Маскарад Вампиров: Противостояние.

Он пожалел тысячу раз, что поехал следом. Тысячу раз пожалел, что почувствовал и нагнал испуганную Ино, покорно протянувшую ему прицел от винтовки — через него было отлично видно, как незнакомая женщина безжалостно ломает Сакуре нос. А вокруг стоят десятки людей — не людей, оборотней, — и с интересом смотрят на это избиение. Тысячу раз проклял чертового ублюдка, застывшего рядом и почти дрожащего, как щенок, послужившего причиной зверства. А теперь он сидел перед ней на коленях и мазал своей вонючей ладонью вдоль ее позвоночника, успокаивая внезапный плач, и от каждого его прикосновения у Саске пробегали мурашки отвращения по шее. Он вообще права не имел ее трогать после всего, что она из-за него испытала. Момент, когда ее безжалостно пнули между ног, так, что у нее подломились колени, навсегда застыл перед глазами — а она даже не пискнула, хотя несложно представить, какая это боль. Магнит для неудач. Позавчера — чуть не погибла от рук Сасори, вчера проломила спиной ограждение на балконе Башни Вентру, и это не говоря уже обо всем, что было до. Как она вообще дожила до своих лет, если ей везет, как утопленнику?  — Саске? — позвала Ино, и он с трудом отодрал взгляд от омерзительной картины; Ино с опаской покосилась на Карин, сосредоточенной на телефоне: — думаешь, Суйгецу знает, что делать?  — Понятия не имею, — честно сказал он, переключив внимание на Темари: она обнимала рыжеволосого парня с материнской нежностью, прижав к груди и тихо шепча, уже отойдя от приступа истеричного смеха, разобравшего всех из-за выходки Карин. — Но пока это — единственная дельная мысль.  — Надеюсь, с Шикамару все… в порядке, — неловко добавила она, и Саске услышал в ее голосе сомнение; у самого почему-то не было никакой внутренней тревоги. Шикамару был слишком ценен сам по себе, и вряд ли Цимици хотели от него избавиться, скорее, причиной его похищения было желание завербовать его на сторону Шабаша.  — Если он у Андрея, то он уже не в порядке. Физически, может, вреда он ему и не сможет причинить… Карин опустила руку с телефоном, и все внимание переключилось на нее. Она бесшумно шевелила губами, хмурясь, и вдруг посмотрела прямо на Темари; тореадорка стушевалась, взволнованно спросив:  — Что он сказал?  — Да погоди ты, я думаю, — лениво потянула Карин, блуждая взглядом с одного на другого, как будто оценивая.  — О чем? Что сказал Суйгецу? — не выдержал Саске, резко отвернувшись, когда Сай прижал Сакуру к себе. Слишком интимный жест.  — Да я ебу?! — беззлобно рявкнула Карин, — еще раз — дайте мне подумать! Надо сначала понять, че он сказал!  — А ты не поняла? Ты же с ним… — удивилась Ино, тут же стушевавшись и так и не договорив.  — Черти, блять. Я что, по-вашему, дискутирую с ним о высоком и научилась понимать весь тот бред, что он несет? — Карин закипела, сложив руки на груди. — Мы трахаемся, это не значит, что я внезапно начала понимать ебанутеньких! А теперь — может, заткнетесь все и дадите подумать?! Саске едва заметно скривился; поток брани, постоянно льющийся изо рта Карин, его раздражал. Темари с братом-оборотнем озадаченно переглянулись, а потом на лице Темари появилось понимание вперемешку с шоком; она повернулась к ним с Ино, и Саске просто кивнул, подтверждая — да, ей не послышалось. Да, с Суйгецу. Да, оборотень. Да, вот так, и черт знает, что к этому привело, но тем не менее — факт оставался фактом. Темари что-то шепнула брату, и тот лишь удивленно вскинул куцые брови, но никакой реакции помимо этого не последовало. Слишком много оборотней стало в их не-жизнях, так или иначе с ними связанных. Тот же