Persuadia

      Утро нового года началось с долбящейся в окно почтовой совы, в которую Гарри не запустила каким-нибудь парализующим заклинанием только потому, что не смогла дотянуться до волшебной палочки. Том щекотал теплым дыханием шею и сжимал в медвежьих объятиях, сопел до того забавно, что Гарри принялась отсчитывать его вздохи и назойливый клекот совы. Том все не просыпался, а сова все билась и кричала, стучала клювом в стекло и хлопала крыльями, и Гарри протяжно вздохнула, попыталась сбросить с себя тяжелую руку и запуталась в одеяле.       От бесполезной борьбы стало жарко, Том так и не проснулся, но зато Гарри смогла перевернуться и дотянуться до валяющейся почему-то на полу палочки. Окно распахнулось от быстрого взмаха, недовольная птица влетела, хлопнула крыльями, обдавая ее потоком холодного воздуха, сбросила письмо и вылетела вон. Гарри показала ей вслед язык, закрыла окно, сквозь которое уже успело прилично надуть, и швырнула палочку обратно на пол просто потому, что искать для нее другое место ей было лень. Письмо оказалось где-то в ногах, и Гарри вывернулась, подхватила его ступнями и перебросила выше, случайно стукнув сопящего Тома локтем.       В коротком письме профессор Квиринус Квиррелл писал о том, что вечером под самый новый год вернулась профессор МакГонагалл, и что он смог прикрыть Гарри на завтраке, но профессор неустанно интересуется ее состоянием. Гарри фыркнула и отбросила письмо, сжигая в полете коротким заклинанием, откинулась на подушку и руку Тома и протяжно вздохнула. Если бы МакГонагалл не вернулась так рано, никто наверняка не заметил бы ее отсутствия в течение нескольких дней, и разве что шляющийся туда-сюда Дамблдор мог оказаться какой-никакой проблемой. Но присутствующая в школе декан факультета Гриффиндор наверняка тут же взяла на себя управление порядком и не потерпела бы чьего-нибудь отсутствия хотя бы несколько часов. Нужно было возвращаться, но если Гарри уйдет сейчас, она не сможет увидеть Тома до следующего похода в Хогсмид, который должен был состояться только спустя несколько недель после окончания каникул.       Том наконец зашевелился, прижал ее крепче, так что едва не хрустнули ребра, забавно причмокнул и приоткрыл один глаз. Гарри не была уверена, видит ли он что-нибудь кроме облепивших его лицо черных волос, и рассмеялась, когда сухие губы коснулись и защекотали плечо и шею. Том выглядел заспанным и растрепанным, только чуточку разжал руки, щурился и как ребенок утыкался носом Гарри в грудь. Гарри расхохоталась, когда он вздохнул и прижался к ней щекой, растрепала его волосы и замерла, прислушиваясь к тиканью совершенно обычных часов и шелесту дыхания.       - Я так вчера и не сказала. С днем рождения, – Гарри воздела палец к потолку, выдержала паузу, ощущая на себе насмешливый взгляд Тома, и растянула губы в широкой усмешке, – старикашка.       Обескураженный Том крякнул, разжал руки, и этого хватило, чтобы Гарри выпуталась из его объятий, скатилась с кровати и ловко встала, подпрыгивая и вытягивая руки в стороны. Она переступила с ноги на ногу, прикусила губу и хмыкнула, после чего сорвала с Тома одеяло и укуталась в него на манер римской тоги. Стоять голышом посреди проветренной недавно комнаты было зябко, к тому же ветерок все еще гулял между стен, так что она беззастенчиво оставила в нагом виде возлежащего на кровати Тома. И вид, между прочим, ей открывался очень даже ничего.       - Стари… – кажется, ее слова действительно сильно ударили по его самолюбию, – мне всего сорок…       - Семь, – со смешком закончила Гарри, – для магглов это, считай, конец жизни. К тому же ты в два раза старше меня.       