ID работы: 5724347

Маскарад Вампиров: Противостояние.

Гет
NC-21
Завершён
1517
автор
Размер:
821 страница, 113 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1517 Нравится 1644 Отзывы 367 В сборник Скачать

111. Лишь кровь Каина вершит нашу судьбу...

Настройки текста
Примечания:
Новость о смерти Себастьяна Ля Круа распространялась со скоростью лесного пожара во время засухи — стремительно. Каких только теорий она не слышала: от страшных заговоров до банальной неисправности проводки; то, что возгорание проводов в пентхаусе не могло привести к взрыву, уничтожившему почти пять этажей Башни Вентру, сплетников мало смущало. По одной из версий, Хьюга Хиаши так отомстил за объявление Кровавой Охоты на свое Дитя — услышав это, Хината нетипично для нее расхохоталась в голос, сильно смутив очередных визитеров — черт-его-знает-цатых по счету. Вся последняя неделя превратилась в бесконечную вереницу «визитов вежливости» от заискивающих, лебезящих, всячески пытающихся обезопасить собственные шкуры вампиров, даже старших поколений; она безразлично выслушивала их льстивые речи, заверения в поддержке и прочую чепуху — ничего, кроме головной боли, эти гости не вызывали. Суйгецу материализовался из ниоткуда, галантно предложив ей полупустой бокал с бурыми подтеками на стекле. Приняв его, Хината пригубила, после тяжело вздохнув: — Сколько еще? — Всего один, — пообещал он; на его лице уже давно не было видно привычной безумной улыбки. Хината кивнула, позволяя впустить еще одного гостя. Последнего, наконец-то — лишенная чувств, она, тем не менее, злилась так, как никогда прежде; стоило ей увидеть, кто вошел через широко распахнутые упырями двери, как ее словно невидимой рукой толкнуло в спину, вынуждая встать. — Отец, — ровно сказала она, не приветствуя — констатируя. Хиаши Хьюга, прямой, как струна, неспешно прошел в центр зала, с нескрываемым презрением посмотрев ей за плечо — Суйгецу тихо хмыкнул и вышел, поманив за собой двоих упырей. Они остались вдвоем. Казалось, последнее, что интересует Хиаши в этом зале — это она. Он внимательно оглядывал колонны, шахматную плитку на полу зала, сводчатый потолок — медленно, по-хозяйски. Полы его вышитого золотом плаща тихо шуршали по мрамору, а сложенные у живота руки — привычка, перенятая Хинатой еще при жизни, — подрагивали, выдавая некоторую нервозность. — Дочь, — наконец, снизошел он; раньше от этого повелительного тона ей сразу становилось не по себе, но это было раньше. Последний их разговор убил в ней страх, который он взращивал в ней столько, сколько она себя помнила. Но были и плюсы. Хиаши выпестовал в ней умение по одному его взгляду, по малейшему движению определять его настроение и намерения — это было необходимо для выживания. Когда она еще была жива. Теперь она видела, что он взволнован гораздо сильнее, чем желал показывать. — Камарилья не может долго существовать без князя, — сразу, в лоб; Хината плавно опустилась обратно в кресло: — Ты не сделал выводы из нашего последнего разговора? — устало спросила она, поднеся ладонь к лицу и помассировав виски большим и средним пальцем. — Я тебя предупреждала, чтобы ты не лез в борьбу за власть. — Никакой борьбы не будет, — он усмехнулся одним уголком губ, проигнорировав формулировку. — Я наслышан, что Примоген тореадоров уже приходил к тебе на поклон. И Анархи, — прозвучало из его уст, как ругательство, — согласны на перемирие с Камарильей, что уже обсуждалось с тобой. — Обсуждалось, — подтвердила она. — Это неправильный шаг. Политика Анархов — отрицание Камарильи и ее постулатов. Их секту надо держать железной рукой, а ты на это неспособна. — А кто способен? — интерес в ее голосе прозвучал искренне. — Я. — Ее усмешка в ответ на его заявление заставила его заговорить тем же повелительным тоном, которым он общался с ней в детстве, вызывая смутный ужас: — Ты не можешь управлять Камарильей — ты слишком молода, неопытна и в тебе нет стержня. Лидерство должно быть в крови, у тебя этого нет. — В нас течет одна и та же кровь, — парировала она; он поджал губы. — Чем ты отличаешься от Ля Круа, если, кроме власти, тебе больше ничего не нужно? — Мне не нужна власть, — сразу смягчился он, соврав, не моргнув и глазом, — но кто-то должен принять на себя это бремя. Я не могу переложить этот груз на твои плечи — как твой отец, я должен сделать всё, чтобы защитить тебя. От этого наглого, лживого лицемерия ее едва не передернуло. Слова отца казались едкими, как кислота. — Теперь ты вспомнил, что ты мой отец, — она улыбнулась точно так же, как он — одним уголком губ. — Ты не помнил, что ты мой отец, неделю назад, когда я тебе сообщила о своих намерениях — Ля Круа, его Шериф, все остальные упыри тебе не показались опасностью. Ты рта не раскрыл, когда на меня объявили охоту — не спорь, — жестом руки она пресекла его попытку что-то сказать, — я прекрасно осведомлена. Это ты, — она показала на него пальцем, внутренне наслаждаясь непристойностью этого жеста, — обратил меня до совершеннолетия, лишив меня… будущего, — она глубоко вздохнула; усталость тугим обручем сжимала ей голову. — И у тебя хватает наглости бравировать тем, что ты мой отец? — Посмотри, кем ты стала благодаря мне, — процедил он, взмахнув руками: — Всё это — твоё только потому, что мои Объятия создали тебя! Без этой силы ты так и осталась бы слабой, неуклюжей тупицей — это я породил тебя, создал совершенного… — Монстра, — бесстрастно закончила она; в глазах отца снова появился маниакальный блеск, знакомый ей — так сверкали его глаза, когда он разрывал ей шею своими клыками; так сверкали его глаза, когда