. Все это – находящееся за окном – будто насмехалось надо мной, над моей душой и чувствами. А ощущала ли я вообще что-нибудь. Знала ли я название тем чувствам, что ворвались куда-то глубоко, копошась, своими острыми когтями разрывая плоть и гармонию. Эти эмоции были всесильны и голодны, они желали чего-то, чего я не могла понять. Они хотели моей погибели, нет, не физической, но моральной. Они ждали, когда же внутри станет так пусто, что можно будет кричать, слыша собственное эхо… Когда тихо скрипнула дверь, толкаемая мной, я чувствовала радость. Радость от того, что успела, что ничего не произошло. Даже в голову не пришла мысль о том, что уже слишком поздно. Когда послышались собственные шаги и стук каблуков, эхом раздающийся в комнате, я ощутила дрожащее от нетерпения сердце – так сильно мне хотелось обнять родителей, не обращая внимания на суровые возражения отца. Я была готова стать для них стеной, крепостью, какая, пусть и разрушится, но сможет защитить. Когда на полу, покрытом ламинатом, мои глаза отыскали или скорее наткнулись на кровавое приветствие, глупая и непонятливая улыбка поселилась на лице. Стало смешно, потому что всё это – выглядело глупо. Кто же так встречает родную дочь, какую не видели почти три месяца? А затем алые дорожки, следы, протягивающиеся вперед, к аккуратно застеленной постели… Цветочное покрывало, напоминающее настоящее поле, пестрое и яркое, – не шутка ли? Улыбка уже сползла с лица, осознание пришло, но сердце отказывалось впускать какие-либо эмоции, кроме равнодушия и пустоты, разрастающейся где-то в груди. Мои шаги вновь отскакивали от стен, я не боялась ступать по кровавым ручьям, застывшим в неподвижности и молчаливости. Обувь окрасилась в алый, а бледные лица, умиротворенные, полные спокойствия и безмятежности, разбавляли своей белоснежностью все в этом прогнившем мире. Веки не подрагивали, будто во сне, руки покоились на животе, а темные волосы матери рассыпались жизненными локонами на подушке. Отец же, его лицо по-прежнему оставалось суровым и чуть нахмуренным, словно он был вовсе не рад подобной ситуации. Я, кажется, только усмехнулась, понимая, что этого человека даже могила не исправит… Какая уместная фраза. Посреди вышитых цветов, посреди дорогой мебели, все еще горящих ламп с прошедшей ночи… посреди кровавых дорог, какие ведут всегда к одному и тому же, на постели, будто в хрустальном гробу, защищающем от жизненных невзгод, лежали они – последняя надежда, моя семья, моя родная кровь. Лежали неподвижно. Лежали молчаливо. Лежали по-мертвецки. Всё самое ужасное собралось в Милане. Все самое страшное произошло в Италии. Все самое печальное настигло меня здесь. Всё самое отвратительное повергло меня в душевное молчание и спокойствие – больше нечего терять. Всего, чего можно, я уже лишилась, кроме собственной жизни. А нужна ли она мне при таком раскладе? Требуется ли мне сила кольца Хорн, обитавшего в аду, куда я обязательно попаду после смерти, если мне некого теперь защищать? Дорожу ли я своей жизнью, какую мне даровали родители, теперь бледные и мертвые? Не думаю… И все же лишь равнодушие сковывало тело. Нет, я всё осознавала, все понимала еще в тот момент, когда молодой служащий отеля сказал, что супружеская пара не выходила из номера в последнее время. Ну конечно, отец бы никогда не отказался от работы, даже если бы я молила его на коленях. Убожество… Какое же я убожество. Я возвышаюсь над трупами родителей, своей единственной семьи, остальные части которой погибли еще в Хиросиме, но мне не больно. Совсем не больно, я ничего не чувствую, кроме желания засмеяться. Засмеяться громко и звонко, чтобы смех уничтожил барабанные перепонки, ввергая меня в полную тишину, куда не способно