Маскарад Вампиров: Противостояние.

Хината села на заднее между ним и Ино, сложив руки на коленях и расслабленно откинувшись назад; Суйгецу на переднем покачивал головой в такт классической музыке, тихо звучащей из динамиков. Разговаривать о чем-то своем в присутствии водителя они не могли, так что ехали молча. Мимо проносились огни ночного города. Саске смотрел в окно, не обращая внимания, в какой части Лос-Анджелеса они находятся, погрузившись в свои мысли. Что-то за окном цепляло взгляд: он присмотрелся, пытаясь понять, в чем дело, но всё казалось таким же, как всегда ночью — сверкающее, светящееся, кричащее. Гораздо ярче, чем днем. Он почти забыл, как выглядят автомагистрали и здания без фонарей и подсветки. Люди сделали всё возможное, чтобы осветить свои места обитания, не подумав, что там, куда фонари не доставали, тени стали гораздо гуще. Тени. Как будто внутри что-то натянулось и порвалось в то мгновение, когда пальцы Сакуры расслабились в его руке, выскользнув. Как будто сердце пропустило удар — хотя оно и так не билось. Как будто… Он посмотрел в глаза своему отражению в тонированном стекле, но отражения не было. Вот, что цепляло за окном. Он должен был видеть огни Лос-Анджелеса через свое отражение, но стекло было пустым. Оно отражало Хинату, длинные светлые волосы Ино, но… Стоило моргнуть — и он увидел себя, нахмурившись; разве он настолько чистый? Они все были в крови… Взгляд метнулся на зеркало заднего вида — там он увидел себя сразу, с разводами крови на лице, со слипшимися от слизи волосами. Опять в окно — да, то же самое: кровь, слизь. Только что он видел себя чистым. Пару мгновений назад не видел вообще. Помассировал виски большим и указательным пальцем, стараясь сосредоточиться; как будто его подводили не только глаза, но и разум, играя с ним. Ласомбра не отражаются в зеркалах и не отбрасывают тени, но за девять лет бытия вампиром он столько раз смотрелся в зеркало, один или с кем-то, видя себя, что теперь у него было много вопросов. На которые ответить мог только один вампир. Саске слегка повернул голову, покосившись на Хинату и Ино: Хината сидела с закрытыми глазами, не шевелясь, как будто задремала. На контрасте с ней Ино казалась слишком напряженной, широко открытыми глазами глядя прямо перед собой. Перевел взгляд туда, куда смотрела Ино — спинка водительского сидения выглядела посредственно. Подголовник, карман. Что так ее заинтересовало, что она даже не моргала, непонятно. — Ино, — тихо позвал он; она вздрогнула всем телом, повернувшись к нему, — все хорошо? Она приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, но вдруг скосила глаза вбок и неловко улыбнулась, слабо кивнув; это выглядело наигранно, но проанализировать он не успел, потому что к ним повернулся Суйгецу: — Хранилище голосов молчит? — спросил он у Ино, и она чертыхнулась, поелозив на сидении и достав из кармана телефон: — Поставь на зарядку, пожалуйста, если есть провод… Она замешкалась, не зная, как обратиться к водителю, но он сам сипло сказал, услышав ее просьбу: — В бардачке. Суйгецу уже по-хозяйски открыл бардачок и нашел нужный провод, подсоединив к прикуривателю зарядное устройство. Саске не удивился — этот же водитель вез их в Синдикат Фу, и, возможно, вообще был одним из многочисленных упырей Суйгецу, коих у него только в доме было человек двадцать. Возможно, и больше — маски часто повторялись… Яркие огни за окном сменились черными стволами деревьев; дорога петляла, освещаемая светом фар, и Саске с облегчением откинулся на спинку, поняв, что осталось совсем немного — и они вернутся домой. Никогда не любил этот особняк. — Ино, Суйгецу, гости есть? — как бы невзначай спросил он; Ино напряглась, опять