Маскарад Вампиров: Противостояние.

Телефон просыхал медленно. Прошло вот уже три часа, как он вытащил аккумулятор, но аппарат все еще был влажный изнутри, и боясь повредить электронику, он не решался его продуть. Оставалось надеяться, что Хината найдет способ узнать, где он находится и что с ним все в порядке. Надо было таксиста попросить доехать до особняка и предупредить Хинату, но хорошая мысль пришла слишком поздно, а интернет в убежище отсутствовал — он пару месяцев не платил, не видя необходимости. Вот и расплачивается теперь за свою неосмотрительность. А закинуть деньги онлайн — телефон сдох. Он выпрямился на стуле, осторожно проведя ладонью по ноющему боку, кинув короткий взгляд в сторону кровати, на которой свернулась Сакура. Она его настораживала. Ее сердце билось медленно и спокойно, дыхание было ровным. Уснула глубоко, и даже от его пристального взгляда ничего не случилось — ни одного намека на беспокойство с ее стороны. Она на самом деле была так беспечна, вообще не думая об опасности, исходящей от него, или на самом деле так доверяла? Скованный с ней общей тайной, он не мог сказать, что стал относиться к ней значительно лучше, а благодарность, которую ему полагалось испытывать за прикрытую спину в бою и последующее спасение, сильно тяготила. Не любил быть должен. Это вызывало острую неприязнь к ней, а мысли о живительной крови, текущей в ее венах, доводили кипение почти до агрессии. От остальных оборотней воняло. От Сакуры шел запах свежей травы, только скошенной под палящим солнцем, не имеющий ничего общего со склизким душком протухшего мяса, окружающим и их вожака, и этого певуна со смазливой мордой, и рыжую истеричку. Может ли быть так, что на самом деле Сакура — не оборотень? У вампиров была довольно распространенная практика поить смертных своей кровью, передавая на время часть своих сверхъестественных сил, подчиняя себе — именно эти люди, упыри, и служили вампирам. Возможно ли что у оборотней, по аналогии, тоже есть подобная свита, и Сакура — одна из таких? Сила у нее явно была не человеческая, если она смогла и его практически на себе дотащить до сухого места в канализации, довольно далеко, и люк канализационный сдернуть и откинуть, будто это было пластиковое фрисби… Но запах, плюс ее кровь… Кровь оборотня для любого вампира — самый страшный яд. Откуда он это взял, сам не помнил, но почему-то был в этом уверен. Ее дыхание ядовитым облачком тепла вырывалось из-под одеяла, нагревая холодный воздух комнаты, и хищник в Саске четко видел, как пульс бьется под ее кожей, скрытой пыльным одеялом. Забитые наглухо окна не пропускали даже маленького луча смертельного солнца внутрь, в ванной тускло мигал голубой свет, не доходящий до кровати — в том углу было темно. Он встал, бесшумно переместившись к холодильнику, достав себе еще пакет с кровью — сильно потратился на бой и регенерацию, никак не мог накормиться досыта. Надо сохранять ясность мыслей. Еще и глухое беспокойство за Ино заставляло нервничать — ни позвонить, ни встретиться. Если за Хинату он был относительно спокоен, то Ино вызывала тревогу всегда, еще с детства. Кажущаяся самоуверенной, на деле Ино была ранимой и хрупкой, а то, что она стала тореадором, только сильнее раскачало ее эмоциональную лодку. Всем была известна их человечность — и то, как легко, по сравнению с другими вампирами, они ее теряли. Среди сородичей были бесчеловечные тореадоры, которые вызывали у Саске брезгливое отвращение, а общение с ними он сводил на минимум, не желая мараться интонациями и очарованием этих демонов, перед которыми были бессильны вампиры в том числе. Дурное предчувствие было заглушено терпким вкусом во рту, когда он вскрыл пакет; легкий шорох прозвучал в тишине комнаты слишком громко, и вдруг, ни с того ни с сего, спокойно спавшая Сакура резко села на кровати, слепо уставившись на застывшего Саске.  — Сай, воды, — попросила она, схватившись обеими руками за голову. Саске спокойно отложил пакет, стараясь не смотреть в ее сторону; откинутое одеяло открыло, что у нее сбилось полотенце, в котором она легла спать, и голая грудь была едва прикрыта ее локтями, пока она лбом упиралась в свои ладони. Не став поправлять ее, поняв, что она, судя по сердцебиению, все еще спит, молча прошел к раковине и набрал в стакан со сбитой ручкой холодной воды, так же молча протянув ей. И уже не смог оторвать взгляда. Она пила так жадно, что запрокинула голову, и холодные капли мимо рта потекли по шее, судорожно напрягавшейся от каждого глотка, теряясь между грудью и впитываясь в одеяло, и едва она отдала ему стакан, как он тут же набрал еще воды, только чтобы смотреть, как она пьет. Как проступают сухожилия на шее, как рот касается края стакана, как дергаются уголки губ при каждом глотке. У самого невольно образовалась слюна, забытое ощущение жажды зажгло глотку, как если бы вот в этот короткий миг, пока она пьет, он сам ожил и очень сильно захотел пить. Забрав пустой стакан, еще хранивший тепло ее губ и пальцев, хмуро посмотрел, как она поворачивается к нему спиной и накрывается одеялом, так и не осознав, что он — не Сай, и тут же кинулся к крану, выкрутив воду на максимум и приложившись к струе, делая крупные, жадные глотки, пока желудок не начало жать от выпитого. И тут же пожалел об этом — вода рвалась обратно, тело отказывалось принимать ее, ведь вода — не кровь, а только она нужна для поддержания жизни в мертвом теле. Он не чувствовал вкуса, не испытал удовольствия от удовлетворения жажды, глуша спазмы, выталкивающие воду обратно, чтобы не было слишком громко; не испытал даже половины того забытого человеческого удовольствия, которое получил, наблюдая, как живая оборотень пьет. Это только усугубило его раздражение от ее присутствия, от самого факта ее существования вообще в пределах его вселенной. Мало того, что она имела невозможный розовый цвет волос, как у какой-то представительницы молодежных субкультур, была сдержанной и безэмоциональной настолько, что казалась роботом, так еще и она так наглядно продемонстрировала, что она живая — это разожгло в нем такое чувство зависти, что он едва не отвесил оплеуху спящей девушке, только чтобы увидеть хоть-какую-нибудь-злоебучую-эмоцию. После этого его буквально разрывало от звука ее тихого дыхания, от стука ее сердца, которое он не мог заглушить в своих ушах, от осязаемого тепла, исходившего от ее тела и затапливающего комнату по самый потолок. Борясь с нахлынувшим гневом, сходил в душ, застирал брюки от высохшей крови своей и убитых тварей, несколько раз проверял телефон, просох или нет — наконец, экран моргнул, показывая, что мобильный работает, и Саске с облегчением выдохнул, печатая на ожившем экране сообщение Хинате: «Все в порядке. Я в убежище в Санта-Монике. Буду вечером. Сакура со мной.» После этого на душе стало легче, насколько это вообще возможно для проклятого монстра без души, и Саске через телефон подключил интернет к ноутбуку, решив отвлечься и занять себя — время было около одиннадцати утра, до девяти вечера еще десять часов, которые надо заполнить чем-то отвлеченным от девки-оборотня, выводившей из себя. И совершенно логично он включил Ютуб, вбив в поисковик «Харуно Сакура» и охеревая от этого действия. Зачем ему?.. В ящике стола обнаружились проводные пластиковые наушники, из тех, что продавали с самыми первыми моделями мобильников, и он вставил неудобные блямбы в уши. Самым первым по запросу вышел тот самый клип, который он смотрел в такси, и Саске щелкнул по нему, погружаясь в некачественное звучание