Обломки падающих звезд

                    Рано утром, когда желтое солнце заливало своим светом зеленые поля, и склоны усеяли лиловые сердечники, покачивая нежными шапочками цветов над широкими светлыми листьями, просвечивая то зеленым, то красным сквозь листья папоротников и цветов, небольшой отряд Леголаса отправился в путь в Митлонд. Прощание было недолгим. Трандуил просто бросил последний взгляд на сына и жестом показал, чтобы принц отправлялся в путь. Тауриэль обняла друга, пожелала удачи на ухо и, все еще боясь злости Владыки, быстро отпустила Леголаса.       Еще поблескивала влажная трава, а вековые дубы, которыми была засажена Старая Лесная дорога, радужно сияли, мерцая и переливаясь, когда зеленых листочков касался легкий ветер. После дождя дорожная пыль прибилась к земле, смылась с разлапистых лопухов, растущих вдоль канавы. Ветер замер только тогда, когда солнце встало высоко, и весь старый трактат, окаймленный с обеих сторон лесом, лег, не шелохнувшись, греясь в косых лучах света. И в этот светлый покой, словно перышко в густую траву, упал голос кукушки, растворяясь в дубовой роще.       Пыль стала подниматься от дороги под копытами лошадей лишь только на мосту через реку. Вдали показался серый силуэт Мглистых гор, тронутых легкой дымкой. Казалось, что их вершины упирались в самое небо будто, если разрушить горы — небо упадет. Но это всего лишь магия этого места, идеальная иллюзия, созданная природой.       Леголас надеялся быстро добраться до Имладриса, где он намеревался передохнуть в замке Элронда. Однако задерживаться там отряд не собирался. Чем быстрее они окажутся в Митлонде, тем лучше. Они и так были почти неделю в пути и старались устраивать привалы лишь для того, чтобы утолить голод и дать возможность передохнуть лошадям. Но все понимали, что времени для посиделок у костра у них не так много.       Вся дорога до Ривенделла прошла в молчании. Нельзя было терять бдительность, а разговоры мешали разглядеть приближающуюся опасность. Их маленький отряд состоял из пяти бравых эльфов, с которыми Леголас часто ходил в поход к границе. Путь предстоял не из легких: всегда можно встретить где-нибудь орков, тем более, на обратном пути с ними будет Майвиэль, и они должны довезти ее до дворца в целости и сохранности.       В горах было тихо. Лишь только ветер завывал в ущельях. Разряженный холодный воздух наполнял легкие. От него кружилась голова, но это было приятное ощущение. Пришлось вести лошадей рядом с собой, ибо дорога после сильного дождя была завалена камнями и сильно размыта. В последние три дня погода совсем испортилась, что усложняло путь отряду, но они упрямо продолжали идти вперед.       В густеющем сумраке раннего вечера, чувствуя, как моросящий дождь покалывает глаза и кожу, Леголас наблюдал за своими спутниками, которые растянулись вереницей по тропе. Спустя несколько минут вода совсем перестала падать с неба, и все тучи ушли в сторону Лориэна. Через двое суток, когда отряд почти перешел Ступени Димрилла, на небосклоне показалось солнце.       Все утро скрывавшиеся в тени западные подножия Мглистых гор ненадолго озарились лучами заходящего солнца, а потом окончательно опустились сумерки. Отвесная скала поднималась от узкой полоски деревьев вертикально вверх и завершалась пологим склоном. Нависая над отрядом Леголаса, ее последняя тень падала на дорогу, заставляя быть внимательным. Сильный и мягкий свет обволакивал янтарем траву, кусты тиса и низкорослый терновник. Казалось, свет, ленивый, безмятежный, льется с вершины склона. А внизу, в траве и в кустах свет плясал, будто ветер, и от этого все двигалось и вертелось.       Красные лучи бежали от травинки к травинке, вспыхивали на мгновение на гладких камнях, тянулись от ног длинными тенями, высвечивая на каждом клочке голой земли мириады пылинок и удлиненные силуэтов эльфов и лошадей. Над холмом в благоухающем воздухе вились и щебетали птицы, радуясь тому, что дождь наконец-то прекратился. Отсюда открывался вид на долины, на синюю даль, где над крышами Ривенделла взлетали дымки и вспыхивали на мгновение отблески стекол. Еще дальше, внизу, лежали зеленые волнующиеся поля, ровные пастбища, на которых паслись лошади, а за ними темнела полоска зеленого леса. Вечер умиротворял, а голоса терялись в пустынных далях.       Последний рывок, еще где-то пару дней они будут в пути и наконец смогут хорошо отдохнуть, сменить лошадей и запастись продуктами.

