Под сводами канализации

Буквально неделю назад в подземном убежище одной небольшой, но очень дружной семьи произошло важное событие — маленьким черепашкам исполнилось по четыре года. Теперь, когда они считались совсем-совсем взрослыми, на вопрос «сколько тебе годиков?» каждый мог гордо продемонстрировать все пальцы на одной руке, и еще один на второй. Отныне отец позволял себе покидать убежище даже в те моменты, когда его сыновья бодрствовали. Они были уже достаточно умненькие для того, чтобы случайно подавиться каким-нибудь мелким камнем, отколовшимся от стены… Или начать облизывать кирпичную кладку. Или пытаться утопиться в сточных водах. Или на-чем-еще-ранее-ловил-их-отец. Из-за того, что Сплинтеру требовалось выходить на поверхность, а оставлять кого-то за старшего все же было необходимо, он, не мучаясь долго, избрал на эту должность юного Леонардо — маленький черепашонок даже в столь ранние годы проявлял небывалую долю благоразумия, чем очень импонировал доверию отца. Однако, несмотря на все вышеизложенное, прежде чем покидать убежище, детей все же было необходимо чем-то занять на ближайшее время. Понимая это, Сплинтер расстелил на полу самое большое и тяжелое из имеющихся у них одеял, тщательно разгладив уголки. В центр он определил целую стопку чистой бумаги и горстку карандашей, после чего дал сыновьям отмашку. Те радостно взвизгнули и, словно только и ждали разрешения, одновременно плюхнулись на импровизированную детскую площадку. — Я буду исовать соныско! — гордо возвестил Рафаэль, первым сграбастав себе канцелярскую принадлежность желтого цвета. — Умница, сынок, — ласково погладил Сплинтер того по макушке, после чего разогнулся и обратился уже ко всем, — Я скоро вернусь. Ведите себя хорошо и слушайтесь старшего брата. Рафаэль поджал нижнюю губу и бросил в Леонардо недовольный взгляд, который тот откровенно не заметил. Старательно укладывая карандаш в пальцы так, как учил отец, он невольно высунул язык от усердия, помогая себе второй рукой. Заметив это, вспыльчивый черепашонок посмотрел на свою ладонь, которая грубо сжимала канцелярскую принадлежность всеми пальцами. Первый порыв поправить ее столкнулся об упрямую мысль, что «ему и так удобно», и Рафаэль не стал исправляться. Вскоре длинный хвост мутированной крысы скрылся в темноте туннеля, и какое-то время убежище действительно находилось в тишине — было слышно лишь сопение нескольких детских носов, да скрип грифеля по бумаге. Рафаэль провел последнюю желтую линию и замер. Размышляя о том, что еще можно добавить в белые пустоты листа, он решил пока посмотреть на рисунки своих братьев. Приподнявшись на локтях, он взглянул на работу Лео и тут же расстроился — у старшего по темно-синему морю плыл настоящий пассажирский корабль, и был он намного красивее его кривоватого солнышка. Понуро опустив взгляд от мысли, что у Лео всегда все выходит лучше, чем у него, Рафаэль повернулся влево. Донателло старательно вырисовывал что-то на своем листе, и делал он это с такой тщательностью, отчего невольно сбил Рафаэля с прежних переживаний. Заинтересовавшись тем, что можно изображать с таким упорством, он придвинулся ближе, рассматривая темный, кривоватый прямоугольник с торчащей сбоку палкой. Не сумев определить с первой попытки, что пытался нарисовать его брат, черепашонок внимательнее вгляделся в темную кляксу. Он прищурился и наклонил голову для другой точки зрения, но суть нарисованного по-прежнему ускользала из его сознания. — Сто это, Дони? — в конце концов сдался он, так и не сумев найти в своем разуме хоть что-то отдаленно напоминающее изображенное на рисунке. Донателло быстро сверкнул в его сторону темными глазами и вновь опустил взгляд, продолжив работу.  — Это атобус, — серьезно пробормотал маленький гений, не выпуская из рук черного карандаша. Услышав ответ, Раф задержал дыхание, удерживая в груди хохот, а после все же не сдержался — хрюкнул и закатился в приступе звонкого смеха.  — Лазве это атобус? — он еще раз присмотрелся в черное пятно, рассекаемое серыми узорами, — Сосем не похозе! Майки, который просто не мог проигнорировать возникшую ситуацию, перелез через Леонардо, чтобы вставить и свои пять копеек. Недолго изучая творение своего брата, вскоре и он изрек свой вердикт:  — Не похозе. — Похозе! — искренне оскорбился этими словами Дон и подвинулся ближе к тому, кто наверняка мог понять его творческие порывы, — Ео, посотьи! Старший, что ранее не встревал в назревающую дискуссию, отстранился, чтобы удобнее изучить подсунутый ему под нос лист бумаги. Он прищурился, наклонил голову — как Рафаэль ранее — и недоуменно захлопал своими синими глазищами, искренне пытаясь рассмотреть тот самый «атобус». К сожалению, как он не пытался, узнать транспортное средство в темной кляксе так и не смог. — Похозе, — все же произнес он, не желая обижать более младшего брата. Однако, вопреки его надеждам на понимание со стороны Рафаэля, поступок этот оскорбил вспыльчивую черепашку до глубины души. — Ео! — возмущенно вскрикнул он, бросаясь на старшего с кулаками, — Так не честно! Вернувшийся спустя полчаса Сплинтер обнаружил совсем не ту картину, на которое надеялось его сердце, но которую отчетливо предвидел его разум. Три его сына, намеренно отсев друг от друга подальше, ютились на разных уголках одеяла: Донателло прижимал колени к груди, а его нижняя губа вполне явственно дрожала от копящейся в глазах влаги; Рафаэль перебирал карандаши в пальцах и тихо глотал злые слезы; Микеланджело плакал, возможно, просто из солидарности, но делал это с душой, отдавшись делу со всей мощью своего звонкого голоса… И между ними, словно трудолюбивая пчелка, потерянно метался из стороны в сторону маленький Леонардо, не знающий, кого бежать успокаивать в первую очередь. Утомленно вздохнув, старый крыс направился мирить незадачливых детей… *** — О, а я помню этот рисунок! — громко возвестил всех Микеланджело, вытащив на всеобщее обозрение пожелтевший лист бумаги. Они с братьями, наконец, решились на тотальную уборку, намереваясь разгрести даже самый дальний хлам. Прозрачная папка с мятыми детскими рисунками обнаружилась на дне одной из коробок и тут же привлекла к себе внимание нескольких пар глаз. Забрав из рук младшего брата рисунок, Рафаэль внимательно всмотрелся в кривоватое черно-серое нечто. Спустя несколько долгих мгновений, он отстранил листок от лица и подвел итог: — Извини, Донни, вот вроде столько лет прошло… Но я по-прежнему не вижу здесь автобус. Донателло тяжело выдохнул и взял помятый листок, недолго изучая некогда творение рук своих. Хихикнув, гений повернул рисунок к братьям и тыкнул в него пальцем. — Да все же предельно ясно! — произнес он таким тоном, словно ничего проще не было, — Вот проглядывается комплект агрегатов трансмиссии, а также агрегатов ходовой части и механизмов управления. Вон и выхлопная труба есть. Некоторое время в воздухе висело молчание, пока братья внимательно следили за движением пальца гения и старательно пытались найти то, что им называли. В какой-то момент в голове Рафаэля вдруг что-то щелкнуло, и тишину, наконец, нарушил громкий восклик: — Погоди, это что, вид снизу?!