Штраус перед ними осыпался прахом; это был тот же взгляд, что неделю назад, когда он понял, что она задумала, и деланно согласился не претендовать на титул князя, уже зная, что она ему расчистит дорогу к трону Лос-Анджелеса. — Ты станешь Шерифом подле меня, — страстно воображал он, — твоя сила и мой разум — мы создадим новое, совершенно новое представление о правлении Камарильи! Никто не посмеет оспорить мою власть… — он осекся, но уже не мог остановиться: — пара показательных казней тех, кто не согласится с моей кандидатурой, назначение новых Примогенов, распределение территорий между лояльными Сородичами… Потребуется время, чтобы остальные смирились с новой властью, но претендовать на нее больше никто не станет. — Ты огорчаешь меня, отец, — боль казалась невыносимой. — Ты палец о палец не ударил, чтобы сделать Камарилью лучше, а теперь, когда я сделала всё сама и могу сама возглавить ее, ты предполагаешь, что предложение стать твоим Шерифом меня удовлетворит? — Ты всегда была разумной, и понимаешь, что… — Минуту назад я была тупицей, — перебила она, — слабой и неуклюжей, забыл? Что так быстро изменилось? У Хиаши от возмущения вытянулось лицо, и Хината оперлась на подлокотник, без интереса рассматривая его — отец всегда внушал ей страх, трепет, только теперь открыв свою истинную натуру. От Ля Круа его отличало слишком мало. Таким власть противопоказана — она их развращает. — Ты не оставляешь мне выбора, — Хиаши скорбно поджал губы, опустив голову; длинные волосы упали на лицо, сильно напоминавшее ей Неджи, каким бы он мог быть в зрелости, если бы его сердце не перестало биться в восемнадцать. — Ты мне — тоже. Несколько секунд он молчал; Хината встала. Перед глазами — вереница кадров из детства, где отец игнорирует ее, воркуя с маленькой Ханаби, как он замахивается, узнав, что она заняла не первое место, как презрительно кривились его губы, когда она пыталась подарить ему что-то из школьных поделок… Перед глазами — жестокий взгляд отца, держащего ей руки, пока она до хрипоты кричит от боли, пытаясь сбросить его с себя, без капли жалости рвущего ей горло до мяса, а после — брезгливо сплюнувшего рядом с ней, умирающей, обнаженной, распластанной на кровати собственной сестры; он побрезговал даже прикрыть ее простынью, будучи уверенным, что она не переживет Становление. — Ты не станешь, — уверенно сказал он, разведя руки в стороны; он уже всё понял. — Ханаби тебя не простит, а ведь ты любишь свою младшую сестру. — Мне всё равно на Ханаби, — честно сказала Хината. — А тебя я ненавижу. Его крик еще несколько мгновений был заточен в высоких сводах зала, эхом отражая агонию Окончательной Смерти. Быстрой. Она решила, что окажет ему эту последнюю милость.

***

Карандаш порхал над листом бумаги, послушно воспроизводя черты из памяти: мягкие светлые волосы, прямой нос, лукавая улыбка, прищуренные глаза… Карандашный набросок не мог передать красоту Ино, ее эмоции, ее взгляд — линии казались пустыми и безжизненными, воспроизводя внешность, но не суть. Сай улыбнулся, глядя на рисунок, который не собирался ей дарить. «Пусть я останусь для тебя мечтой» — сказала она; довольно жестоко с ее стороны, но странным было то, что его это не обидело. Он привык, что женщины сами выстраивались в очередь — его внешность, помноженная на популярность, всегда работала в его пользу, но с Ино… Да, она была одной из его поклонниц, она была полностью в его вкусе, но что-то по-настоящему ее выделяло. Не только то, что она вампир. Что-то другое. — Дай попить, — сонно попросила Карин, и он протянул ей стакан с тумбочки; Карин отпила пару глотков и снова уснула неглубоким, рваным сном. Сегодня была его очередь бдеть у ее постели, и Сай не мог не отметить, как Карин потухла. Огонь, полыхающий в ней, погас, и от любимой капризной стервозины осталась только тень; Наруто, полностью восстановившийся после травм только через сутки, приходил несколько раз, но то ли ему так везло, то ли Карин специально делала вид, что спит, когда он был с ней рядом. Три дня назад правду ему рассказала Сакура. — Она не поедет в Нью-Йорк, — сказала она, не глядя на него. — Она решила остаться здесь, с Суйгецу. — Наруто уже знает? — Видимо, да, — Сакура пожала плечами. — Он сказал, что пока не нужно брать на него билет. Мы возвращаемся вдвоем. — То есть, ты не знаешь точно? — Не знаю, — она снова пожала плечами, тихо добавив: — я вообще ничего не знаю. Сай понимающе хмыкнул; от Саске на тот момент не было никаких вестей. Он привез часть из них в особняк и сразу уехал, никому ничего не сказав. Сейчас, спустя неделю после, как говорилось в новостях, теракта в Башне Вентру, по-прежнему никто не знал, что с ним и где он. Не то, чтобы Сай горел желанием напоследок увидеть этого заносчивого придурка со вздернутым носом, но Сакура… Она тосковала. Это было видно. Она пыталась ему дозвониться, но его телефон был недоступен; ни Ино, ни Хината тоже не могли с ним связаться. Он часто замечал, как Сакура замирает, глядя в никуда, поглощенная собственными мыслями, и ее всегда безразличное лицо искажалось короткими проблесками эмоций, в которых угадывалась боль; он упрямо отказывался верить, что между ними было что-то большее, чем распитие крови друг друга в безвыходных обстоятельствах, но он никогда не видел Сакуру такой. А еще он никогда не видел Сакуру влюбленной в кого-то, кроме себя. Кто знает, может, это оно и есть. Карин заелозила, и он протянул к ней руку, отбрасывая красные пряди с лица и подталкивая за плечо к себе, помогая перевернуться на другой бок; обрубок жалко дернулся на одеяле, словно