The Great Nothing

Некромант редко появлялся. Эрнест сам предпочитал избегать его, желательно быть на разных концах планеты — до того он боится брата. Он даже знает, почему тот его так ненавидит — не только потому, что они заклятые враги уже не одну жизнь, а ещё и по причине его, Эрнеста, слабости. Он отличный манипулятор, умеет всё, имеет широкий кругозор и порой удивляет специальными познаниями в разных областях жизни и науки; у него своя философия жизни и свои взгляды на неё; он даже научился контролировать свои деструктивные порывы; образцовый социопат, которого Некромант воспитал. Эрнест ведь не был таким. Но он до усрачки боится своего старшего брата, и это последнего раздражает. Как не боятся? Как Эрнест не боится умирать. Как не боится стихий — Некромант та же стихия, и ей достаточно просто восхищаться — не убежишь ведь. Не получается. Пожалуй, это единственное, что у Эрнеста не получается. — Кому как не тебе известно, к чему можно привыкнуть, — тихо говорит Некромант. Сам он сюда пришёл второй раз в жизни. В этой. Последний раз он тут был с Нового года с общей компанией. Эрнест не раз переживал такой себе катарсис: когда жгучая буря эмоций потухает, перегорев, оседает прохладным, успокаивающим пеплом по ранам, и ты не чувствуешь ни-че-го. А потом по новой, заново, опять, по кругу, и в такие моменты Эрнест то упивается до бессознательного состояния, то идёт крушить машины со своей бандой, то валяется в любимом продавленном кресле и смотрит мультики, пытаясь вызвать в себе хоть каплю отклика. — Я хочу… — Эрнест запинается, мнётся; ставит начатую бутылку между ними. — Поговорить. Ни о чём-то конкретном, а так… Брат усмехается — он вообще редко эмоции показывает. — Что, ищешь хоть что-то новенькое? Ты же хочешь почувствовать то, чего у тебя никогда не было, а не поговорить. — Дохуя умный, — огрызается Эрнест, тут же смолкая. — Мог бы и не озвучивать очевидное… Почему-то именно сейчас ему всё равно. Он не боится, зная, какая он игрушка в руках Некроманта и что может произойти. Как получится, как провернётся барабан удачи, так и пусть будет. Он настолько устал, что даже та усталость, когда его буквально тащили, потому что он больше не мог идти, как потом неделю всё жутко болело, а он спал сутки напролёт, ничто в сравнении с этой, настоящей усталостью. От самого себя. Эрнест знает, что тот посмеётся — тихо так, тревожно — пару раз пошутит, а если настоять — пошлёт — изящно и очень жестоко, не преминув пройтись по всем болевым точкам. Эрнест конченый мазохист, раз ему это надо. Он пусто смотрит брату в глаза. Улыбается. Также пусто. Некромант ведь хотел сделать из него идеальное оружие? Или может не оружие?.. Да чёрт с ним, одному ему известно, что он хотел слепить из Эрнеста — один хрен у него получилось. И вот спустя столько унижений и переломов личности через колено, Некромант ему не отказывает. Это должно бы насторожить — очередной эксперимент, наверняка — однако Эрнест тянется к нему, наполняя свою пустоту чужими мыслями, чувствами, какой-то щемящей ересью, пусть, возможно, иллюзорной, но Эрнест наслаждается этим моментом, и ему даже на секунду кажется, что их колесо Сансары делает последний оборот. Они понимают, что одинаково важны тут; знают некоторые тайны Вселенной, о которых не говорят вслух; они смотрят друг другу в глаза и — также на секунду — друг друга прощают. — Всё-таки ты любишь тешиться мечтами, — хмыкает Некромант. — Наслаждаться, — поправляет Эрнест, — наслаждаться. Я же знаю, что это ненадолго. — Зависит от твоего поведения. Эрнест поднимает голову — ему показалось, или брат тоже устал играться? Возможно, оно и к лучшему.