Persuadia

      Дом Тома казался просто огромным изнутри, и это приводило Гарри в восторг. Она потратила целый день, чтобы непременно облазить каждую комнатку, каждый закоулок дома и исследовать парочку нашедшихся тайных ходов и тайников. Снаружи дом казался простеньким одноэтажным коттеджем, спрятанным в деревьях и разросшихся кустах, однако внутри Гарри насчитала не менее трех этажей (и еще подвал с чердаком и потайной этаж между вторым и третьим этажами), на которых располагались: кухня, пара кладовок, большая столовая и гостиная на первом этаже; маленькая гостиная, кабинет, три гостевые спальни на втором этаже; хозяйская спальня, еще один кабинет, библиотека на третьем этаже. И это все не считая ванных комнат (одной на первом этаже, двух на втором и одной, но просто огромной, на третьем) и оборудованного дуэльного зала в подвале, и лаборатории на чердаке. В потайной комнате между вторым и третьим этажами было что-то вроде еще одной гостиной, совмещенной с кабинетом, из которой можно было попасть в кабинеты на втором и третьем этажах. Гарри назвала ее Выручай-комнатой в миниатюре, потому что в ней можно было также спрятаться ото всех и спокойно заняться своими делами. Если комната была занята, невозможно было войти в нее без разрешения или приглашения занявшего, и это делало ее еще больше похожей на хогвартскую тезку.       Гарри прекрасно понимала, что все дело в банальном расширении пространства, но все равно не могла сдержать восторг. Для нее это было чем-то вроде детской мечты – иметь дом, который внутри гораздо больше, чем снаружи. В детстве, когда ей было лет семь или восемь, она видела по телевизору обрывок фильма, где человек путешествовал во времени и пространстве с помощью космического корабля, выглядящего как старая полицейская будка. Внутри же будки было огромное помещение с пультом управления и кучей коридоров, скрывающих кучу неизвестных тайн. Она смотрела во все глаза, пока не вернулась тетя Петунья и не выключила позабытый телевизор, отправив девочку мыть посуду. С тех пор Гарри очень старалась подглядеть по телевизору что-нибудь еще такое же захватывающее, но дядя Вернон смотрел исключительно новости, тетя Петунья – женские телешоу, а Дадли предпочитал боевики с кучей стрельбы и минимумом умственной нагрузки. Однако синяя полицейская будка так вдохновила ее, что с тех пор она мечтала сделать себе точно такую же, и чтобы всем хвастаться – смотрите же, внутри больше, чем снаружи!       Мечтала она об этом всего пару лет, до поступления в Хогвартс. Потом осознание собственной исключительности, нереальности происходящего и несправедливости Дурслей накрыло с головой, и Поттер совсем позабыла о детских мечтах. И вот теперь, блуждая по дому Тома Риддла, Гарри с упоением вспоминала свои детские мечтания, мысленно погружаясь в выдуманные счастливые детские воспоминания.       Том наблюдал за ее метаниями со снисходительной улыбкой, тем не менее следуя за ней по пятам и поддакивая каждому восторженному возгласу. Дом Персеатии не был таким большим, дом Поттеров был, но он также был внушительным и снаружи, отчего не вызывал подобного восторга, дом Блэков на площади Гриммо, пожалуй, тоже был под чарами расширения пространства, но Гарри почти никогда не смотрела на него снаружи, аппарируя или перемещаясь камином или портключом сразу внутрь. Да и, несмотря на расширение, дом на Гриммо все же был меньше: он состоял всего из двух этажей и подвала, зато мог «выращивать» новые помещения в зависимости от необходимости. По бесконечным коридорам Гарри тоже ходила с открытым ртом, когда осознала, что Орден Феникса никак не мог поместиться в доме просто так. Однако шла война, и у нее не было много времени восхищаться древними чарами, а когда война закончилась – все чудеса неожиданно стали обыденностью и бытовой необходимостью. Так что теперь Гарри Поттер с упоением выплескивала все накопившееся в отношении волшебного мира восхищение, и Том Риддл не мог не умиляться подобной детской непосредственности.       