Persuadia

      Прежде чем отпустить Гарри домой, ей провели подробнейший инструктаж о том, чего делать не стоит, что не стоит пока есть и пить и еще о куче другой ерунды. Ихтис без умолку говорила на протяжении почти четверти часа, и Гарри, честно говоря, почти ничего из ее слов не запомнила. Люциус, выслушав тираду с самым что ни на есть серьезным видом, пообещал написать отцу, на что дружно закатили глаза все, кроме улыбающейся Нарциссы. Юная Блэк покивала и сказала, что тоже обязательно нажалуется на «господина достопочтенного директора». Джеймс висел на руке Гарри до самого края антиаппарационного барьера и отцепился только оттого, что просто не мог пройти дальше. В итоге с горем пополам Поттер все-таки смогла покинуть территорию Хогвартса.       Аппарация была одним из запретов, но Ихтис тихонько увела под ручку Нарцисса, а оказавшись по разные стороны барьера, мародеры уже не могли остановить Гарри. Преследуемая глупыми выкриками и шиканьем, Гарри вздохнула, прикрыла на мгновение глаза и внутренне сжалась от неприятного ощущения сворачивающихся в клубок внутренностей. Рывок аппарации заставил ее пошатнуться, тошнота подступила к горлу, но быстро прошла, стоило лишь сделать несколько быстрых неглубоких вдохов.       Вокруг девушки шелестели листья, все пространство, куда ни глянь, было занято кустарниками и низкими, но сильно разросшимися в ширину деревьями, а сверху нависала пышная крона огромного ясеня. Узенькая дорожка едва угадывалась под ногами, а из-за зарослей винограда виднелись очертания небольшого одноэтажного домика. От обилия зеленого у Гарри закружилась голова, а свежий запах пьянил и без того взбудораженный разум. Свет заходящего солнца, теплый и огненно-рыжий, проходя через раскидистую крону, чертил на земле и коже Поттер замысловатые узоры, и Гарри даже казалось, что эти узоры складываются и изменяются, неизменно указывая ей в сторону дома.       Дверная ручка почти полностью заросла мягким и теплым от солнца мхом, а маленькое окошко было настолько грязным, что через него нельзя было рассмотреть решительно ничего. Вдохнув поглубже кисловато-сладкий воздух, Гарри решительно постучала, не намереваясь отступать в середине приключения. Именно так, все происходившее сегодня она воспринимала не иначе как приключение, чуточку опасное и невероятно занимательное. А предстоящее знакомство с Эриком Хайпом приводило ее едва ли не в поросячий восторг.       Поросшая мхом и виноградом дверь с трудом отворилась, и в щелочку протиснулось вытянутое, приветливо улыбающееся лицо. Лицо это принадлежало мужчине неопределенного возраста (с одинаковой вероятностью ему могло быть и тридцать, и пятьдесят лет), с густыми насыщенно-каштановыми волосами и бровями и блеклыми, почти прозрачными глазами. Из-за слепящего глаза солнца мужчина щурился, так что Гарри шагнула в сторону, отгораживая его от настойчивых лучей.       - Вы должно быть мисс Поттер! – воскликнул мужчина и рывком распахнул дверь пошире.       Виноградные лозы хрустнули, обрываясь, и Гарри отчего-то подумалось, что этот человек, должно быть, довольно сильный.       - Профессор Хайп, – улыбнулась Гарри, склоняя голову в приветствии.       - Да какой я вам профессор, ха-ха, – неловко засмеялся мужчина, потирая шею, – у меня же нет никакой ученой степени. Всегда просил учеников называть меня просто мистер Хайп или сэр, но не профессор.       Едва он произнес последнее слово, толстая ветвь, усеянная треугольными листиками, грузно рухнула на землю, подобно бордюру отделив мистера Хайпа от Гарри. Поттер прыснула, глядя на опешивше-виноватое выражение лица Эрика Хайпа, и быстрым взмахом отправила ветвь в полет до особенно густых зарослей.       - Завтра же искореню этот паршивый вьюнок, – себе под нос выплюнул мистер Хайп и обратился к Гарри, жестом приглашая ее внутрь. – А вы заходите, заходите, я как раз хотел многое с вами обсудить.       