Пираты: По следам легенд.

Четыре дня. Ровно столько прошло с тех пор, как они отплыли от Острова Скелета. И за эти четыре дня… Ничего не произошло. Совсем. Никто не пытался их убить, не пытался напасть на корабль, утащить в океан, съесть… И это было так странно, что поначалу все были напряжены, как будто ожидали подвоха. Мол, только они расслабятся, как ррраз! – и снова Судьба сыграет с ними злую шутку. Иккинг не выпускал из рук мушкета и кортика, Мерида методично уничтожала запас яблок на корабле, потихоньку крадя их из трюма, и всё время пристально оглядывала горизонт, Юджин, как только Рапунцель выпустили из каюты, постоянно следовал тенью за ней, словно опасаясь, что скелет вернётся за другой блондинкой… Джек их понимал. Всего за десять дней они выдели такое, что другим только в кошмарах присниться может! Так что эти четыре безоблачных, спокойных дня были невероятным подарком. Однако когда ветер стих, и корабль, безвольно опустив паруса-крылья, замер на месте, Хэддок пришёл в ярость. – Капитан, это ветер! Им нельзя управлять! И предугадать, когда он продует, или не подует – невозможно! – пыталась вразумить его Забияка. – Мы должны прибыть в Проклятый залив уже через три дня! Но, так как ветер был очень слаб, а сейчас и вообще исчез, мы сможем туда добраться только… только… Да я понятия не имею, когда мы сможем туда добраться!! Он мерил шагами палубу, словно дикий конь, которого загнали в загон и оставили там. Джек почесал затылок. Среди команды (втайне от капитана, конечно же) ходили слухи, почему Иккинг Хэддок так стремиться в столь, казалось бы, гиблое и непривлекательное для других место. Теории были самые разные – от «да просто с катушек слетел» до «там у него родня, проведать едет». Джек в таких обсуждениях не участвовал. Ему было абсолютно всё равно, куда и зачем они плывут, лишь бы вперёд, вперёд, вперёд… Впрочем, даже если корабль стоял посреди океана, его это не смущало. Но постепенно напряжение скапливалось. Было невероятно жарко, постоянно хотелось пить, и, что самое страшное, на корабле было нечем заняться. Ну, не считая мытья палубы, перебирания канатов, плавания в солёной воде и… всё. Одним словом, было скуууучно. А больше всех – капитану. На «Ночной Фурии» было тихо. Изредка кто-то начинал беседу, но, придавленный жарой и тяжким ожиданием перемен, разговор затихал. Не происходило ни-че-го. И даже когда неуловимые, словно невидимки, тройняшки-Данброх вылили все чернила в каюте Иккинга ему на ковёр, тот даже не рассердился. Близнецы решили, что сделали ему приятное, и на следующий день раскидали все его вещи по комнате. Иккинг не возражал. Он настолько устал от ожидания и нетерпения, что даже не устроил скандал, как делал это раньше. Кстати, Джек видел близнецов лишь однажды, когда была его ночная вахта. Они ночью раскачивались на мачте, тихо хихикая. Но стоило ему их заметить, как они тут же соскользнули по канатам вниз и исчезли. Фрост тогда подумал «Будущее поколение пиратов растёт», – и усмехнулся. Но это было тогда, а сейчас шёл уже шестой день безделья. Кроме того, его тяготила размолвка с Меридой. Эта странная, изменчивая по характеру девушка будоражила его воображение и занимала все его мысли. Причём в реальности с ним даже не общаясь. Они всё также гордо игнорировала его, и всячески избегала возможных встреч. Это его печалило. Нет, Джек думал о причине своего огорчения по этому поводу. И он даже не отрицал перед собой тот факт, что Мерида привлекает его. Привлекает своей дикостью, непохожестью на всех других девушек, которых он встречал… Привлекает пиратскими рыжими кудряшками, вечной усмешкой и ироничным взглядом из-под треуголки. Обычно Фросту не составляло труда очаровать какую-нибудь девицу. Но эта была не такая. Эта ломала все его шаблоны. И ещё его начинало злить то, что она не обращает на него ни малейшего внимания. Вот и сейчас она сидит на бочке с рыбой, стоящей на палубе, и точит кортик. А его словно