Он купил этот дом спонтанно двадцать девятого декабря и выложил за него баснословную сумму. Продавец никак не хотел идти на уступки и на угрозы и лесть не реагировал, продолжая настойчиво стоять на своем. Том уже готов был плюнуть на все и уйти или убить несговорчивого хозяина, но что-то остановило его. Будущий Лорд Волдеморт, ужас всей магической Британии, скрепя сердце отдавал довольному продавцу деньги, натянув вежливую улыбку, больше напоминающую хищный оскал. У него дергалось веко, и он едва ли не шипел по-змеиному, однако старик совершенно не обратил на это внимания. Он вежливо раскланялся, похлопал Тома по плечу (Риддл изо всех сил постарался не дернуться), широко светло улыбнулся и аппарировал. Наблюдая за сияющей Персеатией, Том ни капельки не жалел потраченных денег и нервов. Девушка так заразительно смеялась, что губы Риддла сами собой расползались в широкой улыбке. Она даже затащила его в дуэльный зал, где едва не пришибла. Он-то думал, что история про разрушенный дом – не более чем шутка, а вышло так, что Поттер своими силами могла разгромить не только дом, оплетенный сильнейшими защитными чарами, но и целый небольшой городок в придачу. После драки с ней Том развалился на полу, едва дыша от усталости, а эта несносная чертовка нависала над ним и смеялась. Сама была, конечно, тоже побита (Риддл старался сдерживаться, но против такого напора ничего поделать не смог, пришлось биться в полную силу), но все же смеялась и вовсе была готова продолжать.       Это был тот самый дом на холме, в котором Гарри бывала так много раз. Однако в будущем от цветущей растительности, скрывающей домик от посторонних глаз, не останется почти ничего, зато откроется вид на бескрайнее небо, периной укрывающее холм, дом и его обитателей. Тридцать лет спустя Гарри была только в гостиной, тогда не казавшейся такой огромной, да в кухне и никогда бы не подумала, что этот дом может быть настолько потрясающим. Она с интересом оглядывала многочисленные комнаты, надолго застряв в библиотеке и лаборатории и притормозив у хозяйской спальни. Раньше девушка никогда не позволяла себе заходить настолько далеко, пусть ее и раздирало любопытство и маниакальное желание узнать Тома поближе. Совсем близко, настолько, что от одной мысли щеки заливались стыдливым румянцем, пальцы начинало покалывать, а сердце заходилось в бешеной пляске.       До утра первого января Том недоумевал, какого драккла он купил этот дом да еще и за такие деньги. Проснувшись двадцать восьмого декабря и обойдя свою скромную квартирку, Риддл так и не смог выкинуть из головы странную навязчивую мысль о необходимости другого жилья. Нормального жилья, в которое можно было бы привести девушку из богатой семьи. Персеатия была Поттер и наверняка привыкла жить в роскошном фамильном особняке, а его маленькая квартира на окраине магического Лондона с обшарпанными стенами и грязным паркетом вряд ли бы пришлась ей по вкусу. Не то чтобы у Тома Риддла не было денег на покупку нормального жилья, он просто не видел в этом необходимости. Деловые встречи он проводил в ресторанах или в поместье Малфоев или других своих компаньонов, появляясь дома лишь изредка. Он не испытывал необходимости в собственной крепости, снимая квартирку лишь для хранения некоторых артефактов, которые не мог поручить даже самым близким друзьям. По степени защищенности его конура походила на один из сейфов в гоблинском банке, так что он не переживал, оставляя свои исследования. В конце концов, если кто-то и вломится в квартиру, он просто напросто не увидит ничего – все запрещенные предметы вмиг самоуничтожатся. Жалко, конечно, можно было бы поставить чары перемещения, но если вдруг на него начнется облава, искать наверняка будут одновременно во всех его убежищах. В силе поисковиков из Министерства Том не сомневался, поэтому перестраховывался на всякий крайний случай. Эти псы могли бы найти его след и на краю света, так что побыть немножко параноиком – совершенно не лишнее.       