Она не принцесса

Знаете, я честно и искренне могу заявить, что я фанат Луны. Эта маленькая, мерзкая выскочка всей душой верит, что Ливиус — девственная особа с ангельскими глазками. Ливиус. Девственник. Повторите это в своей голове и тихо проржитесь. Как я уже говорила, вся школа собралась на увлекательную в своём идиотизме потасовку. Из каждого окна на меня смотрело множество глаз. В этот раз это меня испугало, появилось странное ощущение, будто эти люди неживые, будто я в картинной галерее с изображением сотни лиц. Но я, как истинный мужик, собрала свои яйца в кулак и решила начать морально-нравственные страдания публики. — Дело пахнет писюнами, — тихо сказал Ливиус и предпринял попытку слинять. Ну сейчас, слинять, да ещё и от нас с Луной, да ещё и когда мы в ярости. Хер ему. — Стоять, шмакодявка, — сказать, что Ливиуса передёрнуло — это не сказать ничего, — старшие тебя гулять не отпускали. После моих слов лёгкий смешок издала даже Луна, что уж говорить о тех придурках на окнах. Они ржали как лошади заправские. И только маленькие шлюшки тихо гасили свои пуканы. — Корова грудастая, ты кого посмела назвать «шмакодявкой»? — именно в этот момент ржач стал громче, чем рёв двигателя в самолёте. Луну неожиданно передёрнуло. — Л-ливи?.. Как ты можешь так говорить с девушкой? — в глазах юной блондинки было видно отчаяние. Чёрт, а ведь, если задуматься, этот плоскожопик всегда был истинным принцем перед ней. Он не кричал на неё, не стебал при ней ни одну девушку. Даже недавнюю попытку Ливиуса вывести меня из себя она не видела… — Заткнись наконец, ты мне надоела, — холод. В голосе принца был сплошной холод. Он опустил голову и всё тело его содрогалось от злости. Воздух вокруг нашей разношёрстной компании будто сжался и приобрёл температуру солнца. Я впервые прониклась к кому-то жалостью. Луна не плакала, но её глаза, что горели решительностью и любовью, потухли. Я впервые увидела в ней ребёнка, а не маленькую стерву. У меня выступили слёзы. Я поворачиваюсь к нему лицом. Беру его левой рукой за подбородок и заставляю смотреть в глаза. Его глаза красивы, но также пусты. Резкий хлопок. Его голова склонилась в правый бок, а щека стала ярко-алой. Он ошарашен — ничего не может сказать. Из окон слышится неразборчивый шёпот. Я ударяю по другой щеке и снова заношу руку, не могу остановить поток своей ярости. Вдруг, кто-то тихо взял меня за руку и прошептал: «Остановись» — меня будто пронзило током, я остановилась. Никогда ещё голос этой миниатюрной блондинки не был таким тихим. Я решила, что стоит в последний раз высказать Ливиусу всё то, что я о нём думаю: — Ты, мерзкий принц, ты совершенно не думаешь ни о ком, кроме себя. Эта маленькая девчушка, возможно, единственный человек, что искренне любил тебя. А теперь ты убил всё. Ты убил её чувства, чёрт тебя подери! — А ты думаешь, мне так легко?! — он сорвался, в тёмно-синих глазах горело пламя ярости, — Ты думаешь так легко выдавать себя за того, кем ты не являешься? Мне жаль Луну, но мои чувства принадлежат одной истеричной сучке, что любит разбивать дверью чужие носы. Той сучке, что не боится высказаться. Той сучке, что сможет принять меня настоящим.

Кажется, именно в школьном дворе началась эта история.