она попыталась закинуть на него ногу, которой не было. Пришлось отложить рисование и сползти пониже, чтобы она заползла на него, и расстегнуть ремень на джинсах — обрубок упирался прямо в металлическую пряжку, а это явно могло причинить боль и разбудить ее. Спящая Карин была совсем непохожа на свою бодрствующую бесноватую версию. Густые рыжие ресницы вздрогнули, когда дверь с еле заметным скрипом открылась, впуская в комнату Ино — он улыбнулся ей, и она тоже натянула улыбку, кивнув на Карин; Сай покачал головой. — Я видела, что Сакура собирает вещи, — тихо сказала Ино, приблизившись. — У нас вылет в десять вечера, — он крепче прижал Карин к себе, закрыв ей ладонью ухо. — Утром уже будем в Нью-Йорке. — Надолго? — Ино прекрасно знала ответ. — Отпуск и так затянулся, — он горько хмыкнул. — Кто же знал, что это всё не две недели займет. — Меньше двух месяцев, — она осторожно присела на край кровати с его стороны, мутным взглядом посмотрев на спящую Карин. — По ощущениям — гораздо больше, — честно сказал он, рассматривая ее. После ее отказа он не обиделся, но сумел обидеть ее. Впервые в жизни ему хотелось поступить так, чтобы намеренно причинить боль — он уехал в ту ночь в ночной клуб, почти сразу. Танцевал, флиртовал, заигрывал. Обаял нескольких женщин, одна из которых, очень в его вкусе, многообещающе пригласила к себе — по ее словам, после оргазма она готовила изумительные завтраки. Попробовать ему так и не удалось. Он пил до самого утра, а потом, пропахший сигаретным дымом и смесью духов, вернулся домой — опустошенный и уставший. Растерянный. Потому что тело хотело женщину, как раньше, а мозг противился. Та красотка, что манила завтраком, была хороша во всех отношениях, даже недостатков придумать ей не удавалось, чтобы хотя бы себе объяснить, почему он не поехал с ней, в итоге придя к единственному объяснению. Она — не Ино. Поступок был незрелым — он не пошел сразу в душ или спать, нет, он не спеша сварил себе кофе на кухне, а потом полчаса занимался чем угодно, только бы не закрываться у себя, и это сработало — он всё-таки встретил Ино. И по ее померкшей улыбке было очевидно, что она поняла всё именно так, как он пытался это представить. Триумф был недолгим, а оправдываться и говорить, что ничего не было… Впрочем, она повела себя гораздо достойнее, чем он. Сделала вид, что всё в порядке, хоть и влажный блеск ее глаз выдавал обиду, что он так легко нашел ей замену, стоило ей сказать «нет». Он не был склонен к самоанализу. Ему никогда не было интересно копаться в себе и причинах своего поведения; проще было принимать себя таким, какой есть. То, что он любит женщин и их внимание, любит секс, и вряд ли его сможет в полной мере удовлетворить во всех смыслах только одна — это неоспоримый факт, так что связывать себя какими-то обязательствами, клятвами верности и обещаниями было для него неприемлемо. Он давал только те обещания, что был в силах исполнить. — Как только у меня утрясется график, — сказал он, — созвонимся. Я подумаю, как можно будет безопасно свозить тебя в Европу. — Я думала, — Ино растерялась, — что мы закрыли этот вопрос после… ну… — То, что ты отказалась заниматься со мной сексом, еще не значит, что я забыл, что обещал помочь, — он слегка пожал плечом, на котором лежала Карин, пытаясь устроиться поудобнее. — Признаться, мне еще будет интересно, чем тут у вас всё закончится. — Пока всё слишком очевидно, — в ее голосе — плохо замаскированный страх. — У нас в доме — проходной двор из старейшин и баронов. А старейшины вампиров — не в Лос-Анджелесе, а вообще — вряд ли допустят, чтобы Камарилью возглавила Хината. Будет борьба за власть, и только Каину ведомо, к чему это всё приведет. ВиВи… — она прикусила губы, как будто с силой выталкивая из себя слова: — ВиВи тоже приходила с Айзеком. И когда мы остались одни, она умоляла меня бежать из города. Хотя бы до момента, когда всё устаканится, и можно будет существовать, как раньше. Сай усмехнулся: — И как далеко ты ее послала? — выражение лица Ино заставило нахмуриться: — Что, не послала?.. — Послала, конечно, — она нервно сжала руки в кулаки, — но всё равно… Я не могу бросить их. Если бы я могла думать только о себе, то конечно, я понимаю, что было бы правильно залечь на дно, возможно, перебраться в Сан-Франциско или еще дальше, в Сиэтл там… Но я не могу их бросить в такой момент. — То-то вашего крысавчика не видно уже неделю, — с плохо скрываемым презрением; теперь уже Ино нахмурилась. — Может, он именно это и сделал? — Саске не сбежал! — возмущенно воскликнула она, тут же понизив голос, заметив, как Карин заерзала: — Он не сбежал. Он бы никогда так не поступил, — тише заявила она. — То, что мы пока не знаем, где он, еще не значит… — Мог бы хотя бы попрощаться с единственным светом в его не-жизни, — фыркнул Сай, — столько пафоса было, так грудью бросался на ее защиту — а сам, стоило только буре утихнуть, голову в песок… — Не говори так. Ты сильно ошибаешься на его счет. — Ты знаешь его лучше меня, так что вполне может быть, — безразлично согласился он. — Я могу судить только по его поступкам. И пока что мой вывод — он мудак конченый. Ино хотела было что-то ответить, но передумала; взгляд, упавший на остаток ноги спящей Карин, тут же смущенно отвела в сторону, заметив его набросок на прикроватной тумбе. — Как красиво, — прошептала она. — Он еще не закончен, — зачем-то оправдался Сай, и Ино робко спросила: — Это для меня? — Нет, — Сай улыбнулся. — Это для меня. Как напоминание о мечте, которая никогда не сбудется. Узнав собственные слова, она грустно улыбнулась в ответ.