Весь день двадцать восьмого Том слонялся по магическому Лондону и близлежащим поселениям, даже заглянул в маггловскую часть города, хотя и был уверен, что не найдет там ничего стоящего. Нет, он не был против дома среди магглов, однако на подготовку такого убежища необходимо немного больше времени, чем слишком короткие пара дней. Риддл не знал, что конкретно он ищет, просто слонялся по округе, аппарируя тут и там и разглядывая внешнее обустройство домов и окутывающие их магические плетения. Двадцать девятого он, совсем отчаявшись, открыл страницу Ежедневного пророка с объявлениями о продаже всего, что только можно вообразить (разрешенного, разумеется), пролистал еще парочку магических журналов, но так ничего интересного и не нашел. Странная мысль о покупке дома оформилась только после просмотра невесть откуда взявшегося Ведьмополитена, и Том снова отправился в Лондон. Там он совершенно случайно повстречал Беренждера Лестрейнджа, который и свел его с экстравагантным хозяином зачарованного дома. В процессе сделки Том несколько раз проклял старого друга, но все-таки послал ему сову с благодарностью и парочкой слабеньких шутливых заклятий.       Весь день тридцатого Риддл занимался улучшением наложенных чар. Дом и сам по себе был великолепен, иначе Том бы его и не купил, однако некоторые плетения поистрепались, а кое-где и вовсе разрушились. Кроме того необходимо было настроить дом на себя и подготовить все необходимое для девушки. Странное чувство, будто Персеатия будет жить с ним под одной крышей, прочно засело в груди, сменив настойчивое желание купить этот самый дом.       Тридцать первого декабря он и сам собирался навестить отчий дом неожиданной зазнобы, и письмо Флимонта как раз застало его за сборами. Сборы эти по большей части были моральной подготовкой, которая скорее напоминала самоедство и самокопание. Мудрено ли, осознавать, что женщина засела в мозгах настолько, что и Авадой не вытравишь. Мало того, он эту женщину и видел-то два раза в жизни, а теперь дом для нее обустраивает.       И обустроил, и привел, и теперь вот ходит за ней по пятам, выслушивая тонну бесполезной девчачьей болтовни. Персеатия болтала что-то про подруг, школу, чары и работу в Аврорате. Том слушал вполуха и кивал невпопад, разглядывая больше необычные плетения, исходящие от палочки девушки. С близняшкой своей собственной палочки он уже успел познакомиться в бою. Они реагировали друг на друга странно, отражая и нивелируя заклинания, направленные против, и двукратно усиливая совместные. Палочки словно были одним целым и через заклинания сливались, превращались в отражения друг друга. Том был так поражен странным феноменом, что несколько долгих секунд глупо пялился на вылетающие из палочки Сеи искры.       На то, что Поттер сканирует каждую крошечную фигурку, Том даже не обратил внимания. Он сам привык поступать точно так же, во всем выискивая угрозу, и даже не задумался, что такое поведение нетипично для молодой девушки.       Наблюдая за девушкой, Том замечал все больше странностей. Она то и дело опасливо оглядывалась на него, замолкала в середине фразы и как будто прислушивалась к шепоткам старого дома, заглядывала в каждый угол, заклинаниями сканировала каждую хоть сколько-нибудь подозрительную вещицу. Сеа иногда вздрагивала от слишком громкого голоса, стука веток о стекло или бренчания посуды. Риддл едва ли придавал значение этим странностям, он продолжал ходить за девушкой по пятам, всем своим существом впитывая ее присутствие.       Гарри вздрагивала в очередной раз, дергала головой, прикусывала губу и снова растягивала губы в улыбке. Находиться рядом с Томом наедине было непривычно. Она ощущала спокойствие, как то обволакивающее теплое чувство, когда Том-из-ее-времени был рядом. И одновременно с этим странная тревожность, забытая параноидальность охватывали ее, заставляя дергаться от малейшего резкого движения, как будто рядом был Волдеморт, помешанный на ее убийстве. От противоречивых эмоций девушке хотелось сжать виски руками, напрочь растрепав волосы, свернуться в комочек и спрятаться в одном из тех закоулков, от которых предвкушающе дергаются пальцы.       