Внутри дома оказалось довольно темно, но чисто. После входной двери сразу начиналась небольшая гостиная, отделенная от кухни полупрозрачной ширмой, а также виднелось несколько дверей, ведущих, очевидно, в жилые комнаты. Сквозь мутные оконные стекла едва пробивался солнечный свет, освещение давала горящая под потолком электрическая лампочка, висящая без какого-либо плафона на голом проводе. Мебель вся была деревянная, такая старая, что, казалось, развалится, стоит лишь тронуть. У стены стоял старый телевизор с крошечным экраном, похожий больше на радио; большой стол и несколько стульев занимали почти все пространство гостиной.       Гарри нерешительно прошла внутрь и остановилась у стола, натертого мастикой так тщательно, что собственное отражение смотрело на нее как из зеркала, не зная, стоит ли садиться без приглашения. Мистер Хайп крутился у плиты и то и дело заглядывал в скрипучий холодильник. Честно говоря, Гарри чувствовала себя странно, внезапно попав в полное маггловской электротехники жилище.       Внезапно ей в голову пришла мысль, что она уже дважды колдовала, а маггловская техника вообще-то, как ей всегда говорили, ломается от волшебства. Чувство липкого стыда окатило Гарри с головой, и она поспешно плюхнулась на стул, утыкаясь в залитые лаком потертости на столе едва ли не носом. Гарри уже давно не видела маггловской техники, да и дом был не слишком похож на жилище Дурслей, однако ощущение ненужности, спрятанное глубоко в воспоминаниях, все равно вырвалось на свободу. Перед глазами плясали картинки с тетей Петуньей, заставляющей ее готовить на всех и прогоняющей от телевизора, и Дадли, ворующим из ее тарелки последние жалкие крохи.       - Что-то вы загрустили, дорогая, – мягкий, слегка хрипловатый голос Эрика Хайпа раздался у нее над головой, и Гарри вздрогнула, выныривая из неприятных мыслей.       Улыбнуться оказалось удивительно легко, а пряный запах травяного чая и вовсе развеял тревожные мысли. Все-таки этот дом действительно совсем не походил на дом номер четыре по Бирючинной улице. Опасаясь, что может нечаянно навредить, Гарри засунула волшебную палочку поглубже за пазуху.       - Это дом моих родителей, – проследив за действиями Гарри, заговорил мистер Хайп, – я вернулся сюда совсем недавно и еще не успел привести его в порядок.       Он печально улыбнулся, оглядывая помещение, и медленно уселся на стул напротив Гарри. Они молчали совсем недолго, чай как раз успел поостыть, и Гарри сделала большой глоток, когда мужчина снова заговорил:       - Я на самом деле не волшебник.       Поперхнувшись, Гарри едва смогла сдержаться и не выплюнуть чай на мистера Хайпа. Она закашлялась и округлила глаза, а хозяин дома мягко рассмеялся, словно сталкивался с подобной реакцией не в первый раз. Он постучал Гарри по спине и предложил платок, который размашистым жестом вынул как будто из воздуха.       - А это?.. – неровным голосом спросила Гарри, сжимая в пальцах белоснежную ткань.       Эрик Хайп выдержал театральную паузу, склонил голову так, что на глаза ему упала густая челка, щелкнул пальцами и вытянул из ладони еще один платок, на этот раз ярко-красный.       - Фокусы, мисс Поттер! – торжественно провозгласил он. – Всего лишь обыкновенные фокусы!       Гарри взяла протянутый платок в другую руку и несколько секунд смотрела на красный и белый обрывки ткани, прежде чем ее разобрал хохот. Отсмеявшись, она задала единственный вопрос, четко сформулировавшийся в ее голове:       - Как же вы тогда попали в Хогвартс преподавателем? Вы сквиб?       - Чистокровный маггл, я бы сказал, – мистер Хайп гордо выпятил грудь. – Хотя мой старший брат был волшебником, больше таких отклонений, по словам родителей, в нашей семье не было.       - Вы считаете брата отклонением? – выпалила Гарри, не сдержавшись.       - Что за вздор, – глаза мистера Хайпа на мгновение покрылись морозной коркой, – я любил своего брата. Можно сказать, благодаря ему обыкновенный бродячий фокусник и попал в Хогвартс.       Гарри смущенно опустила голову, аккуратно сложила платки и отложила их на краешек стола. Ей стало неожиданно стыдно перед этим человеком. Она всегда была такой – скорой на выводы и на слова, рубила с плеча и не вдавалась в детали. Мистер Хайп долго молчал, и Гарри чувствовала, как он взглядом буравит ее спрятанное за волосами покрасневшее лицо. Она не хотела смотреть на него, потому что признавала свою неправоту, но молчать и дальше у нее не было никаких сил. Гарри вскинула голову и столкнулась с насмешливым и слегка поучительным взглядом. Мистер Хайп рассмеялся самую чуточку хрипло, протянул руку и потрепал ее по голове.       - Я не сержусь на вас, мисс, – мягко сказал он, – наоборот, мне чрезвычайно приятно иметь с вами дело.       - Но я… – начала Гарри и замолчала, когда мистер Хайп махнул рукой, – спасибо, сэр.       Мистер Хайп снова рассмеялся, голос его звучал глубоко, отражался в стенках и звенел оконными стеклами. Снаружи подул ветер, деревья зашелестели, хлопнули деревянные ставни; они словно вторили смеющемуся голосу, сливались с ним и поддерживали. Гарри сидела и словно завороженная следила за тем, как стучатся в окна зеленые ветки, как трепещут на ветру тонкие шторы. Как природа вторит гулкому голосу, сливается с ним и уносит его прочь. Гарри покачала головой, дожидаясь, когда мистер Хайп успокоится, и задумчиво сказала:       - А вы все-таки волшебник, сэр.       Мистер Хайп улыбнулся широко и лукаво, как шкодливый ребенок или кот, объевшийся сметаны, пригладил волосы и посмотрел в окно, где все уже успокоилось, приняв первоначальный вид.       - Кто знает, – протянул он, задумчиво глядя на радостно шелестящий сад.       Домой Гарри добралась только к ночи, когда они с мистером Хайпом наконец наговорились. Он обучил Гарри некоторым фокусам и выдал еще несколько тетрадей с заметками, исписанных убористым почерком даже на обложке. Гарри, счастливо улыбаясь, запихивала все это в сумку и краем уха слушала рассказы мистера Хайпа. Он говорил о семье и о брате, об учебе в маггловских школах и колледже, о работе фокусника. Эрик Хайп говорил быстро и четко, формулировал мысли лаконично, но иногда забредал в такие дебри, что сам терялся в нитях повествования. В конце концов, прощаясь, он пожурил Гарри пальцем и попросил обращаться к нему по имени, заявив, что чертовски устал от обращения «профессор», «сэр» и «мистер». Гарри, смеясь, согласилась и потребовала от него того же. Расстались они, кажется, близкими друзьями, словно всегда были давними знакомыми, просто не виделись кучу лет.       Стоило Гарри вылезти из камина и отряхнуться, ушей ее достигли звуки ругани, треск рвущейся ткани и грохот чего-то, падающего на пол. Закатив глаза, она распахнула дверь в кабинет и едва успела присесть, уворачиваясь от разбившегося о наличник стакана. Пикси появилась сзади, дернула ее за подол мантии и воззрилась покрасневшими глазами. Потасовка в кабинете остановилась, все присутствующие замерли, глядя на нее почему-то как на призрак, и отмерли только тогда, когда дверь за спиной Гарри захлопнулась.       - А вот и возвращение бедовой госпожи, – промурлыкал спокойненько сидящий в кресле Абраксас.       Тома держали двое, Беренджер и похожий на него молодой человек; еще один незнакомый Гарри парень стоял в стороне. Он улыбнулся, сталкиваясь с ней взглядом, и махнул рукой, одновременно с этим возводя глаза к потолку, как будто сетуя, какой бедлам творится вокруг. Беренджер тем временем отпустил Тома, и последний рванулся к Гарри, схватил ее лицо в ладони и принялся вертеть, что-то выискивая. Закончив, он коротко рыкнул и развернулся, еще больше темнея лицом.       - Я убью Дамблдора, – прошипел он почти по-змеиному.       Гарри стояла, хлопая глазами, как куколка, и никак не могла взять в толк, к чему весь сыр-бор. Челюсть ее слегка побаливала от грубых движений Тома, а пальцы покалывало от желания запустить в кого-нибудь заклинанием. Она потерла переносицу и устало прикрыла глаза, оценивая взрывоопасность Тома на данный момент, и пришла к выводу, что ничего криминального он пока не совершит.       - Мистер Малфой, – укоризненно протянула она, глядя на довольного блондина.       Абраксас развел руками и ухмыльнулся, закидывая ногу на ногу. Очевидно, что это он являлся причиной съехавшей крыши Тома, потому что именно ему Люциус обещал пожаловаться на действия Дамблдора. Беренджер, вероятно, оказался здесь за компанию, и предвидя переполох, прихватил с собой сыновей. То, что это были Рудольфус и Рабастан Лестрейнджи, было очевидно хотя бы по их сходству с Беренджером. Хотя оба и были значительно ниже и уже в плечах, лица их были чрезвычайно похожи. Братья не были одинаковыми, но создавалось впечатление, что, стоит им разделиться, спутать их друг с другом не составит труда.       