***
Совсем не с первых дней смог Райан познакомиться со сложным миром кино. Ему рассказывали, конечно, что привыкание к человеку происходит до полугода, но никогда на себе он не осознавал, что это в действительности столь сложный процесс. С Фергюсом, про которого ему уже наговорили много всякого, он ещё так и не познакомился, но несколько раз видел его на площадке издалека. Впрочем, что мог он сказать о нём по первому впечатлению? Он не замечал в этом молодом человеке чего–то необыкновенного. Он казался Райану примерно одного с ним возраста — должно быть, немногим старше. Да и обязанностей у Фергюса была куда больше. И если Райану первое время дозволяли только лишь «работать хлопушкой», как это называли здесь (он и не знал вначале, что на роль того, кто сменяет каждую сцену с этим предметом в чёрно–белую полоску, в действительности подбирают людей); то теперь он, помимо этого, планировал график съёмок и контролировал, чтобы во время них всё проходило гладко, без происшествий. Фергюс же, похоже, занимался всем тем, чем должен был заниматься сам мистер Хоггарт. Сблизиться за всё это время ему удалось со всеми своими новыми знакомыми, что было довольно просто, учитывая их каждодневную тесную работу. Он, может и не ожидал подобного от себя, но запомнил их имена и обязанности довольно быстро. Скарлетт Браун, хотя и была только лишь режиссёром монтажа, отвечала на съёмочной площадке за всё и изредка советовалась с ним, Райаном. Он чувствовал оттого себя важным, несмотря на то, что был всего лишь ассистентом Дерека Хоггарта. Они вместе выбирали места для натуральных съёмок, а то, что не было снято на природе — таких мест в этом фильме было куда меньше, снимали в отдельно отведённой для того студии, где единственным фоном служили белые стены, либо хромакей. От неё почти не отходил Джек Томпсон, хотя он был всего лишь звукорижиссёром. И когда Райан порой задумывался о том, как молоды все эти люди и не жалеют ли они, что пошли именно в киноиндустрию, он поглядывал на Джека, который с удовольствием погружался в себя, когда надевал наушники, слушая звук, подбирая подходящие частички из мелодий, то убавляя громкость, то повышая её — он понимал, что все эти люди чувствуют себя здесь точно также — поистине на своём месте. Джеку нравилась Скарлетт. Но он уже давно перестал скрывать свои чувства к ней, выражая их теперь только лишь улыбкою или рассеянными взглядами. Отчего–то когда–то он вбил себе в голову, что у него совершенно нет шансов, и команда, подшучивая над ним, уже не первый год предупреждала, что расскажет мистер Хоггарту об их истории, чтобы с удовольствием потом смотреть этот фильм о невзаимной любви. Видимо, говорили это они скорее не с иронией, а в поддержку, но Райан не понимал таковой. Он не видел в Джеке ничего такого, что не могло бы не понравиться девушкам. Разве что неуверенность? Впрочем, это совсем не порок в любви, ведь довольно многих это забавляет и даже привлекает. Он несколько раз собирался заговорить с ним, но каждый раз, думая о его положении, вспоминал себя в университете, вспоминал Элизабет, а потому только хмуро отворачивался, сутулясь и больше не думая о разговоре. Так что никаких толком дружеских отношений меж ними до сих пор не установилось. Филипп Кенст, с которым он познакомился одним из первых, был киноооператором. И он, хотя и выполнял, с одной стороны, одну из ключевых задач здесь, на площадке, относился к своим обязанностям с каким–то даже пренебрежением. Райан не мог обсуждать этот вопрос с ним — Филу нужен был человек, который проработал с ним не один год, а потому всецело понимал его. Он с некоторым недоверием относился ко всем, кто, будучи его недавним знакомым, начинал вдаваться в такие личные для него темы. Тёрнер, впрочем, особенно и не пытался. С Амелией они ладили куда лучше. Амелия Мур, хрупкая низенькая девушка, была ассистенткой Фила. Она вечно бегала за ним хвостиком, записывая в свой блокнотик какие–то уточнения, будто была журналисткой, собиравшей необходимую информацию или услышавшая от своего кумира–актёра что–то презабавное из его личной жизни. Он рассказывал ей о том, как правильно ставить камеру на штатив, если она им воспользуется, как прокручивать её во время съёмки, чтобы случайно не дрогнула рука, как… В эти азы Райан не вдавался так сильно никогда. Не то чтобы ему неинтересно было слушать подобное, но студентов, которые учились с ним в университете на параллельном направлении — операторском деле, он обыкновенно не понимал. Он знал самое малое из съёмки, когда только начинал пробовать себя в киноиндустрии, но этим летом, будучи в Суррее и обнаружив свои старые снимки, обнаружил, сколь сильно многие из них размыты, а другие выглядит совершенно непрофессионально. Потому поражался он, как эта маленькая Амелия мечтает стать оператором. В том, что между нею и Филом только лишь дружба, сомнений быть не могло — об этом шепталась вся съёмочная группа. А потому он не находил никаких объяснений тому, почему она так стремится заполучить место в этом деле. Он не мог себе представить, как она сможет своими тоненькими ручками держать эту непомерных размеров камеру и так же, как Фил, командовать: «Снимаем!» — вроде не очень громким голосом, но таким уверенным, что никто никогда не усомнится в том, что запись у него действительно начата. Начинал понемногу свыкаться Райан и с нагрузкой, так внезапно нахлынувшей