Поттер мысленно похлопала себя по щекам, слегка подпрыгнула, спускаясь с последней ступеньки, и резво развернулась, едва не влетев шедшему следом Тому в грудь. Живот свело от странной тревоги, и девушка поспешила разжать кулаки и спрятать руки за спину.       - Так какую спальню я могу занять? – она подняла взгляд на задумчивого Риддла и легонько ткнула его в живот.       Они спустились на первый этаж, потому что Пикси – домовичка Тома – шелестящим шепотом позвала их к обеду. Может быть именно из-за ее странного голоса в Гарри и проснулись задавленные страхи, отдающие привкусом слишком недавней войны. На странное имя эльфы девушка отреагировала дурацкой шуткой, – главное, чтоб не корнуэльские – на которую Том расхохотался, а Пикси покраснела (насколько вообще домовые эльфы умеют краснеть).       - Или ты уже передумал, и я могу катиться на все четыре стороны? – напускная веселость шла крупными трещинами, которые Поттер снова и снова склеивала обыкновенным маггловским скотчем.       Риддл моргнул, сфокусировал взгляд на девушке, все еще стоящей вплотную к нему, и пожал плечами.       - Какая тебе нравится, ту и занимай, – отмахнулся мужчина, аккуратно отодвигая ее в сторону и проходя дальше.       От подобной наглости Гарри застыла на мгновение (которого хватило, чтобы Риддл скрылся в коридоре), топнула ножкой и ехидно захихикала.       О, ну конечно же она заняла хозяйскую спальню на третьем этаже. Чисто из вредности, и чтобы Том больше не смел ее так нагло игнорировать. Правда ликовала она всего несколько минут, прежде чем ничком свалилась на кровать, сраженная усталостью слишком длинного и чересчур насыщенного дня.       После обеда, чтобы избавиться от накатившей нервозности, Гарри потащила Риддла по магазинам, где они и провели оставшуюся часть дня. Конечно, можно было бы заказать всякие мелочи по волшебному каталогу или поручить их покупку Пикси, но девушке отчаянно хотелось выйти на свежий воздух, даже если это был вовсе не свежий спертый воздух бесчисленных лавок на торговой улице.       Признаться честно, на них косились. Том был достаточно известен своими радикальными взглядами и отрицанием современной политики, кое-где он давно уже слыл кровавым убийцей, и поэтому для многих непривычно было видеть его с женщиной. Да и не просто прохаживающимся, а выбирающим домашние мелочи вроде чайных сервизов, декоративных подушек и комнатных цветов, и кроме того едва ли не воркующим с этой самой женщиной. Гарри посмеивалась от разнообразия бросаемых взглядов и то и дело меняла выражение лица: оно становилось то подчеркнуто равнодушным, то ехидным, то глупеньким-глупеньким, тем самым, какое обычно носят едва вступившие в пубертатный период школьницы.       Путешествие по торговой площади, а потом и по Лондону стало для Поттер своеобразным светским развлечением, за которым девушка вовсе позабыла про нервозность и не вовремя проснувшуюся паранойю. К ужину она едва переставляла ноги и под издевательские смешки Риддла плевалась самыми изощренными ругательствами, какие только могла припомнить. После, пока мужчина закрылся в кабинете, который еще предстояло обустроить, Гарри прошмыгнула наверх и заперлась в хозяйской спальне, выкинув предварительно все томовы вещи. Небольшой чемодан с расширением пространства остался сиротливо стоять под дверью, потому что нести его куда-то еще у Гарри не было ни сил, ни желания. К тому же Риддл наверняка явится в комнату и застанет свои вещи, так что едва ли был смысл куда-то их девать.       До похода по магазинам своих вещей у Поттер оставалось немного, так что перетащить их из гостевой спальни в хозяйскую не составило труда. Утром она проснулась в уютной комнатке в серебристо-голубых тонах на втором этаже, и осталась бы жить там, если бы хоть немного поумерила собственную наглость. Но комната на третьем этаже была немного больше, к тому же оформление в более теплых оттенках пришлось по душе. А еще, несмотря на то, что дом был только куплен, в комнате уже остался отпечаток Тома. Едва уловимый запах, оставленная на столике книга, вазочка с печеньем на подоконнике и чуть смятые на кровати простыни. Все это приводило Гарри в томительный восторг и трепет, бабочками щекочущий в груди. Она довольно улыбалась, вглядываясь в высокий потолок, и комкала в пальцах тонкое покрывало.       