***

      Поросшие вереском плоскогорья скрывали город от посторонних глаз, поэтому многие называли его тайным пристанищем. Ривенделл стоял на краю узкого ущелья реки Бруинен, не такой полноводной, как Андуин, но и она могла быть опасной. В долину вела крутая и извилистая тропа, обозначенная искусно спрятанными большими белыми гладкими камнями. Свернувшие с тропы путники рисковали попасть в ямы-ловушки, внешне неотличимые от обычных полян, — вот так защищали город от орков и прочих нежелательных гостей жители города. Не знающие сразу же в них попадались, но не отряд Леголаса, ведь он был здесь столько раз, что мог найти нужную дорогу с завязанными глазами.       Узкий каменный мост соединял берега реки, на северном находился Последний Домашний Приют где жил Элронд. Дом окружали обширные сады, почти все террасы выходили к реке, откуда открывался потрясающий вид на неровные берега.       Замок Элронда был высокий, плоский, с темными балками, украшенными искусной узорчатой резьбой, похожей на цветочные ковры. В нем легко было заблудиться, но всегда можно было найти парадный зал, благодаря музыке, которая не смолкала даже ночью, вторя бесчисленным водопадам.       Элгорм, Аэгранин, Тургон, Келегон и Леголас терпеливо ждали появления Владыки. Элронд появился не сразу, но, судя по его широкой улыбке, он явно был рад видеть гостей. Он был облачен в темно-коричневый камзол и мантию, скользившую по гладкому полу зала. Его черты лица, темные глаза и волосы, возможно, были не такими утонченными, как у других эльфов, но это было легко объяснимо, ведь в жилах владыки текла кровь эдайн и нолдор. Элронду выпала удивительная судьба — он мог выбирать кем ему быть — принадлежать вечности, или же быть таким же смертным, как и люди, заселявшие земли Средиземья.       — Леголас. — Элронд протянул руку для приветствия. — Рад тебя видеть. Сегодня мой замок пуст.       Леголас легко улыбнулся на последнюю фразу Элронда. Такое часто случалось: дети редко здесь бывали, Арагорн никогда не сидел без дела, поэтому в замке была лишь небольшая свита.       — Из письма Трандуила я понял, что ваш небольшой отряд следует довести до Заветренных Холмов, — сразу же перешел к делу Элронд, положив ладонь на плечо принца, жестом показывая, чтобы он следовал за ним.       — Да, это так, — согласился Леголас.       — Что ж, за ужином ты расскажешь мне все.       Элронд, конечно, жаждал узнать подробностей, потому что Трандуил вряд ли рассказал все. И Владыка сразу же за столом, полным разных яств и эля, начал расспрашивать о том, что же на самом деле сулит королю лесных эльфов брак с подопечной Кирдана. Леголас не стал делиться соображениями своего отца, нет, он уже успел все обдумать по дороге до Ривенделла, поэтому он сказал то, что сам думает. Элронд выслушал, не перебивая, и очень долго молчал, явно подбирая правильные слова для Леголаса.       — Насколько я слышал, драконы Майвиэль — это Холодные Драконы, те, что не могут извергать огонь. У них нет губительной жажды золота, как была у Смауга, — вдруг произнес Элронд.       — Мне казалось, что все это сказки, ибо драконы давно вымерли в наших землях, — вставил Элгорм, делая глоток подогретого эля. — Оказалось, что Смауг не последний на этой земле. — Карие глаза Элгорма азартно заблестели в свете свечей.       — Да, это не так, — пробормотал Элронд. — Их племя окончательно не исчезло.       Все знали, что первых драконов создал темный Вала Моргот во времена Первой Эпохи. История начинается с Глаурунга, известного, как отец всех драконов, хотя его ужасная слава не шла ни в какое сравнение с его потомком, Анкалагоном Черным. Но всё это были дела давно минувших Эпох, в то время, как Смауг, обосновавшийся в Драконовой пустоши, в недрах Одинокой Горы, был побеждён недавно, и страх все еще жил в душах сражавшихся. Драконы подземелий вели бои с гномами, копавшими недра горы без устали. Жажда сокровищ, накопленных гномами, манила их. Прознавший про богатства Эребора, величайший из драконов Третьей Эпохи Смауг Златолюб начал войну, напав с воздуха на владения царя Трора. Смауг обосновался в Главном Чертоге и неотлучно лежал на груде золота, и лишь недавно удалось избавиться от него, пронзив стрелой его алчное сердце.       