на него. Никогда ещё ни занятия в университете, ни собственные увлечения так сильно не утомляли его. Первое время он, совершенно не обращая внимания на то, что спит в небольшом шатком домике где–то посреди лугов и полей, который мог пошатнуться при каждом сильном ветре, а в холодные летние ночи, в которые можно было замёрзнуть даже под одним одеялом, засыпал сразу же, как только возвращался после рабочего дня. Из–за того, что он нажил себе бессонницу из–за фильмов и языков ещё во время обучения в университете, ныне привычно было ему читать по вечерам лишь до сего времени, пока не начинали слипаться глаза. К тому же, зрение стало беспокоить Райана ещё и из–за сильного внимания ко всему происходящему. «Вероятно, новая местность, — говорил он себе в первый же день вечером. — Я вглядывался, всматривался очень проницательно во всё, что представало взору моему, и оттого глаза ныне точно отваливаются». У него также не было сил ни на то, что написать СМС Мэтью или придумать письмо родным, ни на то, чтобы прочитать что–то на ночь. Лишь много после стал он выкраивать время для того, чтобы продолжить учить языки. Он делал это обыкновенно вместе с фонариком мобильного телефона, не обращая никакого внимания ни на свою сонливость, ни на темноту, царившую вокруг. Учить было неудобно, с каждым днём усталость всё больше накатывала от этого на него, но Райан не собирался останавливаться. Он уже позабыл немного из грамматики испанского, и знал, что если он будет забрасывать обучение и дальше, он просто не сможет доучить этот язык. Однажды, когда он повторял французский, раздался стук в дверь. Райан немедленно открыл. За стенами домика шёл дождь, а на пороге стояла совершенно мокрая Скарлетт, какой–то незнакомой ему застенчивой улыбкой глядя на него. — Я видела… Я видела свет фонарика в окне и решила, что ты не спишь, — замялась она, потирая шею. Она была в одном лишь лёгком топике, и он, конечно же, пригласил её войти. Он оглядел её с ног до головы, и от взора его тут же не укрылось, что одежда местами прилипла к её телу, тем самым практически обнажая её пред ним. Но помимо сего дивного вида, он не мог не заметить, что девушка замёрзла от дождя, а потому предложил ей полотенце. Она отказалась, но он видел, что она продолжает дрожать — вероятно, от холода, который сновал в эту ночь на улице — и то ли сделала вид, то ли поистине заинтересовалась его занятием и подсела к нему на кровать. Некоторое время они сидели в совершенном молчании, когда она вдруг указала ему на словарь: — Ты не говорил, что изучаешь французский… — К слову не пришлось, — он немного нервно потрепал свои волосы. — Не мог уснуть и решил отыскать различия с испанским, чтобы легче было учить, — признался он. Он уже не помнил, когда в последний раз проводил время с девушкой — вероятно, в тот самый вечер накануне отъезда в Лутон, когда допоздна засиделся в одном из столичных баров. Но ныне он чувствовал себя чертовски усталым, а события последнего месяца едва ли давали ему повод вдаваться в новые отношения и романы. — Ты позволишь? — он и не заметил, вновь отвлёкшись на изучение языков, как она подсела совсем близко к нему. Она перелистнула страницу в словаре. Затем — другую. Он неотрывно наблюдал за её движениями, которые она совершала, прикусив губу. Она всегда нравилась ему, но он не чувствовал к ней того, что, как считал, должен был ощущать к женщине, которую в действительности полюбит. Её глаза встретились с его, и некоторое время оба неловко молчали. — Ну, я пойду, — она резко встала, собираясь уходить. — На улице дождь, — напомнил ей Райан, кивнув и намекая тем самым, чтобы она присела на место. Она послушалась его, но внезапно резко потянулась к нему и поцеловала его в щёку. Он собрался было возразить, хотя и знал, что её полуночный визит был неспроста, но она, тем временем, дотянулась уже до его губ. Райан обхватил её за талию, не смея противиться тому, что не ощущал уже столь долгое время, начиная при этом стягивать с неё топик, который сегодня так непривычно сидел на ней, ведь она предпочитала мужские рубашки. Он не знал, мог ли позволять себе расслабиться, но, будучи джентльменом, просто не мог отказывать даме. И когда она почти без сил обвисла на нём, он закрыл глаза, какое–то время наслаждаясь моментом. — Прости, я… — вдруг спешно произнесла Скарлетт, и, отстраняясь от него, она так явно напомнила ему Элизабет цветом своих золотистых волос, что ему захотелось вновь примкнуть губами к её губам. Однако она уже спешно собирала свои вещи. — Я думал, мы переночуем вместе, — тихо произнёс он, и на щеках её возникла краска. — Нет, Райан, это не то, что ты мог бы… В общем, давай забудем, пожалуйста, то, что произошло. Он вглядывался ей в глаза, пока она шарила по комнате, пытаясь осознать, в действительности ли она хочет этого. Он был воспитан так, что ни в коем случае не мог причинить девушке боль. Он считал, что она обернётся, когда будет выходить, но Скарлетт только лишь со вздохом произнесла: — И Боже упаси, если ты начнёшь перед кем–то хвастаться этим. Он и не собирался. Неужели она собралась спать с ним, не зная при этом такой подробности о нём? Однако он быстро выбросил эти мысли из головы. День после таковой внезапной ночи обещал быть очень беспокойным. Но он таковым не оказался. Райана, как и остальных, кто в это время ещё спал, разбудил громкий голос мистера Хоггарта. Режиссёр не так