Под сводами канализации

— Леонардо, иди ко мне. Не в силах удержаться от счастливой улыбки, Сплинтер присел на корточки и приглашающе вытянул вперед худые руки, когда один из его сыновей неожиданно отпустил обивку старого стула. Неуверенно, но все равно деловито оглянувшись, словно это не он впервые самостоятельно встал на ноги без поддержки, маленький Леонардо с любопытством посмотрел на своего названного отца. Казалось, он и не понял, что только что совершил нечто значимое, а потому лишь стоял, покачиваясь, и смотрел по сторонам. — Ну же, мой хороший, иди ко мне, — подбодрил малыша Сплинтер, протягивая руки ближе. Когда Леонардо сделал пару неуверенных шагов и упал в заботливо подставленные ладони, старый мутант был ошарашен силой того восторга, который охватил его от этого простого действия. На самом деле практически каждое достижение его детей приносило ему почти осязаемое чувство эйфории, но он не уставал удивляться. За свою человеческую жизнь Сплинтер не успел завести родных детей и оттого мог только догадываться о том, каково это — быть отцом в полном значении этого слова. Он и сейчас не мог быть уверен на все сто процентов, что мог им называться, ведь пока что он почти не занимался их воспитанием — слишком уж были маленькие, — а главной его заботой уже несколько месяцев был поиск хорошей пищи и воды. Приходилось выжимать из себя все жизненные соки, чтобы успевать найти пропитание, приготовить поесть, покормить детей, а затем искупать их и баюкать до тех пор, пока они не уснут… А затем все шло заново, отчего порой он валился с ног от недосыпа и жизни впроголодь, ведь частенько тех крох пищи, которые он находил, еле хватало для детей… Однако бывали минуты, когда он мог позволить себе остановиться. Замереть, выдохнуть и хоть ненадолго прекратить вечную гонку на выживание. В такое время он брал своих детей на руки, обнимал и терся носом об их смешные мордочки. Странная, какая-то совершенно беспричинная нежность затапливала его сознание, протекала сквозь сердце и дарила новые силы для борьбы. Особенное удовольствие у него вызывало понимание, что даже сейчас, будучи совсем крохами, его сыновья уже проявляли какие-то — только свои, индивидуальные — характеры. Они были настолько разные, отчего смотреть и прослеживать их реакции на одно и то же было довольно интересно. Рафаэль был очень непростой личностью — это старый мутант понял даже сейчас. Крепкий и очень бойкий, его сын пихался руками и ногами, порой доводя братьев до слез. Сплинтер не знал, какие образы мыслей витают в его неоформленном сознании, но после подобных ситуаций Рафаэль обычно начинал плакать следом. Сплинтер не мог оставаться равнодушным, глядя на обаятельную мордочку Микеланджело. Его самый младший ребенок первым засмеялся из всех четверых. Не просто улыбнулся, а именно звонко и переливчато захохотал, отчего голубые глаза засияли каким-то ярким, фантастическим внутренним теплом. Старый мутант не мог им налюбоваться. Донателло удивлял его больше всего. Он так же, как и все, пока что не разговаривал и не ходил, а только лишь ползал и лопотал что-то неясное. Однако это не помешало ему удивить своего отца так, что тот до сих пор не знает, как относиться к произошедшей ситуации. Однажды, копаясь в свежей куче мусора на свалке, Сплинтер нашел коробочку крупных пазлов с пометкой 2+, которую он тут же отложил на будущее. Коробочку эту, вопреки его желаниям, его сыновья тут же откопали из вороха потенциально полезного хлама и любовно обмусолили каждую деталь. Когда Сплинтер вернулся домой, Донателло как раз сидел и вкладывал последний кусочек мозаики на место, после чего окинул собранную картинку молчаливым взглядом и уполз дальше, не заметив ошарашенного до глубины души отца… Заглянув в детское лицо Леонардо, Сплинтер осознал, что, пока он затерялся в собственных мыслях, ребенок нашел себе новое занятие. Тщательно обсасывая кулак, малыш встретил отцовский взгляд широко распахнутыми синими глазами. — Ох, сынок… — по-доброму усмехнулся мутант и, вытащив чужие пальцы изо рта, отнес сына поближе к его братьям. Они тоже уже почти месяц как начали вставать на ноги, придерживаясь за препятствия, но свои первые шаги успел сделать только Леонардо. Старший сын вызывал в нем особую гордость, и Сплинтер пока сам не мог понять, почему. Да, он был очень послушный, ласковый, добрый мальчик, но мутант чувствовал, что дело не в этом. Когда он пытался разобраться в своих ощущениях, ему казалось, что он заглядывает в непроглядную мглу колодца, тщетно пытаясь высмотреть в ней неизвестно что. Однако, когда он смотрел в синие глаза сына, ему виделось что-то неясное и едва ощутимое, но это «что-то» было почти что родным. Почти что его. И он не мог перестать восхищаться.