прорваться ничто и никто. Не ужасный ли я человек? Да, верно, отвратительный. Проводя отчего-то рукой по бесцветным волосам, расчесывая какие мать всегда говорила оставаться самой собой, я только тяжело выдыхаю, опускаясь на кровать, матрас какой тут же проседает под весом тела, опускаясь вниз. Смотреть на эти тела нет силы, да и желание отсутствует. Я почти что чувствую, сидя спиной к трупам, утыкаясь лбом в собственные руки, локтями упирающиеся в колени, как запах и веяние смерти расползается за спиной, словно желая забрать с собой и меня, обращая в неподвижную невольную куклу, какую после поставят на полку к остальным, таким же мертвым, словно фарфоровым душам. Душам, что застыли вместе со стрелками на часах судьбы. У смерти есть своя коллекция, прекрасная коллекция. Теплый голос, нежные прикосновения, подбадривающие слова и легкая, чуть тоскливая улыбка на все мои капризы. Эта женщина всегда терпела, никогда не злилась, оставалась верна самой себе и своей семье. Кажется, она всю жизнь служила нашим с отцом маяком. Маяком, освещающим темноту и страхи. Да, верно, я вовсе не похожа на мать, совсем, ни капли… Мой характер, мои страхи и убеждения, даже внешность – всё это отдаленно напоминает одну из версий Наоки Оно. Мы были слишком похожи, похожи всем: тонули в самих себе, в собственных недостатках и душевном мраке, не способные отыскать гармонии. Но мать, она всегда знала, что в нас есть самое лучшее качество – человечность. И тем, что она напоминала, показывала эту нашу черту, мы были спасены. Она вытащила нас из бездны: сначала отца, а после и меня, родившуюся с той же пустотой и боязнью света… Невозмутимость, будто жизнь в вечном отшельничестве, отрицание своей слабости и слишком редкие слезы для человека. А был ли мой отец человеком, или он являлся настоящим мужчиной? Что я могу говорить о человеке, у которого переняла почти все, кроме любви к моде и эстетике. Сколько он отчитывал меня, сколько раз тыкал носом в ошибки, сколько раз срывался, заставляя после злиться и плакать, почти что ненавидеть. Будто назло ему я пробовала ужасные вещи, и это успокаивало меня. Я злорадствовала, когда видела лицо отца, перекошенное горечью, стоило ему заметить следы от игл на руках. И только оказавшись в больнице, когда с шутками и весельем было покончено, я осознала, что причиняла боль не только семье, но и самой себе. Кажется, я всегда создавала проблемы отцу и матери. Говорить о Наоки Оно, то же самое, что говорить о самой себе… Мы просто одинаковы. Слезы, наверное, раскаяния скатились по щекам, после подбородку, падая куда-то на пол, разбавляя кровавые дорожки, свидетельствующие о том, что тела перетащили. Я беззвучно выдыхала, словно боясь нарушить ту тишину, будто успокаивающую и уважающую мертвых. Злость словно заглотила меня с головой, проглатывая, отправляя прямиком к ярду, к ненависти. Однако всё это я уже видела… Кольцо ада, проклятая реликвия, утягивающая душу на самое дно… Хорн связано со временем, оно помнит всё, что видело, и знает то, что людям лишь предстоит увидеть. Ему подвластно прошлое и мимолетное будущее… Проклятие этого туманного артефакта, выкованного в преисподней, - само время. И прошлой ночью, желая сбежать от рассказов болтливого мужчины, поведавшего всю историю своей жизни, я уснула. Уснула без задней мысли, забывая о кошмарах, что дарила реликвия. Этот сон, ставший в одно мгновение явью, я уже видела, с ним я уже смирилась… Тела, бледность кожи, металлический запах, двоякие ощущения и собственные слезы, жаждущие прощения мертвецов. Теперь я обратилась в безмолвный сгусток чего-то, что называют человеком. Больно до ужаса, заставляющего стискивать зубы, прокусывать губы, удовлетворяясь собственной кровью. Страшно