В две тысячи втором году Тому было семьдесят пять. Конечно, он был возрожденным из мертвых и потому не выглядел даже на магические семьдесят, но поначалу, когда прилипший к ней как банный лист Том рассказал ей о своем возрасте, Гарри это обескуражило. Волдеморт всегда был для нее каким-то жутким чудовищем, которого она не ассоциировала с человеком, и вот он вдруг обратился в привлекательного мужчину, зовущего ее чужим именем, который для юной Гарри был ближе к белобородому Дамблдору, чем к ее ровесникам. А еще Гарри помнила, как в детстве тетя Петуния несколько недель кряду показательно осуждала девушку с соседней улицы, которая вышла замуж за мужчину на десять лет старше. О, если бы тетя Петуния увидела Тома, она бы непременно упала в обморок по многим причинам.       - Ну конечно, – Том хохотнул, перевернулся на бок и опустил голову на ладонь, – для прекрасной юной девы сорок лет – уже глубокая старость. На следующий день рождения подаришь мне гроб?       Гарри хлопнула глазами, фыркнула и расхохоталась, поправляя спадающее с плеча одеяло. Том лежал, прищурившись, совершенно голый на белых простынях, и Гарри вдруг показалось, что картинка выглядит как-то неправильно. Наверное, так должна лежать девица с покатыми формами, в то время как прекрасный джентльмен рисовал бы ее портрет.       - Вазу для праха на пятидесятилетие, – Гарри хмыкнула, поджимая расползающиеся в улыбке губы, и оказалась достаточно близко, чтобы попасться в загребущие руки Тома, – ты меня смущаешь.       Том притянул ее ближе, забрался под скрывающее тело одеяло, и Гарри подхватила его край и набросила на его ноги. Собственно причинное место оказалось все еще открыто, Том скосил на нее глаза и вскинул бровь, а Гарри скрючилась, давя рвущийся из груди хохот.       - Так ли это? – наигранно чопорно спросил Том. – И что там насчет моего возраста, юная леди?       Руки его совершенно не соответствовали словам, блуждали по бедрам и забирались выше, пальцы пробегали по животу, отчего перехватывало дыхание. Гарри поправила спадающее одеяло, хмыкнула и сдернула совсем, так что оно комом повалилось под ноги. Том выдохнул, прижался губами к изгибу талии и глянул на нее снизу вверх так, что почти остановилось сердце.       - Не воспринимаю мужчин младше сорока пяти, – Гарри пожала плечами, натянула на лицо максимально возможное в такой ситуации безразличное выражение лица, но дрожь в голосе сдержать не смогла.       За окном валил зачарованный снег. Здесь, неподалеку от Лондона земля была едва покрыта тонким снежным кружевом, падающие и липнущие к ресницам снежинки напоминали скорее холодные капли дождя. Гарри высунула на улицу нос всего на минутку, глубоко вдохнула свежий влажный и искрящийся воздух, и на макушку тут же упало несколько крупный капель с козырька крыши. По телу прошла волна дрожи, Гарри поспешила стереть с волос воду, подставила ладонь тающим в воздухе резным снежинкам и юркнула внутрь, захлопывая дверь. Каждую минуту она напоминала себе о том, что пора возвращаться, но все тянула, будто нечто удерживало ее, не позволяя так просто расстаться с этим мирным уютным домом.       В столовой Пикси накрывала на стол, а Том пошел умываться, потому что полчаса назад Гарри бессовестно захлопнула дверь в ванную прямо перед его носом. Было тепло от зажженного камина и уютно тихо. Гарри слышала потрескивание поленьев, звон тарелок и ложек, расползающийся эхом по стенам шелест льющейся воды и тихий перестук двух подаренных этим Томом и Томом из будущего кулонов напротив сердца. Опасные и не очень артефакты поблескивали в витринах отполированными боками, и Гарри думала о том, что хорошо бы еще навестить Флимонта, но опасалась, что еще немного, и профессор МакГонагалл пришлет гневное письмо с требованием срочно вернуться в школу.       - О чем ты думаешь? – руки Тома были влажными и теплыми. – Моя дорогая Сеа.       Он прижался к ней сзади, аккуратно убрал с плеча волосы и опустил на него подбородок, так что его дыхание защекотало шею. Руки сомкнулись на ее животе плотным кольцом, тепло окутало и опало, влажным паром клубясь под ногами. Гарри прикрыла глаза и склонила голову, щекой ощущая мягкие волосы, дунула на стекло, и витиеватые рисунки инеем расползлись до самой деревянной рамы.       - У меня такое чувство, – Гарри обхватила ладони Тома руками, переплела с ним пальцы, – будто я еще очень долго не смогу сюда вернуться. Не хочу уходить.       Том мимолетно коснулся губами ее шеи, прочертил влажную дорожку по ключице до плеча и прикусил, наверняка оставляя розоватую отметину. Гарри фыркнула, и дыхание превратилось в снежинки и закружилось над головой.       - Обещаю украсть тебя снова на Пасху, – Том хохотнул, перебирая пальцы, оставил короткий влажный поцелуй за ухом, – рассказать тебе, чем я сейчас занимаюсь? Твой брат тоже в этом участвует.       Дорожка от дома была покрыта тонким слоем подтаявшего снега, круглые кусты припорошил иней, а высокое дерево, скрывающее холодное зимнее солнце, разрезало влажный воздух острыми ветками и царапало небеса. Лето в этом году выдалось жарким, а зима холодной, осени практически не было, и весна должна была ознаменоваться звенящей капелью, лужами и слякотью. Почему-то Гарри казалось, что времени у нее осталось так мало, что не хватит и на крошечный вдох.       - Мне нужно вернуться в школу, – покачала головой Гарри, разворачиваясь и закидывая руки Тому на шею.       На лице Тома играла веселая, чуточку серьезная улыбка, глаза светились синим без намека на красноту, а два кулона на шее Гарри бились друг о друга в такт стучащему сердцу.       - Разумеется, – кивнул Том, прижимаясь губами к ее губам, – как можно скорее.       Пикси в столовой накрывала на стол, звенела тарелками и приборами, зачарованный снег падал и взлетал, покрывал остывшую землю, грел прячущихся под плотным покровом букашек. Гарри было тепло и уютно, но отчего-то колючее беспокойство тяжестью поселилось в груди.

***

      В Хогвартс Гарри вернулась к обеду. Аппарировала к самой границе барьера и тут же по колено провалилась в хрусткий мерцающий сугроб. Деревья серебрились от устилающего ветви снега, мелкие снежинки кружили над головой и будто весело звенели, а чистое небо без единого облачка переливалось оттенками голубого. Гарри вдохнула холодный воздух полной грудью, потерла мгновенно озябшие ладони и выдохнула густое белесое облачко пара, закружившееся и взлетевшее куда-то вверх. Дорога до замка не заняла у нее много времени, и единственной проблемой, пожалуй, оставались глубокий сугробы, покрытые неплотным подтаявшим за солнечное утро настом. Гарри проваливалась почти по пояс, выдирала ноги и с каждый шагом все больше думала о том, чтобы приманить чью-нибудь метлу и долететь с ветерком.       На квиддичном поле шла тренировка. Тренировались всей кучей, независимо от факультета, так что каких-то членов команды оказалось слишком много, а каких-то не было вовсе. Так, например, Гарри не смогла высмотреть среди колец ни одного ловца, зато загонщиков, лупящих друг друга битами, было штук десять. Охотники перебрасывали между кольцами квоффл в сторонке, исполняли финты на метлах и время от времени цапались с хохочущими загонщиками из-за беспорядочно летающих бладжеров. Вратаря тоже не было видно, но тут Гарри предполагала, что он просто мог слиться с кружащими вокруг колец охотниками.       Гарри не играла в квиддич с самого окончания шестого курса, который стал для нее последним в школе. Тогда в ее последнем матче сборная Гриффиндора победила, а после навалилось столько проблем, что Гарри про любимую некогда игру и не вспоминала. Вот Джинни после окончания школы взяли в профессиональную команду, и Гарри была за нее искренне рада, но сама никогда даже не думала, чтобы еще хоть раз взять в руки метлу.       - Господа студенты! – Гарри сложила ладони лодочкой, прижала их к лицу и набрала в грудь побольше воздуха. – Вам следует поторопиться, если не хотите остаться без обеда!       