Владислав. Постскриптум

- Святые боги... Пропади все пропадом... И некромаг, и это проклятое «почти люблю», и эти соленые огурцы, и Древнир с его троном... Причем тут трон, Таня и сама не поняла – сработало подсознание. Шла всего двенадцатая неделя ее беременности, и третья неделя, как она покинула Тибидохс – но Гроттер уже ненавидела свою жизнь. Впрочем – нужно сказать «спасибо» Герману Дурневу, который не только помог ей жильем («Где?! На Урале?! Вечная ваша гроттеровская тяга к помойкам...») и деньгами («Забери вон тот мешок... На первое время хватит, помогать иногда буду, но на многое не рассчитывай»), но и согласился молчать о ее местонахождении. Откуда такая щедрость и с чего такая доброта, Таня только гадала. В мешке оказалось несколько золотых, некогда плюшевых, медведей, которые девушка тут же перевела в доллары на открытый под чужим именем банковский счет. Прежде деньги ее не волновали – но теперь положение, в котором она оказалось, обязывало. Обязывало заботиться о будущем потомстве. Таня только что проводила свой вкусный и питательный обед в виде гречки и соленых огурцов – спасибо токсикозу, и теперь уговаривал скатерть выдать ей курицу с клюквенным соусом. Самобранка возмущалась и устало колыхала бахромой – за последние два часа она уже выдала связку бананов, селедку под шубой, кефир с черносливом и мясо с кровью. Ночью, надо отдать должное, она великодушно выполняла просьбы девушки об апельсинах с воблой, шпаклевке с малиной и колбасе с сахаром. Особенно хотелось мяса с кровью... Артефакт уже задолбался. А кушать хотелось. Она знала, что это будет мальчик. Сын Глеба. Такой же, как он. Наглый, самоуверенный, обаятельный... С его черными глазами-омутами и ехидной усмешкой. И она будет любить своего сына так, как не смогла любить Его. Таня уже души не чаяла в собственном ребенке – плевать на проклятия, предостережения, абсурдность его существования... Это ЕЕ ребенок, и она никому его не отдаст. Обосновалась она в крошечном стареньком домике – вполне достаточно, чтобы переждать беременность и закончить магспирантскую диссертацию, а вот потом... Потом надо будет подумать. Мысли, впрочем, уже были. Здравые. Лишь бы надежды оправдались... - Почему Вы вообще ее отпустили?! Ягун вновь завел старую шарманку. Месяца три назад Таня попросту исчезла, даже не попрощавшись. Ни с ним, ни со Склеповой, ни с Ванькой. Исчезла, оставив записку с просьбой не искать ее. Пару раз приходили купидоны с письмами от Тани, но расспросить их не получалось. Младенчики просто не помнили адреса, откуда забирали письма – эти воспоминания были стерты из памяти заклинаниями ТАКОГО порядка, что вскрыть их было не в силах. Несколько раз Ягун писал письма с магическими «жучками», но отследить месторасположение Гроттер не получалось – письма попросту не доходили до адресата. Танька каким-то образом все блокировала, точно чувствуя желание ее найти. Гробыня пыталась пробить по своим каналам, но все было тщетно. Ванька пробовал напустить по ее следу волшебных зверей – пусто. Сарданапал мудрил с заклинаниями поиска по ауре, по вещам, по остаткам волос... Глупо. Ягге с Ритой варили зелья – бесполезно. Артефакты не действовали. Таня действительно не хотела, чтобы ее нашли. Ягун не знал, КАК его подруга могла так обойти все возможные поисковые способы, но только восхитился ее упорством. После того, как произнес получасовую матерную тираду. Лоткова, кажется, даже была шокирована набором нецензурных выражений, которым владел ее избранник. А Таня тем временем сидела в уютном домике у теплой печки, с книгой в руках и шалью на округлившемся животе. Осталась треть срока. Ребенок давно шевелился, периодически закатывая будущей мамочке такие кульбиты, что Гроттер