до зуда в горле и грудной клетке – хочется сорваться с места и бежать, не оглядываясь, не зная, что еще уготовила судьба. Отвратительно настолько, что желание вырвать собственные глаза посещает сознание все чаще. Когда волна, захлестнувшая что-то хрупкое, надломившееся в этот момент, исчезла, напряженное тело чуть задрожало: кажется, не мне решать, хранить свою жизнь, или расстаться с ней, ибо не я сама ее выхватила у смерти. Меня породили отец и мать, жить стоит хотя бы ради них, - кажется, так все говорят? Смерть – очень эгоистично. Обернувшись, наконец, к телам, все еще чувствуя, что не могу встать на ноги, я вновь рассматривала эти мраморные лица, лишившиеся всех недостатков. Отец по-прежнему хмурил брови, а полоска посиневших губ все так же была тонкой и неподвижной, он явно был недоволен. А мать… она будто еле заметно улыбалась, словно прося меня не корить саму себя и отбросить в сторону самоуничтожение. Хотя, я никогда точно не знала, чего именно желали мои родители, мы отдалялись в последнее время. Трупное окоченение уже прошло, а тела начали гнить. -Ох, кажется, немного опоздали, - вслед за тихими шагами раздался незнакомый голос, принадлежащий человеку, какой и не думал скорбеть. Напротив, его голос был заразительно весёлым, пропитанным какой-то детской наивность, а после и нотками укора. – А ты твердил: «Успеем, успеем», вот нужен был тебе этот кофе?! -Нужен был, - хмуро ответил еще один мужчина, каких я даже не видела, по-прежнему сутулясь в спине, смотря лишь в одну точку на полу, украшенном кровавыми разводами. – Ты ведь знаешь, без него я могу уснуть. Сеньорита, сдадитесь сразу или потанцуем? Обращались явно ко мне. Сделав еще несколько шагов, останавливаясь у самой двери, что отделяла гостиную от спальни, незнакомые люди чего-то ожидали. А я даже не думала поднимать головы, слыша, как мерзко и ликующе хихикает сущность кольца, нашептывая одобрения. Оно подталкивало, жаждало моей злобы и желания отомстить больше за саму себя, за потерянную цель и семью. Дверь за спинами незнакомых мне убийц, в одно мгновение ставших мишенью, захлопнулась с громким звуком, заставляя более молодого мужчину чуть дернуть головой, косясь на выход. -Вам правда нравится убивать невинных? – кажется, этот вопрос меня не особо интересовал, он служил, скорее всего, последним ключом, отпирающим те желания, какие зародились в темном углу души, какой мать более не сможет очистить. Вместе с ее смертью, кажется, погибла и моя человечность. Хотелось изничтожить, разрушить материальные оболочки, прикоснуться к чужим душам, отправляя их в то самое место, какое готовило Хорн для меня. Но, вероятно, оно было не против затянуть в свои объятия и других. -Те, кто связан с Вонголой, уже виновны и заслуживают казни. Всё во имя нового мира, - крупный человек с бородой, превосходящий напарника не только по силе или угрюмости взгляда, тут же отозвался на мой сухой вопрос. – Значит, будем танцевать, сеньорита? -Да не слушай его, нам просто нравится убивать! – то ли желая раззадорить, то ли разозлить крупного мужчину, отозвался молодой мафиози, почти опираясь о приятеля. Он поглядывал на меня, ища слез или отчаяние на лице, а мои ногти впились в ладони, позволяя крови капать на пол, в лужи уже засохшей жизненной жидкости. –Бледные тела так прекрасны… - прошептал он, суживая глаза, напоминая змея. -Прекрати разговаривать с мертвецами. – был короткий ответ молодому человеку, забавляющемуся чужими чувствами. Меня все же тоже хотят убить. Вот только… -Понятно. – я лишь киваю сама себе, собственным мыслям и шепоту кольца, поднимаясь с постели. Глаза ничего в себе не отражают, они пусты и холодны, кажется, еще более бесцветны, чем обычно. А затем комната на