Ты - мой мир

      Адель не могла справиться со своей растерянностью ещё долгое время. Все выходные вспоминала она о том заявлении, что сделал Конан ей — как бы через Оливера. С трудом могла она себе представить, как точно такое же он говорил бы ей, однако не доверять Оливеру мотивов у неё не было. К тому же, теперь ей казалось, что она и сама слышала что–то такое — тот случайно подслушанный разговор меж Конаном и Оливером наводил её на сии мысли. Однако, вспоминая свою сильную привязанность ко второму, она поверить не могла, что О’Салливан может ощущать к ней подобное. И все выходные множество мыслей роилось в голове девочки, которые не у всех бывают в таком возрасте. Она перепробовала для себя различные варианты, как переговорить с ними обоими, чтобы не обидеть никого. Ей лишь хотелось оставаться всё теми же замечательными друзьями с Конаном и получать совсем немного больше внимания к себе от Оливера. Выходило, однако же, совсем наоборот.       Некоторое время она не знала даже, как поделиться этим с Оливией. Мысли продолжали роиться в голове её, угрызения совести — мучить, и в итоге она выдала ей всё произошедшее за их пятничный разговор с Оливером. На мгновение ей показалось, что подруга пришла в какое–то необыкновенное восхищение, но после она отбросила эти сомнения от себя и осознала, что это привычное её состояние — вне себя от радости за неё, Адель.       — Разве ты не хотела этого? — говорила она ей, на что Адель непонимающе отвечала также, вопросом:       — Я?       — Ну, разумеется, — качала головой Оливия. — Ведь тебе нравится Конан.       — И совсем он мне не нравится! — будто получив оскорбление, обиженно отвечала Адель. — Я ценю его как настоящего друга. Он ни разу не бросил меня в трудную минуту, и каждый раз помогал, и…       — И? — тихо прошептала Оливия, заглядывая ей в глаза. Та не нашлась, что ответить, и победно улыбнулась: — Разве это не называется тем самым?       Адель не могла поверить этому. Разве бывает такое, что чувства и сердце говорят ей одно, а на деле это оказывается совсем иным? И всё же, когда она присматривалась к Конану, она действительно замечала в нём что–то привлекательное. Она могла перечислить все его хорошие качества, и при этом не находила недостатков. Она могла бы поведать Оливеру, что даже в такой нелепой ситуации не стоит теперь смеяться над ним — О’Салливан проводит все дни совершенно один, так что ему даже не с кем пообщаться. Он лишь показывает себя недосягаемым мальчиком, но сердце у него доброе, и сам по себе он замечательный друг. Но слова застряли на языке её, когда к ним обеим подошёл Оливер. Когда Адель видела его — какими светлыми на солнце кажутся его волосы, как он улыбается ей — ей одной! — как поправляет при этом свою вечную, подросшую теперь, чёлку, она явственно ощущала, как сердце её начинает быстрее биться, несмотря на все разногласия, когда–либо бывшие меж ними. Она смотрела на него и забывала все неприятные слова, какие он мог когда–либо сказать ей. Она рисовала его портреты и наброски и видела его перед собой, как живого — в мыслях ей казалось, что он изучил их все до единого и даже успел похвалить эти творения в столь восторженной манере.       — Мэлтон, своей персоной, — хмыкнула Оливия, театрально отворачиваясь от подошедшего мальчика. Их недомолвок Адель никак не могла понять, однако, сколь бы ни пыталась примирить друзей — тоже совсем ничего не выходило.       — А, ты, рыжая, — усмехнулся Оливер, а после с улыбкой повернулся к Адель: — Ну, как твои выходные прошли?       — Оливер, нам нужно поговорить, — наконец, выдохнув, решилась Адель. Она расскажет ему обо всём! Расскажет, что влюбилась в него в тот самый момент, когда только увидела из окошка в деревне — он дрался с каким–то мальчиком, а она решила отыграться за того, и только из–за того, что Оливер так сильно заинтересовал её, полезла в драку. Расскажет, с каким трепетом ждала каждого утра, зная наперёд, что увидится с ним; как с нетерпением ожидает его каждое лето из деревни. Набравшись воздуха и сил, она собиралась было вымолвить всё это одним махом, когда прозвенел звонок. Сердце её ушло в пятки, а Оливер лишь беспечно пожал плечами, обещав, что они увидятся после.       — Видишь, почему ты должна сказать ему? — шептала ей на рисовании Оливия, и Адель видела — либо ей так только казалось, как Конан то и дело кидал на их стол взгляды. Она вновь покачала головой, отгоняя от себя ненужные мысли:       — О ком ты говоришь? — обратилась она к подруге.       — О Конане, конечно! Неужели ты всё ещё продолжаешь думать о Мэлтоне? — она помахала рукой прямо пред лицом Адель. — Подруга, ты неисправима!       — Я не понимаю, почему я должна врать ему, — отвечала Адель, отвечая Конану тем же, что и он кидал в их сторону — улыбкой.       — Это не враньё! Ты же не собираешься признаваться в любви! Ты лишь скажешь ему, что он тебе нравится. Хочешь, напиши на бумажке — так будет куда проще.       