Неджи — он еще поговорит с ним, обязательно, ведь неспроста он сходу определил коренное отличие Сакуры от остальных оборотней. — Короче, — Карин, наконец, вздернула палец вверх, растягивая слова: — по-хорошему, если Шика нужен им живой — а он нужен живой, — единственное, как его могут заставить расколоться — это ты, — вздернутый палец указал на Темари, — ему они не смогут ничего сделать, потому что проклятие у него сильнее, чем магия Цимици. А вот тебе — могут. Так что, полагаю, ты идешь с нами, и ни на минуту из поля зрения нашего не пропадаешь. В особняке тебе будет безопасно.  — А если он ошибся? — на лице Темари отразилось неверие, хоть она и старалась держать себя достойно при брате. — Если они убьют его?  — Не убьют, — с непрошибаемой уверенностью заявила Карин, — хотели бы — убили при тебе. Значит, он жив, и относительно в порядке — но в порядке ли он будет, если его красивую женушку при нем будут пытать? Можешь, конечно, начать бегать по канализации всего Лос-Анжелеса и верещать его имя, пока не доорешься, но что-то мне подсказывает, что это будет нелепая смерть. Суйгецу сказал — ждать. Этот день ты будешь с нами, а дальше — посмотрим. Темари согласилась, и ее брат тут же добавил:  — Я с вами.  — Само собой, — хмыкнула Карин, — это даже не обсуждается.  — Еще один оборотень в доме? Нужно предупредить Хинату, — неуверенно вставила Ино, но Саске решительно мотнул головой:  — Ей не дозвониться, а времени мало. До рассвета меньше двух часов, будем дольше согласовывать. И он явно не причинит никому вреда, я прав? — обратился он к оборотню, тут же улыбнувшемуся:  — Только тем, кто попробует тронуть Тамару. Саске это более чем устраивало. Возня в стороне привлекла его внимание, и он прищурился, наблюдая, как Сай пытается придержать вставшую Сакуру, а она слабо его отталкивает, говоря по-японски. Весь их диалог был на японском, но тон давал понять — они о чем-то спорят. Карин тоже переключилась на них, так же, на их языке что-то утверждая Саю, но тот только ощерился, отказываясь слушать; Саске было отвратительно смотреть, как там, куда прилетел один из тяжелых ударов, прямо под грудью, неосторожно замерла рука Сая и как Сакура хмурит брови от боли, и он окликнул:  — Сакура, я отвезу тебя.  — Мы сами разберемся, — Сай бросил на него далекий от восхищения взгляд; Саске едва заметно нахмурил брови:  — Сначала убери руки, ты ей делаешь больно. Сай тут же одернул руку, как будто ошпарился, и постарался перехватить Сакуру за талию, когда она неуверенно качнулась. Саске сделал несколько шагов в их сторону, игнорируя Сая, буквально оскалившегося и исподлобья наблюдавшего за его приближением.  — Саку, может, тебе лучше в дом? — попытался Сай снова; она покачала головой. — Там ты будешь под присмотром Карин и…  — Я не поеду в дом, — отрезала она; встретившись с ней глазами, он ощутил, как его пробила крупная дрожь; черт, вот из-за этого так пострадать… Да он сломанного ногтя ее не стоил, жалкое подобие мужчины. — Саске отвезет меня.  — Ты останешься с ним наедине только через мой труп, — Сай почти прорычал это, и Саске, не выдержав, холодно и ровно:  — Легко устроить.  — Хватит! — рявкнула Карин, поддерживая Сакуру и оттесняя собой Сая. Сакура шла медленно, с трудом переставляя ноги, и Саске осторожно придержал ее, сам приблизившись; Сай следил за ними цепким взглядом, и Саске не удержался: короткая, ледяная усмешка выстрелила в морду зазнавшемуся выскочке, решившему, что Сакура — его собственность, и было до одури приятно осознавать, что пусть это ничего не значило, и вообще мелочь — но она между ним и Саем выбрала его.  — Только попробуй что-нибудь с ней сделать, — глаза Сая коротко сверкнули в темноте янтарным, животным; он провоцировал.  — Что, например? Дать ее избить за меня? Не переживай. Я же не чмо, как ты. Сай почти кинулся на него, и только Сакура смогла удержать его на месте, выставив перед собой руку и устало пролепетав:  — Остановитесь. Замолчите оба. Пожалуйста. Саске тут же поджал губы, чувствуя короткий укол вины; не перед Саем, нет. Перед ней. Она и так истерзана, а он, вместо того, чтобы отвезти ее домой и дать отдохнуть, переругивается с этим дебилом, как пубертатный подросток. Медленно наклонился к ней, выражая намерение взять на руки, и она обвила руками его шею, позволяя поднять себя; она была тяжелой, ноги задрожали, когда он случайно прижал ее чуть крепче к себе, сведя колени слишком сильно, и повернулся в ту сторону, где была припаркована машина, на ходу бросив:  — Ино, позвони, как только вы все будете в доме.  — Да, конечно, — тут же отозвалась она, опустив взгляд и стараясь не смотреть на Сакуру. Еще говорила Карин, но он уже не слушал; смазано попрощавшись, он быстро направился к машине, ощущая, как от Сакуры разит кровью и другими оборотнями, как ее дыхание обжигает шею. У нее сильно и ритмично билось сердце, она сдавленно застонала, когда он снова неловко перехватил ее, и без стыда положила одну руку себе между ног, будто защищаясь, другой сильнее вцепившись ему в плечи.  — Почему ты не исцеляешься? — наконец, спросил он, дрожа, боясь любым своим действием сделать больно.  — Нет сил, — призналась она, тут же вздохнув: — у моего исцеления тоже есть предел. Позавчера потратила почти все. И вчера еще… мне нужно… Она вдруг остановилась на полуслове, увидев, что они подошли к машине, и нечитаемым взглядом посмотрела на нее; Саске тут же вспомнил, как она целовала, навалившись на него всем телом, и неосознанно сжал губы в тонкую нитку, почти силой принуждая себя не думать об этом. Возможно, Сакура вспомнила то же. Он помог ей сесть на пассажирское, по одной ставя ее ноги внутрь салона, и откинул спинку кресла, чтобы ей не пришлось сидеть; она облегченно выдохнула и почти мгновенно то ли уснула, то ли потеряла сознание — не суть важно; главное — она дышала, глубоко и размеренно, и этого ему было достаточно. Оборотни. Животные, нет, хуже животных — как вообще можно было додуматься до таких порядков, где женщина до полусмерти избивает другую женщину за мужика? И все же, почти против своей воли, заводя мотор, он ощутил короткий укол гордости — то, как эта драка закончилась, как Сакура буквально размазала уничтожавшую ее соперницу, не могло не восхитить. Ситуация страшная, но черт — она была такая сильная в тот момент, такая… устрашающая в своей мощи. Совсем другая Сакура, не та, что ровно дышала на соседнем сидении, пока он рулил в сторону лофта в Санта-Монике. Где он осознал, насколько одержим этой несуразной, бедовой, роскошной женщиной, раз не смог уйти, не смог закрыть глаза, чтобы не видеть то, что не предназначалось для посторонних глаз… Если бы она его заметила… Но она не заметила; то ли была слишком пьяна, то ли она всегда такая невнимательная. Отсутствие у нее чутья на вампиров не раз сыграло с ней злую шутку. Но больше — никогда. Он не допустит, чтобы к ней кто-то приблизился, пока она так беспомощна; перед глазами мелькали длинные ноги идеальной формы, плоский живот с красивым рельефом, крестик между грудей… Он зло дернул шеей, отгоняя от себя наваждение; вообще не время об этом думать. Остановившись у подъезда, обошел машину и открыл ее дверь, стараясь не тревожить, но она уже открыла глаза, сонно и как-то по-детски