Орудующие битами загонщики отвлеклись, и один из бладжеров улетел в сторону колец. Кучкующиеся там охотники шустро рассыпались в стороны, и мяч ловко влетел прямо в среднее кольцо. Кто-то крикнул, послышались смех и улюлюканье, и студенты начали снижаться. При ближайшем рассмотрении это оказались мальчики и девочки разных возрастов, и самый старший на вид рослый парень, которого Гарри видела впервые, начал руководить и быстро построил вольных игроков и велел им отправляться в раздевалку.       - Профессор Поттер, – махнул он Гарри рукой и ткнул в себя пальцем, – Энтони Макмиллан, седьмой курс Хаффлпаффа. Благодарю, что окликнули, а то что-то мы заигрались, совсем забыли о времени.       Гарри кивнула, оглядела опустевшее квиддичное поле и сцепила ладони за спиной. Энтони был выше нее на полголовы, но не казалось, будто он смотрит сверху вниз.       - Стоит иметь часового, если собираетесь играть весь день, – засмеялась Гарри, – чтобы не пропускать приемы пищи и не падать без сил.       Она покосилась на кучно вваливающихся в раздевалку нескольких девочек, смеющихся, спотыкающихся и хватающихся друг за друга, и Энтони проследил за ее взглядом и серьезно кивнул. Сам он переодеваться явно не торопился, направился к стоящей посреди поля коробке для мячей и принялся упаковывать их один за другим. Крохотный золотой снитч, который так и не отпускали на свободу, будто почувствовав присутствие, затрепыхался и расправил крылышки, но взлететь ему мешали плотные ремни.       Все поле было устлано снегом, однако не таким плотным и залежавшимся. Снежный покров здесь напоминал скорее мягкую пушистую перину, пружинящую под ногами, и каждый шаг по нему оставлял неглубокий рельефный след. Пока Гарри шла от границы барьера до квиддичного поля, небо, оказывается, наполнилось облаками, и теперь походило на размеренное отражение пушистых сугробов и выметенных дорожек.       - Вы играете? – спросил Энтони, защелкивая застежку коробки. – Приходите как-нибудь на тренировку. Я могу одолжить вам метлу, если хотите.       Гарри вздрогнула от просвистевшего у самого уха холодного ветра, поежилась от разбежавшихся по телу мурашек и поправила растрепавшиеся волосы. Энтони Макмиллан ждал от нее ответа и легко улыбался, будто каждый день предлагал преподавателям сыграть. Снег под ногами хрустел и продавливался, ветер принес резные колючие снежинки.       - Нет, – кивнула Гарри, и ей показалось, что ее голос похож на голос Минервы МакГонагалл, – не стоит. Благодарю, мистер Макмиллан, постарайтесь не опоздать на обед.       Энтони смерил ее странным взглядом, пожал плечами и прошел мимо, скрываясь в раздевалке. Гарри развернулась, не глядя больше вверх на перекрывающие небо кольца и высокие трибуны, и, не дожидаясь выходящих из раздевалки школьников, направилась ко входу в замок.       В Большом зале все еще было тихо. Эту тишину нельзя было назвать абсолютной или звенящей, но в сравнении с обычным шумом учеников четырех факультетов было почти также тихо, как на дне Черного озера. Тишина напоминала Гарри о тех временах, когда она оставалась на каникулы в школе, но тогда она, кажется, никогда не была одна. Сейчас у нее была собственная полупустая комната и звание профессора, но никто из присутствующих людей не остался бы рядом с ней только потому, что ей может быть одиноко. Эти люди были взрослыми, и у них была своя жизнь и свои привязанности, а Гарри все еще носила личину, принадлежащую мертвой девушке.       - Мисс Поттер, – МакГонагалл встретила ее скупым кивком, – потрудитесь объяснить, где вы были все это время.       Гарри поморщилась и вздохнула, оглядываясь на сидящих за одним столом оставшихся на каникулы учеников. Странное чувство давило на грудь и припорашивало волосы будто полупрозрачной тонкой вуалью, и все вокруг делалось эфемерным и совершенно незначимым.       - Совсем недавно я взяла привычку прогуливаться до Запретного леса, иногда вместо завтрака, – хмыкнула Гарри, – знаете ли, регулярные прогулки чрезвычайно полезны для морального и физического здоровья.       