как будто желая что-то сказать, но Суйгецу ее опередил: — Возможно, уже ушли, — уклончиво и почти вменяемо. Гравий на подъездной дорожке сочно захрустел, и когда Саске вышел из машины, скривился — всё вокруг пахло оборотнями. Запах уже начал выветриваться, но всё равно витал в воздухе: сладковатая гниль и мокрая псина. Их оборотни воняли не так сильно. Коротко усмехнулся собственным мыслям — их оборотни. Скажи он такое вслух, сам бы себе не поверил, но да — даже певчик, пусть и раздражал его до крайности, казался относительно надежным. Впрочем, менее ничтожным от этого он не стал. Самовлюбленный пошлый полудурок со смазливой физиономией и разросшимся самомнением. И от чего только Ино так млела. Ладно, плакаты ее — но она же лично с ним познакомилась. Там разочарование должно было быть вселенских масштабов, а она только ресницами хлопала. Тореадор, что с нее взять — они все падки на красивое. Мысли о Темари, жадно целовавшей при них Шикамару, решительно отмел в сторону: исключения есть из любого правила. Распахнул дверь шире, подав Хинате руку, и она задумчиво посмотрела на его ладонь, как будто видела ее впервые. Саске стоял, протягивая ей руку, и прошло секунд пять прежде, чем она вложила свою ладонь в его, принимая помощь — она выглядела, как после бала у Ля Круа, слишком нарядная и чистая на их фоне. — Гости ждут, — плотоядно улыбнулся Суйгецу; Саске оглянулся вслед уезжающей машине, готовясь достать катану, но Хината нетипично фыркнула: — Я не звала гостей, — и решительно поднялась на веранду, дернув на себя входную дверь. Он успел подняться за ней, войдя в дом: на ступенях, ведущих на второй этаж, сидел незнакомый вампир, оскалившись: — А я зажда… Ошметки взорвавшегося тела разлетелись по залу быстрее, чем успели превратиться в прах. Хината опустила руку, скромно стряхнув пыль с длинной юбки: — Суйгецу, здесь нужно подмести, — ровно сказала она, начав подниматься по лестнице, не оглядываясь. Он переглянулся с ошарашенно застывшей Ино, полностью разделяя ее эмоции. Следом его слегка толкнуло в грудь невидимым барьером — Хината объявила Элизиум. — Радушно, — пожал плечами Суйгецу. — Пиздец, — выдохнула Ино. Малкавиан исчез, уйдя в Затемнение; его привычка шарахаться по дому невидимым уже перестала напрягать. Ино закрыла входную дверь, оперевшись на нее спиной и посмотрев на него с максимально несчастным видом. — В чем дело, Ино? — она закусила губу, как будто не зная, что сказать, и вдруг выпалила: — Хината какая-то не такая, — что-то подсказывало, что ее метания были по другому поводу, но защитить Хинату показалось важнее: — Еще бы. Она в шоке после пережитого, да и… — замолчал. Посмотрел на Ино — они всегда неплохо друг друга понимали. Ее скептически изогнутая бровь это подтвердила. — Оправдываешь, — потянула она, — а меня ты так оправдывал? Перед ней? — Двое суток у Изверга, Ино. — Человечности можно лишиться и за меньший срок. — Не для нее. Она — не тореадор. — Но особо человечным тремером она тоже никогда не была, — парировала Ино. — Она впала в безумие там, в канализации. Я видела это. — Она не… — Да, Саске! ДА! Вспомни, как она чуть не сожрала Сакуру, ты же сам лично ее держал, неужели ты не помнишь?! — Так она бросилась на нее, сопротивлялась… — Глаза ее вспомни, — Ино сложила руки на груди, пристрелив его прямым взглядом. — У нее даже зрачков не было видно, в точку сжались. Я тебе могу поклясться чем хочешь — у нее был тот же взгляд. — Когда ты стала по взгляду определять безумие? — скептически спросил Саске. Ино закатила глаза. — Поведение было обычным, — словно пытаясь убедить самого себя, переступая через остатки серого скелета, разметанного по ступеням и залу; это точно