захлебывающихся звуком наушников. Глаза еще такие неестественно-зеленые. Руки оторвать тому, что накладывал такие спецэффекты или линзы ей подбирал, думал Саске, тихо сатанея от собственных мыслей. Вот обосрался ему цвет глаз певички-оборотня, дрыхнущей на его кровати? Нелепая до маразма. И волосы эти раздражающие. Тут же открыл еще несколько ссылок: биография, дискография, пара фанатских сайтов. Самым популярным был профиль в инстаграме, где обсуждались слухи об отношениях Харуно Сакуры и Акаши Сая, публиковались фото с их совместного отдыха и случайные фото низкого качества, сделанные одержимыми шпионами то через окно отеля, то из-за растения в ресторане — и каждое, даже вполне невинное фото совместно ужинающей пары сопровождалось тысячами комментариев, что у них любовь до гроба, кто-то опровергал это, выставляя ссылки на официальные опровержения отношений за пределами съемок клипов, потом следовала девичья истерика, что как такая пластиковая баба без фигуры и голоса вообще могла охомутать такого красавца, как Сай (и что только в этом смазливом полудурке красивого), а еще была отдельная категория девушек, утверждавших, что провели с Саем ночь и точно уверены, что после нее (а их были десятки, если не сотни) он точно бросит Сакуру и уйдет к ней/ним. Ко всем сразу, видимо. Заиграла следующая песня, заставив Саске переключиться обратно на клип; Сакура в образе Алисы в стране Чудес танцевала с огромными плюшевыми игрушками, как из фильма ужасов, сохраняя везде одинаковое выражение лица — ни одной улыбки, ни одного лишнего проявления эмоций. В этом плане она переиграла даже актрису из фильма про вампиров, как ее, Кристина или что-то подобное. Бездарное кино, светящиеся на солнце вампиры, выходящие на улицу днем в пасмурную погоду — бредятина такого масштаба, что Саске даже смотреть не стал, сколько его не уламывала неугомонная Ино. Его хватило на полчаса от силы. А Сакура уже была не Алисой; она была Безумным шляпником. Пила чай с психиатром в белом халате, подползая к нему сзади с улыбкой Чеширского кота на марлевой маске, размахивая пушистым длинным хвостом, приколотым к пышной короткой юбке; с трудом пришлось признать, что-то в ее музыке было такое, что цепляло. Да и образ был подобран согласно ее холодной внешности беспроигрышный. И везде эти зеленые глаза, да за что так извращаться над цветом? Утонченный вкус вентру бунтовал против подобных видео, и Саске, не выдержав, все-таки выключил. Ему была ближе классика во всем; почти тридцатилетняя женщина, поющая детские песенки с глубоким взрослым смыслом в платье в рюшках и с розовыми волосами под описание классики подходила слабо. Это была откровенная пошлость. И почему она популярна? Видимо, не очень популярна, раз он ни разу о ней не слышал. Либо сфера его интересов пролегала слишком далеко от попсовых певичек, он вообще предпочитал Вольфганга Амадея Моцарта, или Иоганна Себастьяна Баха — вот кто действительно был гением, глухим дописывая свои шедевры. Музыкальные каналы были редкостью, максимум в такси посмотреть, а на радио крутилась еще большая чушь, не обремененная смыслом. Из биографии узнал, что Сакура родилась и выросла в Японии, в городе Фукуока, ей двадцать семь полных лет, родители живут там же, в Фукуоке, а она сама в возрасте восемнадцати лет переехала в США для получения медицинского образования, но в связи с устоявшейся карьерой певицы по специальности так и не работала. Ведет крайне скрытную частную жизнь и тщательно охраняет ее от вмешательства папарацци, никак не комментирует гуляющие по сети слухи о романе с популярным певцом, танцором, актером и моделью Акаши Саем (везде эта морда, блять!), никогда не была замужем, детей нет. Ну еще бы, откуда дети у девственницы. Несколько альбомов получили очень