***
Блять, уговорить Сосенку ходить в школу и не говорить никому об этом случае стоило мне пару десяток нервных клеток, но время, проведенное с ним после того, как я без особых движений снял и выкинул презерватив в ближайший куст, окупает все. Конечно же, я понимаю его и безумно люблю моего милого мальчика. С одной стороны мне даже понравилось смотреть на его тихую, маленькую истерику. Он тихо плакал мне в рубашку (эту рубашку я не стирал с того момента, она у меня в том подвале хранится), сидя на моих коленях, шептал: «Почему со мной? Почему именно я, а не кто-то другой? Спасибо, Билл… Ты рядом», а я лишь в ответ гладил его по спине, ничего не произнося, но мысленно отвечая: «Потому что я люблю тебя. Потому что нет кого-то лучше, чем ты. Я всегда буду рядом, мой любимый. Я никогда тебя не брошу». А после он уснул — слишком устал. Стресс ему дается нелегко, я знаю. Я же оставил его, укрыл махровым пледом, до прихода Звездочки. Конечно, не удержался от соблазна — нежно-нежно прикоснулся губами к губам Соснового Деревца. Сквозь сон он улыбнулся. Не знаю, что ему снится. На следующий день мой мальчик пошел в школу только из-за того, что я пришел за ним. Учителя даже не спрашивали его о самочувствии, как и одноклассники, которые даже не просили списать или ответы на задания. В этот день его поддерживали исключительно я и Звездочка, но все-таки больше времени она уделяла своим второсортным шлюхам-подружкам. А на большой перемене в столовой он не хотел есть. — Тогда давай покормлю тебя, Сосновое Деревце, — ехидно мурлычу я в привычной для меня и всех манере. Мой мальчик мгновенно «встает из гроба» и краснеет, как девственница, хотя, да, он девственник. Он выхватывает у меня из рук коробочку с соком, отворачивается и никак не перестает краснеть. Я заливаюсь безрассудным смехом, как всегда, привычным для всех и вся. Но все-таки почти все присутствующие вздрогнули, кроме меня, Сосенки и Звездочки. А я бы, правда, хотел сейчас покормить моего сладкого мальчика, еще бы попробовать. Но это чуть позже. Все-таки кое-какие отбитые личности решились подпортить состояние Сосны, за что поплатились, но одной мнимой угрозой, незначащей абсолютно ничего. Но моя угроза в виде «Видел то граффити с разбитой головой? Так вот, еще один писк и на той стене появится лишняя копия с росписью из твоей крови, ублюдок. Булки в руки и сверкай пятками, мразь!». Этих маменьких сынков испугало все: от слов до моего выражения лица. Сосенка тоже испугался, но его-то я быстро успокоил. После школы я снова остался у него, а Звездочка снова уебала куда-то с подружками. Ну, мне же лучше. В этот раз я его уговаривал не звонить в полицию. И именно на это я потратил свои нервы. Но не зря же — на Сосенку. Для Сосенки мне ничего не жалко, даже жизни. Он уверял меня, что полиция найдет того «гада, психопата озабоченного!», упечет его за решетку и он получит по заслугам. А еще Сосенка хотел бы подать на него иск о возмещении морального ущерба. Вот это он загнул. Но так мне он нравится еще больше. Но мне все-таки пришлось его отговаривать и у меня это получилось с завидной успеваемостью. Почему-то слова о том, что, если он заявит в полицию или расскажет еще кому-то, кроме меня, то этот «гад и психопат озабоченный» поймает его в темном переулке и изнасилует, хорошо подействовали. Дар убеждения, блять.***
Посматриваю в камеры, сижу в подвале. Сейчас немного еще погляжу, подготовлю все для прихода Сосны и пойду звонить ему. Честно, я решил, что один презерватив на дверной ручке как-то скучно и обыденно, поэтому в этот раз будет намного лучше. И звонки хочу лучше захуярить. А подарок? Ой, подарок просто охуенный. Там вибратор красный, голубые презервативы и радужная смазка, уретральный катетер, а еще записка «Принеси на нашу первую встречу» и милое черное сердечко. Жаль, что посылка придет завтра. Она бы так хорошо вписалась в сегодняшний звонок. Вот я ебанутый на голову. Хотя нет, я не ебанутый, я влюбленный, озабоченный психопат, который хочет отыметь свою любимую Сосенку. Блять, мне так понравился этот красный вибратор. Он поменьше, чем мой член, но такой прекрасный. А все самое прекрасное достается любимым, не правда ли? А уретральный катетер я хочу испробовать на Сосновом Деревце прямо сейчас. Видеть его похотливый взгляд, вспотевшее и дрожащее от немыслимого удовольствия тело. Я увлекся, как всегда. Настраиваю микрофон и приложение по изменению голоса. Все в порядке. Аппаратура нашей компании лучшая в мире, неудивительно. Монитор с камерами совсем рядом, я вижу каждое движение любимого мальчика. Он улыбается, хихикает и хитро-хитро, но так мило прищуривается, когда читает какую-то книгу. Наверняка научная фантастика или детективы. Так обыденно для него и для меня видеть его таким безмятежным, спокойным и счастливым, будто не было тех зверских убийств, фотографий, звонков, «подарков» или презервативов со спермой. Так спокойно на душе. Медленно набираю новый номер моего мальчика. Высвечивается