***
Сальвадор уверенным шагом передвигался вслед за ургалом опустевшими улочками. Его поведение внушало прибывшим с ним доверие и уверенность в то, что они в безопасности. Тишина угнетала. Они шли недостаточно быстро, чтоб уже добраться до замка, но и недостаточно медленно, чтоб рассмотреть каждый уголок бывшей обители Гальбаторикса: хоть от гнезда Трощителя Яиц в городе осталось всего лишь несколько штрихов, Илирию всё ещё иногда называли Урубаеном, ведь, как известно, всё плохое забывается не скоро, а правление короля (точнее сказать тирания) длилось довольно долго, чтоб население смогло отпустить память оптом за пару дней или недель. Когда прибылые добрались к подножью длинных мраморных ступеней, ведущих в резиденцию королевы, их обыскали и заставили сдать всё имеющиеся при них оружие, после чего они продолжили путь дальше. Вскоре перед ними появились высокие резьбовые двери, из-за которых слышалась непонятная возня. Их охраняли двое мужчин, которые с полным безразличием наблюдали за Сальвадором и его людьми. Спустя пару минут, из комнаты, которую скрывали шикарные двери, вышла девочка лет двенадцати с виду с чёрными смольными волосами и фиолетовыми глазами, которые она прятала под пышным веером ресниц. Эльва (а это была именно она) стала пристально вглядываться в лицо капитана «Элинор». Молодому человеку стало не по себе от её взгляда, и он не придумал ничего лучшего, чем просто уставиться на свои руки. Девчонка довольно хмыкнула и сказала важным тоном: — Королева Империи леди Насуада готова принять вас и выслушать историю о том, как вы прибыли к её владениям. Сальвадор кивнул и, поправив треуголку, осторожно вошёл в зал. Все сразу умолкли и обратили своё внимание на него. Юноша же, в свою очередь, расправил плечи и направился к неизменному стулу с высокой спинкой, на котором величественно восседала довольно юная девушка. На её руках прибылый сразу отметил шрамы, видимо, от порезов. Заметив, на что смотрит парень, в глазах Ночной Охотницы вспыхнул огонёк. — Я слушаю Вас, молодой человек, — властно проговорила она. — Я Сальвадор, капитан судна, на котором бежал с моими людьми. На нашей земле стало небезопасно — нас посетили странные существа, вовсе не подобные людям. С клювами, вогнутой грудной клеткой и одним глазом, который скрывают под каптурами… — Разаки… — прошептали вместе Насуада и Арья, рассматривая Сальвадора. — Что, простите? — парень нерешительно осмотрел присутствующих. — Ничего, продолжайте, — махнула рукой королева Империи. — Так вот, они похищали наших людей и скот, палили города и деревни… У нас не было другого выхода, кроме как спасаться бегством. Наше селение было не сильно большим, но прибрежным. У нас был чудный порт, пока эти твари его не уничтожили. Нам пришлось собрать провиант, привести в порядок корабль и покинуть дом, в поисках нового. Если Вы, Ваше Величество, позволите, то мы бы хотели остаться. Хотя бы ненадолго. Люди измучены морской тряской. На борту женщины и дети. Мы готовы работать. Насуада надула губки и подпёрла подбородок рукой: — Надо подумать. Это важное решение. Мой народ всё ещё отходит от довольно длительной и кровопролитной вызволительной войны. Если за вами увяжутся эти существа, как Вы сказали, то нам это вовсе не нужно. Но моя милость не позволит мне прогнать вас. Вы можете остаться у нас, пока будете безопасны. Как только появится угроза моим людям — вы покинете Алагейзию, будто вас тут и не было никогда. Ясно? — Я склоняюсь перед Вашими мудростью и благоразумием. Вы очень помогаете нам, Ваше Величество. — Будьте готовы к тому, что я могу потребовать что-то взамен, — Насуада кивнула, разрешая Сальвадору уйти. — Мы готовы работать, как я уже сказал. — Как я могу к Вам обращаться? — Сальвадор, Ваше Величество. — Вы свободны, Сальвадор. Юноша покинул зал, после чего его и его людей проводили назад к их кораблю. Королева Илирии распорядилась, чтоб им выделили жильё. Арья стояла неприятно удивлена тем, что её слова даже не спросили, поэтому, не дожидаясь, пока все начнут расходиться, покинула зал. Насуада лишь в удивлении свела брови.***
Посреди ночи сон покинул Эрагона. Он широко открыл глаза и смотрел на небесный свод над своей головой. Повертевшись ещё несколько минут и убедившись, что сновидения больше не придут, Всадник взял свой лук и колчан со стрелами, меч, накинул плащ и бесшумным движением молодого оленя направился к выходу из Тронжхайма. Прошло не так много времени, как парень очутился за границами города. Прохладный ветерок дыхнул ему в лицо и взъерошил волосы. Юноша вдохнул свежего ночного воздуха, вспоминая, как они с Рораном в первые разы выбирались на охоту. В лесах, окаймлявших долину Паланкар «водились» другие ветры, но «властелины» Беорских гор ничуть не уступали им. Эрагон отправился вдоль тропинки дальше от гор. Он бродил в лесах, которые будили у него воспоминания о их первом прибытии в Фартхен Дур. Тогда они с Муртагом, Сапфирой и Арьей удирали от целой своры ургалов. Парень невольно улыбнулся. Он увидел около своих ног ручей, который, извиваясь, стремглав бежал между корнями куда-то вдаль. Всадник пошёл вдоль течения. Вскоре взору юноши открылось зеркальная поверхность озера. Эрагон умостился на одном из прибрежных камней и стал ожидать рассвета. Не желая терять навыки, он решил повторить упражнение, которое ему когда-то задавал Оромис. Когда-то. Где-то в далёкой Эллесмере. Эрагон на несколько часов открыл своё сознание для всего живого. Вскоре тьма начала уступать место первым проблескам рассвета. Если бы созерцание красоты природы могло смирять человеческие страсти и укрощать человеческую жестокость, то для этой цели как нельзя лучше подходил пейзаж, который начал вырисовываться перед глазами Всадника дракона, по мере того, как ночь сменялась утром. Как всегда, на небе, с которого уже исчез угрюмый мрак, появились нежные краски. Однако оно ещё не успели озариться ослепительным блистанием солнца, и все предметы казались призрачными. Прелесть и спокойствие вечерних сумерек прославлены тысячами поэтов. И всё же наступающий вечер не пробуждает в душе таких кротких и возвышенных мыслей, как минуты, предшествующие восходу главного небесного светила. Вечерняя панорама постепенно исчезает из виду, тогда как на утренней заре показываются сначала расплывчатые очертания предметов, которые становятся всё более отчётливыми, по мере того как светлеет. Видно их в волшебном блеске усиливающегося, а не убывающего света. Птицы перестают петь свои трели, отлетая в гнёзда на ночлег, но ещё задолго до восхода солнца они начинают звонкоголосо приветствовать наступление дня, «пробуждая жизнь среди долин и вод».