бы и не существует. Пора это исправить. – Интересно, как долго будет длиться этот мёртвый штиль, – обронил он, даже не поворачиваясь к ней, словно бы между прочим. Мерида задумчиво провела пальцем по жёсткой, блистающей на солнце стали. Джеку подумалось, что, возможно, он выбрал неподходящий момент. – Кстати, Хэддок не говорил тебе про ту цель, к которой он так страстно стремится? – Нет, – она откинула назад волосы и подняла на него равнодушные глаза. – Слушай, – Джек сдался, – может, пора прекратить это фарс? – О чём ты, – она изогнула тонкую рыжую бровь. – О том, что ты отказываешься со мной общаться. – А по-твоему, сейчас мы с тобой не общаемся? – выражение её лица выражало немного скуку, немного презрение. В целом создавалось впечатление, что она жуёт лимон. – Я даже могу извиниться. – За что? – За то, что та моя фраза показалась тебе флиртом. Она поняла, что он имел в виду тот момент, когда она сшивала куски парусины, а он сидел рядом и отвлекал её. Это было ещё на Черепашьем Острове. – То есть, как ты утверждаешь, это был не флирт, – саркастично сказала Данброх. Джек кивнул. В той ситуации он действительно не пытался произвести на неё впечатление или что-то такое, он просто говорил то, что думал. И он действительно хотел узнать её лучше, узнать её прошлое… Но теперь это были не дружеские чувства, и он это понимал. Оставался вопрос, как быстро это дойдёт и до Мериды, весь вид которой выражал скепсис. – Ну ладно, – вдруг милостиво сказала она, и снова вернулась к своему кортику. – «Ну ладно»? Это значит, что я прощён? – Да, – бросила Мерида, не поднимая головы. Джек, пусть и был удивлён таким поворотом, но расплылся в улыбке. – Согласись, ты без меня скучала, – ехидно протянул он, чувствуя, как его охватывает радость. – Ой-ой-ой, больно ты нужен мне, – фыркнула она. – Не волнуйся, можешь так не скрывать своих эмоций, я тебя легко могу понять, – он с видом мудреца покивал. – Такое золотце, как я, никому в жизни терять не хочется. Так говорила ещё моя покойная бабушка… – Золотце, сейчас полетишь за борт, – ласково ответила Мерида, поднимая клинок и любуясь его тонким, острым краем, который, казалось, способен разрезать воздух на тонкие пластинки и подать их к чаю вместо тостов. – Понял, – послушно кивнул Джек, впрочем, отмечая лёгкую улыбку, которая коснулась её дивных губ. – И кстати, Фрост… – её голубые глаза, искрящиеся, словно морская вода на мелководье в солнечный день, посмотрели прямо на него. Джек готов был поклясться, что мог разглядеть в них причудливые солнечные блики, которые, проходя сквозь воду, сверкали не хуже золотых монет на песчаном дне. – Да? – выдохнул он. – Никогда не пытайся меня охмурить. Я могу иметь врагов, союзников, может, даже друзей… Не знаю, друзей у меня ещё не было. Но ты вполне можешь им стать, – сердце его сделало кульбит. – Но как только ты попытаешься перейти грань этой дружбы, ты больше не сможешь её восстановить. Она сидела с гордо выпрямленной спиной, лениво смотря на него сверху вниз, и была абсолютно спокойна. Честно. Прямо. Без обидняков. Это уже было большим достижением для Данброх, которая не могла говорить о своих чувствах. И вообще говорить дольше пяти минут, не вспоминая всех дьяволов преисподней и никому не угрожая мучительной смертью. Ему следовало бы порадоваться. Но сердце вдруг наполнилось горечью, словно сгнившая сердцевина яблока. Вся радость куда-то улетучилась. – Да брось, – он ухмыльнулся. – В наших условиях романтике места нет. Здесь бы голову свою сберечь от виселицы… Так что настоящий друг не помешает. В глазах Мериды промелькнуло удовлетворение от того, что они друг друга поняли. Они пожали друг другу руки, словно впервые друг друга увидев. Словно скрепляя какой-то безмолвный договор. Словно хороня все его надежды и планы. * * * Астрид тихо постучалась в каюту. Послушалось хмурое «Что?». Сочтя это за гостеприимное разрешение войти, она толкнула дверь. Иккинг Хэддок сидел за