часто появлялся на съёмочной площадке в отличие от своего первого ассистента, так что неудивительно, что все так переполошились. Многие решили было, что он собирается лично отсмотреть всё снятое, но Дерека интересовал иной вопрос. — К нам едет мистер Брукс! — огорошил он всех внезапным заявлением — и тех, кто бодро внимал его словам, и тех, кто ещё сонно хлопал глазами, пытаясь скрывать зевоту. — Понятия не имею, что ему понадобилось здесь сегодня, — чуть тише произнёс он, отворачиваясь, но сказано то было без злобы, а лишь с удивлением и некоторым страхом. Райан оглядывал всех присутствующих. Он не находил Бенджамина Брукса страшным, а потому не понимал причины для таких тщательных приготовлений к его приезду. Он знал этого человека не так давно, но, по словам Мэта, тот совершенно не изменился с того самого момента, когда другу было 12 — он остался всё тем же добродушным и приветливым толстячком. — Скарлетт, — почему все так волнуются? — он перехватил девушку за запястье, когда она спешными шагами проходила мимо него. Она слегка покраснела, взглянув на него. Райану и самому стало неловко, но он давно привык скрывать свои поверхностные чувства, чтобы те, по крайней мере, не отражались на лице его. — Мистер Брукс! — неожиданно зашипела на него она, и вся краска и смущение сошли с лица её. — Неужели ты не понимаешь! — она покачала головой, удивлённая его незнанием, и прошла дальше. Ответа он не смог получить ни у Джека, ни у Фила, ни у Амелии — все были слишком заняты предстоящим приездом продюсера. Похоже, и сам мистер Хоггарт узнал об этом лишь сегодня утром. Несмотря на холодность, которая в последнее время глубоко засела в сердце Тёрнера, он едва ли не запрыгал от радости, заприметив вдалеке знакомую фигуру. Мистера Брукса привёз тот же водитель, что и его — в первый день стажировки. Позже Райан узнал, что из–за небольшого бюджета фильма водитель у них только один — тот самый Стив, показавшийся ему слишком провинциальным при первом знакомстве. В дальнейшем Тёрнер узнал, что он довольно–таки неплохой молодой человек, который, в отличие от Мэтью Фёрта, всегда готов поддержать тему деревенской жизни и обстановки. Когда продюсер остановился, он ещё некоторое время обсуждал что–то со Стивом, улыбался вместе с ним и смеялся. Команда появилась за спиной Райана, наблюдавшего за происходящим, неожиданно, так что он даже вздрогнул. — У Бена сегодня хорошее настроение, — заметил Джек, качая головой. — Вот увидишь, он придерётся к тебе первому, — огрызнулась Скарлетт, которая всегда любила подкалывать его. — Ты звуковые дорожки все проверил? — Конечно, — закивал он, удивлённый скорее тем, что она заговорила с ним. — Даже фоновые. Неужели ты считаешь, что я допущу где–то промашки? — он скрестил руки на груди, и они, отойдя ото всех, принялись спорить. — Только бы он дал такой же большой перерыв среди рабочего дня, как мистер Хоггарт, — тихо и немного взволнованно произнёс Фил, допивая утренний кофе в стаканчике. Амелия, привычная к подобному его поведению, ничего не произнесла, продолжая наблюдать. Когда мистер Брукс подходил к ним, Райан не замечал никого и ничего вокруг себя. Внезапно даже для себя самого он расплылся в самой приветливой своей улыбке, и это замечали коллеги, ни разу ещё не видевшие его в подобном настроении. Райан никогда не был строг или суров с ними на съёмочной площадке. Он лишь выполнял свою работу, но отмашек также никто не получал. Не заметил Райан и ещё одного настороженного взгляда, который был брошен в тот момент в его сторону. Фергюс ухмыльнулся, но быстро пошёл прочь, не произнося ни слова. — Райан! Как ты здесь? Мы уж думали, совсем тебя здешние волки съели! — Мы? — Райан улыбнулся, вспоминая такую любимую ему манеру мистера Брукса. Отчего–то сейчас сердце его трепетало от лицезрения знакомых лиц, как если бы он встретил отца… Нет, даже много больше, чем отца. Однако когда за спиной продюсера возник Мэт, Тёрнер и вовсе потерял дар речи. — Ну, конечно! — развёл руками Бенджамин. — Разве мог этот мальчик узнать, что я еду в Лутон, и не попроситься со мной? — он весело потрепал Мэтью по вечно непослушным рыжим волосам, и тот, смеясь, мягко увернулся. — Так как твоя стажировка, Райан? — вновь обратился мужчина к Тёрнеру. Во взгляде его читалось явное любопытство. — Всё хорошо, мистер Брукс, спасибо, — снова улыбнулся Райан, но ему не терпелось переговорить с Мэтью. Только проснувшись и узнав, что к ним приедет продюсер, он чертовски обрадовался в надежде увидеть человека, ставшего ему близким, но теперь, когда рядом с ним был и его лучший друг, он совершенно потерял голову от счастья. Такого с ним не происходило давно. — Тогда я оставлю вас пока одних, мальчики, — будто читая его мысли, улыбнулся мистер Брукс Райану, а после в действительности оставил их. Молодые люди мялись друг перед другом недолго и уже вскоре не просто приветственно пожали друг другу руки, но крепко обнялись. — Неужели ты всё ещё жив здесь? — смеялся Мэтью, попеременно с этим осматривая съёмную площадку. Он не преминул также отметить, что она довольно мала для фильма, но, когда Райан закатил глаза, добавил, что для его первой стажировки — это очень даже неплохо. — Прошёл всего месяц, Мэтью, — говорил Райан. — И, кажется, я начинаю чувствовать себя лучше. Фёрт прекрасно знал, на что намекает его друг. Но, помня о его недавнем состоянии, он не дал себе ни минутной