широкое признание по всему миру, есть пара песен на русском в дуэте с Саем, в основном самые популярные композиции на английском. В целом, если судить по биографии, весьма трудолюбива и работоспособна, раз смогла без богатых родителей и поддержки какого-нибудь продюсера так продвинуться. И да, цвет волос у нее свой, розовый. Как это возможно с биологической точки зрения, Саске слабо представлял, но ведь у него самого не бьется сердце девять лет, а он же продолжает жить, ведь так? Существовать, вернее, но сути это особо не меняет. Раздражение усиливалось тем сильнее, чем дольше он читал про нее в сети; ссылка следовала за ссылкой, было открыто уже порядка десяти окон, где с разной степенью фанатизма мусолилось творчество Сакуры и ее жизнь; почти везде повторялись целые абзацы про нее, за редким исключением сомнительных фактов, то приписанных поклонниками, то вставленных хейтерами. Псевдокритики по секундам разбирали ее клипы, искали двойной смысл в песнях, докапывались до нарядов, в которых она появлялась на различных музыкальных премиях и светских раутах, на одном из сайтов даже была статья под названием: «10 неоспоримых доказательств того, что Харуно Сакура нетрадиционной ориентации», короче, люди изгалялись, как могли, разводя на ровном месте высосанный из пальца скандал. Интересно совпадали факты ее биографии с тем, что она сама о себе рассказала. Получается, в восемнадцать, когда она узнала, что оборотень, тут же переехала из Японии в Америку. А разве оборотню нужно сказать о том, что он оборотень? Сам не допрет? Или у них там совсем другая система? Куча вопросов с этими оборотнями связано, конечно. Вот уж кто действительно умеют соблюдать свой Маскарад — у вампиров бывали утечки информации, пусть не всегда верные, но все же суть часто настораживала своей точностью. А про оборотней столько взаимоисключающей информации — то добровольно обращаются, то от луны зависит, то они вообще всегда волки или что-то похожее. Саске и допустить не мог, что оборотни не обязательно волки, пока не увидел окутывающее Карин красное марево в форме лисы во время их первого знакомства. Волки. Рука Саске сжала мышку до тихого треска. Вампиры не нуждались во сне, но вполне могли спать. Только не он. При жизни, когда сон еще был необходимостью, он часто вскакивал среди ночи, пытаясь прогнать ужасающие видения разрываемой на части матери; ее кровь фонтаном орошала светло-зеленые стены их с Итачи детской, пока брат до синяков зажимал ему рот в глубине шкафа, где они спрятались под ворохом грязного белья; вопли отца с первого этажа отдавались эхом в пустой от кошмара голове; рычание монстров сопровождалось глухим хрустом костей их жертв. Тогда он не знал, что мир Тьмы вообще существует, и что его семья была под протекцией вампиров, из-за чего и пострадала. Как Итачи удалось их так спрятать, что наделенные мощнейшим обонянием оборотни их не нашли, до сих пор оставалось загадкой, не иначе как чудо. Воспоминания о брате тупой болью отдались в висках, и Саске оперся локтями на стол, зажав голову руками — невольно повторил жест Сакуры. Он ненавидел его так же сильно, как любил, и эта любовь была ему привита еще задолго до Обращения. Итачи поил его своей кровью дважды. Дважды. Пограничное количество раз, после которого — полное порабощение. Смертный, трижды испивший отравленной вампирской крови, помимо сверхчеловеческих сил обретал нерушимую связь с тем вампиром, чью кровь пил. Но и одного раза было вполне достаточно, чтобы на клеточном уровне нуждаться в хозяине, мечтать служить ему, обожать его на грани сумасшествия. Так и с Итачи — он любил его с детства, он был лучшим старшим братом, которого только мог пожелать маленький мальчик. Подростком дважды прикладывался к его запястью, наполняясь