Проблемы, Раз-Два?

      — Эй, Раз-Два! — Бобби резко разворачивается на стуле, выгибаясь, как кошка, в спине, и тянет довольную лыбу во все тридцать два. — Доброго денечка!       Мямля, краем глаза кося в его карты, прыскает:       — Может, не надо? — и прикуривает нагло чужую сигару. — Ты лучше бы его пощадил!       Но Боб только складывает губы трубочкой и счастливо машет рукой. Раз-Два с другого конца общей залы честно старается не помереть от... досады? злости? смущения?       Эмоций на лице главного целый спектр, и прочитать их с первого раза не представляется возможным. А Красавчик Боб все зубоскалит, и глаза его (Мямля однажды краем уха слышал, как местные проститутки назвали их щенячьими) светятся от неподдельного счастья.       Да что за хрень?       Мямля не чувствует себя просвещенным.       Он нагло хватает Боба за ладонь в то время, как рожа Раз-Два становится насыщенно-лилового оттенка. Кажется, еще пара секунд, и он прыщами пойдет и засвистит как чайник на газовой плите.       — Твою мать, Мямля! — Боб спохватывается, когда стул опасно кренится у него из-под ног, и Мямля ощущает себя польщенным, что сумел перехватить у него толику внимания. — Че за херь?       Ах вот даже как?!       — Тебя, малец, и хотел спросить, — Мямля наклоняется к столу ближе, дымит сигарой и лукаво усмехается. — Че, блин, за херь творится? С тобой и Раз-Два?       Боб мечтательно закатывает глаза. Ну прямо как кисейная барышня. Мямле с него ржать в голос охота. Но он продолжает давить свою линию: обхватывает кореша за затылок и сталкивается с ним лбами посередь столешницы. Со стороны наверняка выглядит как братская шутка, но перетереть за дело так очень даже удобно.       — Есть что-то, о чем мне следует знать? А, Бобски?       Красавчик его будто не слышит: он в себе, в каком-то своем бархатистом гейском тумане. На заднем плане для полноты противоречивой картины натурально закипает Раз-Два. Мямля предчувствует — будет жарко.       И кусает губу, чтобы не засмеяться раньше времени.       — Пожалуй, — наконец соглашается Боб.       А потом ладони ко рту подносит, словно желая защитить слова от чужих ушей. Наивный Боб! Когда это мешало их небольшой своре знать все секреты друг друга?       — Не сдашь?       Мямля клятвенно простирает ладони, позабыв про наскучившие карты. Он целиком и полностью в зарождающейся новой сплетне. Что может быть любопытнее, чем новость из первых уст, а? Конечно, только стоимость шлюх на главной площади города. Но Мямле сейчас даже не до них.       Бобски облизывается, трет уголки рта большими пальцами, и все это больше походит на подготовку спортсмена перед финальным заплывом. У противоположной стены Раз-Два с грохотом встает со стула.       — Не смей!       Но Красавчик Боб уже улыбается ярко и пьяно, как славный малый, как чертов загадочный трикстер. И выдает, закатывая свои щенячьи зенки:       — Вчера я мацал его за жопу.       Он говорит дальше — кажется, про зефирные булки Раз-Два и про то, как это было весело, "понимаешь, братан, понимаешь?", — но Мямля, захлебываясь собственным смехом, теряет нить повествования.       А Боб все скалится и светит радостной рожей, похожей на начищенное блюдце. И даже Раз-Два, багровый от пятен, ему — засранцу — нипочем.       Счастье же!       Ну! Понимаешь, братан, понимаешь?