Маскарад Вампиров: Противостояние.

До комнаты ее довел Саске, отправив Ино за новой порцией крови, и стоило ей оказаться в своих покоях, она, наконец, отняла руки от лица — ладони были мокрые от слез, как и щеки. Каин, какой стыд. Рыдания рвали душу, царапали глаза и глотку, но она сдерживала всхлипы, позволяя слезам свободно бежать по щекам и срываться с подбородка. Саске молчал и не делал попыток ее успокоить — впрочем, это было верной тактикой; если бы он попытался, то от чувства жалости к себе ее окончательно бы расплющило, и кто знает, как долго ей пришлось бы приходить в себя. Он, не глядя на нее, прошел к ее туалетному столику и протянул ей очки, купленные этой ночью; очень кстати, учитывая судьбу ее предыдущих очков. Спрятав глаза за темными стеклами, она смогла посмотреть на него, и срывающимся голосом спросила:  — Для тебя она всегда так пахнет? И Саске застыл, напряженно глядя перед собой; по тому, как заиграли желваки на его щеках, она поняла, что догадка верная.  — Как — так?  — Когда я впала в безумие, от нее шел такой запах, будто она — смертная. Никто больше не пах съедобно, даже Пол — а он упырь. Только она. Как хорошо, что она не могла этого чувствовать раньше. Но Безумие, если сорваться в него, обостряло все инстинкты, включая обоняние; от оборотней разило тухляком, от вампиров — трупами, от Пола — помешательством, и только Сакура источала аромат свежей, качественной крови, которую хотелось до ломоты в зубах.  — Ты всегда чувствуешь этот запах?  — Да. — Сквозь стиснутые зубы.  — Ты соврал. — Уже без малейших сомнений. — Когда я тебя спрашивала, как кровь оборотня действует на вампира, ты сказал, что не знаешь — это была ложь. — Саске молчал. — Ты пил ее кровь. — Молчание. — Сколько раз?  — Один, — через силу. — После встречи с Айзеком. В канализации на нас напали, их было слишком много, я потратил всю кровь на бой. И из меня вырвали кусок. Либо она, либо окончательная смерть. — Почти плевок: — Она сама предложила.  — И ты согласился.  — Она отказывалась меня оставить, а я был на грани Безумия.  — Хочешь еще?  — Нет, — быстрее, чем она задала вопрос. Хинате было бы смешно, но тут совсем не до смеха — слишком быстро ответил. Лжет, снова.  — И как это было?  — Обычно. — Заколебался, но врал — опять. — Кровь смертного слабее в сотню раз. — А вот, наконец, правда. Хината заинтересованно склонила голову набок, отерев застывшие на подбородке слезы. — Буквально пара глотков меня залатала полностью. Именно поэтому я не мог позволить ей умереть. Жизнь за жизнь.  — Твое благородство всегда было твоей силой.  — Никакое это не благородство, — прошипел он. Она замолчала. Саске откровенно выкручивало от этой правды, и пусть он ей не признался до конца, она была уверена, теперь, когда сама слышала аромат, исходящий от влажной потной кожи Сакуры — хочет, еще как. Даже она теперь хотела бы попробовать хоть глоток, понимая, что это возможно без шанса отравиться насмерть. Мозг работал очень быстро, перебирая варианты, и тут ее осенило:  — Где пакеты с кровью Сакуры?  — Что? — вот она, грязная, позорная правда, которую он отчаянно пытался скрыть от нее; его голова дернулась в ее сторону, глаза расширились — он понял, что она поняла. — Какие пакеты?  — Не думаю, что ты позволил Вэндалу оставить себе то, что он выкачал.  — А, эти. Я их уничтожил сразу. Ах, уничтожил. Если бы это было возможно, то его лоб покрылся бы испариной, до того напряжен он был, а уж распознать на себе силу его Доминирования было слишком просто. Но она спокойно кивнула, дав ему иллюзию, что подействовало. Вряд ли он хотел серьезно воздействовать на нее, скорее, упреждающий удар, слабенький такой, как намек: останови допрос. Ибо если бы это было взаправду, у нее не осталось бы выбора, кроме как поверить ему.  — Я принесла еще, — радостно ворвалась Ино, озадаченно посмотрев на них и распознав напряжение в воздухе: — я что-то пропустила?  — Все хорошо, Ино, — уверила Хината, продолжая гипнотизировать Саске сквозь черное стекло очков. — Спасибо, что принесла.  — Ой, это твоя любимая, с отрицательным резусом, — защебетала Ино, выкладывая пять пакетов с кровью прямо на кровать; Хината взяла ближайший к себе и тут же надорвала его зубами, присосавшись к густому красному, стараясь не марать подбородок; слезы смыли большую часть крови, которой она испачкалась в зале, но разводы еще остались, засохшие и тянущие кожу — она так и не умылась. — У нас есть три часа до заката, может, обсудим наши действия?  — Нечего обсуждать, — она с чавканьем оторвалась от полупустого пакета, — ты со мной — в Даунтаун. Оборотни охраняют дом. Суйгецу на Элизабет Дейн. Саске… — она задумалась. Он выжидающе посмотрел на нее, не скрывая напряженную складку на лбу; ждал. — Саске лучше тоже остаться в доме. Мало ли что.  — Вдвоем с Ино вам в Даунтауне делать нечего. Вы обе не способны к ближнему бою, а это может понадобиться. Возьмите кого-то из оборотней с собой, — предложил Саске, и Ино удивленно уставилась на него, явно не ожидая подобного; Хината, подумав, кивнула.  — Да, можно. Надо обсудить с Наруто… — в груди ёкнуло. Она ощутила, как щеки наливаются краской, и плевать, что в реальности она не могла покраснеть — чувство стыда было очень интенсивным. Как смотреть ему в глаза, после того, как он стал свидетелем ее срыва, она не знала. Да, он повел себя очень и очень тактично, сделав вид, будто ничего не произошло, но она помнила, каким внимательным был взгляд его насыщенно-синих глаз, не искаженных темным стеклом, через которое она всегда видела его — как будто он видел ее насквозь. Наверное, такой стыд она могла бы испытать, стоя перед ним совсем нагая — да, пожалуй, это можно сравнить; так глубоко в ее душу не заглядывал никто, кроме Суйгецу — но он-то малкавиан. В плену у своего сумасшествия, Суйгецу спокойно относился к чужому.  — Куда его пригласить? — тут же оживилась Ино. В обеденный зал.  — Сюда, — сорвалось с языка. Что я несу?! — Через двадцать минут, чтобы у меня было время привести себя в порядок. — Видимо, та капля крови Суйгецу не прошла даром. — Мы поговорим, и я сообщу вам по телефону, что мы решили. — Ебическая сила, оборотень в моей спальне? — Саске, ты пока можешь отдохнуть. Он коротко хмыкнул и вышел из комнаты, напоследок обернувшись, будто хотел что-то добавить, но промолчал. Ино же озвучила:  — Сюда? В твои покои?  — Да. Она озадаченно замолчала, но поступила точно так же, как Саске — вышла, перед этим обернувшись в дверях, тряхнув густой копной платиновых волос. И ничего не сказав. И тут началась лихорадка. Она вскочила, залпом высосав оставшуюся кровь из пакета, зашла в ванную и бросила пустой пакет в ванну, сама склонившись над раковиной и тщательно смывая с лица запекшуюся кровь. Критично оглядела себя в зеркале — ворот платья был испачкан, и волосы взлохмачены — нужно расчесаться и переодеться, а она себе всего двадцать минут оставила. Нет, она не будет готовиться к встрече с ним, как будто это свидание или что-то вроде того. Он и так уже видел ее в худшем возможном состоянии, так что… С этими мыслями она схватилась за расческу, другой рукой расшнуровывая корсаж платья. Через десять минут она уже расправляла ткань свежевыглаженной юбки на коленях, неловко поведя плечами — новый бюстгальтер сидел отлично, но было непривычным, что грудь теперь выглядела совсем иначе, не прижатая плотно к телу, что скрадывало ее размер, а совсем наоборот — полная, тяжелая, сильно выступающая вперед. Из-за прямой осанки казалось, будто она ее выпячивает, и ей стало неловко, но она решительно мотнула головой — то, что есть, уже не спрятать, так что она заставила себя выпрямиться и еще раз посмотрелась в зеркало; трудно отрицать, выглядит она величественно. Ничто не напоминало о дневном инциденте, кроме проклятой памяти, раз за разом прокручивающей в голове короткую вспышку голода, запах Сакуры… Его голый потный торс. Ей нравились более утонченные мужчины, как Неджи. Как Саске. В Наруто же даже телосложение