своим столом, подперев голову руками и уставившись в его деревянную поверхность. Его чёрный камзол валялся на кровати, а сам остался в одной белоснежной рубашке с широкими рукавами и в чёрных штанах. Волосы капитана были взъерошены, словно он долго играл с ветром. – Если ты опять будешь просить меня поесть, я сверну тебе шею. – Прошу прощения, если помешала… Он резко обернулся. – А, это ты, Астрид. Прости, я думал, это Рыбьеног, – чуть сконфуженно сказал он. – Нет аппетита? – усмехнулась она. – Я задыхаюсь, – признался он. Астрид присела на второй стул. – Чёрт, я согласен на что угодно, лишь бы этот штиль прекратился. Мы уже неделю стоим на одном месте. Никогда не думал, что утомительное ожидание может быть даже ужаснее, чем все неприятности. Так мы хотя бы двигались вперёд. Это бездействие меня убивает. – Думаю, это время дано нам для размышлений, – Астрид, не отрываясь, смотрела куда-то вбок и вверх. Её философский вид невольно заинтриговал его, а её голос завораживал. – Так сказать, последний шанс хорошенько подумать, что у нас есть, что у нас может появиться… Что мы можем потерять… Чего мы жаждем и как мы можем это получить… – она задумчиво перевела взгляд на него, оборвав мысль на середине и чуть приоткрыв яркие губы. Иккинг почувствовал, как кровь шумит в ушах. – Жарковато, не правда ли? – невинно заметила она, вставая со стула и разглаживая складки бордового платья. – Не понимаю, как можно сидеть в такой душной каюте… Иккинг остался сидеть, моргая и пытаясь понять, что это сейчас было. Откуда, откуда в ней, всегда такой естественной и невозмутимой, это кокетство?.. Астрид сделала шаг и вдруг невесомо наклонилась и прошептала, едва ли не касаясь губами его уха: – Подумайте, капитан, о том, что вы можете сделать, чтобы добиться цели... Всего один миг – о, что за миг! – она вдохнула запах его волос, запах ветра с морской солью и крови. А потом величественно проплыла до двери и скрылась так же легко и неожиданно, как и появилась. Иккинг с шумом откинулся на спинку стула и зачесал рукой назад волосы. – Нет, с этим штилем надо что-то делать, – сказал он сам себе и пустой каюте. – На этом корабле все решительным образом сошли с ума!.. * * * На седьмой день, на следующий, ночью подул ветер. Слабый, робкий, молодой, он пробежался по палубе, поиграл с вантами и запутался в парусах. Затих. Попробовал дёрнуться снова, но только колыхнул парусину и снова умолк. Матросы, которым не спалось в эту жаркую ночь, воспрянули духом. Если прибежал один ветерок, значит, прибежит и другой. И он прибежал. И привёл с собой взрослого ветра, сильного, умного, который сначала медленно, а потом всё решительнее задул с севера и столкнул с места «Ночную Фурию». Парусина зашелестела, как листья летних деревьев, когда ночью начинается сильный ветер – меняется погода. Стало свежо. Пираты столпились на палубе, жадно вдыхая этот ветер, следя, как он ровно надувает парус и шипит белой пеной вдоль боков деревянного зверя. В их глазах зажглись огоньки. Они отражали звёзды. Они зажглись надеждой. Ветер крепчал. Он весело понёс корабль вперёд, словно и не было этой безысходности, словно и не было семи дней мёртвой тишины. Поверху он гнал тучи: понизу он гнал «Фурию». И она чувствовала себя такой же тучей – тёмная, чёрная, ласково овеваемая холодными струями воздуха. Она неслась вперёд, безмолвно радуясь вместе со своим экипажем движению. Капитан нежно сжимал ладонями штурвал. Они оба знали, что конец их путешествия уже близок. Они оба чувствовали, что скоро всё решится. В Проклятом Заливе они либо встретят смерть, либо вознесутся к славе… приравниваемой к славе богов. И каков бы ни был конец их истории, они примут его бок о бок, вместе, как и всю жизнь до этого. Ветер крепчал. * * * Судьба, видно, устав от нескончаемых приключений этого корабля и его экипажа, послала им попутный ветер, словно торопя скорей дойти до развязки. Два дня он летел по прямой. Два дня Хэддок почти