заминки и, скоро сориентировавшись — что, впрочем, всегда было свойственно ему, улыбнулся: — Ну, а как тебе здешние девушки? — Какие девушки? — не понял его Райан. — Господи, подскажи этому проповеднику уже его истинный путь, — взмолился молодой человек, поднимая глаза к небу, и Райан просто не смог не рассмеяться. — Неужели у тебя совершенно ни на что нет времени? — У меня график с 9 утра до 10 вечера, но, впрочем, большую часть времени я провожу просто в общении с командой, — пожал плечами Райан. — Я бы не сказал, что пока меня сильно загружают, но меня устраивает. Дальше обязанностей будет, конечно, больше. Я начну работать непосредственно с массовкой, с актёрами, с… — на полуслове Райан прервался и улыбнулся. Он не мог злиться на Мэтью, потому что слишком хорошо знал его. Фёрт с явным наслаждением рассматривал Скарлетт, которая проходила мимо них и с угрожающим видом поручала что–то Джеку. — Тёрнер, неужто в тебе совсем ничего джентльменского не осталось? — он спешно облизнул пересохшие губы. — Таких дам подле себя одинокими оставляешь! — Это Скарлетт, — улыбнулся Райан. — И характер у неё не сахар. — Я вижу, — кивнул Мэтью, заметив, как она бьёт Джека по голове газетой, и по губам его пробежала лёгкая усмешка. Рассказ о произошедшем Райан решил оставить на потом. Он показывал другу каждый уголок его нового рабочего места, и знакомые Тёрнера не могли не изумляться совершенно светящемуся от счастья ассистенту. Мэтью же говорил о Лондоне. Райану не совсем приятно было вспоминать столицу, но он терпеливо выслушивал друга, не смея прервать его. — Не сказал бы, что Лутон мне не по нраву, — мотнул головой Мэтью. — Множество кирпичных двухэтажных зданий, центр с современными торговыми центрами, совсем не уступающими столичным, необычное здание городской ратуши и, конечно, традиционные пабы, — он лукаво улыбнулся, но быстро продолжил: — Не пойми меня, пожалуйста, не правильно. Я всю жизнь прожил в том большом городе, что в 20–ти минутах езды отсюда. — Могу понять тебя, — кивнул головою Райан. Правда, ситуация у него всё же была несколько иной — он прожил большую часть своей жизни именно в деревне и лишь позже переехал в столицу. — Не жалеешь, что оказался здесь? — чуть тише спросил его Мэт, но уже по загоревшимся глазам друга понял — нет, тот нисколько не жалеет. Райану совсем не было важно, где он стажируется — да пусть бы даже на краю земли! Он участвует в самом настоящем кинопроекте, снимает вместе с остальными самый настоящий фильм — вот истинное удовольствие для него. Он долго не хотел признаваться в этом другу, но позже всё–таки рассказал: пока он наблюдает за проблемами других в команде, ему самому становится как–то легче. Он совершенно забывает о своих. — Мистер Брукс тоже очень доволен тобою, Райан. В ответ Тёрнер лишь не без застенчивости махнул рукой. — Мистер Брукс только лишь пытается быть приветливым. Если бы не ты, Мэт, этой стажировки не было бы вовсе. — Я только лишь рассказал ему о тебе, — развёл руками друг, тут же отчисляя себя от компании тех, кто причастен к тому, что Райан получил работу. — Всё сделал ты, понимаешь? Ты сам. Сказать, что мистер Брукс был поражён твоими словами, твоей выходкой — не сказать ничего. Мне даже Гарри об этом сказал. Райан некоторое время молчал, но не потому, что обдумывал ответ, как посчитал Мэтью, а потому, что потерял дар речи. Он пытался обдумать происходящее, и нынче всё в его мыслях сводилось к этому — это было единственное объяснение тому, почему в ту их последнюю встречу мистер Брукс так терпел все его глупые выходки. — А теперь предлагаю проветриться, — улыбнулся он другу, пользуясь его молчанием. Райан попытался было отнекиваться, но Мэт только рассмеялся, наперёд зная, что он непременно всё равно согласится. — Давай, — говорил он, подначивая его. — Разве ты не хочешь развлечься? — Сегодня пятница, Мэт, — укоризненно произнёс Райан. — Именно, — Мэтью растянулся на диване в его домике, блаженно улыбаясь. — А значит, кому–то завтра не надо на работу. Ты знаешь, я устроился в газетёнку в Лондоне, но совсем не жалуюсь на свою занятость и график. — Серьёзно? — Райан внимательно взглянул на него. — Мэт, это правда? — Без помощи мистер Брукса здесь не обошлось, — Мэтью приподнял голову, чтобы видеть друга. — Если бы не он, отец подговорил бы всех своих коллег. А это — уже дело столичной франшизы… Надеюсь, ты понимаешь, о чём речь, — он вздохнул, но, не успел Райан и слова утешительного вставить, как Фёрт снова улыбался и продолжал: — Похоже, мы все обязаны этому доброму джентльмену. — Если бы он знал, сколько сделал для нас! — воскликнул Райан. — Он знает, — тише произнёс Мэтью. — Но он совсем ничего не собирается просить за это. Вот, что делает ему честь. Между ними вновь воцарилось неловкое молчание. Таковое возникало каждый раз, когда оба не могли подобрать слов к интересующей их теме. — Так что насчёт бара? — внезапно, совершенно не в тему, произнёс Мэтью, поднимаясь с дивана. Райан некоторое время не соглашался, но они всё же пошли. Он не видел друга уже очень давно, и было множество разговоров, которые он хотел провести с ним в расслабленной обстановке, а не там, где у него отпечаталось понятие съёмочной площадки, а значит, работы. К тому же, мистер Брукс сегодня здесь — похоже, это уже веский аргумент, чтобы обеспечить ему сегодня отдых. Он уже начал было забывать привкус алкоголя на