Осторожный стук и тихий скрип двери нисколько не нарушили сладкого настроения, Поттер продолжила беспечно валяться, напрочь игнорируя приглушенные шаги и появившиеся в поле зрения коленки. Том был одет в домашние черные брюки и мягкие ботинки, скрывающие шаги; Гарри села на кровати, чтобы рассмотреть получше, и наткнулась на лукавую усмешку на тонких губах. Она почти не заметила рубашку с расстегнутыми верхними пуговицами и небрежно накинутый свитер, точно приклеенная глядя в синие смеющиеся глаза. Румянец окрасил щеки, но Гарри продолжала упорно сверлить Тома взглядом, лишь фыркнув на издевательски наклоненную голову.       - Ты сам сказал – какая нравится, – словно оправдываясь протянула она и недовольно закусила губу, – мне вот эта нравится.       Она вовсе не собиралась оправдываться перед ним, но насмешливый взгляд и ехидно растянутые губы так и тянули из нее слова. Том удовлетворенно фыркнул, кивнул чему-то своему и вышел так же тихо, как и зашел, оставив Гарри в полнейшем недоумении.       Ночь как будто накатывала волнами, то отступая, то поглощая все без остатка, била ветками в окна, завывала волками в лесу и стрекотала кузнечиками. Было слишком тихо и слишком громко одновременно; где-то вдалеке громыхала гроза, словно отгоняя так и не наступившую зиму. Гарри ворочалась во сне, ее волосы чернильными кляксами разметались по постели, напряженные пальцы до побеления сжимали край одеяла. Искусанные губы сияли кроваво-алым, девушка тихонько постанывала, вторя завывающему снаружи ветру.       Ей снова снились кошмары. Война, полыхающая огненным смрадом, уносящая бесчисленные жизни, утопающая в слезах и крови, вбивалась в виски выкриками заклинаний, грохотом рушащихся некогда неприступных стен, стонами и криками пока еще живых. Вспышки самых страшных чар слепили глаза, от стука собственного сердца закладывало уши, злые отчаянные слезы не переставая текли по лицу и испарялись, не долетая до раскаленной земли. Холод сырой земли мешался с криками друзей и врагов, набатом стучали имена погибших, доносящиеся из хриплого радио. Все смешивалось в единую кашу, и Гарри никак не могла понять, спит она или нет.       Ее кошмары – одна из причин, почему ее дом всегда был опутан сильнейшими чарами, почему она на ночь запирала волшебную палочку в сейф и почему предпочитала жить одна. Не раз она просыпалась от вспышки собственной магии, от грохота разбитых стекол и от огненного жара в груди. Война слишком глубоко въелась под кожу, вплелась в мысли, отравляя подсознание. Пусть она и закончилась так глупо, тем не менее унесла с собой множество жизней друзей, родных и знакомых, и намертво поселилась в растерзанных сердцах выживших.       После очередного кошмара Гарри всегда приходила к Тому. Колотила его изо всех сил, ругала как только могла и ревела белугой. У него же на плече и ревела, отбрыкиваясь от осторожных поглаживаний и неловких слов утешения. Том никогда не оправдывался, да и Поттер отчего-то не воспринимала его как Волдеморта, в общем-то разрушившего ее жизнь. Он молчал, вскоре перестав утешать, смотрел куда-то поверх ее макушки и крепко сжимал зубы. Однажды Гарри, кажется, даже видела слезы, застывшие в уголках аквамариновых глаз.       Гарри отчаянно закричала, изгибаясь сломанной куклой, и распахнула бешено вращающиеся глаза. В ушах стучал маниакальный хохот, перебивающий грохот и крики и сливающийся с биением собственного сердца, слезы горячими каплями падали на поджатые колени, сведенные судорогой пальцы тянули спутанные волосы.       