Эти истории знали все в Средиземье, многие были свидетелями недавних событий, погребенных под пеплом пламени, но многие думали, что драконов больше нет на их землях. Будто их всех истребили, и остались лишь маленькие змеи да морские драконы, которые были не особо пугающими и жадными, как Смауг.       — У Майвиэль из Митлонда было три драконьих яйца. Они были мертвы лет пятьсот, если верить одному торговцу из Бри. Однако из них вылупились три дракона, — продолжил свой рассказ Элронд. — У этих драконов нет передних ног, хотя Смауг было существом с четырьмя ногами и двумя крыльями. Чешуя у них яркого цвета да еще и металлическая. А драконья кость на вес золота, говорят, из нее изготавливают драгоценные луки, которые во сто крат лучше любого деревянного.       — Странно, что не нашелся смельчак и не убил их, — усмехнулся Келегон, отламывая кусок хлеба. — Видно, эти разгильдяи — телери — действительно лишь корабли способны водить в море.       В словах Келегона не слышалось ни презрения, ни раздражения, скорее всего, это было удивление — почему после того, как Бард убил Смауга, телери не истребили их, дабы они не превратились в алчных до чужого золота существ и не забрали то, что не принадлежало им. Все драконы жадные. Таково было их племя, и суть не изменить.       — Да так и есть, — согласился Элронд, бросая краткий взгляд на черноволосого Келегона, поглощающего хлеб и эль. — Только все изменил один факт. Майвиэль, наверное, романтичная эллет, раз решилась предать себя огню, делая то, что не делают эльфы. Кто знает, что она искала в огне — смерть, перерождение или что-то другое. Но факт остается фактом: она осталась жива, и три драконьих яйца вылупились на свет. Эти твари сразу же признали ее своей матерью и слушаются только ее и больше никого. В Митлонде это назвали великим чудом, но в других городах многие решили, будто это дурной знак.       Леголас задумчиво сделал глоток пряного эля, ощущая, как он приятно согревает тело. Он с детства знал все эти легенды о драконах, потому что отец всю жизнь боролся с ними, и у него до сих пор остался шрам на лице, который он научился скрывать, как память о противостоянии с драконом. Почему-то сейчас Леголас не думал, что появление драконов Майвиэль — это какой-то дурной знак. Наверное, она невероятно смелая и сильная, раз может управляться с этими существами, защищая их от всех и уча тому, что со всеми нужно жить мирно. Конечно, можно сказать, что ей повезло, что ей достались Холодные Драконы, а не огнедышащие драконы, и они никому не способны причинить вред.       Странно, но почему-то только сейчас Леголас вспомнил одну старую сказку, которая вполне могла произойти в давние времена, когда только появился Глаурунг. Это была сказка о драконе Элдхэнне и его маленькой подруге, которую он давно слышал от эдайн.       — Я расскажу тебе одну историю. Она будет не страшной [1]. — Леголас замер в предвкушении новой волшебной сказки. — Дракон был совсем маленьким — ростом чуть больше девочки. Девочка тоже была маленькой, и ей нравился дракон — такой красивый, крылатый, с сияющими глазами. Наверное, поэтому они подружились, потому что им казалось, будто они очень похожи, но на самом деле это не так. Иногда дракон позволял девочке забираться ему на спину и подолгу летал с ней в ночном синем небе. Девочка смеялась, протягивая руки к небу, и звезды падали ей в ладони, как капли дождя, и дракон улыбался, а из его пасти вырывались маленькие язычки пламени.       