языке, но Мэтью будто каждый раз дарил ему совершенно иную жизнь. Даже здесь, в Лутоне, пабы оставались пабами — местами для знакомства с девушками. С каждой из них он мог говорить о чём угодно и был волен делать что угодно, потому что это распространялось на одну лишь ночь. Мэтью непрестанно учил его, как правильно заговорить с ними, какой напиток лучше предложить и как не сказать о себе лишнего, но при этом и не остаться слишком сильно в тени. Таковое обучение Тёрнер начал постигать ещё в Лондоне. Он и подумать не мог, что за время своей стажировки, которая казалась вначале такой изнурительной, подобное продолжится. Однако же, отдых на сей раз принёс лишь странные и весьма размытые воспоминания. Он не спал всю ночь и ворочался в узенькой скрипящей кровати до самого рассвета. Ему было непривычно теперь после всей той нагрузки, что он получал неделями, только наслаждаться отдыхом, а получать за это лишь… удовольствие. И пока он пытался усмирить свою совесть тем, что то были лишь два небольших выходных, перед глазами его то и дело мелькал Мэтью, что–то тихо, а оттого неразборчиво говоривший ему посреди громкой музыки, лица и улыбки только что встреченных ими девушек, напитки, которые с каждым новым бокалом становились всё крепче. Даже теперь, когда он был в здравом состоянии, он ощущал, как вновь у него начинает кружиться голова, и ему не хочется ничего кроме веселья. Примерно так и прошла вся ночь его. И встал он ни свет ни заря по одной только лишь привычке — потому как привык вставать пораньше, ещё перед началом рабочего дня, чтобы приняться за испанский, вспомнить несколько слов, а заодно пролистать свои старые записи по самым лучшим фильмам, которые он когда–либо просмотрел. Это были своего рода его краткие описания и аннотации старого кино. Так он мог вдохновляться для своей работы. Каждый раз, когда он приступал к таковому своему занятию, он вспоминал слова мистера Фостера о том, что писателя напитывают книги, ведь он чует тягу к словам, а режиссёра — фильмы. После он проходил среди домиков, расположенных небольшим лагерем на лугу Лутона, которых в этом городке было множество — не в сравнение с большим Лондоном. Он стучал во все двери, слыша оттуда лишь приглушённые изумления и недовольные стоны. Площадка только просыпалась. Иногда он встречал на ней Скарлетт, которая была ранней пташкой, и они обменивались с нею улыбками. Но нынче ни её, ни кого–либо другого Райан не в состоянии был пробудить — он не смог начать даже с себя. Он ещё некоторое время лежал в кровати, осознавая, что ни ноги, ни мозг не желают повиноваться ему. В какой–то миг ему чертовски захотелось бросить это всё, собрать вещи и уехать ближе к Суррею, чтобы, несмотря на суровые взгляды своего отца, приняться косить с ним траву и ухаживать за курами и лошадьми. Но он не дал мыслям продолжать течь в том же направлении, а потому, пересиливая себя, поднялся, сонно потирая глаза. Было только пять утра. Он не помнил, во сколько лёг вчера, но знал, что вряд ли раньше 12–ти. Подозревал он также, что состояние, которое он ощущает сейчас, вряд ли пройдёт в течение дня даже от глотка кофе. Потому он ограничился апельсиновым соком и вышел из домика встречать холодный осенний сумрак. Как он и ожидал, площадка ещё спала. Он медленно прошёлся среди всех цехов, которые только успел изучить, и внезапно различил неподалёку фигуру, которая была неразличима лишь потому, что находилась в тени. Вначале он подумал было, что это Мэтью, но эти дивные мысли вмиг оставили его — он прекрасно знал, что мистер Брукс ещё вчера распрощался с мистером Хоггартом (как раз в то время, когда он не застал его отъезда, потому что проводил с Мэтью время в пабе), а сам Фёрт сказал ему, что переночует у своих знакомых — вечно у него во всех городах мира находились какие–то знакомые! Однако в тот самый момент фигура растворилась во мраке столь же внезапно, сколь и появилась. Райан вновь устало потёр свои глаза, осознавая, что ему уже мерещится, и пошёл будить площадку. Несмотря на это, день начинался вполне обыкновенно. Райан ходил взад–вперёд, по временам отчитывая группу, сверяя хронометраж с тем, что успела набросать Скарлетт, планируя, как тот или иной эпизод можно было бы поставить. Безусловно, вся группа уже знала и сюжет фильма, и то, кто и что в них будет играть — Райану, как второму ассистенту мистера Хоггарта, нужно было только планировать все их действия и изменять что–то, если шло совсем не так. А в это утро не так шло определённо всё. Он никогда не повышал и прежде ни на кого голос, и даже теперь, имея некоторую власть перед всеми этими людьми, пока они работали, а не просто общались, — и то не посмел себе применить её. Он пытался не выходить из себя, несмотря на их явное недопонимание происходящего. — Неужели вы не осознаёте, что здесь герой поистине страдает? Просто так положить руку на голову и устало вздохнуть — не есть страдание. Вам нужно его сыграть — понимаете? — иногда он опускался чуть ли не до того, что объяснял актёрам совершенно элементарные вещи. После в дело пошли разногласия с Джеком — Райана не устраивало, как резко обрывалась в эпизоде музыка. И хотя это было очевидно за гранью его работы, в глубине души он мечтал не покрасоваться перед всеми, а только поставить сцену так, чтобы она совпадала со всеми возможными ожиданиями мистера Хоггарта без каких–то помарок и промашек. Выслушивая