***

— Точно не полетишь? Карин ела без аппетита, позволяя кормить себя, послушно открывая рот. — Точно. — Поддела кончиком языка приставшую к губе зелень, пустым взглядом посмотрев на почти полную тарелку салата: — Наелась. Сакура отставила тарелку на тумбу, чувствуя себя потерянной. До самолета оставалось совсем немного, но улетать было трудно — одна мысль о том, что меньше, чем через сутки, она будет дома, душила. — Могу прилететь к тебе через месяц, — предложила она, вспоминая, когда у нее будут окна; стоило ей сообщить менеджерам, что она возвращается в Нью-Йорк, как ее онлайн-календарь под завязку забили встречами, фотосессиями, выступлениями, показами… Должок для Веры Вонг был вписан на следующий вечер после прилета. — Не надо, — Карин отвернула лицо, откинувшись на подушки, — работай. Я сама справлюсь. — Карин… Красные радужки Карин тонули в воспаленно-красных белках — когда она не спала, она плакала. Но взгляд был злым, полным ненависти: — Пиздуй, говорю. Ты мне не нужна. — Это грубо даже для тебя, — осекла Сакура, но Карин продолжила: — Зато честно. Если ты не можешь пришить мне обратно мою ногу — нахуй ты тут, слюни мне подтирать? Она встала, широко раскрытыми глазами глядя на сгусток агрессии, в который Карин стремительно мутировала, и процедила: — Рот твой поганый с мылом мыть. — Ах, у меня поганый рот, простите-простите, — Карин выпрямилась, — я тут, на минутку, лишилась ноги и чувства такта, уж простите мне мою резкость, ваше святейшество. — Чувство такта у тебя отсутствовало всегда, а вот такой неблагодарной мразью ты никогда не была. — Может, потому что была целой? — под тонким одеялом Карин дернула остатком ноги. — Посмотрела бы я на тебя, останься ты инвалидкой… Сакура закрыла глаза и медленно, глубоко вздохнула, загоняя подступающие слезы под веки. Карин замолчала — кажется, до нее дошло, что она перегнула. — Ладно. Пока, — махнув ей рукой, она резко развернулась и вышла из оглушительной тишины спальни, бесшумно закрыв за собой дверь; замерла, сделав еще один глубокий вдох-выдох, чтобы унять рвущие ее пополам чувство вины и злость. За дверью раздались всхлипы, но Сакура заставила себя крепче сжать зубы и сделать шаг. Другой. Третий. Прочь от этой двери. У всего был предел. Она понимала, что Карин больно, но манипулировать собой и сглатывать всю ту злобу, которой она сочилась из каждой щели, и особенно изо рта, не собиралась. Сколько еще она должна была ощущать себя виноватой только за то, что у нее обе ноги на месте? Возможно, хорошая оплеуха отрезвила бы эту лисицу. Но бить ее сейчас у Сакуры не поднималась рука, хотя кулаки и чесались, с каждым днем всё сильнее. По рассказам Сая и Наруто быстро поняла, что именно ее Карин изводила — при Наруто она всегда спала, а с Саем вела себя более-менее сносно. Как капризный ребенок с матерью, с той лишь разницей, что, будь Сакура ее матерью, хера-с-два Карин бы позволила себе зубы скалить — быстро бы их лишилась. В холле Сай уже поставил их рюкзаки у входа — основную часть вещей на неделе перевезли в их квартиру в Санта-Монике; Сакура не смогла переступить ее порог, оставшись ждать на улице, пока Сай и Наруто заносили два небольших чемодана. Чувствовала — если окажется там, то ее решимость надломится. Исходящих на ее телефоне накопилось больше сорока — столько раз она пыталась дозвониться Саске, но абонент был недоступен не только с ее номера. И Сай пробовал, и Наруто, и Ино — ни у кого не было гудков. Всю неделю она ждала и надеялась, что он вернется, и они смогут поговорить… Сама не понимала, о чем. Но все равно ждала. Время вышло, и ждать больше смысла не было; Сакура вышла на крыльцо, в последний раз оглядевшись, стараясь запомнить как можно больше деталей: темную громаду леса, окружающую подъездную площадку, ярко-розовое марево закатного неба, ковку перил… Шикамару ответил с четвертого или пятого гудка: — Ты же уже зарегистрирована на рейс, — хмыкнул голос в трубке, и Сакура несвойственно ей усмехнулась: — А ты, как обычно, в курсе всего. — Работа такая, — она почти видела, как он пожал уродливыми плечами; на фоне раздавалось клацанье ногтей по клавиатуре. — И чем могу?.. Она обернулась, глядя, как в фальшивом витраже двери играют лучи заходящего солнца. Отрезать, так начисто. Она сбивчиво, с многочисленными паузами, изложила свою просьбу. Шикамару внимательно слушал, ни разу не перебив и не торопя. — Уверена? — единственное, что он спросил, когда она, вроде бы, закончила. — Уверена, — не давая себе шанса на отступление; сглотнула ком в горле, чтобы голос звучал ровно, и повторила: — Да, я уверена. — Что-ж… — клацанье клавиш на фоне затихло. — В целом, это можно. Не думаю только, что нужно… — Да, слишком самонадеянно думать, что он решит мне позвонить, но… Я просто больше не хочу. — Не в этом смысле. Но дело твое, конечно. Симку уже взяла? — Да. — Она продиктовала номер. Опять на том конце заклацали ногти по клавишам. — Готово. В полночь загрузятся данные в базу. Вылет в десять вечера. Шанс, что Саске захочет позвонить ей раньше, минимален. — Спасибо, Шикамару. Я… рада, что познакомилась с вами с Темари, — опять ком встал в горле; Шикамару хмыкнул: — Но если моя жена захочет билет на твой концерт, имей ввиду — я не постесняюсь воспользоваться связями. — Всегда пожалуйста, — она тихо засмеялась, не