не отходил от штурвала, всматриваясь в горизонт до боли, до слёз напрягая глаза, хотя вперёдсмотрящему в вороньем гнезде с подзорной трубой сделать это было гораздо проще. Но Иккинг смутно понимал, что он хочет первым увидеть таинственные земли, он первым хочет почувствовать этот трепет – он здесь, у него получилось! – и он просто не мог отдать этот момент кому-то другому. И тогда, когда на горизонте в тумане стала прорисовываться полоска тёмной земли, с моря пришёл туман. – Туман! – заорал Задирака с вершины мачты, сложив ладони рупором. – Понял уже! – огрызнулся Иккинг, и в этот момент бушприт корабля мягко вонзил белёсую дымку. Туман был неплотный, но он смог окутать «Ночную Фурию» полупрозрачным саваном… Похоронным белым саваном… «Замолчи», – приказал Иккинг своим мыслям. Рапунцель, которая стояла возле борта, подняла руку и попыталась коснуться призрачного дыма. Хэддоку вдруг захотелось крикнуть «Отойди от края!», словно в море пряталось что-то опасное. Он передёрнул лопатками, пытаясь согнать это неясное, беспочвенное, абсолютно животное чувство тревоги. «Некоторые считают, что на заливе висит проклятье, и что те глупцы, что осмелились туда заплыть, попадали прямо в Преисподнюю, навеки обречённые страдать, оставаясь не мертвецами, но уже и не живыми людьми…» Голос Мериды так некстати всплыл в голове. Он сжал штурвал, и в трюме кто-то забормотал и вздохнул. – Вы слышали это? – Юджин приподнял руку, и все невольно замерли. И они услышали это снова. Из недр корабля доносилось странное, глухое, злобное бормотание, словно что-то нечеловеческое, но с человеческим голосом вдруг начало вполголоса жаловаться на свою судьбу. Это бормотание сливалось в один длинный бубнящий низкий звук, так что слов было не разобрать. Мужской голос продолжал бормотать, вздыхать, клацать зубами, изредка разряжаясь хриплым надсадным смехом, и снова монотонно продолжая бормотать, продолжая, продолжая... Это гипнотизировало. Это парализовало. Это заставляло липкий ужас обволакивать твоё сердце, разливаясь по венам чёрной жижей, сковываясь разум, перехватывая дыхание… В этом звуке не было ничего магического, просто он не останавливался. И тебе приходилось слушать, слушать, слушать, слушать, слушать, постепенно сходя с ума, постепенно сходя с ума от страха, от первозданного Ужаса, которым природа наделила живых существ перед всем тем, что было выше их понимания. Что было опасно, потому что этот голос явно нёс в себе угрозу, и они это чувствовали. Вот только сбежать они не могли, только циклично слушая, слушая, слушая, слушая, слушая, слушая… Хотелось кричать, зажать уши руками, спрятаться – вот только пошевелиться они не могли. Всё, что повторяется раз за разом, повторяется механически – становится гипнозом. Они попали в ловушку собственного сознания, и это был самый опасный враг, которого они когда-либо встречали до этого. «Они попадали прямо в Преисподнюю, навеки обречённые страдать, оставаясь не мертвецами, но уже и не живыми людьми…» – Хватит! – Иккинг упал на колени, зажав уши, но всё равно продолжая слышать монотонный, низкий, злобный голос… А потом поднял голову и увидел их. Высокую, медвежью фигуру отца, с пышной рыжей бородой и сурово насупленными бровями, и тонкую фигуру матери, которая смотрела на Иккинга. Глаза её блестели от слёз. – Нет… Нет! – Иккинг! – Нет! – он заслонил голову руками, отказываясь на них смотреть. – Слабак! – слово отца ударило его, словно тяжёлый булыжник. – Ты всю жизнь был никем… Ты так никем и остался, – он сплюнул на чёрные доски. – Позор семьи! Ты никогда бы не стал военным, и потому сбежал в пираты! Нарушать закон всегда легче, чем его соблюдать! – Думаешь, мне было легко??! – Иккинг вскочил, вдруг почувствовав себя всё тем же провинившимся четырнадцатилетним мальчишкой – беспомощным, глотающим горькие слёзы. Напрасно пытающимся что-то доказать непонимающим взрослым… – Думаешь, я сразу стал авторитетом, капитаном прекрасного