не было обычным поведением для Хинаты. — А он был здесь для того, чтобы ее убить, — ногой поддел череп, сталкивая его вниз; челюсть отвалилась, а сам череп покатился по ступеням, расколовшись на несколько кусков. — Пойдем ко мне, — позвала Ино. — Я… не очень хочу оставаться одна. Он согласился, последовав за ней; хотел было окликнуть кого-нибудь из упырей, чтобы принесли ему чистую одежду из его комнаты, но коридоры были пусты и безжизненны. Ни одного упыря на всем пути до комнаты Ино; поняв его неудобство, Ино пообещала сбегать за его вещами, пока он будет в душе. У нее в ванной не было даже геля для душа, а еще жутко воняло оборотнем и трупным смрадом; Ино вернулась очень быстро, захватив не только сменную одежду, но и его парфюм и шампунь, и он, переборов брезгливость, заставил себя отмыться, просто перестав дышать, чтобы не чувствовать вонь. Сай был тут, точно. Перед зеркалом рассмотрел себя — ничего необычного. Он так и выглядел в свои восемнадцать, когда принял Объятия Итачи. Глаз, который все видели белым, тоже выглядел как обычно — зрачок, почти черная радужка, ресницы. Идея, внезапно пришедшая на ум, показалась хорошей; он оделся и позвал Ино: — Нарисуй помадой у себя на ладонях какой-нибудь рисунок, — попросил он, — так, чтобы я не видел. И отпечатай с ладоней на моем лице. — Может, сразу тебе на лице нарисовать? — он решительно мотнул головой: — Я буду чувствовать, что и где ты рисуешь. Я не должен знать — просто давай, линии какие-нибудь, крестики, что угодно. Ино посмотрела в зеркало, поняв; вышла из ванной и вернулась с ядрено-черной помадой, потребовав, чтобы он отвернулся и закрыл глаза. Ждать пришлось недолго: почувствовал, как Ино грудью прижалась к его спине, и сильнее зажмурился, позволяя ладонями трогать свое лицо — она плотно прижимала их к щекам, пальцами провела над бровями… — Ну как? — он открыл глаза, посмотрев в зеркало — на щеках остались следы черной помады, и над бровями тоже. — Вот, вот и вот тут, — показал он пальцем, где был испачкан, — правильно? Ино молча показала чистые руки. — Мне внушили, что я могу видеть себя в отражениях, — озвучил он очевидное; Ино посмотрела ему в глаза через отражение: — Но я-то тоже тебя вижу в зеркале. У тебя чистое лицо и один глаз с бельмом. — Потому что ты видишь меня в реальности, и переносишь этот образ на отражение. Я сам себя видеть не могу. — То есть, ты просто не знаешь, как должен выглядеть твой глаз, и потому видишь так, как будто всё в порядке? — Более того, — он снова посмотрел на ее чистые руки и свое отражение, — теперь я не вижу на себе помаду, хотя видел только что. — Потому что узнал, что я ничего не рисовала. — Да. Еще одно подтверждение; единственное, что вызывало удивление — это сила внушения, с которой он столкнулся. То есть, уже зная, что он — ласомбра, что он не должен отражаться и отбрасывать тень, он всё равно видел свою тень на полу и отражение в зеркале. Пусть и не соответствующее действительности. — Пойдешь к Хинате, или?.. — Ино замялась, снова странно заметавшись взглядом, как будто что-то скрывала, но никак не могла сказать; он улыбнулся: — Подожду тебя, мойся. Вряд ли Хината сейчас хочет меня видеть. — Сообщи Неджи и Ханаби, — она открыла дверь в комнату, выпуская его, — телефон на кровати. Ханаби там наверняка места себе не находит… Хватило одного взгляда друг на друга, чтобы понять — никто из них не считал нужным звонить отцу Хинаты. Регент капеллы Тремер никак не отреагировал на объявление Кровавой Охоты на собственную дочь и Дитя, так что пусть побудет в неведении — завтра она лично явится к нему, этого будет достаточно. Пока Ино мылась, Саске набрал с ее телефона Неджи и сообщил, что с Хинатой