этаже отеля попросту исчезает, обращая все вокруг в темноту, в какой ты висишь в воздухе, теряя всякое представления о реальности. Это мой мир. -В задании говорилось, что она туманник или член Вонголы? – недоверчиво косясь под ноги, пытаясь понять, как далеко придется падать, спрашивает крупного мужчину юнец, чье сердце уже начинает биться быстрее. Я чувствую его страх, который стал будто живым существом, разливающийся в крови, подбирающийся к мозгу. Голос жертвы звучит гулко, но в то же время слишком тихо… Здесь все противоречиво и нереально, но ты неосознанно веришь всему. -Нет, будь бдителен. – оружие, какое должно было оказаться в привычном месте, исчезло, стоило мужчине прикоснуться к рукояти револьвера. Оно растворилось туманом, а глаза убийцы расширились, позволяя понять: он заметил, что каждая иллюзия – настоящая. -Жаль. – то ли сожалея о смерти родных, то ли о том, что становлюсь убийцей, подчиняясь кольцу, я только смотрю в глаза парня, представляя, как он истекает кровью, захлебываясь ею же. Это видение так отчетливо возникает в голове, а после фантазии превращаются в реальности. – Очень жаль… -Эй, что это?! – он уже срывается на крик, не вправе выразить свои мысли. Его тело уже трещит, будто обыкновенная вещь, чьи нити расходятся на швах. Кости в теле отчего-то становятся слишком хрупкими, поддаваясь одному лишь слову, а после кровавые брызги и ошметки разлетаются во все стороны, пачкая и напарника, застывшего с безумным лицом. Он готов бежать, но бежать некуда. -Эй, ты… ты же живой, верно? – он отступает на шаг назад, пятиться, но тут же валиться из темноты на землю, неожиданно оказавшуюся под ногами. Знакомое поле, содрогающееся от стука копыт, и приближающийся звук горна. Игра окончена. *** Ночь была холодной. Нет, ее морозность не определялась моими чувствами, просто на улице было прохладно. Ветер завывал в переулках, теребя темно-синий шарф, и даже дым сигарет никак не успокаивал. Напротив, табак пропитался чужой кровью, но и иной пачки курева я не имела. Все, что я знала, не помогало, и даже напевая себе под нос песенку, текст которой просто лез в голову, я ничего не ощущала. В отель, кажется, только через час приехала полиция, обнаруживая тела супружеской пары из Японии и непонятные кровавые лужи, смешанные с кусками опалённой плоти, но меня уже не было поблизости. Я долго шла в неизвестность, порой натыкаясь на людей, какие удивленно смотрели вслед, пока не наткнулась на широкий переулок меж старыми домами, готовыми рассыпаться от одного лишь подземного толчка. Эти жилые здания были такими хлипкими, а квартиры в них – крохотными, что жили здесь только бедные студенты, многодетные семьи да старики. Ржавая лестница, раскачивающая, кажется, на ветру, ведущая на крышу, тихо и жалобно скрипела, а я и не думала уходить в более безопасное или людное место. Ветер теребил волосы, словно пытаясь утянуть меня куда-то за собой, холод забирался под пуховик, а старые коробки, являющиеся домом для облезлых котов, были свалены внизу, куда было бы болезненно падать с уровня четвертого этажа. Пальцы обожгло сотлевшим концом сигареты, обращенным в пепел, но я и не думала отпускать бычок, как сделала бы раньше. Мне нужна была эта боль, чтобы не сойти с ума. Мне нужно было хоть какое-то чувство, способное отвлечь от безумия, – руки даже не дрожали от совершенных убийств. Я только затушила сигарету о собственную ладонь, сидя на ржавых ступенях, смотря, как кожа словно проедается жаром, как на ней остается жгучий след. Было вовсе не больно. По крайней мере, этой боли было недостаточно, она несравнима с болью утраты. «Кажется, я начинаю проигрывать тебе…» - впервые за последние часы отозвалась сущность кольца. В этот раз раздваивающийся