Тем временем глаза Тома становились все краснее и краснее, словно стремительно наливались кровью, сам он как будто изгибался, вытягивался, становясь длиннее и тоньше, а рот шире и шире расходился в оскале. Он не двигался, буравил взглядом стену за спиной Гарри и что-то неразборчиво шипел.       - Мисс Поттер, – хрипло обратился к Гарри Беренджер, – сделай уже что-нибудь.       Том не пугал. Он был похож на потерявшегося ребенка, такой же растерянный и сбитый с толку, озирающийся по сторонам в поисках чего-то и никак не находящий. Гарри вздохнула, глядя на него, скинула сумку в руки Малфою и жестом прогнала всех из комнаты. Том не шевелился, когда Лестрейнджи обходили его по широкой дуге, не шевелился, когда чересчур громко хлопнула, запираясь, дверь.       Том не пошевелился, когда Гарри приблизилась к нему вплотную, обдала дыханием бледную шею. Она взяла его за руку, сплетая пальцы, выдохнула прямо в тонкие губы, другой рукой огладила щеку, заскользила пальцами выше, по скулам к надбровной дуге, касаясь холодной кожи самыми кончиками пальцев. Пальцы оттянули черные волосы, обнажили шею и подбородок, скользнувший вверх-вниз кадык. Том не шевелился, следя за ее действиями подрагивающими зрачками, смотрел пристально и упрямо.       Гарри вздрогнула, когда его холодные пальцы коснулись ключицы, слегка надавили на впадинку, скользнули выше по подбородку, отпечатали мурашками дорожку до приоткрытых губ. Стон слетел непроизвольно, громко и пошло, когда белый палец разомкнул губы шире и протиснулся внутрь, в горячее и влажное нутро, надавил на язык и исчез. Тонкие губы накрыли рот, смяли собственнически, завладели всецело. Том подался вперед, прильнул всем телом, опутал Гарри руками и закрыл наконец глаза. Он расслабился, словно струна внутри него лопнула, сделался мягким и податливым, но продолжал впиваться в губы Гарри, проталкиваться языком и сжимать ее хрупкое тело все крепче.       Гарри выдохнула, делая шаги назад один за другим, обняла Тома за шею, коготками невесомо царапая его кожу и невольно вскрикнула, когда диван ударил под колени. Том словно очнулся, распахнул пронзительно синие глаза, нависая сверху, хохотнул и принялся покрывать шею Гарри жаркими поцелуями. Он целовал жадно, словно старался вобрать в себя как можно больше, одежда трещала под его руками и лопалась, давая доступ к обнаженному телу. Том опустился ниже, обхватил ладонями груди, вобрал в рот ставший твердым темный сосок и потянул, больно прикусывая. Гарри застонала, выгибаясь ему навстречу; она царапала влажную кожу сведенными в судороге пальцами и разводила колени шире, словно не могла дождаться большего.       В гостиной, куда Гарри почти вывалилась ближе к утру, было отвратительно шумно. Абраксас и Беренджер все еще были в доме и как будто вовсе не собирались расходиться. Двоих младших Лестрейнджей не было, так что Гарри вздохнула с облегчением хотя бы от этого. Она не то чтобы смущалась, эти двое сами виноваты, что не свалили вовремя, просто большое количество народу в доме несколько нервировало. Кроме того она была несколько знакома с оставшимися, а отпрысков Лестрейнджей знала постольку поскольку, и не была уверена, чего от них ожидать.       На столе стояла початая бутылка огневиски, а рядом были разбросаны карты. Абраксас полулежа устроился на диване, а Беренджер со своими габаритами едва влезал в кресло напротив. Пикси в обозримой видимости не наблюдалось, однако время от времени на столе появлялась какая-нибудь новая закуска. Двое друзей, похоже, не теряли времени даром, пока Гарри с Томом занимались непотребствами, но при этом не спешили покидать отмахнувшихся от них хозяев.       - Доброе утро, милая леди, – сверкая белоснежной улыбкой, протянул Малфой.       Он явно был пьян, но не настолько, чтобы растерять аристократические манеры и ленивое нахальство. Абраксас качнул бокалом, на дне которого плескалась янтарная жидкость, и махнул Гарри рукой, призывая присоединиться. Беренджер закряхтел, распрямляясь в кресле, и смерил Гарри долгим задумчивым взглядом. Он расчесал пальцами волосы, окинул взглядом недоигранную партию и бутылку с закусками, медленно поднялся, опираясь ладонями о колени, и встал ровно перед Гарри.       - Выражаю свое восхищение прекрасной леди, – Лестрейндж наклонился поцеловать ладошку, после чего развернулся и дернул Малфоя за рукав, – пошли, Абс.       Абраксас выдернул руку и степенно поднялся. Улыбка все это время не слетала с его лица, словно пришитая, хотя сам Малфой с каждым шагом держался на ногах все хуже. В конце концов он покачнулся, но выровнялся, сделав замысловатый пируэт, и похлопал Лестрейнджа по плечу.       - Правильно, не смеем больше протирать эти превосходные полы нашими недостойными ногами, – хохотнул Малфой и, махнув на прощание рукой, направился к выходу.       - Благодарю господ за беспокойство! – выкрикнула в закрывающуюся дверь Гарри.       Наступила тишина предрассветного утра, когда солнце еще не до конца взошло, и птицы только готовятся затянуть высокие трели, в воздухе висит полупрозрачная дымка, а на улице свежо-свежо. Гарри выдохнула, плотнее кутаясь в шаль, и тихо попросила Пикси убрать за гостями и налить ей чаю. Когда она покидала комнату, Том еще спал, и прежде чем уйти Гарри долго рассматривала его умиротворенное лицо. Сон больше не шел, к тому же она краем уха слышала звуки голосов, так что Гарри решила встретить утро за записями мистера Хайпа.       Сумка с документами обнаружилась в кабинете, там же на столе лежало раскрытое письмо от Люциуса. Он в красках описывал вчерашнее состояние Гарри и просил отца ни в коем случае не сообщать пока мистеру Риддлу. Он также пересказывал слова Ихтис и Нарциссы и интересовался, можно ли на самом деле отравиться зельем разговорчивости или Дамблдор напоил мисс Поттер чем-то другим. Что ж, просьба Люциуса не сообщать Тому была бы логичной, если бы Абраксас в момент получения письма не гостил у последнего дома. Пробежавшись глазами по строчкам, Гарри сунула письмо в карман, подхватила сумку, на ходу выуживая из нее нужные бумаги, и вернулась в гостиную, забираясь в кресло с ногами и взмахом руки разжигая камин.       Хоть и была середина июня, погоду все еще сложно было назвать летней. По утрам гуляла прохлада, а по вечерам частенько завывал промозглый ветер. Солнце вставало рано и садилось поздно, но день все равно казался коротким и пасмурным, до крайности угрюмым. Сад мистера Хайпа, где вчера побывала Гарри, казался другим миром, частичкой волшебного леса, где давно воцарилось теплое, наполненное пряными запахами лето. Поглядывая в окно на проглядывающие из-за горизонта рыжие лучики солнца, Гарри крутила в руках книги из хрустящего пергамента и думала, что неплохо было бы тоже обустроить сад. Несколько деревьев отгораживали дом от посторонних глаз и укрывали в тени, но кроме них на холме росли разве что сорняки, сейчас срезанные трудолюбивой Пикси под самый корень. Гарри представила, как смотрелись бы покачивающиеся на ветру цветы и размашистые кустарники, и хихикнула, прикрывая улыбку раскрытой книгой.       Мягкие руки легли на макушку, скатились на плечи и замерли. Горячее дыхание обожгло висок, а прохладные губы коснулись уголка глаза. Том дышал глубоко, медленно и размеренно, опалял дыханием щеку и шевелил непослушные кудри. Гарри снова хихикнула, подаваясь назад, откидываясь на спинку кресла и его грудь, вдыхая нахлынувший запах травы и пепла. Крохотная бутылочка упала в руки, и Гарри послушно выпила, в качестве поощрения получив еще один поцелуй в висок. Том едва ли не мурлыкал, ластился как большой кот и продолжал партизански молчать. От потерянного ребенка не осталось и следа, Том вновь сделался самим собой, и у Гарри от этого внутри все переворачивалось.       Они говорили без слов, касанием пальцев и ровным дыханием, биением сердец в такт и невесомыми, едва уловимыми движениями. Гарри улыбалась, откладывая книгу, закидывая руку за голову. Туда, где ее ладонь поймала другая, большая и теплая, прижала к губам и переплела пальцы. Где медленно билось сильное сердце, где разорванная на части душа собиралась воедино, склеивалась по кусочкам и обретала свободу.