объяснения режиссёра по звуку, он закрывал рукой лицо, тяжело дыша, но продолжая пытаться не показывать своего нервного неудовлетворения всем происходящим. — Тёрнер, смотрю, влился в работу, — раздался совсем рядом с ним насмешливый, почти незнакомый ему голос. Но когда он поднял голову и заметил Фергюса, он вдруг сразу всем существом своим осознал, за что именно вся команда так относится к первому помощнику режиссёра. — Тебе мало своих обязанностей? — чуть тише произнёс он. — Хочу лишь, чтобы всё было идеально… Томпсон, — Райан на некоторое время замялся, думая, как было бы правильнее величать первого помощника режиссёра, но ограничился лишь фамилией. На лице того возникло лишь изумление, и он не знал толком, отчего — то ли от того, как он обратился к Фергюсу, то ли от того, как ответил ему. — В любой работе никогда ничего не бывает идеально, — пробурчал в ответ Фергюс, помахивая рядом с собою «хлопушкой», как если бы раздражение его к Райану дошло до своего предела. — Именно, — качнул Тёрнер в ответ ему головою, ни секунды не растерявшись. — Но ведь мы должны, по крайней мере, постараться сделать его таковыми, иначе зачем мы помощники режиссёра? Фергюс ничего больше не сказал. Вопреки замечаниям своей команды, Райан не видел в нём ни капли злобы — вероятно, Томпсон чертовски уставал на площадке, а потому срывался на других. Сам Тёрнер мог понять его. Он был полностью уверен, что у Фергюса достаточно своей работы, чтобы не возиться лишний раз с командой. Он вернулся к остальным как раз в то время, когда они обедали. Фил снова стал добрым и приветливо сообщал что–то Амелии по поводу методов съёма. Он становился угрюмым и тяжёлым в общении, когда ему отказывали в заслуженном обеде. Кто–то рядом протянул Райану пластиковый лоток, и когда он поднял голову, то заметил Скарлетт. На щеках её возник временный румянец, а после она спешно отвернулась от него и обратилась уже к Джеку. Райан знал о правиле отношений на съёмочной площадке — быть их не должно ни у актёров, ни у создателей фильма. Но после того случая девушка так и не переговорила с ним, оставляя в совершенно непонятных чувствах, пускай он и не мог сказать, что она нравится ему. Подобные перерывы в работе Райан любил уже за то, что мог лучше узнать свою команду. Они много говорили о том, о чём не упоминали в иное время совсем. Например, когда разговор зашёл об их любимом Фергюсе, Райан узнал, что у него когда–то была девушка, и он даже приводил её на съёмочную площадку, чтобы познакомить со своей работой. Фил рассказывал, что учился в Ливерпуле — по его мнению, город этот очень красивый и уютный. В ответ на это Джек добавил, что, когда поступал в университет, даже и не думал, что в действительности пойдёт работать по профессии, но слова эти заинтересовали одного лишь Райана, который, впрочем, об этом не высказался; разговор снова зашёл о личном. — А у тебя, Райан? — спросила Амелия, смеясь. Обыкновенно она была тихая и практически незаметная. Но Райан видел, хотя и сделал вид, что не придаёт этому значения, как пару часов назад она распивала с Филом по банке пива. — У тебя есть кто–нибудь? Они называли его на «ты» по его огромной просьбе, в нерабочее время. И почему они всегда считают, что он выше их? Скарлетт сама сказала, что каждый на площадке — режиссёр. Но теперь он почему–то вдруг пожалел, что пытается быть с ними всеми ближе и неуверенно качнул головой, легонько улыбаясь: — Разве есть ещё у кого–то девушки в наш век? Всех изумил его ответ, и некоторое время каждый молчал, но после, всё хорошенько обдумав, начали спрашивать с новою силой. Райан пытался отмахиваться, а потому произнёс только: — Вы ведь видите, — он указал на лоток, который держал в руке, — мы обедаем лапшой быстрого приготовления и даже отношения строим по тому же принципу. Так какой прок в том, чтобы начинать с кем–то встречаться, чтобы после расходиться, чувствовать боль, пытаться вновь вернуться к жизни? — он остановился, заметив, какими взглядами все смотрят на него. — Что? — только и смог добавить Райан. — Все столичные так себя ведут, говорил же, — негромко произнёс Джек Скарлетт, но та резко отстранилась от молодого человека. Райан видел неловкое молчание каждого присутствующего, но совершенно не понимал, почему могут они быть не согласны с ним. Те самые вещи, полученные им благодаря Мэтью, теперь прочно закрепились в сознании его. И в тот самый момент, они, не желая больше терпеть той атмосферы неловкости, что воцарилась между ними, собрались было расходиться, собрав после себя весь мусор, состоящий преимущественно из пластика, когда Джек буквально ахнул, ставя руку козырьком и вглядываясь в горизонт, будто считая, что ему кажется. — Хоггарт! — произнёс он, продолжая вглядываться и недоумевать. — Тише ты! — Скарлетт со всей силы стукнула его по плечу. — Он терпеть не может, когда его так зовут. — Да я не о том! — продолжал Джек. — Взгляните, сюда идёт Хоггарт! И только успел он это произнести, как в действительности к ним приблизился режиссёр. Райан ощутил, как бледность сама, против воли его, выступает на лице его, а все конечности сводит судорогой. Он представил было, как Дерек подходит к ним ко всем, а он так и остаётся сидеть в том же самом положении, придерживая на коленях пустой лоток из–под лапши. Мистер Хоггарт же, тем временем, мимолётным взглядом обвёл каждого, кивнув лишь, кажется, Филу, но это было