голос, шипящий или хрипящий, порой пародирующий тембр пропавшего ребенка, звучал более смиренно. Пространство совсем рядом со мной исказилось, а на ржавых ступенях показался тот же десятилетний мальчик с гетерохромными глазами. Он чуть улыбнулся, будто заискивая, ластясь, чуть ли не прижимаясь ко мне. – Хочешь, покажу, что произойдет через несколько минут? Мотая головой, отмахиваясь от всего этого, я отказываюсь, однако, цепляясь за мою руку, щекой прижимаясь к плечу, утробно рыча и продолжая улыбаться, сущность кольца тихо хихикает. Хихикает странно, словно признавая, что в первой битве оно проиграло. Может, мне действительно просто сдаться и умереть? В тот раз, в отеле, хотелось отомстить за мать и отца, а что теперь, что делать дальше? Жить в вечной беготне и суете? Это вряд ли можно назвать жизнью… Однако Хорн вновь вторглось в мое сознание, показывая мгновения из будущего, в котором этот переулок заполнят люди, управляющие тем же алым пламенем, что и Ютака Кондо, размахивая, однако, косами, рассекая воздух. И они, кажется, придут по мою душу. Неохотно поднимаясь, слыша, как шлепают босые ноги мальчишки, следующего за мной, я оказываюсь на крыше, создавая собственную копию, все еще сидящую на ступенях, смотрящую куда-то в неизвестность. Остается только ждать. Умирать, почему-то тоже не хочется. Как и было предсказано кольцом, люди в одинаковой одежде, ярко выделяющейся белоснежными пятнами посреди темноты ночи, появляются в этом жалком и убогом переулке, переполненном вшивыми бездомными котами, тут же разбежавшимися в разные углы, чувствуя опасность. Однако стоит этим людям появиться, заметить иллюзорную копию моего тела, как ржавая лестница, не выдерживая невероятной силы взрыва, разваливается, с грохотом падая вниз, поднимая клубы пыли или же сухой грязи… Теперь их не двое, сколько пришло в отель, зная лишь то, что я попала под опеку Вонголы, теперь убийц куда больше… Секундное замешательство позволяет мне развеять тело сущности кольца, какая заинтересованно наблюдает за палачами, а после один из людей внизу, вероятно, главный, раскусив иллюзию, отдает команду отыскать настоящую меня. Я собиралась было прижаться к крыше, скрываясь, желая переждать все это, но стоило мне лишь дернуться, а посланным киллерам - сделать пару шагов в стороны, как все они отчего-то застыли, начиная хрипеть, будто забывая, как говорить. Неожиданно отделенные друг от друга куски тел начали рассыпаться, а нити, какими, вероятно, было свершено это гениальное и до ужаса пугающее убийство, сверкнули в лунном свете на одно только мгновение. Вздох то ли восхищения, то ли страха вырвался из груди, срываясь с губ, а после гулкие неторопливые шаги раздались в переулке. Из темноты, откуда, вероятно, наблюдали за представлением, появились очередные незнакомцы, еще более странные… -Бел-сэмпа-ай, - какой-то то ли противный, то ли непривычный и неприятный голос, насмехающийся, переполненный претензией, скукой и одновременно с тем безразличием, тянущий гласные, слышится от одного из очередных гостей этого переулка. Их лиц не видно, лишь по очертаниям можно что-либо предполагать. Отчего-то сердце пронзает знакомой болью, пережитой однажды. – Мы можем уже вернуться-я? -Ты только тупеешь с каждым часом? – язвительно и раздраженно, словно сдерживая какой-то злой рык внутри, отвечает шипящий, вгоняющий одним только маньячным звучанием в ужас голос. Шаги затихают вместе с тем, как незнакомцы останавливаются посреди переулка, теперь запыленного из-за обвалившейся лестницы. - Ищи, лягушка, развивай навыки обнаружения. -В отличие от слепых самопровозглашенных принце-ев, мне это не нужно, - указывая рукой в мою сторону, так же тягуче и скучающе, ничего не