Закрой глаза и я покажу тебе мир

      В комнате, как на удивление, тепло. Розовое окно, которое несколько дней подряд было закрыто, сейчас покрылось различными узорами, что так старательно нарисовал мороз. Они блестели, переливались под яркими лучами солнца, создавая сказочную картину. Только, к сожалению, кроме солнечных зайчиков эту картину никто больше не видит.       Маринетт не закуталась в одеяло, не попыталась завернуть дрожащее тело в подушках, она просто сидела перед монитором компьютера, делая вид, что что-то все-таки видит. Девушка любила делать из себя, как по ее словам, нормальную. Или даже не любила — обожала становиться такой, как все, и абсолютно по барабану, что на самом деле кроме темноты голубые глаза ничего не видят.       Дюпен-Чен прекрасно слышит, как из-под пола раздался радостный голос одной рыжеволосой журналистки, которая уже на всех парах мчится в комнату подруги. Голубоглазая слышит ее шаги, которые становятся все ближе и через секунду останавливаются перед люком. — Маринетт, доброго вечера, — Сезер с криком открыла дверь в комнату, заскакивая туда с невероятно громким звуком. Такое поведение всегда сдержанной Альи означало только два события — Нино пригласил ее на еще одну встречу, или еще что-то, что каждый раз меняется. — Ты даже представить не можешь, какую новость я тебе принесла. — Нино пригласил тебя на свидание? — Мари обернулась к подруге, пробуя по звуку понять ее расположение. — Да, и еще кое-что. — И что же это такое важное, что ты из-за него чуть не проломила мне пол? — Адриан наконец-то нашел свободную минутку, чтобы встретиться с вами, — Сезер отодвинула все листья и тетради с рабочего стола Маринетт, в попытке положить туда свою задачу на следующую неделю, но отвлеклась, заметив на одном из листков изображения Габриэля Агреста. — Он хочет обсудить условия продажи своих книг.       Алья говорила скомкано, не отводя взгляд от рисунка. Взять и рассмотреть портрет в близи было небезопасно, так как у подруги отличный слух, и Мари не любит, когда трогают ее вещи. Но желтые глаза видели плохо и всех деталей не могли разглядеть, как бы сильно журналистка не пыталась. — Это великолепно. Давно хотела его встретить и высказать все неудовлетворение о концовках его произведений. — Не нужно говорить Адриану об окончании романов, потому что он в этом не виноват. Все-таки работает он на одного дядю, который ничего не понимает в таких вещах, — рыжеволосая никак не могла отвести взгляд от рисунка. Она не могла понять, как Маринетт, которая ничего не видит, смогла так идеально нарисовать изображение совершенно незнакомого человека. Да, девушка и раньше создавала шедевры, так скажем, в полной темноте, но это обычно были улицы ее родины, или родители и родственники, но никак не известные люди Парижа. — Я попробую прислушаться к твоему совету, — Дюпен-Чен перевела взгляд в сторону, где, по ее мнению, должно быть окно. — Аль, а давай прогуляемся. Погодка, кажется, замечательная. — Да, погода сейчас хорошая, как раз снег начал идти, — Сезер окинула подругу удивленным взглядом и засмеялась. — Откуда ты знаешь? — Шестое чувство. Так мы идем или нет? — Идем, потому что сегодня я свожу тебя в центр Парижа и покажу всю его красоту.       Маринетт только улыбнулась, совсем не обращая внимания на оговорку подруги. Шестое чувство у нее, конечно. Только вот почему-то это шестое чувство сейчас ходит по городу и, если доверять его глазам, зашло в какое-то кафе. Пожалуй, Алье не нужно знать, что ее лучшая подруга еще та хитрая лиса.

***

      Вечерний Париж просто сказочный, особенно в зимнее время года. Снег медленно опускается с неба, развеваясь на резких порывах ветра и окутывает прохожих. На небе осталось только несколько нежных розовых и кремовых полосок от солнца, поэтому город в основном освещался фонарями.       Маринетт спокойно ступала по замерзшей дороге, держа Алью за рукав пальто. Она не то чтобы боялась идти по снегу, просто дети, что проносились возле девушек, пугали больше, чем мимо проезжающие машины. — Маринетт, сейчас мы находимся возле квартала Марэ. Здесь всегда можно купить разных вкусностей и украшений перед рождеством. Зайдем? — Сезер попыталась улыбнуться, но ее лицо сковывала боль от того, что Мари не может увидеть всей красоты. — Давай. Я даже отсюда слышу звук рождественской песни и запах выпечки, — Дюпен-Чен радостно улыбнулась, прикрывая глаза, чтобы убедиться, что соулмейт до сих пор в том кафе.       Девушка волновалась и мучилась одним вопросом, что так случайно влетел голову. Конечно, как человек, который уже встретил своего соулмейта, Алья должна ее понять и дать ответ на вопрос, но хочет ли этого сама Маринетт, она еще не решила. Кажется, что какое-то тягучее ощущение манит ее зайти в то кафе, но страх закрывает и так «темные» глаза. Хочется и не хочется одновременно. — А здесь случайно нет поблизости какого-то кафе, потому что немножко холодно и не мешало бы согреться, — голубоглазая решилась все же заманить подругу в помещение. Да, она не сказала истинную причину и вообще очень удивилась, когда журналистка с радостью согласилась, притом зная, что подруга в двух кофтах, зимнем пальто и шарфе с шапкой. Детей маленьких так не окутывают, как мадам Чен одела дочь.       С каждым шагом тело все сильнее начинало трястись, а ладони потеть то ли от страха, то ли от тепла. Взгляд мечется в поисках чего-то, за что можно зацепиться и отвести внимание, но какая ирония, ничего кроме темноты не было. Мари просто прикрыла глаза, чтобы убедиться уже в который раз, что родственная душа на своем месте, но от этого становилось только хуже. — Вот мы и пришли. Самое близкое кафе «Korcarz».       Мари радостно улыбнулся, когда в голове пронесся отрывок из воспоминания и именно это название. — Тогда пойдем, потому что холодно.       Чен медленно идет за подругой, садится в кресло, или куда ее посадила Алья. Она слышит разговор других клиентов, а в нос ударяет яркий запах выпечки и кофе. Маринетт вздохнула, из-за страха сжала руки в кулачки и очень, очень медленно, будто растягивая миг наслаждения, закрыла глаза. Сейчас должно произойти одно из важнейших событий в ее жизни.       Просто сейчас. — Я закажу нам по чашечке кофе и пирожное с вишневым джемом тебе, а мне с персиковым, — Мари слышит голос Сезер и кивает, раскрывая свои голубые омуты. На лице расцвела улыбка, обнажая белые зубы.       Перед глазами только пронеслась картина зимней улицы Парижа, получается, соулмейт вышел из кафе раньше, чем они зашли. По виску девушки стекла капля пота, но была она от облегченья и отступившего стресса, или от понимания, что она упустила такую ​​встречу — неизвестно.