своеобразным показателем того, что он поздоровался со всеми, а после без лишних слов махнул руками. Райан насторожился ещё больше. Не смея противиться, команда покинула их. Мужчина подошёл поближе к Райану, и теперь он не только ощущал себя так, как выдумал — так было в действительности! От минутной неловкости краска выступила на лице его, но мистер Хоггарт, казалось, не замечал этого. Он присел рядом с ним на старые деревянные ящики, и некоторое время молчал, оглядываясь по сторонам. — Вскоре нам придётся переезжать, Райан, — произнёс он. Тёрнер хотел было выдохнуть. Уверить режиссёра, что это ему совершенно не создаст проблем, что он готов следовать за их командой на край света — если такое только было возможно. По правде говоря, он уже и сам начинал догадываться о подобном — судя по сценарию, нужны были другие сцены, а бюджет фильма не позволял создавать их самостоятельно. — Куда, сэр? — осведомился он. — В Америку, Райан. Если быть точнее, в Нью–Йорк. Он некоторое время молчал, совершенно не готовый к такому повороту событий, но мистер Хоггарт не спрашивал его — он лишь утверждал. Поэтому несомненным казалось теперь то, что Тёрнер непременно поедет с ними — так о чём же тогда он хочет поговорить с ним? — Поэтому я хотел обратиться к тебе с одной просьбой. Мы подума… Я тут подумал, — быстро поправился он, но, не успел он произнести что–либо ещё, как Райан резко поднялся с места, точно рядовой: — Да, сэр? Мистер Хоггарт некоторое время молчал, и Райан даже заприметил улыбку на его лице. Своим внезапным вызовом он уже сразу показал мужчине, что готов на всё, что угодно — и так и было в действительности. — Я подумал, не захотел бы ты взять нагрузку побольше, чем у тебя есть сейчас? Думаю, ты неплохо справляешься — очень даже неплохо. Команда от тебя в восторге, — в подтверждение своих слов он кивнул на молодых людей, стоящих поодаль и явно обсуждающих происходящий между Райаном и режиссёром разговор. Райан некоторое молчал — но совсем не потому, что отказывался, а оттого, что не мог поверить в реальность происходящего, ведь он думал о подобном буквально считанные минуты назад! Однако в светском обществе подолгу молчать было не принято — это было либо явным признаком неуважения, либо — сомнения, либо — и того, и другого, а потому, скоро спохватившись, пока режиссёр не сказал ещё ни слова, Райан вымолвил, вновь поднимаясь с места: — Да, сэр! Конечно, сэр! — но он быстро присел обратно под бдительными взглядами своей команды за спиной Хоггарта. — Прекрасно! Признаться, иного ответа я не ожидал! — Дерек широко улыбнулся, пожимая ему руку. — Мне пришло множество отчётов, так что у Фергюса нынче тоже работы навалом, — добавил он, будто собираясь оправдываться, но после удалился, и его примеру последовал и Райан, чтобы его не успели засыпать вопросами. И если на другое утро он думал, что проснётся, и всё будет по–прежнему, он явно ошибался: только он успел посмотреть очередной фильм (после изучения испанского, разумеется), как к нему постучались. Это была Скарлетт. — Держи, — она протянула ему бумагу, не скрывая своей зевоты. Он оглядел её с головы до ног — в коротких, полурваных, на манер моды, джинсовых шортах и в такт ей футболке, с рассыпанными по плечам неубранными светлыми волосами, она казалась совсем не выспавшейся. Он быстро пробежался глазами по поданной ему бумаге, но не понял ни слова. — Какие–то кадры, планы, сцены, состав… Скарлетт, что это? — Вызывной лист, мистер Тёрнер, — она вновь зевнула, вызывая и у него ответную реакцию, но он сдержался. — Вызывной… Что? — Вызывной лист. Неужели не слышали ни разу? — как же его раздражало это обращение на «вы» в нерабочее время! Заметив его взгляд, Скарлетт вздохнула. Как только он пришёл сюда, Райан сразу осознал, что все здесь — кроме, пожалуй, Амелии, старше него минимум на два года, так что он не раз замечал подобные взгляды — от актёров так уж точно! Но обращение на «вы» было выше его сил. Он не просто не мог с ним свыкнуться, но и совершенно не знал, куда деваться, когда люди старше его обращались к нему с подобным почтением. — Это документ, в который заносится всё, что происходит на съёмках. ФИО актёров, время съёмок, эпизоды, названия сцен… В общем, надеюсь, вы понимаете. Там графы есть с подписями, разобраться будет не трудно, — она вновь подавила зевок, закрывая лицо рукой, а после, слегка похлопав себя по щекам, с лёгкой улыбкой произнесла: — Не знаю, отчего это повесили именно на меня. Хоггарт прибежал в такую рань… — Мистер Хоггарт, — поправил её Райан. Уж к кому и следовало, по его мнению, проявлять заслуженное уважение, так это именно к главному режиссёру. — Мистер Хоггарт прибежал в такую рань и принёс мне это, — продолжала Скарлетт как ни в чём не бывало. В ответ Тёрнер только лишь кивнул, углубляясь теперь не в фильм, который всё ещё скакал в кассетной записи у него на телевизоре, но в принесённую бумагу. Он впервые сталкивался с подобным. Ни разу в университете им даже не намекнули на то, что существует такой вызывной лист, и вот теперь, спустя несколько месяцев после его окончания, он держит его в своих руках, пытаясь разобраться, что это. Усилий, особых это, правда, не стоило: Скарлетт была права — все графы и названия говорили сами за себя. Впрочем, немало ещё сюрпризов ждало его в ближайшее время. Райану, наконец, представилась возможность познакомиться с массовкой, принять участие