став добавлять, что это случится не скоро. Отбив звонок, она стояла на крыльце еще долго; солнце село, небо начало темнеть, а сквозь стволы деревьев стал пробиваться свет фар подъезжающей машины; неосознанно дернулась навстречу, чувствуя, что, возможно… Но это оказалось такси. Знакомый уже водитель в темных очках, несмотря на темное время суток, сдержанно кивнул ей, растерянно прижавшей руку к груди — сердце заполошно колотилось, отказываясь верить, что сейчас из машины Саске не выйдет. Из-за спины раздались голоса Ино, Наруто и Сая; она тяжело вздохнула, возвращаясь в дом. Прощание получилось неискренним. Натянутым. Хината была отстранена, как будто они незнакомцы, Ино неловко обняла Сая и ее, едва прижав к себе, болтая что-то малозначительное про приятный полет и прочее — тоже прятала сквозившие в голосе слезы. Наруто прижал ее к себе отчаянно, с неохотой отпустив — как выбившийся из сил утопающий отпускает ветку поваленного дерева, зная, что бешеный поток, с которым он боролся много часов, за секунды унесет его к водопаду. Как будто они все прощались насовсем. Перед посадкой в такси она еще раз обернулась: фонарь на крыльце скрывал тенью лицо Наруто, освещая лишь его мощный силуэт с напряженными плечами; она мягко махнула ему рукой. Он махнул в ответ. Сай закрыл за ней дверь в машину, закинул рюкзаки в багажник и сел с другой стороны. Машина тронулась. Сакура обернулась, глядя, как дом, разрушивший ее изнутри, удаляется от них, скрывшись за поворотом. Они приехали сюда все вместе — и вместо двух месяцев словно прошло двадцать лет, изменив каждого из них; их семья никогда уже не будет прежней, если вообще слово семья к ним еще применимо: никакого плана, кто и когда вернется домой, никакого понимания, как жить дальше. Дома ее закрутит водоворот дел, в которых она сама будет тонуть, пытаясь выбросить из головы пережитое и, самое главное, Саске, глубоко засевшего в ее мыслях. — По времени успеваем отлично, — улыбнулся Сай, пытаясь хоть как-то избавиться от напряжения, царившего в салоне, — можем зайти в церковь в аэропорту, по традиции. — Не хочу, — сказала прежде, чем успела подумать, и подняла испуганные глаза на Сая. Но, вопреки ожиданиям, на его лице не было удивления или деланного шока. Улыбка чуть померкла, но это и всё. — Бар? — спросил он. — Бар, — согласилась она. Даже это в ней сломалось. Ей было стыдно в таком раздрае разговаривать с Богом в его храме, потому что внутри — хаос, полная разруха и Армагеддон, лупящий огненным дождем по остаткам ее самообладания. Сай открыл заметки в своем телефоне и, замявшись, протянул ей. Сакура бегло прочла, ощутив, как изнутри выкрутило еще больнее, и сдвинула заметку вниз, к чистому полю, начав быстро печатать, смаргивая слезы. Это помогало. Немного, но всё-таки… — А вы — один из упырей Суйгецу? — бесстыже спросил Сай у водителя, пока она была увлечена написанием. — Интересный вывод, — ответил водитель, перестраиваясь в другой ряд, глядя в зеркало бокового вида. — Вампиром вы быть не можете, вы ездите за рулем днем, — Сай пожал плечами, — но вы точно в курсе этой тусовки. — Наблюдательность у вас на уровне, — кажется, водитель улыбнулся, и Сакура, в этот момент посмотревшая в зеркало заднего вида, как будто бы заметила клыки. — Да, я действительно не вампир. Они продолжали странный, незначительный диалог; Сакуру душили слезы. Чем ближе они были к аэропорту, чем ближе она была к завершению текста — тем сильнее на нее давило осознанием, тем слабее она сдерживалась; когда слеза упала на дисплей, заставив сойти с ума сенсор, она отерла телефон о штаны и отдала Саю, тут же начавшему читать, пока она уперлась лбом в холодное стекло, глядя на проносящиеся мимо огни Лос-Анджелеса. На ватных ногах вышла из машины, вздрогнув, когда Сай захлопнул багажник, повесив оба их рюкзака себе на плечи, и отошла на пару шагов, обернувшись; Сай наклонился к открытому окну пассажирского, сказав водителю: — Спасибо за всё, дружище, — протянув несколько стодолларовых купюр, он улыбнулся, — нам очень с тобой повезло. — Везение — относительное понятие, — водитель забрал деньги, сложив их аккуратной стопочкой и убрав в бардачок. — Неисповедимы пути Господни, — тихо сказала Сакура, думая о своем и не ожидая, что будет услышана; водитель посмотрел на нее, и даже сквозь темные очки она ощутила на себе взгляд, пристальный и глубокий: — Лишь кровь Каина вершит нашу судьбу, — спокойно ответил он. — Прощайте. Несколько секунд они стояли, глядя вслед такси, и Сай игриво посмотрел на нее: — Странный тип, да? При знакомстве он был многословней. Зато сразу видно — Суйгецовский, они все у него, — и слегка присвистнул, крутанув пальцем у виска. Ей было не смешно, но она заставила себя улыбнуться — заметив дрожание ее рта, Сай привлек ее к себе и чмокнул в макушку, после увлекая к сияющему электрическими огнями входу в аэропорт. Он прекрасно видел, как она уничтожена, но виду не подавал, и она была благодарна за это — если бы и он начал ее жалеть, она бы точно не нашла в себе сил сделать последнее, что было необходимо. Сломанная сим-карта отправилась в мусорный контейнер для предметов, запрещенных к перевозке в ручной клади. И только сидя на своем месте, глядя в иллюминатор, как самолет разгоняется по взлетке, она позволила себе по-настоящему разрыдаться.