судна, легендой среди пиратов, грозой среди королевских солдат?!! Да я годами зарабатывал это, годами, слышишь, ты!! Унижениями, потом, кровью, – я всем доказывал, что я чего-то стою, что с моим мнением надо считаться, что я не пустое место! Всё это время я получал лишь оскорбления – сначала от тебя, потом от тех матросов, к которым я попал! Каждую секунду я дрался, отчаянно дрался за место под этим солнцем, за право не только драить гальюны и палубы, но и иметь право распоряжаться своей судьбой! Я достиг того, чего мне сначала не снилось и в самых безумных мечтах – и я стал стремиться ещё к большему, потому что знал, что теперь-то мне уже всё будет по плечу! И я дорожу этим, потому что каждую минуту помню, чем мне пришлось заплатить за это! – Ты всегда был таким хилым, таким маленьким… – грустно произнесла мать. И Иккинг сломался. Если человек добивается чего-то всю свою жизнь, если он отчаянно, на грани, пытается что-то кому-то доказать, а потом выкладывает всё, что накопилось, все страдания, радости, горечи, всю свою гордость за проделанные труды, а его не признают, не видят ценности в том, что он сделал, – это может сломать любого. Тем более, если это твои же родители… «Оставаясь не мертвецами, но уже и не…» Когда Хэддок стал с воплями обрушиваться на двух каких-то людей, Астрид сначала это повергло в шок. Но она не успела об этом подумать, потому что её крик застрял в груди. На рее висел вздёрнутый на пеньковой верёвке скелет. И глядел прямо на неё. «Господи, пусть это будет сном, пусть это будет сном, пусть это будет сном!», – Астрид зажмурилась. Но бормочущий голос не умолкал, а желтоватые зубы старого знакомого скалились в улыбке до самых скул, словно от радости при её виде. Сердце забилось так, что девушка испугалась – вдруг она умрёт? Впрочем, сейчас она бы этому лишь обрадовалась. Один раз она уже победила его, но второй… «Ты знаешь, верно?» Длинные пальцы, похожие на белые сухие трубки, принялись развязывать узел на шее. «Ты давно уже догадалась, что означал Остров Скелета, и что за проклятье на нём лежало. Ты же умная девочка». – Проклятье сняли, – её голос дрожал, – и острова уже больше нет. «Есть ты». – Прочь, мерзкое привидение! «Тебя мучает совесть, да, я же вижу… Я вижу в твоих воспоминаниях его прекрасные зелёные глаза…». – Замолчи! «Но ты уже знаешь, что сделаешь, правда ведь? Всё предрешено». – Ты разговорчивее, чем тот скелет, – её била дрожь. – Ты ненастоящий. «Не имеет значения. Достаточно того, что мой образ жив у тебя в голове». Скелет спрыгнул на палубу, вправляя шейные позвонки на место. Чёрные провалы глазниц не отрывались от Астрид. «И вот я здесь». * * * Джек замер, не веря своим глазам. Нет. Это не она. Этого не может быть Его маленькая сестрёнка Эмма. – Эмми! – и она бросилась вперёд и крепко его обняла, не то смеясь, не то плача, а Джек, словно в трансе, обнял её и провёл ладонью по мягким каштановым волосам… – Но как… как же… Он отстранился и пристально вгляделся в её лицо. Те же карие глаза, та же маленькая родинка на щеке и счастливая улыбка. Вот только слёзы текут по щекам. – Ну же, Эмми, не плачь… Что случилось? – пробормотал он в растерянности. – Что случилось? Что случилось?! – её глаза, ещё недавно такие радостные, вдруг ожесточились, и она закричала: – Джек Фрост, ты вообще понимаешь, что ты наделал?! Она принялась колотить кулачками ему в грудь, а он стоял и даже не мог пошевельнуться. – Ты меня бросил! Ты бросил меня и маму – просто сбежал, исчез, испарился! И все эти годы мы даже не знали – жив ты или мёртв! – Но, Эмми, у меня не было иного выхода – меня объявили преступником! – но она даже не дала ему договорить. – Да?! А ты понимал, что ты оставил старую больную мать без помощи?! Ты понимаешь, что оставил меня на растерзание этим мерзавцам?! Ты знаешь, что они со мной сделали?? Ты просто трус, и поделом, что тебя поймают и вздёрнут на виселице, когда поймают! –Как мама? – дрожащим голосом