Маскарад Вампиров: Противостояние.

Когда она принесла его меч, Саске лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал, пытаясь справиться с наверняка чудовищной болью.  — Твой меч. Успешных девственников по пути не попалось, — неловко пошутила она, почти тут же пожалев об этом, но Саске засмеялся, плотнее зажав бок, и его ладонь захлебнулась кровью.  — Не буди во мне Зверя, или я заберу тебя с собой на тот свет, — беззлобно проговорил он, тут же выдохнув сквозь зубы — боль явно была невыносимой, и он храбрился.  — Очень смешно.  — Я не шучу. В экстремальных условиях, — его голос звучал все тише, — в нас просыпается Зверь. Пока ты сыт и человечен, он спит, наблюдая из самого темного угла души за тобой, но стоит начать голодать, или поверить, что ценность... — он снова тяжело вздохнул, душа стон, — человеческой жизни хоть немного меньше твоей, как Зверь вырывается на свободу. А ты потом разгребаешь последствия безумия. Сакура сидела рядом, и, ведомая доселе неизвестным ей порывом сострадания, взялась за его свободную руку ладонью и пожала ее.  — Ты хорошо сражался, — тихо сказала она, и Саске слабо улыбнулся — эта улыбка до неузнаваемости изменила залитое кровью лицо. Внезапно оказалось, что у Саске красивые глаза, хоть они и полыхали кроваво-красным цветом. А на щеках едва заметные ямочки. И очень ровные, белые зубы, с аккуратными, почти изящными клыками.  — И ты. Спасибо, что прикрывала тылы. Он сильно ослабел. Рука, держащая кишки в животе, подрагивала и вот-вот готова была упасть на бетон.  — У меня мало времени, — его тон стал деловитым, голос дрожал, но он старательно делал вид, что это не он подыхает у нее на глазах. — Когда я умру, в правом кармане брюк возьми артефакт, похожий на ракушку, и отдай его Хинате. Она поймет, что меня убила не ты. Это будет твое алиби. Дальше… — он напрягался, говорить было все сложнее, и сердце Сакуры защемило безнадежной тоской. Стыдно признаться даже себе — она не хотела, чтобы он умер. Не желала ему такой смерти. И сейчас было совершенно плевать, что они разных видов, со времен Каина враждующих друг с другом. — Меч — Суйгецу. Прямо по трубе пройдешь — найдешь карту канализации. Тебе нужен выход «F», ты выберешься там, где зашли, и сразу в такси. Бля, не так я умереть собирался. И ее осенило. Опять.  — Именно мужчины? — спросила она, и Саске, почти потерявший сознание, держащийся только на остатках угасающей воли, вяло закрыл глаза.  — В смысле?  — Именно девственники-мужчины? Женщин никогда не… ел? Пил? Хер знает, что вы там делаете, — смутилась Сакура, пытаясь подобрать слово богомерзкому процессу питания вампиров. Точно, они называли это кормлением. Боже милостивый, неужели она и правда думает о том, о чем думает?  — Ел, — едва ворочая языком, ответил он, и Сакура решительно убрала свою руку, отбросила лоскуты его рубашки с колен и дернула платье, оголяя кусочек ключицы.  — Ешь тогда меня, — стараясь очистить голос от любых эмоций, потребовала она, и Саске аж глаза распахнул.  — Ёбнулась? — поинтересовался он, но глаза зажглись ярче — черт знает, о чем он думал, но явно ни о чем хорошем.  — Ешь давай, блин. Пока я не передумала и не оставила тебя тут умирать, — разозлилась она, почти кляня себя за эту идею. С чего она вообще взяла, что кровь оборотня ему подойдет? Правда, она особенный оборотень, но все же сути это не меняет. Она колени сотрет в церкви, замаливая сегодняшнюю сцену. Она предлагает вампиру… фу, блядь, даже думать противно. Только осознание, что, благодаря ему десять минут назад она осталась жива, то, что он прикрывал ей, оборотню, спину, несколько умаляло отвращение и оправдывало ее.  — Запястье.  — Чего? — не поняла она.  — Дай. Запястье, — с сомнением проговорил он, видимо, тоже слабо веря в происходящее. Но он умирал, и жить ему осталось минут пять-десять, не больше, а Сакура — единственная, кто может хотя бы попытаться помочь. Хуже точно не будет. Она выловила из мутной воды обрывок разодранной в клочья рубашки и стерла кровь чудовищ с рук, чтобы кожа символически была чистой. Ее рука дрожала, когда она тянула ладонь к его лицу. У него расширились зрачки, а взгляд не отрывался от приближающейся руки, и когда она прижала запястье к его губам, он открыл рот. Это было больно, мать его. В руку будто воткнули две шариковые ручки тупой стороной, и она зашипела, зажмурившись; он закрыл глаза, чтобы не видеть, чью кровь он пьет, а Сакура отвернулась, чтобы не видеть, что он пьет ее кровь. Рука онемела сначала по локоть, потом мелкие иголочки пошли выше, и по самое плечо руки она не чувствовала, сконцентрировавшись на далеком тянущем ощущении в запястье. Голова закружилась, ей было слишком много воздуха, дыхание стало поверхностным и быстрым, а потом она не выдержала и открыла затуманенные глаза, посмотрев на него — прямо на ее глазах белая плоть на животе нарастала, пряча бордовые внутренности, сплетались новые мышцы, кожа перетекала на поврежденный участок, закрывая красное пятно, оставшееся от дыры в его теле. Ее кровь подошла. Он распахнул глаза, мерцающие в синюшном свете дешевых ламп канализации кроваво-красным светом, и Сакура уставилась на него, не в силах отвести взгляд. Она тонула в этих глазах, мир сузился до темных густых ресниц, обрамляющих полыхающие красные омуты с болезненно-расширившимися зрачками, и больше не существовало ничего, кроме тянущего ощущения в руке, головокружения и его глаз. А потом он с силой схватил ее — за ладонь и плечо, сжав так, что она пикнула, до синяков и боли в мышцах — и оторвал ее запястье от губ, будто это стоило ему огромных усилий. Она не успела захватить тот момент, когда он сел и упер руки в бетон, слегка откинувшись назад, перенеся вес тела, и облизнул губы, на которых еще была ее кровь. Глубоко вздохнул, с силой расправив грудь, и на выдохе, глядя ей в глаза, спросил:  — Что ты такое? Это привело ее в чувство. Как только она разорвала зрительный контакт, внезапно получилось дышать, и головокружение пропало, чувствительность возвращалась к онемевшей руке — на запястье остались два красных шрама, стремительно затягивающихся. Никаких ручьев крови, как в кино, не было, и его челюсть не была вымазана ее кровью. Вообще никакой аналогии с фильмами, которые она смотрела по своей воле или с друзьями в кинотеатре.  — Рада, что ты оклемался, — неожиданно холодно заявила она, привычно заперев эмоции и придав лицу спокойное, ровное выражение. — Мы поедем назад, или тебе нравится обстановка? — она неопределенно махнула рукой, намекая, что канализация ей малость надоела, и Саске, поджав губы, будто не до конца пришел в себя, коротко кивнул. Потом, опомнившись, перевел взгляд на ошметки рубашки, плавающие в воде у ее ног, критически осмотрел ее — в крови и с разбитым виском, — и медленно проговорил:  — В таком виде назад нам нельзя. Твой… Сай, если увидит тебя такой, кинется на меня без суда и следствия.  — Да… — потянула она, тоже только теперь осознав, что выглядит, как после кровавой бани, что, собственно, так и было, только вот Саске прав — их действительно никто слушать не станет, их вид говорит сам за себя. Они только рты успеют раскрыть, чтобы объясниться, когда клыки Сая вопьются в горло Саске и вампиры начнут рвать оборотней и наоборот. — И что нам делать? Ночь на дворе, в мотелях запасной одежды не дают…  — Поедем в Санта-Монику, — решил Саске, и на ее вопросительный взгляд пояснил: — у меня там квартира, и несколько шмоток Ино наверняка найдется, пока ты постираешь свою одежду. Вернемся в особняк в пристойном виде и расскажем, что канализация заполнена созданиями Цимици, и даже носферату не могут это контролировать.  — Хорошо, — согласилась Сакура. Это было резонно. К тому же, после гуляния по канализации ей страшно хотелось в душ, смыть с себя вонь застоявшейся воды и крови тварей, которых она убила штук двадцать. — Только… хочу тебя попросить…  — Я не был ранен, — тут же перебил он. — Мы отделались парой ушибов и синяками.  — Именно. Пока они выбирались из канализации и темными переулками крались к ждавшему у офиса Айзека такси, никто из них больше не произнес ни слова, погруженный каждый в свои мысли. Только Сакуру не покидало ощущение, что Саске периодически кидает на нее подозрительные взгляды, которые заставляли покрываться кожу мурашками от ощущения опасности, и которых раньше точно не было. Но она это старательно игнорировала. Бред. Просто чувства еще не пришли в норму после кровавой бойни, которую они с Саске устроили в огромном коллекторе под Голливудом. И с еще большим старанием она игнорировала мысль, до чего у этого вампира красивое лицо. И что она реально рада, что он остался жив, или мертв, как это у них правильно называется. Прямо рада, несмотря на этот отвратительный акт кормления, который произошел с ее участием. Вампир сосал ее кровь. Пиздец. Когда они завалились в такси, водитель никак не отреагировал на то, что от них разило канализацией, что Саске полуголый с мечом наперевес и что оба вымазаны в засохшей крови по самые маковки. Саске коротко бросил: «Санта-Моника», и водитель, не оборачиваясь и не отвечая, завел машину. Ехали долго и молча. Сакура успела вырубить музыкальный канал еще тогда, когда они только тронулись, так что поездку сопровождал шум двигателя и визг других машин, проносящихся мимо на бешеной скорости. Она откинулась на спинку сидения, сбросив испорченные босоножки, и устало повела плечами, устраиваясь удобнее. Саске тоже без сил оперся подбородком на руку, глядя в окно, и внезапно занервничал. Небо светлело.  — Газу прибавь, — скомандовал он водителю, и тот послушно вдавил педаль газа, откровенно нарушая скоростной режим и лавируя между других машин, но Саске и этого показалось мало. — Срезай переулками. Сакура не могла даже глаз на него поднять, ее охватывало непривычное чувство смущения и неловкости, и оно было не похоже на то смущение, что было, когда она только села с ним в машину в первый раз. Там было больше напряжение, а не неловкость, но теперь их объединял общий секрет, и это резко увеличивало внутреннее недоумение. Она даже представить не могла, что расскажет кому-нибудь о том, что предложила напоить умирающего вампира своей кровью. И тем более не расскажет, что он согласился. И что она смотрела ему в глаза, не отрываясь, пока он… Фу, бля. Сегодня же пойдет в первую церковь, которую увидит, и помолится. От души раскается перед Господом за то, что спасла создание тьмы. Когда такси остановилось, Саске пулей вылетел из него и ломанулся в дом, даже не проследив, успевает ли за ним Сакура. Дом был двухэтажным, квартир не очень много, так что Сакура вышла из машины и, поймав на себе взгляд опешившего бомжа, быстро скрылась в подъезде, с облегчением заметив, что больше случайных зрителей не наблюдается. А она была той еще картинкой — в крови, в порванным в ноль платье и босиком, еще и меч Саске захватила, — названия не придумаешь. Разве что «анимешная девочка-самурай после боя с полчищем демонов». Опять же, истина. Квартира была на втором этаже в самом конце узкого коридора, и Сакура безошибочно определила, что Саске там; дверь была приоткрыта, так что она зашла и первое, на что она обратила внимание — наглухо заколоченные окна. Кровать была заправлена и покрыта слоем пыли, от чего белые когда-то простыни давно приобрели серый цвет. Ноутбук. Дешевый телек, из старых, с толстым корпусом. Справа — маленький аппендикс кухни с холодильником-ровесником ее бабушки, но еще рабочим. Вспомнив о своем давнишнем желании поесть, она открыла его и тут же закрыла — он был совершенно пуст, ни намека на еду. Женский взгляд сразу определил, что на кухне нет даже соли, и тут явно никто не живет и не жил никогда, судя по всему. Эдакое убежище. Саске вышел из ванной, вытирая кричаще-розовым полотенцем влажные волосы, взглянул на нее, от чего опять на коже проступили противные мурашки, словно ей было холодно, и кивнул в сторону освободившейся ванной.  — Вода только холодная. Полотенце одно.  — Я закаленная, — в тон ему ответила Сакура, равнодушно пройдя мимо и практически ощутив, как его черные (опять) глаза прожигают спину. Закрыв за собой дверь и тяжело выдохнув, припав к ней спиной, она, наконец, смогла сползти по ней и ощутить весь гнетущий ужас сегодняшней ночи. Мобильник был забыт в такси. Позвонить Саю она не могла. Успокоить и поддержать ее было некому, и плечи затряслись в беззвучных рыданиях, она закрыла лицо ладонями и тихо покачивалась, баюкая себя. Сидя на полу крошечной ванной комнаты в убежище вампира, размазывая чужую засохшую кровь по лицу и страдая от нарастающей головной боли, ощущая попой холод щербатого кафеля, после пережитой бойни с ужасающими монстрами, после спасения вампира ценой своей крови, после блуждания по канализации Голливуда, мокрая, грязная, уставшая — она чувствовала себя такой несчастной, одинокой и брошенной, что хотелось выть в голос, но она не могла себе этого позволить. Никто не должен видеть ее слёз. Никто и никогда больше не увидит ее слёз горя. Долго плакала, потом, успокоившись, приняла ледяной душ — аж сердце замирало от холода, но это помогло окончательно прийти в себя и, привычно заперев все ненужные эмоции под замок самообладания, постирала платье, которое по приезде в особняк она однозначно выкинет, вымыла голову, трясясь от ледяных струй из неисправного душа, брызгающего во все стороны, выжала воду из потемневших волос, посмотрела на себя в зеркало и беззвучно расхохоталась. Полотенце-то она так и не взяла. Выходить в мокром платье, с которого капает вода, было просто глупо. Выходить голой — тем более. Она застыла, пытаясь придумать, как выйти из сложившейся ситуации с минимальными потерями, а потом вспомнила, что, пока мыла голову, слышала звук захлопывающейся двери. Может, Саске ушел? Или вышел куда-нибудь? Она надела сырые трусики и осторожно приоткрыла дверь, выглянув в комнату. Никого не было. Мысленно расстроившись, что чуйки на вампиров у нее нет, прислушалась. В комнате тихо, она одна. Значит, Саске действительно ушел. А вожделенное полотенце лежало на кровати, до которой было всего три шага. Успеет. Она вышла, прикрыв грудь рукой, дошла до полотенца, прижала к шее, и только распахнула его, желая замотаться, как дверь в квартиру открылась. От страшной неловкости спасло то, что она по привычке встала к двери спиной, и в целом, Саске вряд ли успел что-то увидеть; с такой скоростью она еще не заматывалась никогда. Но блядь, у Саске была такая же проблема с полотенцами, как у Сая — слишком маленькое, оно едва прикрывало ей зад, но Сакура, опять же, была бы не Сакура, если бы не делала хорошую мину при плохой игре. Так что с абсолютно невозмутимым видом под взглядом порядком ахуевшего от происходящего Саске она спокойно вернулась в ванную, с бешено колотящимся сердцем закрыв за собой дверь и ощутив резко хлынувшую к лицу кровь. Это было просто пиздец, как стыдно. Хотя с другой стороны, что тут стыдного? Она же перед своим котом не стеснялась ходить обнаженной. Да, Саске выглядит, как мужчина, но он же вампир, в конце концов! Просто ходячий труп. Как зомби, только с разумом. Никакой катастрофы не случилось, убеждала она себя, и когда ей удалось себя в этом убедить, она спустила полотенце с груди, завязав пониже, чтобы длина была более-менее пристойной, и с непроницаемым лицом вернулась в комнату. Саске склонился у холодильника, что-то в него укладывая, и когда Сакура поняла, что это пакеты с кровью, резко отвернулась. Сев за стол перед ноутбуком, она хотела сделать вид, что смотрит в окно, но тщетно — толстые куски фанеры закрывали малейшую щель. На ноутбуке заставка в виде плавающих часов твердила, что сейчас начало шестого утра, а значит, на улице уже светло.  — Салат будешь? — небрежно бросил Саске, не отвлекаясь от укладывания пакетов, и Сакура удивленно посмотрела на него, пытаясь понять, серьезно он это или нет. — Тебе бы поесть. Выглядишь… — он поднял взгляд и тут же отвел его обратно на пакеты в холодильнике, — бледной.  — А что за салат? — вместо нее ответил ее бурчащий с ночи желудок. Сакура не успела остановить вырвавшийся вопрос, и Саске вытащил из пакета перед собой прозрачный круглый контейнер, ища этикетку.  — Цезарь с курицей.  — Давай. Она подошла к нему, придерживая полотенце на груди, чтобы ненароком не свалилось, и забрала контейнер, скептически оглядев содержимое. Соус был в одноразовом соуснике внутри контейнера, а курицы было всего пару ломтиков, вытащить труда не составит. На зелени не сэкономили, и Сакуре это было на руку — она вернулась за стол, выложила курицу на крышку контейнера и зацепила пальцами лист салата, с удовольствием захрустев им. То, что нужно после безумной ночи, наверное, самой напряженной за всю ее жизнь.  — До вечера я не смогу выйти отсюда, — сказал Саске, наконец, закончив выкладывать кровь в холодильник и, взяв один пакет, оторвал уголок и начал аккуратно пить. — Но ты можешь вернуться в особняк.  — Нет, я одна никуда не поеду, — слишком резко ответила Сакура, пережевывая помидорку-черри, и тут же смягчила голос, сбавив тон: — будет странно, если я вернусь одна. Лучше дождусь вечера.  — Тогда ложись спать, — он кивнул на кровать, неожиданно не став убеждать ее в необходимости вернуться без него.  — А ты куда? — спросила она, глубоко и ровно дыша. Откуда у нее, актрисы, певицы, модели, вообще столько стеснения? Она думала, что оно давно атрофировалось за ненадобностью, а под тяжелым взглядом непроницаемых черных глаз, не так давно полыхавших пронзительно-красным, щеки прямо норовили вспыхнуть, и только дыхание немного помогало справиться с хер пойми откуда взявшимся волнением.  — Я не сплю, — известил он, снова приложившись к пакету с кровью.  — Вообще?  — Вообще. Ни минуты за девять лет.  — Девять лет — это сколько ты вампир?  — Да, — его голос похолодел, выдавая нежелание обсуждать эту тему. Казалось, он жалел, что вообще брякнул об этом, но Сакуру терзало любопытство — ведь когда еще представится возможность немного больше узнать о своих таинственных союзниках? Оборотни знали о вампирах столько же, сколько вампиры об оборотнях — то есть, практически ничего.  — А сколько тебе было, когда ты стал… таким? Саске разозлился, и это было очевидно. Она хотела было добавить, что отвечать необязательно, если он не хочет, но он сквозь зубы процедил:  — Мне было восемнадцать. Меня обратил мой старший брат. И это — худшее, что со мной случалось. Больше — никаких вопросов. Сакура некоторое время переваривала информацию, а затем, решив, что это разрядит обстановку, выдала непрошенное откровение:  — Я тоже узнала, что я оборотень, в восемнадцать. Я родилась в обычной семье, мои родители понятия не имеют про мир тьмы. А потом приехала моя дальняя родственница и рассказала мне все. Моя прабабка была оборотнем, но вышла замуж за человека, и я — первая в роду, у кого проявился этот ген. Саске молчал, и Сакуре сначала показалось, что он вообще не слышал ее, увлеченный вытягиванием крови из пакета и погруженный в свои мысли, но он вдруг спросил:  — И кто ты?  — Я? — не поняла Сакура.  — Да. Кто ты? Волк? Или лиса? Или другая неведомая херь?  — Это очень личный вопрос, — оскорбилась Сакура, тут же сменив гнев на равнодушие, вспомнив, что он-то об этом не знал, и мягко продолжила: — открыть свою истинную суть кому-то среди оборотней считается гораздо интимнее, чем сексом заняться.  — Которым ты никогда не занималась, — зачем-то озвучил Саске. Повисла тишина, и Сакура все же залилась краской по самые уши.  — Я против секса до брака, — зачем-то нелепо оправдалась она. — Но я не ханжа. У меня было огромное количество женщин. — Огромное. Три. Зачем она вообще говорит об этом с вампиром? Саске помог ей закончить этот неловкий разговор, коротко скомандовав:  — Ложись спать. До вечера еще куча времени. И Сакура послушалась, переместившись под холодное пыльное одеяло и сквозь прикрытые ресницы наблюдая, как Саске садится на освободившееся место у ноутбука, будучи уверена, что не сможет заснуть в такой близости от вампира. И через минуту провалилась в сон.