всё в порядке; он слышал, как Ханаби на фоне предлагает немедленно выдвинуться к ним, и попросил их пока переждать — никто не знает, где они, и лучше пусть так и остается. Не стоит мягкой Ханаби видеть Хинату такой. Но этого он им не озвучил. Ино мылась довольно долго; через пять минут он хотел уже постучаться и уточнить, не утонула ли она. Вместо этого дверь ванной распахнулась, являя миру Ино в клубах пара, с тюрбаном из полотенца на голове и в чистой одежде. Красиво. В этом было что-то умиротворяющее: он лежал на ее кровати, как делал довольно часто, пока она, умостившись головой на его животе, подпиливала ногти. Молча. Молчать с ней вообще было одним из его любимых занятий. — О чем думаешь? — спросила Ино, спиливая ноготь на мизинце. — Много о чем. Не знаю. — У меня из головы не идет Карин, — тихо поделилась она. Саске шумно выдохнул. Он успел увидеть тварь, дробящую остатки ноги пастью, прежде чем Сакура схватила ее и раздербанила голыми руками. И это жуткое выражение — она никогда еще не выдавала столько эмоций своим парализованным лицом. — Она так круто танцевала, — продолжала Ино. — И фигура такая спортивная. Совсем молодая, и остаться без ноги… — Может, отрастет? — Не отрастет, мне Сай сказал, — Ино поелозила, устраиваясь удобнее; он по привычке начал перебирать ее волосы, распутывая. — Их регенерация тоже имеет свои границы. Если бы хотя бы кость сохранилась, то мясо наросло бы со временем. Или если бы успели пришить, то да. А так… Это насовсем. — Паршиво. — Суйгецу так плакал, — Ино прикусила кожу у ногтя. — А когда я сказала про ногу, как будто обрадовался. Чему там радоваться? — Что она жива? — предположил Саске. — Наверное. Но без ноги… Не знаю, смогла бы я так жить. Пока она рассуждала, он смотрел в потолок. Балдахин отбрасывал тени, и Саске сосредоточился, пытаясь силой мысли их сдвинуть — он понятия не имел, что нужно, чтобы они подчинились, но один раз ему удалось, значит, должно снова получиться. Безрезультатно. — Не получается, — пробубнил себе под нос, и Ино задрала голову, посмотрев на него: — Что не получается? — Тень сдвинуть. — Ну, ты же не делал этого никогда. Просто не знаешь, как. — Один раз получилось. — Когда? — В коллекторе. — Серьезно? — Сакура сорвалась вниз, — при воспоминании об этом его чуть дрожь не взяла. Вспомнил тот ужас и отчаяние, которые его охватили, когда он понял, что она сейчас погибнет. — Она бы убилась. — Там было очень высоко, — подтвердила Ино. — И я… не знаю, как. Я схватил воздух. Как-то… как будто хотел ее перехватить, я не знаю. И ее схватили тени, словно были продолжением моей руки. Он замолчал: зазвонил телефон Ино, и она села, ответив сразу же, как только посмотрела на экран: — Да. Мы в доме… Нет, тут безопасно, Хината объявила Элизиум, и Суйгецу… Уже? Как она? Это хорошо, я просто не думала, что так быстро… Ладно, я сейчас скажу ему, и ждем вас. — Она сбросила звонок, и Саске хмыкнул: — Иди. Ино улыбнулась; конечно, только звонок Сая мог заставить ее глаза сиять, пусть и повод для звонка был безрадостный. Оставшись один, он тоже вышел из комнаты, проследовав на кухню: пакетов с кровью не осталось, все холодильники были пустыми, и он вернулся в холл, прислушиваясь к звукам на улице; выходить не стал — хоть солнце еще не взошло и до рассвета еще было время, лучше лишний раз не рисковать. Элизиум дарил спокойствие. Он услышал их еще на подъезде к дому; сначала хруст гравийки, потом — запахи, когда они вышли из машины, и уже после — голоса, тихо переговаривающиеся у входа. Наруто занес Карин в дом на руках; Сакура, открывшая ему дверь, выглядела очень уставшей: глаза ввалились и потухли, лицо опухло — видимо, она много плакала. Сай, вопреки