протянув ему руки, и он бережно обхватил ее, помогая встать из неудобного положения, не привлекая близко к себе — мог только представлять, какой синяк у нее на ребрах. В лофте он сам снял с нее туфли, не поднимая головы — у нее была очень короткая юбка, — и помог пройти в комнату, уложив на диван. Она дрожащими руками потянулась к шее, он тут же подумал, что ей неудобно, и огляделся в поисках подушки или чего-то мягкого, но стоило опять посмотреть на нее, и он вздрогнул: Сакура возилась с застежкой крестика, и как только маленький замочек поддался, она протянула руку к коробке у дивана и положила его сверху.  — Надо… окна закрыть. Чем-нибудь, — сказала она тихо, и от ее голоса по загривку прошла еще одна волна дрожи; она хотела, чтобы он тут провел весь день?  — Коробки? — предложил он, и она махнула рукой, опять проваливаясь то ли в сон, то ли в обморок; на лбу зажегся и тут же погас фиолетовый ромб. Он справился быстро, намертво заклеивая окна в комнате и кухне, в остальных помещениях просто задернув куцые шторы и плотно закрыв двери. Солнечный свет сюда не проберется — ему не впервой устраивать временные убежища, а тут еще и все необходимое было, кроме листов фанеры, которыми он обычно заколачивал окна. Она все это время спала, чуть подергиваясь во сне. Позвонила Ино, как обещала, отчитавшись, что они приехали в особняк; слушая ее вполуха, Саске прошел на кухню и залез в холодильник, с неудовольствием заметив, что там, кроме пары банок пива, одна из которых — вскрытая, больше ничего нет. У него оставалось слишком мало времени, чтобы самому сходить в супермаркет — Сакура наверняка будет голодна, — так что он, как только Ино нажала отбой, позвонил Вэндалу, озадачив продуктами, и когда через полтора часа в дверь постучались, он не задумываясь внушил упырю, что тот никогда не был по этому адресу, и как только он покинет подъезд, навсегда забудет, что вообще разговаривал с ним в это утро, подкрепив свое внушение щедрой порцией крови, жадно высосанной Вэндалом из запястья. Упырь вызывал в нем омерзение и маленькую толику жалости — достаточную, чтобы не издеваться над ним, но слишком незначительную, чтобы сожалеть о таком влиянии на его больной разум. С отвращением, долго и тщательно мыл руку, которой касались губы упыря, но стоило ему услышать тихий шорох в комнате, как он тут же выключил воду и рванул туда. Сакура пыталась сесть; он подошел, помогая ей принять вертикальное положение, стараясь игнорировать запах крови, пота и гнилого мяса, исходивший от нее, концентрируя внимание на ее собственном запахе, прорывающимся сквозь какофонию вони — свежескошенная трава, преющая под солнцем.  — У Са… у ребят все нормально? — ее оговорка резанула слух; в груди заворочалось темное и больное, жгущее мертвые внутренности.  — Да, они уже в особняке, — подтвердил он, и Сакура облегченно вздохнула. На лбу снова вспыхнул фиолетовый ромб, но черные полосы от него не пошли, и он так же быстро погас, как до этого.  — Можешь помочь? Ее вопрос повис между ними. Она подняла на него невозможно-зеленые глаза и повторила просьбу, и Саске, не зная, что именно ей нужно, кивнул и протянул руки, чтобы помочь встать, но она мотнула головой:  — Как в Голливуде.  — Нет. — От одной мысли, что она опять будет чувствовать к нему то же, что до этого, он едва не сломался, поддавшись своему желанию. Так что пресек сразу и на корню — если она перестанет себя контролировать, то от его самоконтроля вообще ничего не останется. Кажется, она это поняла. Откинулась на спинку дивана, невесело, обреченно хмыкнув:  — А до ванной доведешь? Он довел. Она закинула ему руку на плечо, переставляя ноги с трудом, но не издавая ни звука, ни одного задушенного стона — терпела молча, хотя сейчас наверняка синяки налились, став еще мучительней, чем когда были совсем свежими. Сакура медленно присела на край ванной, сгорбившись и опять посмотрев на него; он правда собирался выйти. Честно, он же знал, что надо ее оставить одну, но ее состояние не пускало его; взгляд Сакуры был совершенно нечитаемым, будто мутным, будто сквозь него, и вдруг:  — Я… может, все-таки…  — Нет.  — Но это мне поможет, — она зачем-то настаивала, упрямо выставив вперед подбородок; у нее дрожали губы. — Я прошу помощи.  — Цена этой помощи слишком велика. Или ты уже забыла? Она склонила голову набок, как будто он сказал что-то очень интересное. Задумалась. Он жадно проследил этот жест, заметив следы на ее шее — бледные, будто им уже больше недели, мелкие синяки. Кивнула своим мыслям. И быстрее, чем он успел понять, что она собирается делать, стянула с себя топ. Движения были скованные, дерганые — сине-фиолетовое пятно, растекающееся от середины ребер, было размером с кулак, частично скрытое тонкой перемычкой бюстгальтера, а на боку виднелось еще одно, переходящее на спину — больше и бледнее. Стараясь сохранять невозмутимый вид, он отвернулся и только собрался выйти, как она окликнула его, буквально припечатав к месту:  — Пожалуйста, стой. — Он остановился, не оборачиваясь, чувствуя на себе ее взгляд. — Я обещаю, что не буду докучать тебе, пока… эффект не закончится. У меня же получилось в прошлый раз. И за тот… случай в машине, я прошу прощения. Такого больше не повторится. Просто… помоги, пожалуйста. Все болит, — в ее голосе — ни капли жалости к себе. Ни капли мольбы. Обычная просьба, будто она просит передать персик со стола, а не дать ей выпить его проклятой крови. Как же она не понимает, что все как раз наоборот, что он жаждет, чтобы она докучала, зависела, не перебарывала себя, что он нуждается, чтобы все повторилось, как в машине, только не так быстро закончилось.  — Я думала… ты поэтому поехал со мной сюда. Чтобы помочь, — она тихо хмыкнула. — А потом узнала твою машину. — Он замер. — Что ты делал здесь сегодня ночью, Саске? Смотрел, как ты трогаешь себя, и считал собачек на твоих трусиках.  — Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.  — Зачем? Чтобы не сойти с ума от мысли, что ты можешь быть тут не одна.  — Чтобы… ты была в безопасности.  — Ты хочешь моей крови?  — Я хочу тебя, черт! Резко зажмурился, осознав, что выпалил это вслух. Скулы свело судорогой. Он не собирался этого говорить. Едва не дернулся, когда ощутил, как тепло прижимается к его спине, обхватывая поясницу — изящные руки сошлись на его животе, пальцы сцепились в замок; в голове пронеслась тысяча мыслей и ни одной — связной.  — Вот она — я, — обожгло дыханием между лопаток, и тут же — мягкое, нежное прикосновение щеки в том же месте. Он боялся вздохнуть. Боялся, что это — галлюцинация, влияние ее крови, боялся, что, если откроет глаза — обнаружит себя в своей ванной, с вылизанным дочиста донорским контейнером, и ее руки окажутся чем угодно — стянувшей живот перекрученной рубашкой, его собственными руками, ремнем брюк, — но Сакуры не будет рядом. Дрожащими пальцами коснулся обнимающих его ладоней, цепенея от осознания, что ему не мерещится; прохладные, но все равно теплее его кожи.  — Ты же излечилась.  — От твоей крови — да. Он ослабил ее руки, развернувшись, сильнее зажмурившись — пусть, что бы это ни было, реальность или иллюзия, только бы оно не закончилось.  — Только сильнее заболела тобой, — прямо на его губах, теплым и мягким. И он открыл глаза.