силой и энергией, восхищаясь и восторгаясь мощью вампирской силы, мечтая стать таким, как брат. Обрести подобную силу. И Итачи и в этом ему помог — обратил его. Связь Дитя-Сир навсегда наполнила сердце Саске безусловной любовью такого масштаба, что людям и не снилась, а то, что брат вел себя с ним на равных, не смотря на пропасть в умениях и статусе между ними, вызывало почти поклонение. Тем больнее было, когда он его предал. Растоптал то святое, незыблемое, что может быть между двумя вампирами, между братьями, между единственными родственниками в огромном, недружелюбном мире. Если бы он разорвал ему грудную клетку, выдрал сердце, со смехом бросил его на пол и начал танцевать на влажных кровавых ошметках, было бы не так больно. Ничего не объяснил ему, не сказал ни слова о том, что не так и что с ним происходит — просто бросил, как собачку в воду, привязав к ошейнику тяжелый камень, а собачка до последнего момента смотрела глазами, полными обожания и доверия, на лицо хозяина, не понимая, что что-то не так. Чертов Герасим. И собачка больше не видела, что происходит с хозяином, гребущим в сторону берега, захлебываясь внезапным осознанием собственной ненужности и давясь мыслью — где она так провинилась? За что? Хината стала его спасением в вампирском сообществе; Ино помогла забыться эмоционально, наводя шухер в клубе, устраивая бесполезные вечеринки, опаивая его кровью лучших мужчин Лос-Анжелеса, не разменивавшихся на каждую дешевку в мини-юбке и с блядским макияжем, до икоты. Без этих двух женщин он бы давно стал пылью на пирсе, последовав примеру девушки-малкавианки, с которой спал Итачи — та тоже была уверена, что им уготована вечность вдвоем. Или втроем — у нее было две личности, диаметрально противоположных характерами, и обе любили Итачи, как кошки, вцепившись ногтями в его суть. С этими мыслями набрал номер Ино; долгие гудки били по уху, и только на седьмой гудок телефон ожил мертвым голосом Ино, от которого Саске сразу же напрягся.  — Чего тебе? — подобное приветствие Саске списал на опустошенность после встречи с Велур, мягко и тихо прошептав в трубку:  — Ты в порядке? Как прошло?  — Хуево прошло, а то сам не знаешь, — в ее голосе слышалась злость, такая нетипичная для всегда положительной Ино.  — Оборотень был с тобой?  — Лучше бы не было. Бля, Саске, тебе поговорить не с кем?  — Я… — он опешил от этого заявления, совершенно не узнавая Ино, и постарался придать голосу твердости: — Я просто беспокоился о тебе, и решил…  — Решил он. Отъебись! Вызов отбило так неожиданно, что Саске невольно взглянул на телефон — может, ему показалось? Ино бросила трубку, сказав: «Отъебись»? Ему? Взглянул на часы — только половина третьего, он все еще заперт здесь, выхода в канализацию напрямую из дома не было, так что оставалось только сидеть и ждать вечера, в надежде, что он сможет понять, что с Ино не так, как только приедет. Сука, как он ненавидел ощущение беспомощности!  — Саске? Ох, еще и эта проснулась, как не вовремя! Перед глазами снова встало то, как дергалась ее глотка, когда она пила — он бросил разъяренный взгляд в сторону кровати, на которой сидела Сакура, сонно хлопая кукольными глазами, прижав одеяло к груди, и еле сдержался, чтобы не прошипеть ей что-нибудь оскорбительное:  — Проснулась. Сейчас дам одежду, и выметайся, — спокойно, но холодно. Она резко опустила глаза, тут же проснувшись окончательно, но ни один мускул на ее лице не дрогнул от его грубости.  — Хорошо. Спасибо. От ее тона и этой выбешивающей покорности его буквально сорвало со стула, он кинулся к комоду, едва не вырвав ящик с мясом, вытащил пару блестящих шмоток — очень в стиле Ино, — и кинул на кровать, не глядя на оборотня. Она почему-то даже не предпринимала попыток одеться и свалить, как он ей сказал, и он все же посмотрел на нее — она растеряно расправила перед собой одну из блестящих тряпок, которая при детальном осмотре оказалось костюмом фиолетового кролика, в котором Ино щеголяла на прошлый Хеллоуин. Саске едва не хлопнул ладонью по лицу, но, по большому счету, насрать, во что она оденется, а если ей будет неловко выходить в подобном на улицу средь бела дня — что-ж, тем лучше. Может, хотя бы стыд сотрет это безразличие с ее лица. А лицо изрядно припухло с правой стороны, там, где возле виска красовался неслабый такой синяк. И губа, кажется, разбита. Похуй. Только вид запекшихся кровавых корочек вызвал нестерпимый зуд в пищеводе, как от изжоги, и во рту четко встал вкус ее крови. Он ей должен, черт. Жизнью обязан. Да пошла она. Она посмотрела на него в упор, и оказалось, что в клипах и на фотках не было обработки; ее глаза, сочного зеленого цвета, будто пронизывали насквозь, как рентген, вызывая острую необходимость прикрыть голый торс, в котором она едва не прожгла дыру.  — Ты быстро поправился. Даже следа не осталось. Я рада. Да иди ты к черту со своей тупой радостью, идиотка, едва не сорвалось с языка. Он выдержал ее взгляд, закаменев, сдержался, закрылся, с таким же упорством глядя на нее, и она сдалась первая. Неловко оглянулась вокруг, полуслепо пошарила по кровати, выдавая этим, что в темноте видит не очень, а потом снова посмотрела на него, чуть изогнув одну бровь. И все. Безразлично дернула плечом, опустила глаза и… встала. Повернулась к нему спиной, с грациозной неуклюжестью под его опешившим взглядом начав натягивать на себя блестящий до звездочек в глазах костюм, и Саске в немом изумлении наблюдал за мягкими движениями лопаток и как проступил позвоночник, когда она нагнулась, продевая ноги, долго, очень долго соображая. И все же до него, пусть и с опозданием, дошло. Он же пялился на нее, как какой-то больной маньяк. Она раздетая, в одних трусах, просто испытывала неловкость от того, что он потребовал одеваться, и даже не отвернулся и не вышел из комнаты, вообще застыл, как изваяние, и тупо пялился на нее. Боже, блять. Что с ним не так в последнее время? Он тут же зажмурился, почувствовав себя настолько дерьмово, насколько вообще это возможно при том, что ты ходячий труп. Сакура прошла в ванную и закрылась там, включив воду. Саске открыл глаза и ничего не понял, потому что фиолетовая тряпка осталась лежать на кровати, оттопырив белый пушистый круглый хвост, но во что тогда?.. Вопрос получил ответ через пару минут. Сакура вышла из ванной в рваном, с потемневшими пятнами крови платье, в котором она была вчера, с такой же невозмутимой рожей, будто вообще ничего из ряда вон не происходило, и она попадала в такие ситуации каждый день; прошла к двери, натягивая на босые ступни покореженные после хождения по водам канализации босоножки. Внезапно Саске больно кольнула совесть — собственно, за что он ей нагрубил? Потому что она живая? Потому что возмущает его чувство прекрасного одним своим видом? Выметайся — еще и сказал так, как будто она какая-то девка на ночь, которую утром и увидеть рядом страшно. Она, в отличие от него, достойно отреагировала, тут только он потерял лицо, поддавшись внезапной ярости, в которой она, по большому счету не виновата совершенно.  — Сакура, постой, — вырвалось прежде, чем гордость заткнула ему рот. Она остановилась, взявшись за ручку двери и равнодушно посмотрев на него, давая возможность продолжить: — Я… просто не в духе. Можешь остаться, если хочешь. Вечером вызову такси и поедем вместе, как планировали.  — Я поймаю такси с дороги, — мягко ответила она, поправив впившийся в ногу босоножек, и вышла, тихо закрыв за собой дверь. Боги, какой же он несдержанный идиот. И как не вовремя проснулась совесть.