Выбор

Пропажу бывшего хозяина отеля и управляющей заметили довольно быстро. Не то чтобы после всех событий до них было дело, но слухи о ночном происшествии расползлись довольно быстро и к полудню, кажется, каждый обсудил эту тему. Одни считали, что это чья-то больная фантазия, другие — что влюблённые просто сбежали вместе куда-нибудь подальше от злобной тети Эли, но многие сомневались что карьеристка София Яновна могла покинуть отель по собственному желанию. Пропажа так бы и обрастала новыми подробностями и теориями, если бы в отель не влетела разъяренная Элеонора Андреевна с требованием сейчас же найти Толстую и её непутевого племянничка. Однако в отеле появился лишь слегка помятый Павел с еле заметными пожелтевшими синяками, лишающими лицо прежней привлекательности, и по-хозяйски плюхнулся на диванчик. — Какого черта, Павлик? Где ты был? Что ты себе позволяешь? —возмущалась Элеонора. — Тетя, возможно ты запамятовала кое-что, но я тебе напомню. Я тут больше не работаю. — проговорил Павел, делая глоток спасительной минералки. — Ох, дорогой Павлик, ты думал я оставлю тебя без работы? Я же обещала приглядывать за тобой. У тебя будет новая должность. Не менее ответственная, разумеется. Портье. — Ты серьезно? — засмеялся серб, — Ни за что! — Есть за что! Я не спрашивала, хочешь ты или нет. Это условие. Либо ты работаешь полгода за стойкой и доказываешь, что достоин быть хозяином отеля, либо отправляешься в свободное плавание... И денег больше не увидишь! — сквозь зубы процедила женщина. В ее глазах читалась уверенность, и Паша понял, что отговаривать ее бесполезно, по крайней мере сейчас, может через несколько дней... Он уже было поднялся и хотел уйти, но Элеонора Андреевна ещё не закончила. — Кстати, Павлик, ты не видел Софию Яновну? — Понятия не имею, где она... — Павел вдруг помрачнел. — Как так? — усмехнулась тётя Эля, — разве жених не должен знать, где прохлаждается его невеста? Особенно после того, что она устроила сегодня. Уже с утра Эле пришлось подключить все своё обаяние, чтобы успокоить разъяренного депутата, который клялся чуть ли не сжечь отель. Повезло, что у них было много общих знакомых — это немного сгладило ситуацию. Однако больше терпеть подобного Элеонора была не намеренна. — Что произошло? — в голосе Паши прозвучали тревожные нотки. — Ничего такого. Просто передай ей, чтобы выбирала людей пониже рангом, когда соберется кому-то нахамить. А, ну ещё что она уволена. Тут у хозяйки отеля зазвонил телефон, и она поспешила удалиться, оставив Пашу наедине со своими мыслями. Он не знал, что делать. Да, серб был зол на неё, но эта ситуация выглядела странно. Он хорошо знал Софию, и она бы ни за что не стала хамить гостю. Паша решил во что бы то не стало найти Соню и поговорить с ней. Он, ещё когда вошёл, обратил внимание на изменившуюся атмосферу в зале. Все были какими-то задумчивыми, хмурили брови, о чём-то перешептывались. Поднявшись с диванчика, Павел направился к портье. Может быть, хоть кто-то пояснит ситуацию. Перед этим на секунду замирая, рывком достал телефон из внутреннего кармана пиджака и набрал номер Софии. Абонент временно не доступен. А чего он, собственно, ожидал? — Свет, ты случайно не знаешь, что произошло сегодня утром и где сейчас София Яновна? — Я... Я недавно пришла, но... — почему-то виновато опустила глаза девушка. Эта деталь не ускользнула от Паши. — Что но? Говори! — Петр... Ну, парень, что работал в ночью смену сказал мне... Сказал мне, что София закатила тут грандиозную истерику, но тут откуда не возьмись появились санитары и под руки увели ее за собой. — начала она увлечённо пересказывать то, что ей рассказали. Тут она заметила как лицо ее бывшего начальника побледнело. — Павел Аркадьевич, вы так не переживайте, мало ли что могло ему показаться. Я и сама не очень верю, похоже на сценарий какого-то латиноамериканского сериала. Но Паша уже не слушал. Одно мгновение и он уже на улице ловит такси. Он должен что-то сделать. *** Некоторое время назад Миша очнулся в каморке своего закадычного друга - дяди Бори. Голова немного болела. Сей факт не вызвал удивления, ведь на столе стояло целых три пустых бутылки от горячо любимой ими вишневой наливки. Дядя Боря ещё спал, а голова Джековича уже начала трещать от пронзительного храпа мастера на все руки, поэтому он поспешил выйти, перед этим взглянув на часы. Он вошёл в зал как раз во время бурного обсуждения ночного происшествия и, можно сказать, услышал все из первых уст. Несмотря на недавний разговор с Софией, он не смог перестать любить ее как по щелчку пальца, как она хотела. Поэтому он не задумываясь отправился вызволять её: нашёл справочник и, отыскав в одной колонке нужный номер больницы, позвонил. Ему повезло и ближайшая больница оказалась той самой, где София находилась. По крайней мере, Мише сказали, что, действительно, некая София Толстая находится у них на лечении. *** Стены были белыми, слишком белыми. София лежала на койке и смотрела в потолок. На ее лице — никаких эмоций. Но внутри не было так пусто, как снаружи. Она думала, много думала о вчерашнем дне. Также о ее разговоре с врачом, который сказал, что обеспокоен ее состоянием и просто хочет