в очередной раз проклинала знакомого некромага. - Тихо, тихо... Поглаживая живот, Таня зачем-то рассказывала о драконбольных матчах, о своих путешествиях и приключениях, о некромаге... Ребенок, казалось, в такие моменты все слышал и успокаивался – а быть может, причиной сего было ее личное умиротворение. *** - Быстро ты, - пробормотал Ягун, глядя на лучшего друга. Свадьба Валялкина и Зализиной была назначена через неделю. - Таня сама так решила. - Она пропала. - Она скрылась, - возразил маечник и грустно улыбнулся, - и знаешь... Я чувствую, что с ней все хорошо. Я ведь любил ее, Ягун. Действительно любил. Если б ней что случилось, сразу же почувствовал. Лопоухий комментатор вскипел. - Сильно любил, раз прошло три месяца, а у тебя уже новая старая пассия. Что, так нужна кухарка и уборщица в твою избушку? Таньку не получилось утащить, так теперь и Лизка сойдет?! Валялкин не выдержал. - А что мне делать?! Вечно ее ждать?! Таня – взрослый человек, и вправе решать. У нее свой путь, у меня – свой. Я не буду жертвовать своими мечтами. Она бы не смогла пожертвовать своими. Слишком разные цели в жизни, разные идеалы. Мы бы все равно не были счастливы. - Не ожидал я от тебя такого, - покачал головой комментатор. - В тебе сейчас злость говорит. Я тоже хочу ЖИТЬ, друг. - Ты хоть любишь свою Зализину? Ваня вздохнул. - Я ее выбрал. Привыкну. И буду любить. Баб-Ягун отошел к окну. Позиция ветеринара была ему совершенно непонятна – желание уехать в тайгу лечить зверушек еще можно объяснить, но это... К чему были все их любовные переживания, дуэли с Пуппером, клятвы в верности? К чему, раз он так легко от нее отказался? - Мне не легко, - возразил Ванька, правильно истолковав выражение лица друга, - и я все еще испытываю нежность к Тане. Но видишь ли... Тогда, после исчезновения некромага... Ее отношение ко мне резко переменилось. Она и вправду больше не любила, когда говорила, что все кончено – и потому я и решил жить своей жизнью. Выкинуть из сердца и души Таню Гроттер и быть счастливым – насколько это возможно. Свадьбу сыграли весело, но без осуждающих взглядов на Валялкина все равно не обошлось. Осуждали многие – даже великан Гуня Гломов. Лиза, кажется, попыталась было истерить, но Ванька смотрел на нее так умиротворенно, что она, наконец, поверила, что выбор пал в ее пользу – и о проблеме под названием «Гроттерша» можно забыть. Все имеют право на счастье – даже если это связано с маленькими предательствами. Где-то далеко, в доме Маланьи Нефертити через пару месяцев после этого разговора появился на свет мальчик, которого назвали Владислав Леопольдович Гроттер. Где-то далеко, в алтайской землянке, сердце некромага странно екнуло. Где-то ухмыльнулась Мамзелькина, отсалютировав в воздух облезлой кружкой с выдержанной медовухой. - Мой маленький некромаг, - ласково произнесла Таня, поправляя одеяльце. Панический страх за его жизнь придет потом, а сейчас девушка позволяла насладиться себе этими минутами материнства. *** Некоторое время после рождения Влада она легкомысленно не думала об опасности, стоящей за ее спиной. Эти три месяца она потом вспоминала с большим теплом – то было спокойное, счастливое время. Активно помогала Маланья. Если Таня жила Владиславом, то египтянка с русскими корнями почти полностью взяла на себя заботу о Гроттер. Приносила пеленки, игрушки, питание... Еду для самой экс-драконболистки, потому что та о себе практически не думала. Единственным действенным аргументом было: «Ешь, это нужно для ребенка». Зачем Маланья связалась с этими проблемами, Таня не знала. Но Сарданапал, определенно, был прав: она еще не настолько стала темной. Таня продолжала тайное взаимовыгодное сотрудничество с Германом Дурневым. Периодически она