Ученики постепенно рассаживались, занимали все больше мест, но три стола из четырех все еще были напрочь пустыми. Гарри проследила за вошедшими в Большой зал квиддичистами, наткнулась на изучающий взгляд Энтони Макмиллана и отвернулась, отодвигая собственный стул. Профессор МакГонагалл пожевала губы и кашлянула, не меняя холодно отстраненного выражения лица.       - И тем не менее, мисс Поттер, – не желала заканчивать на этом она, – вчера вечером я лично приходила к вам, чтобы позвать на небольшое празднество в, так сказать, узком кругу, но ваша комната была заперта, и вы не откликались, так что у меня сложилось впечатление, будто вы вовсе покинули школу.       Она, конечно, была права, и, кажется, все преподаватели кроме нее знали об этом. Профессор Флитвик мягко улыбался и похлопывал МакГонагалл по руке, Ульрих Йонссон и Аника Бейлиш тихо перешептывались, бросая на них короткие взгляды, а профессор Квиррелл уткнулся носом в тарелку, и Гарри даже показалось, что у него покраснели уши. Высокая ель все еще широко простирала усыпанные снегом ветки, но теперь отчего-то казалась не волшебным украшением, а излишней неуместной деталью.       - Ах это, – Гарри прикрыла рот ладонью, будто только что вспомнила нечто занимательное, – это давняя традиция. В ночь Нового года я обязательно делаю предсказание, у меня как раз есть для вас одно, хотите?       Гарри чувствовала навалившуюся на плечи усталость, будто и не валялась в постели почти до обеда. Зачарованный потолок показывал плывущие неспешно облака, в воздухе кружились магические снежинки, но все это было банальной глупостью, не наделенной и капелькой настоящего волшебства.       - В будущем вы станете директором Хогвартса, но вскоре передадите эту должность тому, кого сейчас ни за что не смогли бы признать, – продекламировала Гарри, не дожидаясь разрешения.       - Ну что ж, – Минерве МакГонагалл не потребовалось много времени, чтобы скрыть мелькнувшее на лице удивление, – благодарю, мисс Поттер. Я постараюсь не забыть о вашем предсказании, когда время наступит.       На столах появилась еда, и профессор МакГонагалл отвернулась. Гарри фыркнула, впрочем, не ожидая от нее какой-то другой реакции, и подхватила вилку. В конце концов это была вовсе не та профессор Минерва МакГонагалл, принявшая ее в команду по квиддичу на первом курсе, закрывавшая глаза на многие их проделки и безоговорочно защищавшая каждого студента без исключения. Эту Минерву МакГонагалл Гарри не знала вовсе, а для нее Гарри была Персеатией Поттер, некогда тихой девочкой, а теперь сторонницей набирающего силу и влияние Темного Лорда.

***

      С окончанием зимних каникул в школе стало шумно и совсем уж неуютно. Гарри снова и снова нужно было готовиться к урокам, потому что на несколько дней она совершенно отбросила эту необходимость, чтобы рассказывать о том, о чем она сама не имела ни малейшего представления. Гарри снова нужно было видеть молодых родителей, дядю Сириуса, Ремуса и Питера, зная, что последний в конце концов предаст друзей и дружбу. Она не знала мотивов его поступков и никогда уже не смогла бы узнать, но сейчас Питер Петтигрю выглядел любознательным мальчишкой и вовсе не напоминал тощего облезлого мужчину, в которого однажды превратилась ручная крыса Рона. Гарри знала об их будущем слишком много и непозволительно мало, видела в этих детях просто-напросто детей и постоянно думала о том, что скоро они умрут.       - А-а-атти! – закричал, широко раскинув руки, появившийся в холле Джеймс.       Не то чтобы Гарри всерьез его встречала, просто так совпало, но она как раз возвращалась с очередной прогулки. Снег начинал постепенно таять, открывал давно протоптанные дорожки и высвечивал проплешины-проталины на опушках. С козырьков и карнизов капало, зима с возвращением многочисленных студентов будто бы стремительно уходила, побежденно отступала перед горячим дыханием и мокрыми насквозь от активных игр мантиями. На улице теперь было влажно, кружащиеся над головой снежинки превращались в липкие дождевые капли, оседали на ресницах и скатывались по щекам.       