***

Сказать, что в его душе воцарился мир, было бы неправильно по двум причинам: во-первых, у него не было души, а во-вторых, сложно назвать миром пепелище, на котором только-только улеглась пыль. Рядом с Итачи само понятие «время» потеряло всякий смысл. Сначала говорил Саске — много, тяжело и зло, швыряя Итачи в лицо обвинения, выплескивая обиду, задыхаясь от гнева и боли, что годами жили в нем, годами отравляли его сущность; Итачи молчал и слушал. Понимал, что для заживления раны надо сначала очистить ее от гноя, чтобы воспаление больше не мучило. Потом говорил он. Его спокойный низкий голос гипнотизировал; Итачи не нужно было Доминирование, чтобы его слушали, и он его не использовал — Саске был в этом уверен, прислушиваясь к малейшим модуляциям его голоса в поисках попытки обмануть его или усыпить бдительность. Но Итачи был искренен. Восстановить за один разговор провал длиной в восемь лет было невозможно, Саске понимал это. Но теперь он хотя бы мог смотреть в глаза брату без слез в собственных — еще не простил, еще не отпустил обиды, но точно понимал, что это вопрос времени. Время не лечит. Время учит привыкать. Нельзя перечеркнуть восемь лет их разлуки, но можно смириться с ними. И начать заново. — Она знала, что будет непросто, — Итачи налил себе в бокал кровь из пакета, передав половину Саске, — но это ее не остановило. — Она была твоим упырем? — вспоминая миловидное лицо Изуми, Саске с трудом мог представить, чтобы она подобострастно смотрела на Итачи взглядом, полным упыриного обожания. — Не сразу, — он задумался, вспоминая, — лет через пять примерно. — Она терпела тебя пять лет? По своей воле? Итачи смущенно улыбнулся, опустив взгляд; видеть его таким было непривычно. — Удивительная женщина. — Сумасбродная, я бы сказал, — беззлобно уточнил Саске, отпив из бокала. — А беременность? — Я поддался, — сразу признался Итачи, — Изуми убеждала меня несколько лет. Я думал о том, что лучше расстаться с ней и дать ей возможность жить обычной жизнью, оградить ее от мира Тьмы, но… Совершил ту же глупость, что и с тобой — я поверил, что рядом со мной ей будет безопаснее, чем без меня. — И тогда ты дал ей свою кровь? — Я занялся с ней любовью. Узы крови нерушимы, и даже физическая смерть не всегда причина для их разрыва — как с тобой. Саске поднял на него глаза, понимая, о чем он говорит, и усмехнулся: — Нерушимы — слишком громко сказано. — Нерушимы — это факт, — Итачи покачал головой, отбросив длинную прядь волос за спину. — Тем интереснее было узнать, что твоя избранница из оборотней. — Сакура не моя, — почему-то эта фраза ощущалась во рту чужеродно, неправильно. — Я дал ей свою кровь только потому, что она чуть не умерла. — Трижды? — скептически усмехнулся Итачи. — Нет. Два раза. — Но у нее третьи узы с тобой. — У нее вообще нет со мной уз, — по неизвестной причине его начинала раздражать эта тема. — Она способна исцеляться от влияния вампирской крови… Итачи неожиданно засмеялся, приблизив ребро ладони к лицу, прикрывая рот. Саске нахмурился сильнее, глядя, как Итачи веселится, не совсем понимая причины; заметив его реакцию, Итачи отвернул лицо, стараясь заглушить смех, как будто ожидал, что Саске его поддержит. — Смех без причины, — Саске фыркнул, и Итачи, снова посмотрев на него, вдруг перестал смеяться. — Кто тебе сказал, что от уз крови можно исцелиться? — мягко спросил он, как будто пытался понять, почему Саске уверен, что Луна состоит из сыра. — Сакура сказала, что ее исцеление избавило ее от… — И ты просто поверил? Видимо, он был сильно озадачен, потому что Итачи продолжил, пристально глядя ему в лицо: — Есть несколько способов разрушить узы крови — Братание, разлука и окончательная смерть регнанта. Братание она вряд ли проводила. Ты еще жив. Сколько, говоришь, лет вы с ней не виделись? Саске молчал. Лет? Чтобы эта связь исчезла, нужны годы? — К тому же, речь идет о силе воли, — Итачи был беспощаден, — я даже представить не могу, какая нужна сила воли, чтобы противостоять третьим узам. — Я давал ей кровь дважды. — А узы третьи. Дважды. Кровь она пила дважды, но один раз… — Вы занимались любовью, — сказал Итачи. Он не спрашивал; он знал. Саске поставил бокал на стол и встал, поправив рубашку: — Мне нужно к ней, — и вот это уже правильно легло на язык, не вызывая никакого внутреннего отторжения. — Глупый младший брат, — беззлобно догнало его у выхода. И правда глупый. Сам того не ведая, он создал с Сакурой связь, которую, по легендам, может побороть только истинная любовь — и то, не всегда. Пока он гнал от убежища Итачи в сторону особняка, в голове путались мысли. Он не создавал себе упырей именно потому, что не хотел подчинять себе чью-то волю и лишать выбора. Ему были не нужны преданные рабы. Когда его начало тянуть к ней? Когда он понял, что по-человечески влюбился в нее? Когда он ее захотел? Он уже не мог вспомнить; кажется, всё началось после первого глотка ее крови, когда она спасла