готовила ему зелья и делала разные переводы вампирских трактатов, периодически колдовала для него. Дядя не оставался в долгу – несмотря на определенную жадность, Повелитель Вампиров знал, на чем можно экономить, а на чем нет. Ручная ведьма была выгодным союзником... Выгодным приобретением. Годы летели быстро. Влад рос чудесным ребенком – умным, сообразительным, воспитанным. От отца он унаследовал буквально все – природное обаяние, скептицизм, упорность, граничащую с готовностью идти напролом. Напролом. Весь в папашу... И особенно большие проблемы у Тани начинались, когда ему что-то сильно не нравилось. Владислав не капризничал, не говорил «хочу», он просто делал так, чтобы Таня пожалела о своем решении. Шесть их переездов были следствием его неудовольствия. Однажды, сорвавшись, она почти назвала его Глебом – когда в первый раз в жизни кричала на сына и говорила, что он невыносим, как его отец. В тот день ребенку пришлись не по душе ее разговоры с каким-то парнем. Обычные, невинные разговоры... в ходе которых он бросал на нее СЛИШКОМ заинтересованные взгляды. Тогда-то он и поднял кладбище – чисто интуитивно, без каких-либо заклинаний. А последствия пришлось устранять Маланье. Да, Таня тогда в первый раз накричала – а он услышал, как она плакала. Больше он себе подобного не позволял... какое-то время.

***

Как же она любила этот аромат черных роз... Олицетворение пафоса господина некромага. Тане нравилось сидеть с ним у камина и молчать. Смотреть на уютные блики наколдованного пламени... Нравилось заниматься любовью у этого самого камина. Их вечера были наполнены романтикой, которая, казалось, не могла надоесть. Иногда это были полеты над Буяном, иногда – телепортации к красивейшим местам природы, иногда – ужины на Башне Привидений... Порой – заседания в библиотеках, порой некромаг колдовал для нее удивительнейшие вещи. Периодически отлавливал прямо в учебных коридорах и целовал до головокружения или начала пар. Часто эти два «до» совпадали. А в постели он никак не мог ею насытиться, точно пытаясь отыграться за все пропущенные годы. Нежно и мягко, беспринципно и по-животному грубо... Бейбарсов не ценил однообразия. С фантазией у него было СЛИШКОМ в порядке. - Я вот одного не могу понять... Чума была некроколдуньей. Почему же у меня некромагия не просыпается? Бейбарсов с наслаждением вдохнул запах ее волос и продолжил играть с локонами. - Ты обращала внимания, какого цвета у каждого из нас крылья? Гроттер кивнула. - Наш союз – странная штука. Думаю, прибегая к его мощи, мы влияем в первую очередь склонности друг друга: твои силы от Чумы многократно усиливают мою некромагию, а мой темный дар – твое ведьминское наследство. Раньше твои силы просто дремали, а с нашей ночи... можно сказать, перешли ко мне. Точнее, стали доступными только для меня. Ты теперь не можешь творить некромагию – но могу я. Банально – ты их закупорила, чтобы было возможно умножение моего потенциала. В моем отношении этот «обмен» действует хуже: некромагия – лишь один из высших подвидов темной магии, а значит, перекрыть канал невозможно. В то же время, дорогая... Думаю, что именно силы Чумы сделали тебя подверженной влиянию моего Проклятия. - Вот, кого благодарить надо... – пробурчала Таня, откидываясь назад и прижимаясь к Бейбарсову, - и тут Чума виновата. В его объятиях было спокойно. Умиротворенно. Надежно. Она чувствовала себя защищенной. Может, Сарданапал когда-то был прав, и она – лишь дорогая, любимая игрушка... Но эти руки были самыми желанными. В них можно было позволить себе быть слабой. У любви разные оттенки. И, если некромаг в ее отношении испытывал бесконечную страсть, то она рядом с ним чувствовала покой. Что еще нужно, чтобы разделить вечность?