Дверь с грохотом распахнулась, впуская тусклый свет из коридора, Поттер дернулась и едва не свалилась с постели, подхваченная чужими руками. Длинные пальцы обхватили ее запястья, аккуратно отняли ладони от лица; ее прижали к груди так крепко, что и не шевельнешься. Поттер снова закричала, с удивительной силой отбиваясь, но объятья стали лишь крепче да ей что-то зашептали в макушку. В конце концов девушка разревелась, обмякая и крепче прижимаясь к широкой груди. Они сидели так еще какое-то время, Гарри вслушивалась в успокаивающее мерное биение сердца и кончиками пальцев водила по ощутимым через тонкую ткань рубашки позвонкам, высчитывая что-то и раз за разом сбиваясь где-то на середине.       Том ласково поцеловал ее в макушку и в висок и принялся осторожно вытирать размазанные по щекам слезы. Гарри отпрянула, отчего-то смущенная, захлопала глазами и неловко улыбнулась.       - Прости за это, мне часто снятся кошмары, – голос получился каркающий, и девушка закашлялась, – если ты передумал…       - Нет, – Том оборвал ее резко и снова прижал к себе, – нет, не передумал.       Когда он услышал крик, оказался на пороге комнаты Сеи прежде, чем успел подумать. От ее голоса что-то свело в груди, и ноги сами понесли вперед. От ее вида, измученного и истерзанного, у него самого проснулись самые страшные воспоминания, и Том на мгновение замер, порабощенный призраками прошлого. В этой маленькой девочке он увидел себя самого, прячущегося под кроватью от взрывов и зажимающего уши от грохота падающих снарядов. В их маленьком приюте не было бомбоубежища, иногда их выводили прятаться в соседнюю церковь, но чаще всего дети засыпали под грохот и свист ракет в своих крошечных комнатках.       - Мне тоже снятся кошмары, – Том выдохнул сквозь сжатые зубы, – раньше часто, а сейчас уже изредка.       Он ненадолго замолчал, слушая грохот приближающейся грозы и под закрытыми веками видя падающие бомбы вместо молний. Теплое дыхание в шею успокаивало, не давало сердцу пуститься в бешеный скачь.       - В своих снах я вижу наш маленький приют, полупустую комнату с задернутыми драными шторами и слышу грохот. Бешеный грохот маггловских снарядов, падающих с неба, свист рассекаемого воздуха, крики выживших и раненых. Бомбежки были почти каждую ночь, нас почти не уводили прятаться, так и оставляли смотреть в окно, как вздыбливается земля, как горят и разлетаются в щепки соседние дома. Однажды снаряд упал совсем рядом, и мы, маленькие идиоты, пошли смотреть. Он взорвался от первого же касания, и я видел, как на куски разрывает глупых детей. До сих пор не могу забыть собственный крик, застывший в горле, и звенящую тишину, переполненную плачем. Я каждое лето возвращался в приют с пониманием, что могу всех защитить, но дурацкие правила зазнавшихся магов, даже издалека не видевших маггловскую войну, запрещали мне даже самое крошечное заклинание. Простенькие заглушающие чары, просто чтобы не слышать, чтобы хотя бы немного поспать, не подскакивая от сирен тревоги.       Том замолчал, до боли прикусив щеку изнутри. Тянущая боль и застарелая ярость понемногу растворялись в крепких объятиях, в тепле чужого тела, в словах, сорвавшихся с языка. Молнии превратились в молнии, свист ветра перестал выть сиреной, а маленький домик неожиданно стал самым надежным местом на свете. Сеа потерлась щекой о его ключицу и ткнулась холодным носом в подбородок. Соленые слезы впитались в рубашку, расплылись темными пятнами и отчего-то приятно холодили кожу.       - Мне тоже снится война, – неожиданно для себя зашептала Гарри, – магическая война, которая еще даже не случилась, в которой погибли многие мои товарищи, которая у многих отняла детство. Война, которая изменила магический мир ценой слишком многих страданий.       Том неожиданно повалил девушку на спину и принялся сцеловывать соленые дорожки, осыпать поцелуями веки, лоб, щеки, подбородок, пока не нашел искусанные губы. Им обоим впервые за долгое время было непривычно спокойно, и это спокойствие пуховым одеялом накрыло волшебный домик, укутало израненные души его обитателей и словно отрезало от начинающейся за окном грозы. Маленькое спокойствие только для двоих превратилось в жаркие касания, рваные поцелуи и хриплые стоны, тепло чужого тела, вплетающееся в собственное, и сбивчивый шепот.       - Спи, – Том выдохнул в смоляные волосы и крепче прижал девушку к себе.