его, но ведь за этим стояло гораздо больше. Она — истинно верующая, оборотень, переступила через себя, предложив ему, вампиру, этот шанс на спасение; это было продиктовано только ее моралью и ничем более. Для нее это было дикостью и грехом, но желание спасти его оказалось сильнее — и тогда ни о каких узах речи не шло. Она отбросила крестик в сторону, поняв, что ранила его — не задумываясь отшвырнула от себя символ своей веры, зная, что он может причинить ему вред. Отдалась ему, глупо согласившись на его глупое: «Выходи за меня», — сказанное в порыве, полностью продиктованное моментом, но от того — не менее честное, ведь он никогда так не шутил. Их помолвка с Хинатой была не более, чем сделкой — и там никаких предложений не прозвучало ни разу. Ее зеленые глаза, каждый ее жест, нежно-розовые локоны, обрамляющие красивое лицо, ее тело, запах свежескошенной травы, источаемый ее кожей, голос — в Сакуре всё было совершенным. И это всё было его. Узы тому причиной, или нет — если он сможет сделать ее счастливой, а он сможет, то… — Где оборотни? — спросил он у первого упыря, встретившегося ему по пути из гаража в основную часть особняка. — Наруто у госпожи в спальне на первом этаже… — проблеял упырь, и Саске не стал слушать его дальше, уже понимая, что скорее всего, Сакура будет рядом с Наруто и Хинатой. Но когда он открыл нужную дверь — с третьего раза, потому что предыдущие две спальни оказались пустыми, — Наруто был вдвоем с Карин. Она спала, а Наруто сидел рядом с ней, поглаживая ее по волосам, и Саске замер, вспомнив; заметив его, Наруто в странном удивлении поднял брови, но Саске было некогда анализировать, так что, кивнув в знак приветствия, он тихо прикрыл дверь и вышел в холл, с силой втягивая носом воздух — смесь тухлого мяса и свежескошенной травы под палящим полуденным солнцем было ни с чем не спутать. Хинаты в ее покоях тоже не оказалось. Всё было не так, и это заставляло нервничать, подстегивая внутреннее волнение — почему именно сейчас, когда так нужно с ней встретиться, всё, что ему попадается — это ее зыбкий запах в коридорах особняка? Он не прекращал поиски. Сильнее всего пахло в ее комнате, возле спальни Карин и на крыльце — дальше запах пропадал. Разбитый телефон он последний раз видел, кажется, в машине, и он не подавал признаков жизни — батарейка разрядилась, но это было неважно, все равно экран был вдребезги, вот он и… — Господин Саске, — позвал его знакомый голос; Саске посмотрел на Пола, учтиво склонившего голову, и спросил: — Где все? — Госпожа Хината сейчас занята. Господин отдыхает в библиотеке. — А оборотни? — Наруто у госпожи, — невозмутимо ответил Пол, замолчав. — А Сакура? — Сакура и Сай уехали в аэропорт. Он замер. — Когда? — сорвавшимся голосом. — Около восьми вечера. Вылет был в десять. Саске дергано ударил по карманам в поисках телефона, которого не было; наручные часы тоже остановились, и Пол, поняв его замешательство, вежливо добавил: — Сейчас два сорок. Почти пять часов назад. — Отведи меня к Суйгецу, — приказал Саске, и Пол тут же приглашающе протянул руку, указывая направление. В библиотеке играла тихая классика из граммофона, дополняемая уютным треском иглы по пластинке; малкавиан сидел в высоком кресле перед камином, вытянув ноги в сторону огня. Слабоумие и отвага — Саске в целом не любил открытый огонь, как и любой вампир, но Суйгецу, казалось, это совершенно не беспокоило. Рука с длинными черными ногтями сжимала основание снифтера, наполненного янтарной жидкостью. — Мир создавался Богом за семь дней, — тихо сказал Суйгецу, когда Саске сел в соседнее кресло, чуть отодвинувшись от камина. — Смог ли ты заново отстроить свой за это время? — Меня не было неделю? — он недоверчиво посмотрел на малка, но Суйгецу без улыбки встретил его взгляд, утвердительно качнув головой; в его глазах не было осуждения или насмешки, только тоска. — Одолжишь свой телефон? Я хочу позвонить Шикамару. Суйгецу снова качнул головой, достав свободной рукой искоцанный допотопный мобильник — еще с кнопками, — и набрал номер, протянув ему; «Всеведущий» на черно-белом дисплее вызвал у него легкую нервную усмешку. И Шикамару ответил. — Не ищи ее, Саске, — отвратительно честно, без попыток смягчить удар, — она сменила номер, и по базам ты ее не найдешь — я загрузил программу на общий сервер ее оператора, и у нее теперь будет меняться местоположение, сам номер и владельцы номера случайным образом. — Зачем ты это сделал?! — злое отчаяние вынуждало повысить голос; Шикамару не отреагировал: — Потому что она попросила. Саске, я не знаю, какая кошка между вами пробежала, но она была настроена решительно. А я, если даю слово, держу его. Могу только дать тебе доступ к твоей голосовой почте, надо? — А там что-то есть? — Да, восемь сообщений. Семь из них по паре секунд, одно — на две минуты. Включить? — Включи то, которое с номера Сакуры, — попросил Саске, но Шикамару хохотнул: — Ромео, они все — с номера