кричало о том, что он зверь, дикарь, мужик — поведение шло в разрез с обликом, улыбка была слишком открытая, наивная и добрая, сам понимающий, даже чуткий, но внешность… Она слишком долго об этом думала. Глубоко погрузилась в память, вздрогнув от стука в дверь, и когда за упырем следом вошел Наруто, у нее скрутило живот от стыда и паники, но она взяла себя в руки, коротко кивнув упырю, что он свободен. Наруто молча ждал, когда она заговорит. Она же потеряла дар речи, не в силах отвести взгляд от его рук, скрещенных на груди: их увивали толстые синеватые вены, сбегающие по предплечьям к ладоням, к крупным костяшкам, исчезая у основания толстых пальцев с короткими аккуратными ногтями. Футболка скрывала детали, но не могла спрятать размах плеч и широкую грудь; а она не могла поднять взгляд выше.  — Как ты себя чувствуешь? — он первый прервал молчание, заставив ее оторваться от созерцания его роскошной фигуры, и Хината ровно, спокойно ответила:  — Благодарю, мне лучше. Но мне жаль, что… так получилось. — Он широко улыбнулся, и Хината снова пропала: у него крупные, ровные зубы, как у породистой лошади, с идеальным прикусом, даже клыки смотрелись так органично, что… Она с трудом сглотнула.  — Тебе не за что извиняться. Все мы люди, — и она перестала дышать. И он — тоже. До него, кажется, не сразу дошло, что он ляпнул, но когда пришло осознание, он смутился и опустил глаза, но упрямо продолжил:  — Ничто человеческое нам не чуждо. А зачем… — он, наконец, огляделся, только сейчас поняв, что находится в ее личной комнате; взгляд цепко прошелся по туалетному столику, зеркалу в тяжелой оправе, скользнул к плотным шторам на окнах и остановился на кровати. Она тоже посмотрела на кровать, поняв, что не убрала с нее пакеты с кровью, но уже поздно было что-то менять, и она сказала:  — Я пригласила тебя обсудить дальнейшие планы. Присаживайся, если хочешь, — он отрицательно мотнул головой. — Итак, пока ситуация следующая: Суйгецу в одиночку разведает, что происходит на Элизабет Дейн и все ли в порядке с саркофагом, я с Ино направляюсь в Даунтаун, чтобы попытаться найти очаг эпидемии, Саске остается за главного в доме. И я предположила, что нужно и вас оставить здесь для защиты, если вдруг будет нападение от Цимици, но, если подумать, нам бы не помешала ваша помощь, если вдруг что-то пойдет не так в Даунтауне.  — А почему ты направляешься сама? Почему не послать туда Саске?  — Дело в том, — она задумалась, подбирая слова, уже не заботясь, что выдаст больше, чем нужно: — Даунтаун — это административный центр Лос-Анжелеса, там располагается резиденция князя Камарильи. И еще там живет нынешний регент тремер. Мой отец. — Эти слова дались особенно трудно. — Что он, что князь, не очень жалуют Саске, на это есть свои причины. В общем, разумнее будет отправиться мне, я не встречу на своем пути никаких препятствий. Если понадобится вступить в бой, тут мне пригодится Ино, но… Мы обе не сильны в ближнем бою.  — Я понял, Сай идет с вами, — не задумываясь, — и я тоже пойду, на всякий случай. Тем более, у нас уже есть определенная слаженность.  — А девочки? Они справятся тут одни?  — Не стоит их недооценивать. Сакура и Карин вдвоем на многое способны, тем более, тут будет Саске. Странно так, — вдруг добавил он, — такое чувство, что нас осадили со всех сторон. Когда мы только встретились, ситуация не казалась такой сложной.  — Ночи становятся темнее, — пожала плечами Хината, — если бы мы знали раньше про эпидемию, было бы проще. Но все обернулось вот так. Всегда так, то ни одной проблемы, то сразу две.  — А что ты вообще думаешь делать с Дейдарой дальше?  — Я не знаю. Представления не имею, как быть дальше. Стоило бы его убить, на самом деле, но с другой стороны, он может послужить приманкой для Сасори. Насколько я знаю этих двоих, Сасори старше, и может знать больше про Цимици.  — Разумно. Думаю, тут ты права — пока не стоит от него избавляться. Посмотрим, что будет сегодня ночью. Как считаешь, когда мы уедем, что-то случится?  — Честно? Нет, мне кажется. — Хината прикусила губу, мысленно перебирая возможные варианты развития событий. — Возможно, завтра, да, если Шабаш заметит нашу активность в Даунтауне, но до этого момента вряд ли. Дейдара слишком мало знает, значит, к верхушке доступа у него нет, следовательно, вызволить его не является их приоритетной задачей. А Сасори… Тут нет полной уверенности, является ли он малкавиан, как Дейдара, вполне возможно что он истинный тореадор, и тогда он поддастся чувствам и поступит безрассудно, желая спасти любовника, но если он тоже малк, то тогда… А черт его знает, что тогда. Малкавианы абсолютно непредсказуемы. Поэтому охрану оставить надо обязательно.  — Девочки справятся. Я уверен.  — Отлично. — Она подняла на него взгляд, стушевавшись, когда он внимательно оглядел ее, но виду не подала, закаменев спиной и уняв легкий тремор в руках. Повисло напряжение. Они договорили. Вроде он должен был понять, что настало время уходить, но он остался стоять на месте, а она никак не могла подобрать верные слова, чтобы обозначить ему, что их встреча окончена. И не хотела.  — Ты очень красивая без очков. Щеки вспыхнули, живот скрутило снова; вампиры не умеют краснеть, но она четко ощущала пожар на своем лице, невидимый снаружи, но горячий изнутри, припекающий кожу и спускающийся ниже, к груди, выжигая дыру напротив застывшего сердца. Она бы умерла, нет, она бы точно потеряла сознание, но вместо этого:  — А ты — без футболки. Что. Она. Только что. Сказала. Геенна ее побери, если это не прямое домогательство. Если это не флирт, не заигрывание, не что-то из этих смертных, взрослых штук, в которых рейтинг от восемнадцати. А вот он натурально покраснел. Щеки залил нездоровый румянец, выдавая его с головой — зацепила. Попала в точку. Он расцепил руки и зарылся ладонями в свои волосы, наверняка даже не поняв, что тем самым только хуже делает.  — Господи, что я делаю, — тихо прошептал он сам себе, но она это услышала, больше по губам поняв его слова, — можно еще раз… посмотреть на тебя без них?  — Зачем? — хрипло, будто через силу — язык отказывался слушаться.  — Запомнить. Рука опять задрожала, когда она взялась за дужку и резко, пока не передумала, сдернула очки с лица. Он сделал нетвердый шаг к ней, но она встала, чуть прищурившись:  — Сними футболку. — У него разомкнулись губы, будто он что-то хотел сказать, и она опередила его: — Я тоже хочу запомнить.  — Хината. Я не педофил.  — А я — не ребенок. Откуда в ней взялась эта уверенность: она сама подошла к нему на негнущихся ногах, дрожа от предвкушения, ощущая, что вот сейчас, опять, как тогда, в коридоре, когда запреты сняты, и пусть это лишь короткие секунды, пока сознание еще не успело остановить их обоих. Протянула руки к нему, не касаясь кожи, аккуратно ногтями подцепила край футболки, медленно потянув вверх, обнажив сначала спиральную татуировку на его животе, потом — низ ребер, судорожно дергающихся от его учащенного дыхания, и наконец, через голову он снял уже сам — она не могла дотянуться, слишком высоко. Близко, на расстоянии дыхания от источающей тепло кожи; очень хотелось дотронуться, сохранить в памяти ощущение прикосновения, но собственные руки были холодны, как лед, и было страшно увидеть его реакцию — как он отшатнется, вспомнив, что она — труп, холодный и безжизненный, вампир, чудовище, вспомнив, что она — не та, за кого себя выдает; все, что можно было принять за человеческое, лишь тонкая карамельная корочка на крем-брюле ее внутреннего Зверя, жаждущего крови и убийств. Она закрыла глаза, пытаясь по памяти воспроизвести каждую родинку на его теле, изгиб спирали, пупок, косые мышцы внизу живота…  — Не закрывай, — глухо, сорвано; тепло коснулось ее щеки, осторожно и бережно приподнимая ее голову. И ладони легли на его живот; он тут же напрягся, мышцы проступили четче, и она замерла, с трудом веря себе: он не отшатнулся. Не сделал шага назад, только плотнее обхватил ее лицо, наклонившись к ней, едва касаясь кончиком носа ее носа. Тело под пальцами дрожало от холода, напрягалось и двигалось в такт дыханию, в нем билась жизнь тяжелыми ударами большого, сильного сердца; как весь он — большой и сильный. Надежный. Дикий. Растерянный не меньше, чем она.  — Я не ребенок. — Прямо в его ладонь, шепотом, касаясь губами шершавых, натруженных пальцев, грубой кожи. — Я не ребенок, — с нажимом, почти обиженно, перехватив его ладонь своей, ведя вниз, по шее, ниже, прямо к груди, впервые ставшей достоинством, а не поводом для самобичевания и иронии. Достоинством, кричащим о зрелости, и плевать, сколько ей было, когда сердце под этой грудью перестало биться; для людей время идет быстро, для вампиров — еще быстрее, тем невыносимее осознавать, что эта карусель времени и эпох обречена кружиться бесконечно, и только смерть позволит сойти. Сам опустил вторую руку, пройдясь по груди и тяжело вздохнув; прошелся ниже, к талии, мягко сжав с боков, ближе к спине, как если бы они собирались танцевать медленный танец, прикоснулся к животу, повел вверх; от этой нехитрой, нежной ласки стало больно внутри, глаза защипало, и когда она поняла, что с ним происходит:  — Покажи мне.  — Нет.  — Пожалуйста, покажи, — от плеч — к бедрам; Каин, какие у него узкие бедра по сравнению с его плечами, это просто неправильно, не может анатомия быть настолько совершенной. — Я хочу запомнить.  — Нет. Пальцем повторила контур татуировки, медленно приближаясь к концу спирали, и слишком смело, практически подло, едва ли не силком — глаза в глаза, ладонью под резинку штанов; горячо настолько, что еще немного — и ладонь, обхватившая его, покроется волдырями от ожога, но пусть хоть до кости, плевать; ощущение настолько странное и пьяное, что холодные пальцы невольно сжались сильнее, вырвав из его груди стон, полный страдания — к боли отношение не имеющий.  — Я никогда не видела… Меня никогда никто не хотел… Да, совсем подлость, подлая манипуляция; она ничего не могла поделать с собой, поглощенная совершенно новыми эмоциями, новым чувством, стоило чуть сдвинуть нежнейшую кожу вниз, прямо по твердому, невероятному, скрытому тканью штанов, дапошлооновсе, члену, перешибая его пополам, заставляя совсем согнуться, упереться лбом в ее плечо, сорвано задышать.  — Не надо, прошу тебя. Хината, я не… блять… — он зашипел сквозь стиснутые зубы, вздрогнул всем телом, вдавил ее в себя, задыхаясь, обжигая ключицу жарким дыханием, а в ее ладони пульсировало, туго билось, подергиваясь и вводя ее практически в гипноз — настолько восторг затопил ее всю, она не сводила взгляда с места, где ее запястье было прижато резинкой его штанов к его телу, где ее нежная кожа ощущала жесткие волоски и мягкий лобок, очень странно и непривычно переходя в, дапошлооновсе, член, тяжело вздрагивающий в ее ладони, горячий, обжигающий, и совсем-совсем не казалось ужасным, что на его штанах медленно проступало влажное пятно, не смотреть на которое было просто невозможно. Все в нем было потрясающим. Но самым потрясающим было другое. Он будто очнулся от транса, неловко отстранился, все еще дрожа и красный, как рак, по самую линию волос, жестко перехватил ее ладонь, вынимая из своих штанов, практически дотащил ее до ванной — она и не думала сопротивляться, — и подставил ее руку под тугой напор воды, смывая густые белые комки с ее кожи, а после, стараясь не прикасаться к ней, обтер ее ладонь насухо полотенцем и, не оглядываясь, вышел из ванной; по хлопку входной двери было нетрудно понять, что он ушел. Стыд пришел, но позже. А пока его не было, она поправила волосы, спокойно покинула ванную, взяла в руки телефон и набрала ему сообщение: «Я позвоню тебе, когда подъедет такси. Ориентировочно в 21:00 будьте готовы с Саем» Телефон брякнул через пять минут: «Ок» Вот что было самым потрясающим — она тоже умеет вести себя очень и очень тактично, и сделает вид, будто ничего не произошло. Но и взгляд у нее теперь будет гораздо более внимательным. И только тогда пришел стыд.