Вдвоем они часто бродили по лесам. Дракону, конечно, это не было нужно: ему хватало солнечного света и яркой луны, но маленькие прохладные ягоды казались такими вкусными — может, потому что их собирала для дракона девочка. Вечером она набирала сухих веток, и дракон помогал ей разжигать костер, после чего садился рядом с ней. Они смотрели на летящие ввысь алые искры, и девочка пела дракону песни, а он рассказывал ей чудесные истории и танцевал для нее в небе, и приводил к костру лесных зверей.       Шло время, девочка подросла и стала прекрасной девушкой, а дракон стал таким большим, что, когда он спал, его можно было принять за холм, покрытый золотыми опавшими листьями. Нет, они остались друзьями, но дракон все чаще чувствовал себя слишком большим и неуклюжим, а девочка была такая тоненькая, такая хрупкая, что порой ему казалось, будто он сможет раздавить ее.       Больше он не мог бродить с девушкой по лесу, и, если бы он попытался разжечь костер, его дыхание опалило бы деревья, и весь лес сгорел бы. Дракон печалился, и девочка рассказывала ему смешные истории, чтобы развеселить его хоть немного, а он боялся даже рассмеяться: сожжет еще что-нибудь случайно.       Один раз он пожаловался Мудрому Орлу — говорил, что не хочет быть большим. «Лучше бы я оставался маленьким, — вздохнул дракон, — и мы гуляли бы вместе, играли бы, а сейчас?». Орел ответил: «У каждого свой путь, ты сам скоро это поймешь».       Потом пришла беда в эту землю. Неведомо откуда появился серый туман, и там, где проползал он, не оставалось ничего живого. Увядала трава, осыпалась листва с деревьев, в ужасе бежали прочь звери, и умолкали птичьи песни. Все ближе подбирался туман, несущий смерть, и не знали люди, как защитить себя и что делать. Тогда ушел дракон, и долго никто ничего не знал о нем, а девушка стала молчаливой и печальной.       Он вернулся. Золотая чешуя его потускнела, волочилось по земле перебитое крыло, и темные пятна крови отмечали его путь, и устало прикрывал он сияющие глаза. Он лег на землю и уснул. Он был похож на холм, укрытый пожухлыми листьями. Дракон спал долго. Менялись звезды в небе, отгорела осень, зима укутала его снегом. Затем наступила весна, и расцвели рядом со спящим драконом цветы — золотые, как его крылья, алые, как его пламя, пурпурные, как его кровь. А девушка все ждала: когда же дракон проснется? Приходила к нему, и гладила его сверкающую чешую, плакала потихоньку и пела ему песни.       Тогда вышел к ним из леса Мудрый Орел. И дракон проснулся." Так ли уж плохо быть большим?", - спросил Орел. «У каждого свой путь, — ответил дракон, — теперь я понимаю».       Может быть, Майвиэль и есть та самая девушка из сказки, которая пыталась дружить с драконом? Может быть, сказка ожила? Или же это просто случайность, что отец решил жениться на эльфийке, которая приручила к себе драконов, словно доказывая всем, что нет ничего в этой вечной жизни непреодолимого? Кто знает, возможно, это и так. И почему-то, вспомнив любимую сказку детства, Леголас понял, что больше не относится настороженно ко всем разговорам, касающимся Майвиэль. Легенды — это всего лишь легенды. Главное, что союз с Митлондом будет выгоден всем.       Разговоры стали стихать, гости Элронда стали уже расходиться, и Леголас тоже пошел спать. Завтра нужно снова отправляться в путь; поэтому пока есть возможность выспаться в теплой постели, нужно пользоваться этим даром.       Утром отряд Леголаса в сопровождении эльфов Элронда выехал из Ривенделла. Владыка оставил Леголаса у Заветренных Холмов, желая удачи в пути, прося заехать к нему в гости на обратном пути, на что Легосас усмехнулся: кажется все жаждали увидеть матерь драконов.       Леголас пришпорил лошадь, ощущая, как в душе зарождается какое-то странное чувство. Наверное, это было предвкушение скорой встречи. Ему, как и многим, не терпелось увидеть ту, о ком слагали легенды, передавая друг другу из уст в уста.       Что ж, через пару недель они будут в Серых Гаванях.