Гарри нахмурилась, едва сдерживая расползающуюся на лице улыбку, сложила на груди руки и вздернула подбородок, неодобрительно цокая языком. Джеймс резко сбавил темп, спрятал руки за спину и расправил плечи, вдруг сделавшись по-настоящему симпатичным юношей. Питер с Ремусом переглянулись и рассмеялись, потому что было очевидно, что их друг хвастается тем, что за зимние каникулы снова вырос на несколько сантиметров.       - Профессор Поттер, – Джеймс поднялся на носочки и неожиданно стал с Гарри одного роста, – до чего приятно видеть вас после столь долгой разлуки. У меня есть для вас несколько новостей, но я бы предпочел поведать их в более уединенной обстановке.       Проходящие мимо Лили, Марлин и Доркас захихикали, и Джеймс покраснел и стремительно ссутулился. Сириус хохотнул, отсалютовал им вслед и деловито поклонился, и от его насмешливых действий Джеймс покраснел еще сильнее, развернулся и с размаху стукнул друга в плечо. Ремус страдальчески вздохнул, а Питер поприветствовал Гарри вежливым кивком и подошел к ней, обходя приятелей по широкой дуге.       - Профессор Поттер, – понизив голос, заговорил он, – мистер Риддл кое-что рассказал нам, но велел поставить вас в известность и не делать ничего самостоятельно.       Рассказал об анимагии, несомненно. Гарри не помнила точно, когда компания ее отца стала незарегистрированными анимагами, но участвовать в этом совершенно определенно не собиралась. К тому же сама они ничего в этом не смыслила, а броситься изучать новое для помощи кому-то было скорее в стиле Гермионы. Гарри, честно говоря, не готова была брать в руки книгу даже чтобы помочь самой себе.       - Ну уж нет, – покачала головой Гарри, – не втягивайте меня в свои проделки, будьте добры. И постарайтесь провернуть все так, чтобы ваша уважаемая декан не пришла ко мне жаловаться снова.       Питер непонимающе моргнул и склонил голову набок. Радостное заговорщицкое выражение на его лице стремительно сменилось кислой миной, и он послушно кивнул. Устроившие перепалку Джеймс и Сириус обменялись еще парочкой неряшливых ударов и затихли, переглядываясь между собой. Ремус вздохнул и покачал головой, но промолчал, витая, очевидно, где-то в своих мыслях.       - Мне довелось нечаянно подслушать ваш разговор, профессор, – задрал подбородок Джеймс, – и я искренне обеспокоен вашим состоянием. Нет, правда, Атти, с тобой все в порядке? Ты выглядишь бледной.       На последней фразе он понизил голос и ссутулился, воровато оглядываясь, словно кому-то было интересно их подслушивать. Что-то неприятно кололо в груди, будто между мантией и кожей поселилось нечто отвратительно лишнее, и Гарри, кажется, в самом деле видела призраков. Два кулона давно нагрелись от тепла ее тела, но все равно казались холодными клеймами, прижигающими и прорывающими насквозь. Гарри никогда не хотела быть здесь и встречать всех этих людей, потому что ее время придет гораздо позже, тогда, когда их уже давно закончится.       Джеймс неожиданно отшатнулся, глубоко вздохнул и так и не выдохнул, задерживая дыхание на долгое мгновение. На его лице отразилось странное, самую малость испуганное выражение, глаза расширились, а нижняя губа мелко задрожала. Питер, тоже смотрящий Гарри в лицо, поперхнулся и отвернулся. Ремус криво улыбнулся и качнул головой, спрятал руки в карманы и выдохнул тихо-тихо, так что слова слились с врывающимися в холл потоками ветра:       - Вот об этом я говорил вам, профессор.       Дни тянулись за днями, зима окончательно уступила мокрой промозглой весне. Земля покрылась глубокими лужами, кое-где скрывающимися под прошлогодней жухлой травой, дорожки размыло и развезло, и на этом прогулки Гарри окончились. Отовсюду текло и капало, в окна и по козырьку постоянно стучало, но навалившаяся тяжелой вуалью усталость так и не отпустила, давила на виски и туманила взор. Гарри продолжала монотонно читать лекции, открещивалась и избегала разговоров, глядела на всех сквозь пелену ресниц и праздно шаталась в свободное время. Времени у нее было много, но занять его Гарри ничем не могла, все буквально валилось из рук, мысли путались, а два кулона на груди мерно постукивали друг о друга в такт редким ударам сердца.       