обыкновению, тоже не вызвал обычного раздражения — видеть его таким поникшим было даже грустно. Карин была без сознания, чисто вымытая… и с одной ногой. Вторая, точнее, то, что осталось от второй ноги, было плотно закрыто повязкой. — Привет, — тихо сказал он; Наруто вымученно скривил губы в пародии улыбки, сразу спросив: — Хината тут? — Да, у себя. — Пойду поговорю с ней, — Наруто бережно передал Карин Сакуре, сказав им с Саем: — позаботьтесь о ней. — Конечно, — Сай хлопнул его по плечу, обратившись к Саске: — я звонил Ино, она… — Все уже готово, — раздался голос Ино у него за спиной; она выглядела запыхавшейся, — мы комнату на первом этаже подготовили, рядом с кухней… — она запнулась, увидев Карин на руках Сакуры, стыдливо опустив глаза. — Пойдемте, покажу. Он хотел было предложить помощь, не сразу поняв, почему Наруто отдал сестру Сакуре, а не Саю, но зажегшийся на лбу Сакуры ромб и темные полосы по лицу, сопровождавшиеся зеленоватым свечением ее рук, всё объяснили. Несмотря на смуглость ее кожи, Карин казалась серой на фоне белоснежных простыней кровати, большой и широкой, на которую Сакура легла рядом с ней, не став накрывать одеялом. Светящейся рукой гладя Карин по лицу, волосам, груди, животу — везде, где она могла дотянуться, — Сакура тихо рассказала, что они были в больнице, которую возглавляет ее тетка. Всё, что можно было сделать, это отпилить обломок кости, еще сильнее укоротив остаток ноги, и сформировать чистую культю, с расчетом на то, чтобы в будущем можно было на нее изготовить протез. Ино тоже присела на кровать, рядом с ними; он с Саем остался у изножья, тихо спросив: — Она в себя приходила? — Нет, — так странно было разговаривать с ним без подколов и презрения, но Сай ответил серьезно, не пытаясь никак подначить или унизить. — После того, как ты ее вырубил, ей дали еще наркоз, чтобы… ну, кость. — Саске сдержанно кивнул. — Цунаде сделала всё, что могла, и отправила нас домой, пока не придут другие врачи. Вот-вот проснется. — Не представляю, как она отреагирует, — честно признался Саске. — Это будет катастрофа, — спокойно уверил Сай. — Сакура купирует боль, чтобы она подольше поспала, но уже в машине она начала ворочаться, так что… Словно подтверждая его слова, Карин замычала, дернув головой; Сакура придержала ее, положив светящуюся ладонь ей на лоб. Ино немного отсела, чтобы случайно не задеть культю. Она приходила в сознание медленно, тяжело; красные глаза приоткрылись, сразу зажмурившись, и она скривилась: — Хуета какая, надо ж было так нажраться… — Сознание спутанное, — как будто оправдываясь, сказала Сакура; у нее дрожали руки. — Бля. Да харош меня щупать, а то я тебя трахну, — Карин неуверенно вскинула руку, слабо отталкивая от себя Сакуру; прищурилась, посмотрев на нее: — Ебать ты зеленая, ты че? — Все хорошо, — Сакура прижалась губами к ее лбу, капнув слезой ей на щеку, — все будет хорошо. — Ща блевану, — у Карин сорвался голос, и мгновенно перед ней оказалось ведро — Ино метнулась с такой скоростью, что показалось, что она просто дернулась на месте. — Фу, не хочу блевать. — Сакура придержала ее за спину, чтобы Карин села. — А че вы?.. Она обвела их всех пьяным взглядом, в котором зажглось узнавание, и слова застряли в глотке; медленно она осознавала. Вспоминала. Одной рукой потрогала себя за ногу, всхлипнув, когда нащупала бинты. Медленно повела вниз, по бедру, почти сразу нащупав край — она начала задыхаться, хватать ртом воздух… Ее вопль больно ударил по перепонкам. Она разрыдалась в голос, дрожащими руками пытаясь обхватить ляжку, которой не было. Пальцы замирали в воздухе, чтобы прикоснуться к пустоте на уровне колена, культя дернулась, как если бы она подняла