спросил Джек. – Умерла! – Эмма истерично выкрикнула ему в лицо. – Когда узнала, что ты натворил! Джек почувствовал, как в середине груди стремительно разрастается пустота, имя которой Вина. Вся вина, которая постепенно подтачивала его силы, как вода подтачивает корни дерева, превратилась в засасывающую воронку, которая иногда рождается в волнах моря. Вдруг кто-то сжал его ладонь. Он безразлично повернул голову, потрясённый чувством собственного ничтожества и неблагодарности, как вдруг увидел Мериду. Её мягкие, подпрыгивающие кудряшки ворвались в его кошмар, как врывается пробуждение. Вот только его кошмар был сном наяву, и проснуться он не мог. – Джек, – непривычно мягко позвала она его, с тревогой пытаясь поймать его взгляд. – Джек, это я! Мерида! Ну же! Он выдернул руку и сжал виски. Данброх несколько раз повторила попытку, но Джек откликался только на голос сестры, которая наблюдала, как он тонет в пучине, и щедро подбрасывала сверху тяжёлые камни. Мерида была в смятении. Возле каждого члена команды стояли свои призраки. И все они что-то им говорили, вынуждая отвечать, спорить, сердиться, плакать, и всё больше срастаться с этой иллюзией. Чем больше ты им отвечаешь, тем они сильнее – на глазах пиратки дымчатые фигуры становились плотнее, словно высасывая силы из своих жертв. Бубнящий голос зашёлся смехом, от которого у девушки побежали по спине мурашки. Но она всё ещё противилась ему. Её не смогла околдовать магия русалок – не сможет и собственный мозг. Собрав всю силу воли, она сопротивлялась этому изо всех сил, отчаянно, потому что знала, если она проиграет эту битву – проиграет жизни всех, кто сейчас на корабле. Она бросилась к Рапунцель, которая сидела на палубе вместе со своими родителями с коронами на головах и рассказывала им о своих приключениях. Подробно, со всеми деталями, с забавными моментами… – Рапунцель! Вставай! – Мерида схватила её за руку и потянула вверх. Принцесса пришла в ярость. – Отстань! Не видишь, я занята! – Рапунцель, это не твои родители, это – призраки! Иллюзия! – Не мешай! Так вот, а Иккинг потом сказал: «Ваше Высочество, рад видеть вас на моём корабле». А я ему холодно: «Жаль, что не могу сказать того же». Они втроём рассмеялись, и королева ласково погладила дочку по волосам. – О, мы с самого твоего детства запомнили, что ты за словом в карман не полезешь, – по-доброму улыбнулась она. Мерида отошла в некотором замешательстве. Насколько она поняла, каждый видел какие-то свои страхи, из которых не мог выбраться. И только у Санлайт было иначе… Неожиданно разгадка пришла сама собой. Это не страхи! А состояния, в которых залипает человек, залипает его сознание! У Рапунцель было всё то же самое, что и у других, но она застряла в позитивных иллюзиях, а не в негативных. И уже сама не хочет с ними расставаться… Тогда ей ещё хуже. – Да ты обратишь на меня внимание, в конце-то концов?! Мерида старалась даже не оборачиваться. Она и так знала, что увидит женщину с властным лицом, идеальной, словно палка, осанкой, в богатых одеждах и украшениях, с высокой причёской. Не только Хэддок и Санлайт встретились со своими родителями… – Мерида Данброх, ты – аристократка, и должна вести себя соответственно! Твой род насчитывает множество поколений герцогов и герцогинь, мы родственники самого короля! И ты не имеешь права просто так брать и сбегать! Ты же леди, к тебе всегда обращались «мисс», у тебя было всё – гувернантки, учителя танцев, музыки, искусств… У тебя были платья от самых лучших и известных мастеров, я дала тебе всё, всё самое лучшее! На деньги твоего отца мы построили замок на холмах Шотландии, я разрешила тебе купить эту ужасную лошадь! Ну скажи, что я сделала не так, что ты стала такой! Бунтаркой… Пираткой!! Боже, это таким ударом, когда я узнала об этом! Неблагодарная! Ты всю жизнь жила в роскоши, зачем тебе понадобилось сбегать и скитаться с этими грязными, потными мужланами – сплошь разбойниками! Тебе всего лишь