Адель знала, что в любой ситуации у подруги всегда имеется скрытый план, но сейчас она его не могла, как бы ни старалась, понять. Чтобы получить желаемое, Оливия могла придумать что угодно — она это прекрасно успела уже выучить. Но сейчас намерения её казались столь запутанными, да и вариантов у самой Адель было так много, что она едва ли доходила до того, чтобы и вовсе не доверять подруге. Однако после уроков, как и они и условились, она написала на коленке послание Конану, и они вместе с подругой вложили его ему в олимпийку, что висела в раздевалке. Адель не спутала бы её ни с чьей другой, так что сомнений на этот счёт у девочки не было совершенно. Теперь им оставалось лишь ждать, однако О’Салливан, точно назло, заметив их обеих, приветливо махнул ей рукою, улыбнулся и собрался было подбежать с каким–то явным предложением, но Адель кинулась прочь так скоро, как она даже не ожидала от себя самой. Щёки её, она чувствовала это, заливал румянец. Ей казалось, что в любую секунду Конан откроет позорное послание и примется кричать об нём на всю школу — вначале рассказав Оливеру; Оливер начнёт относиться к ней хуже и расскажет всем своим друзьям. Она уже почти представила себе, как это всё будет выглядеть, но вовремя уменьшила скорость, заприметив Оливера, чуть было не врезавшись при этом в него. Он с улыбкой отнёсся как к спешке, так и к волнению её. Он что–то говорил, но она почти не слышала, боясь при этом, что в любую секунду Конан появится в дверях школы и заметит её на горизонте.       — Куда ты так спешишь? — улыбнулся ей он. Адель еле смогла отдышаться — сердце больно ударялось о грудную клетку, да и дышать после непривычно спешного бега ей действительно удавалось с трудом. Она взглянула в голубые глаза друга, которые обыкновенно так любила разглядывать при солнечном свете, и тоже улыбнулась ему. Похоже, такой безмолвный ответ удовлетворил его сильнее всего. — Мы сегодня так и не успели пообщаться в школе, верно?       — Да, — произнесла Адель в некотором смятении, и прежняя смелость вернулась к ней, примешавшись с любопытством. Теперь у неё было две вещи, о которых она желала поведать своему старому другу. Будто кивнув своим мыслям и уверившись, что нынче все слова подобраны правильно, она обратилась к мальчику: — Оливер, по поводу Конана…       На удивление, Мэлтон махнул рукою и беззвучно рассмеялся:       — Не бери в голову, Адель. Он сказал, что ты вряд ли любишь его, так что передумал со своими чувствами.       Адель оцепенела, продолжая стоять на месте и осознавая, что она не может сделать ни шагу в сторону. Все недавние события закрутились пред взором её — и приветливый Конан, встретивший у выхода из школы, и послание, предназначавшееся ему… Она не знала совершенно, что предпринять и как повести себя в подобной ситуации, но Оливер, тем временем, продолжал говорить:       — Знаешь, Адель, я собирался прояснить кое–что другое. Ты… — он недоговорил, и выражение лица его сменилось от сосредоточенно–серьёзного к радостному, и он помахал кому–то позади неё. Девочка обернулась и увидела Конана. Он спешно подбежал к обоим, но ничто в его действиях не выражало, что он уже знает о позорном содержании того послания. Напротив, он был всё также приветлив и рад видеть её. Он улыбался им обоим, силясь догнать их.       — Адель, я уже не раз говорил тебе об этом! Ты такая шустрая, совершенно не угнаться за тобою! Я только и успел, что натянуть кофту — тебя уже и след простыл! — смеялся он. Оливер тоже смотрел на него с доброй весёлостью, а когда они собрались было идти вперёд, указал другу на кусочек, выпавший из его спортивной курточки. Адель собиралась было как–то замять эту находку и отвлечь мальчиков от неё, однако, не успела. Конан проворно подхватил бумажку, ссылаясь, что видит её впервые, а потому не знает, какого она содержания, и уж тем более — от кого она.       — Так открывай! — в нетерпении произнёс Оливер, и Адель отдала бы всё на свете, лишь бы что–то необыкновенное отвлекло их обоих в тот самый момент. Но О’Салливан развернул бумагу и некоторое время сосредоточенно глядел куда–то сквозь неё, как если бы прожигал взглядом.       — Адель… — тихо, слегка запинаясь, произнёс он. — Здесь твой почерк.       Она была готова провалиться сквозь землю, когда Оливер только ухудшил положение её и со словами «Дай сюда!» вырвал записку из рук ирландца. Оба в недоумении взглянули на неё, и Адель уже и не знала, какие только чувства не отражались на лицах их в тот момент!       — Неужели это правда? — Конан с улыбкою вздохнул, взглянув на неё, ещё некоторое время заметно приходя в себя, однако Оливер, казалось, вот–вот взлетит ввысь от обуревавшего его гнева.       — Как же так! Ты говорил мне об ней обратное!       — Вероятно, я ошибался, — не стал медлить, в свою очередь, Конан, подходя вплотную к Оливеру так, если бы они были заклятыми врагами и собирались драться.       — Ты говорил, что всё совпадает — и наша дружба, и её взгляды! — запальчиво продолжал Оливер, махая при этом бумажкой перед ирландцем. Конан упёр руки в боки и вымолвил:       — Я сказал, что не могу точно предполагать, но наверняка это так! Неужели теперь ты не рад, что всё так разрешилось?       — Ты обещал не лезть в это дело, если она решит заговорить на эту тему, — продолжал спорить Оливер. — Сказал, что навряд ли получишь от неё взаимность.       — А ты и вовсе собирался сказать ей, что не рассчитываешь ни на что кроме дружбы, — не отставал от него Конан. — Неужели ты смог бы собраться с силами и сказать ей об этом?       Адель больше не слушала никого из них. Чувства, начавшие так сильно переполнять её ещё в раздевалке, теперь стали ещё сильней; да и ко всему прочему прибавлялся стыд, который всё возрастал и возрастал по мере спора двух её лучших друзей. Потому она не нашла в тот момент ничего лучше, как побежать домой, ощущая, что почти на ходу её начинают душить слёзы.