его милая фотография с лучезарной любимой улыбкой. Мягко целую и вспоминаю улыбку, когда я поцеловал его, вспоминаю, как обдрачивался на его фотографии. Хорошее время — маленькие радости жизни. Из телефонной трубки слышатся монотонные гудки, а на камерах видно, как Диппер отрывается от книги, немного опечалено откладывает ее, оставляя маленькую пометочку — загнутый уголок. Сосенка взял телефон в руки и посмотрел на, конечно же, неизвестный номер. Он непроизвольно поморщился, видно, вспоминая прошлый звонок. Я молю Дьявола, чтобы он ответил. Он пожал плечами и ответил. Может, другой номер, не тот, что в прошлый раз, переубедил его. Возможно. От моего телефона пошел звук и голос моего мальчика: — Алло? — с осторожностью произнес он, прикладывая трубку к уху. Я тихо посмеиваюсь в трубку, мой голос изменяется с помощью программы. Мой мальчик дергается, слыша знакомый голос, он уже хочет положить трубку, больше не слышать и не вспоминать, но мой измененный голос просит: — Пожалуйста, не клади трубку. Я хочу поговорить с тобой, прошу, — я умоляю. Сосенка слишком мягкотелый и невинный, он снова прикладывает телефон к уху, но ничего не говорит. Кажется, боится казать лишнего, за что может поплатиться собой же. — Спасибо, — шепчу я и чмокаю губами. Он кривит губы, но продолжает молчать, как партизан перед немцами, и сидеть на кровати. — Вот, я услышал твой голос и так приятно на душе. Так легко. Дрожь проходит по телу. Я счастлив. Я каждый день смотрю на тебя. С каждым днем влюбляюсь в тебя все больше и больше. Хочу нежно-нежно поцеловать, обнять и никогда не отпускать. Я говорил: я люблю тебя. Но я больше не хочу просто смотреть на тебя. Хочу большего, — Сосенка слушает мой голос. С каждым новым предложением он больше-больше напрягается. — Из-извин… — я не даю ему договорить, перебиваю. Я знаю, что он хочет положить трубку. Я не позволю ему это. Прости, Сосенка. — По утрам я просыпаюсь с желанием видеть твои похотливые красивые глазки, слезы, видеть слезы удовольствия, слышать стоны и свое имя, слетающее с твоих губ, когда я втрахиваю тебя в кровать, — это чистая правда. Сосенка вздрагивает, резко убирает телефон от уха и уже снова хочет положить трубку, но я снова грубо отрываю от этого действия. — Не смей, — он снова вздрагивает. Снова дрожит и не может ничего поделать с собой. Телефон просто перед ним. Он слышит меня. Я могу продолжать. — Ты хочешь быть изнасилованным мной в темном переулке города, где никто не услышит твоих криков, стонов и плача… прости. Ты вынудил меня это сказать. Я позвоню тебе в субботу. Только попробуй не взять… Я бросил трубку. Сосенка тоже отбросил телефон в сторону, упал на колени, схватился за голову. Стресс, но он не сломлен. Он не такой, как все. Это еще одна причина любить его. У меня их много. Он не будет сейчас кричать или подобное, нет. Он просто расплачется от переизбытка чувств и эмоций в груди. Еще раз прости, Сосновое Деревце. Я люблю тебя. Как я и предполагал. Он расплакался. Через стекло монитора вижу крупные слезы и мокрые пятна, что они оставляют. Все идет по плану.***
Очередной день. Время, когда мы с Сосенкой идем домой. Только вдвоем. Только мы вдвоем. Сосна все рассказал мне в школе на большой перемене. Пересказал почти что дословно мои слова и свои действия. Он дрожал, говорил тихо-тихо, вечно оборачивался, боялся. Оно и неудивительно. Любой бы стал параноиком, если бы ему звонили с неизвестного номера, посылали такие специфичные «подарки» и устраивали «сюрпризы». Он боялся любого зрительного контакта кроме моего. Сосенка доверяет мне. Прекрасно. Даже сейчас, когда мы идем только вдвоем, он оборачивается, смотрит, но ничего не находит, не видит. Но через пару минут снова оборачивается и снова ничего не находит. — Я чувствую чей-то взгляд, — шепчет он. Да, отчасти он прав. Я расставил на этой улице камеры слежения, чтобы узнавать, куда он ходит помимо занятий в школе. Но в основном он сидит дома. — И что-то еще, но не могу понять что… — а теперь он говорит про меня. Я очень захотел узнать, почувствует ли он. Похоже, да… Я не надел трусы, да. Он узнает — сразу заявит в полицию, блять. Сосновое Деревце замолчал, опустил голову. Ему плохо. Я бережно погладил его по спине. Мы уже подошли к его дому. На пороге стояла посылка с чеком. Мой мальчик заволновался. Попросил меня занести коробку в дом. Я уже знаю, что там лежит и потому коробку трясти не стал — отнес аккуратно и так же аккуратно поставил. Под предлогом того, что нужно помочь родителям с финансами, ретировался. Уже на улице, пройдя парочку метров, я услышал пронзительный крик моего мальчика. Сейчас у него на столе лежало около пяти использованных презервативов и еще дюжина нераспечатанных, завязанных золотой тонкой ленточкой. Также к ним была привязана маленькая записка: «Можешь использовать в любое время. Но скоро я приду и тоже воспользуюсь ими. А те пять, что лежат рядом, не выбрасывай, оставь на память. Все-таки в них моя сперма. Моя любовь к тебе».