Youre the Worst

В час ночи Чонгук вывалился из операционной, бессильно упав на стул в пустом и освещённом коридоре. Мимо него пронеслись родственники пострадавшего, медсёстры, анестезиологи, кто-то хлопнул его по плечу, что-то сказал, топот ног и тихий шелест колёс каталки вскоре растаяли и Чонгук остался один. Он стянул с головы мокрую полупрозрачную шапку, которую надевал во время операции, влажная, всклоченная чёлка упала на лоб. Чонгук не нашёл в себе сил поправить причёску, да и какая разница, как выглядят его волосы? Чонгук только что спас ещё одну жизнь. Струйка пота потекла по виску, уставшее тело не смогло среагировать на щекотку, Чонгук открыл глаза, уставившись на лампу на потолке. Тело было липким, хирургическая зеленая рубаха неприятно прижалась к торсу, а в голове шумело — никаких мыслей, никаких отвлекающих факторов — только шум, словно сжавшийся вакуум, не давящий и не вызывающий дискомфорта, тихо шипящий туман, густой и горячий. Он приложил ладонь ко лбу, провёл ею по лицу, помассировал пальцами уставшие, почти невидящие глаза, решил, что пора подняться. Скулы свело от мучительного желания закурить, но Чонгук некстати вспомнил, что бросил ещё в университете. Никто не попадался ему на пути — родственников отправили домой, пациента уложили в палате, остальной персонал разошёлся, рассыпался по зданию кто куда — кто пить чай\кофе, кто отсыпаться, кто курить на задний двор. У каждого был свой способ расслабиться. Чонгук добрёл до своего кабинета, похлопал по карманам в поисках ключа, ещё раз поблагодарил небеса за то, что стал заведующим отделения. В кабинете царил полумрак. На столе горела тусклая настольная лампа, свет которой падал прямо на фотографию Чимина в коричневой рамке. Чонгук протянул руку и опустил снимок изображением вниз. Облизал сухие губы, плеснул в стакан воды из кулера, выпил залпом, неуклюже намочив форму. Швырнул стакан на стол, и тот немедленно с него скатился. Хорошо, что пластмассовый, успел подумать Чонгук, съезжая вниз по стене и пряча лицо в колени. Время остановилось. Чонгук был молодым, перспективным доктором, не брал взятки, представлял свою больницу на международных конференциях, хорошо относился к коллегам и зачастую не помнил, что он уже не просто Чонгук-доктор, а уже Чонгук-заведующий-хирургическим-отделением. Да, это значило нехилую прибавку к зарплате. Да, это значило немалое количество привилегий, уважения, завистливых взглядов, сплетен, кипу бумажной работы и ещё триста обязанностей, рухнувших на его плечи. Чонгук принял должность и поздравления по этому поводу, даже отметил это со своими коллегами, но, оставшись наедине, понял, что это не то, что он хотел. Ещё в шестнадцать он решил, что будет спасать жизни. Это было то, ради чего он учился, трудился, работал, полностью изводя себя — он хотел спасать людей, и он пришёл в самую престижную больницу Сеула, и доказал всем, на что способен. Его тогдашний наставник, бета в возрасте, обещал, что из Чонгука получится великолепный доктор. — У тебя всё впереди, - улыбался он, а потом уволился. И Чонгук стал на его место. Альфа поднял лицо. Почти полтора часа он просидел на полу, тело затекло и болезненно заныло, Чонгук поднялся, переоделся, бросив форму в пакет, умыл лицо, посмотрел на парня в зеркале и улыбнулся. Не парень — мужчина. Губы изогнулись в иронической усмешке, когда он отметил, что похож на труп. — Лучше я буду трупом, чем кто-то другой, - сказал Чонгук своему отражению, а потом подошёл к письменному столу и открыл верхний ящик. Запустил руку вглубь, выудил надёжно спрятанную записную книжку, зубами схватил карандаш и поставил ещё одну чёрточку на нужной странице. — Двадцать первый. Это была двадцать первая жизнь, спасённая Чон Чонгуком. Его двадцать первая победа. В дверь тихо постучали. Чонгук суматошно закрыл ящик и сказал, что дверь незаперта. В дверном проёме появилась голова Юнги. Юнги был его товарищем ещё со времён учёбы. Чонгук выбрал хирургию, Юнги же долго топтался на месте, не зная, где его путь, и в итоге решил, что в морге. Да, Юнги стал патологоанатомом и, если верить его словам, ещё ни разу не пожалел о своём выборе. Судьба по счастливой случайности привела их в одну больницу, и Юнги стал тем человеком, которого Чонгук всегда рад видеть. — Привет, бог, - неизменная, дежурная фразочка, придуманная самим Юнги. Друг счастливо улыбался, нервно теребил манжет пиджака, а потом перестал себя мучить и зажал Чонгука в порывистых и очень крепких объятиях. — Ты молодец. Парень висел на волоске. Никто и не надеялся... Ты молодец, Чонгук. Чонгук обнял его в ответ, закрывая невидящие от усталости глаза. Сердце поднялось куда-то к кадыку, разом ухнув вниз. Тяжёлый выдох растаял между рёбер, и Чонгук внезапно почувствовал, как противно защипало в глазах. Он быстро сумел взять себя в руки, отпрянул от Юнги и вымученно улыбнулся ему. — Может, домой поедешь? Я прикрою, если что, - ещё одна фраза с университетских времён. Юнги знал, что Чонгук не поедет домой, а Чонгук знал, что патологоанатом не сможет прикрыть заведующего. Чонгук с улыбкой покачал головой. Юнги понимающе кивнул. — Принести тебе кофе? — Если можно. Двадцать первая победа над смертью. Двадцать первый раз, когда Чонгук выходит из операционной в таком состоянии — разбитый на части, зато сумевший собрать части ближнего. Он смотрит на человека, лежащего на столе перед ним. Он никогда не встречал его и вряд ли встретит в будущем. Бледное лицо незнакомо ему, но Чонгук борется за его жизнь, не давая выскользнуть лишней капле крови, борется, пока руки не начинают неметь. Даже если операция длится уже двенадцать часов, и никто в операционной не может стоять на ногах, есть Чонгук, который напоминает им всем о долге, есть Чонгук, который сжимает в холодных пальцах скальпель, есть Чонгук, который готов вырвать собственное сердце из груди, чтобы вставить его в грудь пациента. Есть Чонгук, которого Юнги зовёт богом, и Чонгук устал отшучиваться по этому поводу. А может, и не стоит?..