ногу вверх… Сакура что-то шептала ей. Ино зажмурилась, не удержав слезы, и повернулась к нему — ей тоже было очень, очень неловко видеть Карин такой. Уничтоженной. Рыдания начались с новой силой, когда она пересилила себя и, наконец, посмотрела на то, что осталось; Сакура прижималась к ней, что-то шепча сквозь слезы, разделяя ее боль, но Карин вдруг промямлила: — Это же… — она тяжело дышала, как ребенок после истерики, и никак не могла совладать со своим голосом, — это же… как… как… Саске ощутил его присутствие. Он почувствовал невидимую руку на своем плече, стиснувшую до боли, и быстро накрыл ее своей, пытаясь уменьшить нажим и… поддержать, наверное. Рука Суйгецу была очень напряжена. Рыдания стихли; Карин беспомощно плакала, уткнувшись Сакуре в грудь. — Зачем я выжила, — тихо скулила она, — лучше бы я там умерла, зачем вы меня спасли, зачем… — Не говори так, — Сай схватился за голову, и, повинуясь какому-то непонятному порыву, Саске неуверенно, опасаясь непредсказуемой реакции, прикоснулся к его предплечью, покачав головой, когда Сай на него посмотрел; тот стиснул зубы и дергано кивнул, соглашаясь. Карин нужно было пережить горе. — Жизнь важнее ноги, — попыталась утешить Ино, вытерев выступившие слезы, но Карин беззлобно — как будто у нее не осталось никаких душевных сил на ярость, — всхлипнула: — Танцы — моя жизнь. Я — танцовщица… и у меня… нет… Она даже произнести это вслух не могла. — Как… пианисту левую… Для правой руки этюдов. Не пишут. Захлебываясь, она покраснела, слепо посмотрела перед собой — глаза распахнулись, и она закричала. Суйгецу стал видимым. Ее накрыло новой волной истерики. Она попыталась выползти из кровати, вереща, чтобы все ушли, чтобы он ушел, съебался в закат, нахуй с этой планеты, пока вырывалась из рук Сакуры, удерживающей ее на постели — Сакуре пару раз наотмашь прилетело по лицу, заставив ослабить хватку, и Карин завыла уже от боли: на белых бинтах проступила розоватая влага. От прежней Карин остались только маты. Суйгецу приблизился, игнорируя этот вой. Игнорируя ее требования. На лице малкавиана не было ни капли невменяемости — казалось, он единственный, кто еще сохранил рассудок в этом неиссякаемом потоке боли Карин, в которой тонули они все, не зная, чем ей помочь. Потому что помочь тут было нельзя. Она попыталась отползти от края кровати, но тело плохо ее слушалось, еще не привыкнув к новым условиям своего существования; Суйгецу присел на край кровати, вынудив Ино встать и отойти к Саске, и спокойно терпел, пока Карин била его по груди, отталкивая, заходясь плачем и воплями. Сакура отвернулась, не в силах смотреть, как удары Карин становятся слабее, а рев опять переходит в беспомощный, отчаянный плач. Перехватив ее руку, занесенную для очередного слабого удара, Суйгецу молча поднес ее ладонь к своим губам, по очереди прикоснувшись к каждому пальцу. И Карин сдалась. Как до этого к Сакуре, она прильнула к Суйгецу, бормоча сквозь слезы: — Иди нахуй, убогий, а? Инвалидка тебе не нужна. Просто съебись, ладно? Оставь меня, убирайся, блять, не трави мне душу, съебись… — Я ждал тебя слишком долго, чтобы оставить, — он медленно покачивался из стороны в сторону, прижимая Карин к себе, баюкая ее истерику, прикрыв глаза, будто самым большим его наслаждением было просто сидеть с ней вот так, в обнимку. Саске встретился взглядом с Сакурой, мотнув головой в сторону выхода. Сай тоже увидел, кивнув. Ино вышла последней, бесшумно закрыв за ними двери, оставляя Карин с Суйгецу вдвоем. Последнее, что успел заметить Саске прежде, чем деревянные створки прижались друг к другу — абсолютно осознанный взгляд Суйгецу им вслед. И сострадание. Чистейшее сострадание на лице малкавиана.