надо было выйти замуж за того графа. Ну да, он стар, но он был так богат!.. А уж все его чины, ордена и звания – ну чем не выгодный жених?! Мерида сжимала зубы, а от ярости кровь в жилах превращалась в жидкое пламя. Этот нудный голос матери она привыкла слышать каждый день, и, о боги, какое же было счастье наконец-то от него избавиться! «Тебе всего лишь надо было выйти замуж за того графа!». «Да, всего лишь»! За этого мерзкого старика с козлиной бородкой, который так и пожирал её глазами! Это называется «брак по расчёту», или «выгодный союз», но Мерида не считала его выгодным. И она сбежала, рискнув всем, рискнув своей жизнью… И не прогадала. Ей так и хотелось развернуться и высказать матери всё, что крутилось у неё в голове, высказать все обиды, накопленные за всю жизнь, но она не давала себе, без устали повторяя «Это иллюзия, это иллюзия, это…». Но её гнев, эта буря эмоций и старых воспоминаний придавало обману силы, и силуэт с каждой минутой становился всё реальнее. Краем глаза увидев, как Юджин бормочет что-то с виноватым видом перед суровым человеком в капитанском камзоле, Мерида бросилась к штурвалу. На палубе творился хаос… Голос стал громче, напористее, скрытая угроза в нём превратилась в явную… Он словно бы зачитывал какое-то проклятье, древнее заклинание… И Данброх вдруг поняла, что соскальзывает в эту пропасть Отчаяния. Ведь что она может сделать?! Оставаясь не мертвецами, но и… Мерида зажмурилась. Неожиданно всплыло воспоминание, детское, далёкое, среди высоких мощных стволов деревьев и их зелёных крон... Она облизнула губы и неожиданно тихо запела: – Ветер поёт, и солнце шепчет мне «Давай мечтать»... – Что ты делаешь? – строго спросила Элинор Данброх. – Нехороший я, сегодня всей душой, хочу летать… хочу летать… Голос Мериды звучал тихо, неуверенно, робко… Она не открывала глаза, чтобы не сбиться. Чтобы не видеть полупрозрачного тумана и обезумевших пиратов. Раньше она очень любила петь, когда её никто не видел и не слышал, пока она бродит среди лесов Шотландии. Но перед кем-то петь она очень стеснялась. Голос яростно заворочался в трюме. Она набрала побольше воздуха в лёгкие: – Ветер спешииит, греет душу солнца луууч, Всё пролетиииит, и не станет тёмных туууч, Не плачь, не грустиии, пусть сердце твоё поёёёт… Тебя счастье ждёёёт, ведь душа летииит… Её нежный голос крепчал, становился всё увереннее, всё сильнее. Девушка покачивалась из стороны в сторону в такт песне, крепко сжав веки. Ей предстояло победить свой разум. Ей предстояло победить собственный страх, расслабившись настолько, насколько это вообще было возможно в такой ситуации. Вспыхнул образ её любимого коня, Ангуса, с умными чёрными глазами и жесткой гривой. Она чуть улыбнулась. Голос продолжал бормотать, но уже как-то смущённо. Она стала напевать одну букву «о», чувствуя странное воодушевление от того, как ясным лесным ручейком звенит её голос. – Мерида, ты опять меня не слушаешь, – настойчивый, раздражённый голос упорно лез в сознание. Мерида запела с ещё большим воодушевлением, боясь сфальшивить. – Есть уголок, где можно счастье найти… Я не боюсь… Только смеюсь – сегодня я в пути.. Душа летииии… Душа летиии!.. Она раскинула руки в разные стороны, чувствуя, как по щекам текут светлые слёзы ностальгии по тем временам, когда она вырывалась из тесных каменных объятий Лондона и уезжала в свой замок в Шотландии. Шотландия… Родная, милая сердцу Шотландия с её тёмно-зелёными мягкими холмами, древними скалами, причудливыми ущельями, гротами и водопадами из жидкого хрусталя… Это было место, где она могла вдохнуть полной грудью, ведь можно было носить платье из мягкой ткани, без корсета, без пышных юбок и неудобных туфель с каблуками… Без всего этого она становилась лёгкой и юркой, как ветер, лихо рассекая на Ангусе, слушая его дыхание и дробный глухой перестук его копыт по земле… Она становилась собой… – Буду там, где ещё не была до сих пор, Какое приволье кругом, и какой – простоооор Этой любви простооой… Этой проостооой!.. – Перестань, – послышалось шипение, которое явно не могло принадлежать человеку. Но Мерида уже смеялась. Её голос расправил крылья и соколом взметнулся в небо, облетев «Ночную Фурию», заставив всех поднять голову и прислушаться, словно впервые его услышав. – Ветер спешииит, греет душу солнца луууч, Всё пролетииит, и не станет тёмных туууч! Не плачь, не грустиии, пусть сердце твоё поёёёт, Тебя счастье ждёт… ведь душа летииит! Вдруг рядом с ней кто-то быстро пробежал, и она открыла глаза, сбившись с нужного настроя. Иккинг навалился всем телом на штурвал. Нос корабля с неприятным звуком чиркнул древесиной по зазубренной чёрной скале и ушёл в сторону. Хэддок тяжело дышал. На его лбу блестел пот. Мерида только сейчас заметила, что все призраки исчезли, и все присутствующие оглядывались с таким видом, словно только что проснулись. – Всем держаться! – хрипло крикнул Иккинг, и корабль тряхнуло так, что Мерида чуть не упала. Повсюду из воды торчали острые пики, бурлили водовороты, пена, словно кровь, растекалась по поверхности воды от быстрого движения судна, которое летело навстречу рифам и подводным скалам. Если бы они не очнулись с помощью песни Данброх, они были бы уже мертвы… – Чёрт возьми, кто-нибудь, спустите этот дурацкий парус! Нас же несёт прямо на камни! – Мерида бросилась к вантам. Она быстро взобралась на рею и стала лихорадочно распутывать морские узлы. От адреналина дрожали руки и у неё плохо получалось. Вдруг кто-то оттолкнул их. – Дай я, – Джек, который уже успел вскарабкаться, быстро дёрнул за верёвку, и парус сдулся. Иккинг резко закрутил штурвал, и корабль лёг на воду одним боком, обходя чёрный каменный зуб. – Сморкала! – послышался истошный вопль Рыбьенога, а пират летел с мачты прямо в распахнутую пасть океана. – Киньте верёвку! Сморкала, хватайся! Послышался рёв воды. Рапунцель истошно визжала, вцепившись в Юджина, а Фурия летела с волны на волну, подпрыгивая, как огромный мячик, и летела прямо в засасывающую смертоносную воронку, которая была в три, а то и в четыре раза больше её. Эта воронка, казалось, вела прямо на морское дно. Серая, бурлящая вода завораживала. – Дьяволы всей преисподней… – прошептала Данброх. – Вот и Проклятый Залив… Если они пройдут эту воронку, то через несколько миль уже смогут остановиться в бухте этого грёбанного острова. Хэддок сжал зубы. – Поворачивай! – Мерида слетела по канату на доски рядом с ним. – Поворачивай, если хочешь, чтобы мы выжили! – Куда?! Обратно на скалы?! Обратно в туман?! Данброх, единственное, что нам остаётся, это двигаться вперёд! Неужели ты ещё не поняла, что обратного пути не будет? Сморкале помогли забраться на палубу, и он обессиленно растянулся на спине, тяжело дыша. Все мышцы капитана Хэддока напряглись, и он медленно, но верно стал направлять корабль так, что он должен был пройти по краю жидкой пропасти, не касаясь её самой. «Ночная Фурия» застонала своим деревянным голосом. Но чёрный корабль был сильнее стихии. Постоянно раскачиваясь от бьющихся в его бока, стенающих волн, которые словно просились на борт в попутчики, корабль держал курс на остров. – Перейдите на противоположную сторону! Передвиньте весь груз в трюмах направо! – голос его сорвался на половине фразы, но матросы его поняли. В последний раз Иккинг так напрягался, когда они попали в бурю. Но несмотря на усталость, он никому не отдал бы сейчас штурвал – он лучше всех знал, как управляться с его «братом». Передвинутые вещи помогли кораблю ещё больше уклонится от воронки, и Хэддок смог увести его от опасности. Правда, один раз судно чуть не сорвалось, и сердце у Иккинга ёкнуло, но, в конечном счёте, у него всё получилось. Брюхо корабля, как брюхо дракона, с шорохом протащилось по песку и замерло. Якорь глухо упал в воду. Ветер покачивал зелёные джунгли, выглядевшие столь скромно и безопасно, что становилось нехорошо. Он остановились в Проклятом Заливе.