понаблюдать. На добровольной основе. На добровольно-принудительной. Они почему-то подумали, что порезы на ладони - это было дело рук Софии. Приписали ей суицидальные наклонности. Впрочем тон врача, его фразы — все намекало на то, что им заплатили, чтобы Толстую тут попридержали. Только она не понимала, кому это нужно. Неужели тот мужчина? Хотя он был похож на человека, который может такое сделать. Впрочем София вряд ли когда-то узнает. Сейчас она лишь надеялась, что ей разрешат позвонить или же кто-то из отеля решит проведать управляющую и разъяснит врачам ситуацию. А пока оставалось лишь лежать на неудобной постели и вслушиваться в тишину. Таблетки и уколы давали о себе знать. На душе было спокойно. *** Ехать было недалёко. Полчаса и Михаил Джекович уже стоял в холле психиатрической больницы, на повышенных тонах разговаривая с какой-то медсестрой и добиваясь немедленной встречи с главврачом. Убедительный и весьма нахальный, Миша всё-таки добился своего, солгав о цели своего визита, и в скором времени уже сидел в кабинете главного. — Я по поводу Софии Яновны Толстой. Мне сказали, что она здесь проходит лечение. — начал издалека Джекович. — Да, она проходит у нас лечение. — холодно констатировал факт врач. — Но она не больна! Вы должны ее отпустить. Вы не имеете права... — У неё есть диагноз и по показаниям к нему ей следовало бы оставаться у нас. — резко прервал Мишу главврач. Миша не собирался сдаваться. Он огляделся по сторонам. На стенах кабинета висели на вид дорогостоящие картины. Из-под белого халата напротив сидящего мужчины проглядывал неплохой такой костюм, а на его руке Джекович заметил часы премиального бренда. И это в государственной больнице. Михаил понял, как надо действовать. — Сколько? - единственный вопрос нарушил недолгое молчание. Главврач улыбнулся только уголками губ, взял на столе листок, написал что-то и протянул Мише. Это же все его накопления. Джекович уже долгое время откладывал на новую машину, но это подождёт, главное сейчас — вызволить Софию. Не давая себе времени на раздумья, он ринулся в ближайший банкомат, снял все деньги и оплатил свободу Софии. Он сидел в коридоре, потирая вспотевшие от напряжения руки. Миша волновался за состояние Сони, ведь неизвестно, чем и от чего лечили ее всё это время. Она была удивлена внезапному визиту медсестры. Была обескуражена фразой "Собирайся, тебя выписывают". Не верила в то, что этот кошмар закончился. Так быстро. Ещё больше была удивлена, увидев в коридоре своего спасителя. После всего, что она ему наговорила. Но вот он сейчас около неё и смотрит на Соню глазами, полными счастья, вызывая у той укол совести, ведь она не сможет отблагодарить его так, как хочет этого он. — Спасибо, Миша... - тихо говорит она, отводя глаза. Он не выдерживает и обнимает её. — Пойдём отсюда, пожалуйста... — прерывает его порыв София, — Не могу больше здесь находиться. — Конечно, — соглашается Миша и берет её за руку. Они вышли на улицу, он так и не выпустил ее ладонь из своей, и тут Соня почувствовала, как пальцы Миши начали рисовать невидимые узоры на ее ладони. Это надо было прекращать. Она одернула руку. — Миша, пожалуйста, не надо. Ты же понимаешь, что все кончено, не заставляй меня говорить это снова. — Скажи, ты меня больше не любишь? — Не люблю. Прости... — Ты ни в чем не виновата, Сонь. Это я все испортил. Ты имеешь полное право ненавидеть меня.. Повисла неловкая тишина, София не знала, что ответить. — Могу я попросить тебя об одном одолжении? - продолжил Миша. — Да, наверное. — Поцелуй. Прощальный поцелуй. только один. София опять промолчала. Он смотрел на неё как побитый котёнок, что в какой-то момент ей стало его жалко. И она медленно потянулась к его губам, чтобы на несколько мгновений прикоснуться к ним, отпрянуть и забыть о них навсегда. И ещё Соня окончательно поняла, что с этим человеком ее больше ничего не связывает, поскольку этот поцелуй не вызвал в ней ни единого проблеска того давнего чувства. Уже забытого, погасшего навсегда чувства. *** — Быстрее, пожалуйста быстрее! — Паша подгонял таксиста своими постоянными выкриками. Он чувствовал, что Соне плохо, что ей нужна помощь. Он представлял её бледной, ослабленной от лекарств, нуждающейся в поддержке, возможно, в его поддержке. — Мы приехали. — таксист вырвал Пашу из размышлений. Машина остановилась на противоположной стороне от больницы. Поспешив расплатиться, он вмиг выскользнул из машины. Серб бы сразу рванул к входу в клинику, однако дорога была довольно оживленной и не позволила бы ему просто перебежать проезжую часть. Пришлось дожидаться зеленого сигнала светофора. Секунды тянулись мучительно долго. Он начал осматривать фасад больницы. Довольно старое и обшарпанное здание, окна с решётками на верхних этажах. Его взгляд спустился вниз, и он узнал знакомую фигуру. Не может быть. София. Не успел он обрадоваться, как заметил рядом ещё одну фигуру, пониже. Замерев, он продолжил стоять и смотреть прямо на них, напрочь забыв о светофоре, как вдруг София потянулась с Джековичу и поцеловала его. Больше смотреть было не на что. Паша развернулся и пошёл прочь. В груди неприятно кольнуло. Кофе с молоком... Значит, он был прав.