Сакуры. Как и сорок восемь пропущенных вызовов. Есть, правда, пара десятков с номеров Наруто, Хинаты, Ино…Включи, — перебил Саске, и Шикамару тихо хмыкнул. Голос Сакуры отличался от привычного ему — звучал глухо и сорвано, с длинными паузами: «Саске. Я просто… хочу попрощаться. Я очень ждала твоего возвращения. Но, видимо, ты был… Занят? Надеюсь, у тебя всё хорошо, и нет причин для беспокойства. В общем, я… Саске, это, может, прозвучит самонадеянно с моей стороны, но… Пожалуйста, не звони. Я очень сожалею, о том, что было… между нами. И постараюсь забыть. Для меня будет лучше забыть. Чтобы жить дальше. Я ведь еще могу жить. Вряд ли ты будешь слушать всё это. Но если да, я благодарю тебя, что… Я жизнью тебе обязана. Спасибо, что был рядом, когда был… очень нужен.» Пластиковый корпус едва не хрустнул под его пальцами — потому что он услышал, как она не сдержала всхлип, и быстро, как будто спеша обмануть саму себя и передумать, пробормотала: «Я невыносимо сильно тебя лю…» И две минуты, заложенные в автоответчик, закончились, обрубая предложение. Он вскочил с кресла, но неожиданно сильная хватка Суйгецу на его запястье вернула его обратно, заставив сесть. Вызов был завершен, и малк забрал свой телефон из его одеревеневших пальцев, вместо него всунув снифтер — Саске выпил дерущее глотку пойло, почти не чувствуя вкуса. — Дай ей время, — слишком вменяемо для сумасшедшего предложил Суйгецу, махнув ладонью с поднятым вверх пальцем — через несколько мгновений Пол подал ему второй снифтер. — Зачем? — В фиалковых глазах Суйгецу плясали отблески огня, придавая его мертвому лицу живой оттенок. — Она думает, что ничего для меня не значит… — А она значит? — с интересом спросил Суйгецу. Саске взглядом проследил, как Пол наливает ему коньяк, и тоже вытянул ноги к огню, внутренне каменея от первобытного страха — и наслаждаясь им. Конечно, значит. И возможно, поэтому Сакура приняла за них двоих правильное решение — ведь из них двоих именно ей придется пожертвовать всем, что у нее было, чтобы быть с ним. Ее известность, образ жизни, свет софитов, круг общения — у нее была насыщенная, интересная жизнь, от которой придется отказаться. А что он может предложить ей? Только себя. Себя и тьму, в которой он обречен существовать до конца своей не-жизни. Она сильная. Она сможет побороть узы крови, он не сомневался в ней. Его чувства не так важны — да и можно ли говорить о любви, когда он был с ней всего два месяца? Для него, вампира — срок ничтожный: он провел у брата неделю, даже не заметив этого, разговаривая под бокал крови, без перерывов на сон, уборную, приемы пищи; почти без движения. Потому что он давно уже мертв. А Сакура — живая. Ему достаточно позвонить ей с телефона Наруто и просто сказать: «Вернись», — и она пешком пойдет из Нью-Йорка, если не будет самолетов, потому что узы вынудят ее. Достаточно попросить — и она исчезнет из мира живых, пропадет в закоулках мира Тьмы, скроется от всех глаз и будет ждать его столько, сколько потребуется… Но он не создавал себе упырей именно потому, что не хотел лишать выбора. И пока Сакура еще была способна его сделать — всё, что он мог, это принять его. — Дай ей время, — нараспев повторил Суйгецу, как будто ход его мыслей отражался на лице. — Сколько? — Год, — Суйгецу пожал плечами, но уверенность, с которой он обозначил срок, заставила качнуться в его сторону: — Ты что-то видел? Знаешь? — мольба в собственном голосе показалась смешной и жалкой. — Какое же благо — не знать. Какое же это благо, — тихо признался малкавиан, рассматривая игру огня в янтаре коньяка. — Не знай, — обратился он к нему, и Саске показалось, что влажный блеск в глазах Суйгецу усилился. — Ты знал про Карин? — Суйгецу судорожно кивнул, тут же приложившись к бокалу. — А если бы не знал, разве что-то изменилось бы? — Я бы не оплакивал заранее. — Но ведь она жива. — Не для нее. — Год, говоришь, — с точки зрения вампира — ничтожно мало. Но весь этот год будет идти жизнь, меняться мир, меняться Сакура. Возможно, через год она привыкнет к боли — время учит привыкать, — и он окончательно перестанет быть нужным ей. — А моя судьба? Что будет со мной, ты знаешь? Он не рассчитывал на ответ; Суйгецу молчал, гоняя напиток по бокалу, обхватив короткую ножку, и смотрел, как причудливо мерцают языки пламени в коньяке. Возможно, через год он сам уже не будет чувствовать этой влюбленности. Вкус ее крови останется в памяти так же, как остался вкус любимой пищи. Впереди — неизвестность: обезглавленная Камарилья, обезглавленный Шабаш, обезглавленные Квей-джин. Во что это выльется — в новый виток для вампиров, или в эпицентр Джихада — одной Геенне известно. Может, это и выжжет в нем всю человечность, а вместе с ней — и Сакуру. А может… Суйгецу тихо, обращаясь к огню, изрек: — Лишь кровь Каина вершит нашу судьбу. И было ли это пророчеством или бредом — понять было невозможно.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.