Гарри смотрела в небольшое зеркало в ванной комнате, придирчиво разглядывала собственное лицо, будто оно могло быть чьим-то чужим. Собирала и распускала волосы, стягивая их в тугой хвост и позволяя непослушными кудрями струиться по плечам, царапала губы и оттягивала веки, сквозь очки глядя на туманную зелень. У Персеатии были карие глаза, помнила она слова Беллатрикс Блэк, а у нее ярко-зеленые, потускневшие под плотным шлейфом и скрытые за круглыми стеклами очков.       - Гарриет Лилиан Поттер, – выдохнула Гарри, прикладывая ладонь к стеклу, – я. Живая.       Отражение смотрело на нее устало, пушистые кудри свисали клоками и накрывали острые плечи. Гарриет Лилиан Поттер была девочкой-которая-выжила, победительницей Темного Лорда Волдеморта, заместителем начальника главы Аврората. Она была сиротой, выросшей под присмотром нелюбимой сварливой тетки, ее мужа и насмехающегося над каждым ее действием кузена, и в один прекрасный день узнала, что является волшебницей. Великан Хагрид с косматой бородой и добрыми глазами открыл ей дверь в магический мир и впервые за десять лет поздравил с днем рождения. У Гарриет Лилиан Поттер было двое лучших друзей и множество приятелей, в школе она играла в квиддич и была самым юным принятым в команду ловцом. Гарриет Лилиан Поттер всю свою жизнь боролась против человека, которого ей еще предстояло полюбить.       - Персеатия Гарриет Поттер, – Гарри провела по отражению ладонью, будто стараясь стереть его навсегда, – не я. Мертвая.       О Персеатии Гарриет Поттер Гарри на самом деле почти ничего не знала. Персеатия Гарриет Поттер была тихоней с карими глазами, воспитанной старшим братом и его женой. У Персеатии Гарриет Поттер был жених, за которого она не хотела выходить замуж, и который в конце концов убил ее в порыве гнева. Гарри никогда не слышала о ней до того самого разговора с портретом тетушки Вал, потому что Персеатия Гарриет Поттер была бестелесным призраком, незначимой песчинкой, чье место оказалось так легко занять.       Два кулона стучали друг о друга с каждым рваным вздохом, касались кожи на груди и никак не желали нагреваться. Гарри смотрела в собственное отражение, разглядывала будто чужие черты, высматривала карие искорки в потускневшей зелени глаз. Персеатия наверняка не носила очков, но никто не сказал ей ни слова. У Персеатии глаза были карие, и видела она прекрасно, беспрекословно слушалась старших и умерла, едва нарушив чужую волю.       У Персеатии Гарриет Поттер не было ни единого шрама, а Гарри была покрыта ими с ног до головы и вовсе не походила на примерную девочку.       У Гарри глаза зеленые-зеленые, будто вспышка смертельного заклинания, ядовитые и колючие. Гарри не подчинялась приказам, не слушала чужое мнение и тоже, в общем-то, была тихой и вежливой, пока ее не нашли и не испортили. Иногда Гарри казалось, что все происходящее вокруг – абсурд и дурацкий кукольный театр, что все они не более чем связанные тонкими ниточками марионетки, и это в самом деле было так, потому что никто так и не сказал ей, что она не, мать ее, Персеатия Поттер. Гарри казалось, что она медленно сходит с ума, и это определенно было так, потому что в зелени собственных глаз она видела багряно-алый, а кулоны стучали все громче и все прерывистей.       Время текло и переливалось, кружилось между пальцев и ласкало щеки, но оно было чужим, несуществующим, будто затертая до белесых пятен старая пленка. Гарри глядела в собственное отражение, перебирала в пальцах подрагивающие кулоны и склоняла голову набок, пытаясь разобрать собственное искрящееся на языке имя.