The Great Nothing

Расшатав ногой торчащий из кучи барахла железный штырь, Эрнест спрыгивает на землю, отряхиваясь — такие себе гротескные горы из мусора никогда не были настолько пыльными — городская свалка породила целое поколение диких людей, когда-то бывших членами отвергшего их общества. Теперь же этот пейзаж мог перекрыть разве что дымящие заводы на горизонте, буквально недалеко, ведь горизонт здесь — пара километров, и всё. Это всё, что можно разглядеть в рыжем смоге. Парень поправляет респиратор — яркий и вызывающий, ядовитых оранжево-зелёного цветов, таких же токсичных, как и отходы, сливающиеся в мутную разноцветную речку, как и воздух тут, как и помыслы со словами, как и дерзкий взгляд разноцветных глаз. Всё тут какое-то неправильное: рыжая пустыня, рыжий ветер, зато дожди здесь особенные — иногда даже светящиеся ночью. И солнца почти нет. А если есть — то, почему весь ландшафт именно выжженная потрескавшаяся земля вперемешку с рыжим песком и глиной. А Эрнест — вот так ублюдок — яркий и самодовольный, в маскировочных зелёных штанах, в потёртой куртке с кучей пёстрых значков, с крашенными радужными волосами, вызывающим макияжем — если уж выделяться, так полностью, правильно? И только обломанные ногти чёрные, под ботинки. Даже очки у него, убирающие с лица длинные волосы, необычные. Брат стоит на краю обрыва, вглядывается вдаль: оттуда лучше всего видно трубы со всеми закопченными коммуникациями — заводы рабочие чисто из-за потребности хоть в каком-то комфорте вроде света «по часам», воды раз в пару дней и так далее. Вообще, довольно страшно представлять, что эти ревущие изношенными механизмами махины производят жизненно важные вещи. Собственно, вода так соответствующая — вонючая и ржавая, иногда тёмная от попавших туда каких-то элементов. И, странно, наверное, сравнивать, — думает Эрнест, — обычно мир считают серым — он в книжках читал. Мол, серые улицы, серое небо… Здесь же всё такое разнообразное: то тебе дожди из химикатов, то тебе бури с запахом гари… Но, конечно же, здесь преобладает рыжий, ржавый цвет. И, пожалуй, Эрнеста не зря считают чокнутым, раз он ему до сих пор нравится. Некромант оборачивается на брата — лицо скрыто широким поднятым воротником и шарфом, а глаза еле видно в глубокой тени от чёлки. Вообще, у него татуировки по всему телу, даже на шее, а на губах и языке — пирсинг, но Некромант это тщательно скрывает, когда подходит к новой территории. Не боится, исключительно осторожность. Они бы могли перекинуться парой фраз, но говорить не о чем; Эрнест усмехается, хотя близнец об этом догадывается чисто интуитивно, по насмешливому, горящему взгляду. — Можешь идти, — читается в азартно блестящих разноцветных глазах. — Я слежу за тобой, — Некромант смотрит холодно, внимательно, будто препарирует. Младший пожимает плечами, разворачивается, идёт было прямо, а потом резко сворачивает, узрев кое-что интересное: целые ряды разбитой техники его мало интересуют, даже стоящие в ряд непогибшие, недобитые танки, даже мятые, покрытые ржавчиной машины с разбитыми стёклами, даже поломанные газонокосилки — почти сухое, кривое, с перекрученным стволом приземистое дерево акации, что так идеально и ненормально выросло посреди этого хаоса. Эрнест с неподдельным восхищением таращится на чудо ещё живой природы; тянется рукой, чтобы прикоснуться, но даже как-то не осмеливается этого сделать, будто боится, что растение рассыплется под пальцами, исчезнет или просто умрёт. Радиация не тронула этот клочок суши — цивилизацией это уже трудно назвать. Парень знает, что долго они не протянут; знает, как это медленно умирать, выплёвывая свои лёгкие, сдирая обожженную кожу… Он знает, как и другие такие же, как снова возродить всё, знает, как уничтожить дотла. Он знает всё. Поэтому, ухмыляясь, размашисто пишет куском арматурины R.I.P. mother Earth по песку. — Welcome to the new age. Он с безумной радостью дышит грязным воздухом, забивая лёгкие, сорвав респиратор; он сидит на горе мусора такой себе Король и Бог свалки, этого места в целом, и только гудящие заводы салютуют ему смогом ядовитых газов. Вечный ветер швыряет рыжий песок, но нет, ему так просто не похоронить Бога. По крайней мере, так хотелось верить. Эрнест глотает пыль, задыхаясь от переизбытка чувств, или это просто ему дышать тяжело?.. Некромант смотрит на него до тех пор, пока младший не слабеет на глазах, и не скатывается по барахлу с диким, отчаянным хохотом. — Надень намордник, тебе идёт — твой оскал хотя бы не видно. — Да пошёл ты, — смеётся Эрнест, вглядываясь в — удивительно — серое небо. Наверное, — думает он, — надо почаще смотреть вверх, оттуда когда-то тоже сыпались разноцветные звёзды.