выражая, отвечает человек с чем-то огромным на голове. Сердце останавливается от страха, а я сама только прислушиваюсь. – Нашел. Тут же, словно по команде, что-то сверкающее пролетает сквозь тело, прижимающееся к крыше хлипкого здания. Как хорошо, что и это – всего лишь приманка, спасающая жизнь. Однако стоило тому же неприятному голосу протянуть: «Не туда, Бел-сэмпа-ай», покачивая огромной шляпой, как очередное лезвие просвистело рядом со щекой, заставляя рефлекторно отшагнуть, ногой цепляясь за одну из коробок, выдавая свое присутствие. Хотелось резко развернуться и броситься бежать, вот только сделать очередного шага назад мне тоже не дали. Что-то с легкостью разрезало одежду, подбираясь к коже, оставляя еле заметные царапинки. Кажется, именно эти нити обратили тела убийц в ровные и аккуратные куски мяса. Назад было не отойти, отчего я сделала шаг вперед, тут же понимая, что и это не лучшая идея – незаметные нити теперь вспыхнули алым пламенем, освещая весь переулок, заставляя чувствовать жар. Подобно паукам, плетущим паутину, после подбирающимся к своей жертве, алый огонь двигался ко мне, заставляя стоять на одном месте, боясь пошевелиться. Наконец уже знакомый голос прозвучал довольно близко, а свет пламени позволил уловить черты неординарной внешности, чуть напрягаясь из-за хищного оскала. -Хмм, - как-то печально протянул мужчина, вышедший из мрака, словно уподобляясь детской беспечности и разочарованности. Он явно ожидал большего. – Так столько шумихи Вонгола поднял из-за одной только девчонки? Савада Тсунаеши всегда был радикален в своих действиях и никогда не мог оставить кого-то гнить. Как забавно… – мужчина с густыми волосами, неожиданно засмеялся. Однако смеялся он будто сквозь зубы, отчего мурашки проходили по спине, заставляя пугливо морщиться. -Ну-у, теперь мы можем вернуться-я? – подросток, чья только шляпа была заметна посреди этого безумия, вновь недовольно протянул гласные, медленно следуя за остановившимся напарником. Было страшно, что теперь станет со мной: в отличие от тех людей, какие просто выглядели угрожающе, эти двое… они отчего-то заставляют сердце остановиться от ужаса, они просто непредсказуемы, безумны, одержимы, маниакальны. Теперь алый свет, что распространился по нитям, освещал отчего-то знакомую черно-желтую форму с меховыми капюшонами, а после и лица незнакомцев полностью показались из тьмы. – Бел-сэмпа-ай… -Фернанд? – и вот я вновь стою у железной дороги, выпуская из рук ладонь ребенка, который больше никогда не вернулся домой. И вот я вновь слышу его исказившийся, повзрослевший голос, ощущая дрожь сумасшествия по всему телу. И вот я снова вижу его изумрудные глаза и теперь уже такие же изумрудные волосы… Только невероятные глаза совсем пустые, они ничего не выражают, - лишь треугольные шрамы на щеках, символизирующие застывшие слезы, говорят хоть о чем-то. Кошмар вновь повторяется, или это я схожу с ума? Фернанд Дюпон умер одиннадцать лет назад, он исчез, до сих пор считаясь без вести пропавшим, а передо мной стоит незнакомый человек, являющийся повзрослевшей на те же одиннадцать лет копией странного ребенка, язвительного и мечтательного. Но, если это копия, почему же я плачу, не в силах устоять на ногах? Если это пародия, почему сердце твердит о том, что узнало, что всё вспомнило? Если это шутка или иллюзия, что тогда заставляет меня упасть на колени, пряча лицо? И если это копия, почему я так счастлива и безумна одновременно. И если это копия, почему меня обнимает подросток, говоря, что однажды был в Японии? И если это копия, то почему он говорит, что мы встретились во Франции? Если все это иллюзия, то я хочу жить в ней. -Одиннадцать лет прошло, зачем ты вернулся в мою жизнь? -Я ведь обещал…