***
Бобби вгрызается в чью-то шею, зубы увечат нежную кожу, и чужое тело податливо дрожит под рукой. Боб поднимает ладони выше, прижимается вплотную. Его качает на волнах алкоголя и света, музыка бьется в крови вместо пульса, и на душе дурманяще хорошо. Он двигает бедрами в такт, притираясь до скрипа железных заклепок на джинсах о металлические вставки на чужих брюках. Раз-Два смотрит на него из угла и, кажется, даже не моргает. Боббу хочется крикнуть ему "подбери челюсть", но они оба знают, что будет потом: всевозможные отрицания, волна животного ужаса и неделя избегания. Боб не думает, что им это надо — у них в среду планы на банк в соседнем квартале. — Он пялится, — доверчиво шепчет партнеру и льнет к рукам на своей талии. — Понимаешь? Говорит, что хочет девчонок, но сейчас, сейчас он смотрит только на меня. Глаза напротив горят удивлением, но это последнее дело. Боб жмурится, купаясь в осознании: он для Раз-Два желаннее всяких разряженных фиф. Он для него — красивая побрякушка под замком: полюбоваться хочется, а подойти опасно, сигнализация заорет. Ебанный Раз-Два. Какого хера Боженька тебя придумал? — Он пялится, пялится, пялится. Голосом — тихо — как мантру, личную молитву, способную вытащить из любой передряги. Голосом — тихо, — забывая обо всем подряд. Только чувствуя: Раз-Два там, за спиной, и он не отводит взгляд, пока уверен, что сам Боб на него даже не обернется. Придурок.***
— Я, может, по ориентации пидор, но по характеру из нас двоих пидорас — ты. Бобски блокирует двери собственной тачки, когда они добираются до дома Раз-Два. Тот по инерции дергает ручку и только потом медленно поворачивает голову. Глаза больше похожи на начищенные блюдца, в которых явственно отражается страх. — Может, хватит уже мозг ебать? — Доверительно спрашивает Боб, облокачиваясь на руль. — И себе, и мне? Раз-Два загружается — Бобби буквально видит, как на его лбу явственно проступает "что. ты. вообще. несешь?" — и бычится. Ну, блять, как обычно. Нечего ответить, уходи в защиту. Нахуй такую стратегию. — Ты набрался, Красавчик, — низко говорит Раз-Два, и в рот бы ебал Бобби его напускное спокойствие. — Выпусти меня, завтра поговорим. — Я хочу сейчас. У него гребанный тремор в пальцах, и достать сигарету — целая миссия. Бобски справляется и первую насильно впихивает в руки Раз-Два, а вторую закусывает сам. — Прикуришь? По лицу видно — он его боится. Боится при нем даже двинуться, оказаться незначительно ближе. И от этого нескончаемо несет дерьмом, да так, что задохнуться можно. Потому что они оба знают: все дело не только в страхе. Но сил признать вслух хватило только одному. — Красавчик, дел по горло. Перетрем утром. Раз-Два дает заднюю, его рука снова на ручке двери, но Бобби хмурит брови и щелкает зажигалкой. — Хоть до кровавых соплей избей, но не выпущу, — в горле сипит дым, и откашляться бы гарью, да прямо Раз-Два в лицо. Все внутренности собой перемолол, сволочь, и даже не стыдно. — Не выпущу. — О'к. И что ты хочешь услышать, Боб? — Раз-Два прячет лицо в ладонях, сигарета смешно выглядывает между пальцами. — Где, кстати, твоя пассия? Та, в обтягивающих брюках? — Пришлось кинуть его возле клуба, чтобы подвезти тебя. Внутри камни ворочает злоба, а обида подпиливает вены. Еще несколько секунд — и Бобби захлебнется ими. Но пока он тянет губы в усмешку в ответ на удивленно-испуганный взгляд: — Он весь вечер не смотрел на меня и вполовину так заинтересованно, как ты. Уйти из-под первого удара получается — Раз-Два на эмоциях всегда мажет, и нырнуть в сторону от его кулака проще простого. Второй выпад впечатывается Бобу в подбородок, но вместо того, чтобы охрипнуть от стона, он смеется. — Ты сказал мне "забудь", Раз-Два. "Забудь наш танец перед твоей неслучившейся отсидкой". А ты сам-то забыл? Раз-Два цепляет пальцами его новенькую рубашку, дергает ворот до хруста, но Бобби отчаянно наплевать. Он слизывает выступившую с губы кровь и шепчет в побелевшее от гнева лицо: — Ты сам-то забыл, Раз-Два? А? И в голосе горечь пополам с насмешкой. На-ка, выкуси, я тебя разгадал. Да и ты сам был в курсе давно, да? Раз-Два пытается отпихнуть его руки, когда Бобски с силой впивается пальцами в шею и ударяется лбом о лоб. Раз-Два рычит на выдохе: — Даже не вздумай, Красавчик, — а Бобби его целует. С укусом, пробегаясь языком по крепко сжатым губам, зубам, внешней стороне десен. Так, как давно хотелось. И пускай у него есть всего мгновение-другое до драки, рубеж уже пройден. И они оба — снова, черт подери, снова — знают: пути обратно не будет. Впрочем, Боббу давно плевать. Он все для себя решил еще перед той самой злополучной отсидкой.