Под сводами канализации

То, что его самого младшего сына гложет что-то нехорошее, Сплинтер замечает сразу же, как только тот вдруг совершенно беспричинно начинает вести себя тише. Подобное поведение можно было ожидать от кого угодно, но точно не от шумного Микеланджело, обычно выставляющего все свои переживания напоказ с целью требования внимания и ласки. Сейчас его поведение больше походило на попытки взрослого человека самостоятельно разобраться в каком-то крупном жизненном недопонимании, и это тревожило. Пожилой мутант не мешал маленькому сыну в этом нелёгком деле, но задерживать на нем свой взгляд стал чаще — есть продвижки или нет? Продвижек не было. Микеланджело чах на глазах, вынуждая изо дня в день за себя волноваться. Как бы ни хотелось Сплинтеру не мешать своему чаду в постижении решений жизненных проблем, оставить его совершенно без поддержки позволить себе не мог, да и не хотел. Именно поэтому однажды, вопреки своим убеждениям, первым начал разговор. — Тебя что-то тревожит, сын мой? — спросил он буднично, словно только сейчас заметил взрослую тоску в глазах самого младшего сына. Тот поджал губы, приоткрыл рот в попытке что-то сказать, но не издал ни звука. Пожилой крыс не торопил, понимая, что, вырывая ответ клешнями, ничего не добьется. Все, что он мог сделать — это смотреть внимательно на узкие мальчишеские плечи и ждать. — Папа… — хрипло от долгого молчания произнес Микеланджело, — Я тут подумал… Сплинтеру пришлось сделать усилие над собой, чтобы не поторопить сына в порыве родительской тревоги. Мальчишка вздохнул, вскинул наполненный блестящей влагой взгляд, и резко, словно не давая себе передумать, выпалил: — Ты жалеешь, что я тоже твой сын? Услышанное показалось настолько диким, что Сплинтер на долю секунды искренне засомневался в своём рассудке. Когда же этот безумный вопрос окончательно усвоился в сознании, мутант силой остановил себя от потока вспыльчивых отрицаний. — Сынок, — вложить в это короткое слово все смятение, кипевшее в душе, было совсем не сложно, — Почему ты так подумал? Как тяжело было играть роль спокойного и мудрого сенсея, когда все, что хотелось сделать — обхватить сына ладонями и крепко прижать к себе. Микеланджело тоскливо опустил взгляд. — Просто… Донни умный. Раф сильный. Лео… — он не говорит ничего конкретного про самого старшего брата, лишь вздыхает красноречиво. Его детское восхищение будущим лидером было настолько явным, что воплощения в слова не требовало, — А я?.. Это расстроенное «а я?» стало последней каплей в котле острого отцовского недопонимания. Сплинтер впервые за долгое время теряется. Ему всегда казалось, что кому талантов совершенно точно отсыпали с лихвой, так это младшему сыну. Его физические данные превосходили любые другие в том плане, что при должном усердии он мог добиться любых возможных успехов. Хочешь улучшить навыки таэквондо? Конечно, Микеланджело, ведь у тебя длинные, гибкие ноги и у тебя все получится! Что? Бокс? Без проблем, твои крепкие руки смогут выдержать любые нагрузки! Выносливость? Ты рожден для многочасового спринта! К сожалению, из-за банальной лени все эти дары природы пропадали под тонной попкорна и ворохом комиксов, отчего Микеланджело проигрывал тому же Леонардо, который день за днем выковывал из себя совершенство путем долгих тренировок. Сплинтер подозревал, что без обязательных ежедневных занятий его дорогой младший сын совсем бы себя забросил. Пускай Микеланджело не мог собрать какой-нибудь навороченный гаджет, не мог с лёгкостью выучить параграф по истории, да и покривляться любил, тем не менее идиотом никогда не был. Его глаза сияли чистым озорством и нестандартным подходом ко всему. Он обладал чудесной улыбкой и эмпатией на грани ненормальности. «Микеланджело из того невероятного типа личностей, у которых все получается легко и непринужденно, просто потому что мир к ним благосклонен» — был убежден Сплинтер, и его вера не была далека от правды. Легкий на подъем, позитивный, не обделенный физически и морально — маленький мутант не вызывал у него абсолютно никаких переживаний до этой странной недели. Уж за кого, а за Микеланджело волноваться не стоило — в меру смышленый, в меру способный, он не вызывал сомнений в том, что в будущем станет сильным и понимающим мужчиной. Сплинтер не знал, как объяснить это сыну. Как объяснить то, что он далеко не бездарен, и что несмотря на его капризы и откровенную манипулятивность в характере, он был неисключаемой частью их семьи, которую они всем сердем ценили и любили. Пожилой мутант не придумывает высокопарных слов или тяжелых метафор. Вместо этого он просто обнимает сына и говорит то, о чем думает: — Даже если бы ты вдруг стал сильнее Рафаэля, целеустремленнее Леонардо и умнее Донателло, я не смог бы любить тебя сильнее, чем люблю сейчас. Микеланджело вздрагивает, и сквозь шерсть на плече к коже просачивается влага.