в её организации в съёмочном процессе. Он начал самостоятельно планировать график съёмок — а в связи со скорым перемещением в Нью–Йорк сделать это предстояло быстро, но максимально верно, ведь уже на перелёт в самолёте они потратят значительное время. Вряд ли так уж хорошо было у него с бухгалтерией, но Райан рассчитал, сколько каждому придётся потратить на подготовку и съёмки, постарался в точности распределить и время на работу, и время на отдых у работников и актёров. Он заранее представлял себе их реакцию, так что не особенно удивился, когда она оказалась столь бурной. Но, по его мнению, лучше пускай у них будет больше времени на отдых в самолёте и разбор вещей, чем потом им придётся в спешке навёрстывать упущенное и, тем не менее, совершенно ничего не успевать. Не раз и актёры, и члены его команды противились подобному. Райану пришлось сократить обеденное время, чему совсем не обрадовался, в особенности, Фил, и оператор даже некоторое время не желал с ним разговаривать. Однако подобные разногласия совсем не шли в сравнение с той его уверенностью, что именно в таком темпе они всё успеют. Райан никогда ещё не наблюдал работу Фергюса со стороны, но почему–то в глубине души ему теперь казалось — или ему хотелось лишь это предвкушать, что он, всего лишь второй ассистент режиссёра, ныне планирует всё почти так же, как и первый. Помимо так привычного ему курирования своей группы — к которой теперь, как он сам осознавал, он очень сильно привязался, Райану нужно было сверять хронометражи сценариев. Он мог давать команду Филу о съёмке только после того, как прочитал весь сценарий целиком, выписав для себя, секунда в секунду, всё, что будет происходить в эпизоде. Большую роль в его жизни стали играть эти самые вызывные листы — первое время Райан практически не сводил с них взгляда, посматривая скорее в бумагу, нежели в камеру оператора. На его плечи легли также планирование графика съёмок и руководство массовкой. С этими многочисленными людьми предстояло быть максимально обходительными, потому что, как временами выражался сам мистер Хоггарт, «они здесь на вес золота». Это в действительности было так. Кажется, актёрам массовки платили не столь много, а роль их во многих сценах была довольно велика. Райан наделся лишь, что в Нью–Йорке они смогут найти менее придирчивых актёров массовки, нежели тех, с которыми они имели дело сейчас. С ними было больше всего мороки, потому что они, в отличие от обыкновенных, совершенно не знали, как играть. Им приходилось объяснять роль чуть ли не в каждом моменте — что не стоит смотреть в камеру при съёмке, что при этом эпизоде следует повести себя так, при том — иначе. Хотя именно режиссёр сказал Райану об увеличении нагрузки, руководил, тем не менее, этим Фергюс. И если вначале Райан обрадовался, лишь с некоторыми усмешками мирясь с тем, что тот просит величать себя «мистер Томпсон» и никак иначе, желая узнать теперь, наконец, первого помощника мистера Хоггарта ближе, то довольно скоро он стал, кажется, понимать, почему команда извечно так отзывается о нём. Дело было не в его суровости, как уверяли Фил и Амелия, и не в его стальном, совершенно упёртом характере, как говорил Джек. Даже Скарлетт была не права — Фергюс отнюдь не хотел отличиться. Просто, вероятно, он был воспитан так, что всегда выступал на первое место. Нет, Фергюс не хотел отличиться, потому что осознавал, что уже это сделал, а, значит, команда обязана проявлять к нему должное уважение. Он считал, что берёт на себя достаточно дел, чтобы считаться не просто помощником или ассистентом, но полноправным членом команды. Теперь же, пользуясь словами мистера Хоггарта, он переложил все свои обязанности на Тёрнера вне зависимости от того, был он знаком со схемою их выполнения или нет. Каждый раз, заставая Райана незанятым, Фергюс предлагал занятость. Райан отбрасывал от себя книги, которые читал в перерыв, еду; испанский, французский и фильмы — потому что узнав каким–то образом, что Райан встаёт ни свет ни заря, Фергюс стал захаживать к нему с рассветом и приносить всё ту же самую работу. Он просматривал вызывные листы, сценарии с описанием предстоящих эпизодов и чуть ли не заходил за пределы корректировки, потому что мистер Томпсон дал ему поручение следить за диалогами актёров и даже массовки. — В какое–то время я сильно торопился, набрасывая текст, так что могут быть ошибки, — говорил он, нервно потирая шею, будто ему неприятно было в этом признаваться. Райан продолжал работать даже тогда, когда закрывался до следующего дня последний рабочий домик их площадки, а начинал, чтобы всё успеть — уже через считанные часы. Чтобы лишний раз не показывать никому, кто мог бы бродить по ночам, что он ещё не спит, он работал при свете одного лишь фонарика из мобильного телефона — это незатейливое, но очень полезное открытие поражало его и даже радовало. С утра скрываться для него не имело никакого смысла — уже через десять минут после того, как он проснулся и старался как можно скорее закончить предыдущую работу, Фергюс приносил ему новую. Райан отметил для себя, что тяжелее всего после наполовину бессонной ночи — вновь напрягать зрение (хотя теперь и при свете дня) и отвечать на письма спонсоров и заказчиков контракта. Он всё ещё не был силён в письме на ноутбуке, так что письма выходили медленно — куда медленнее, чем то, что он делал, пока писал вручную. После таковой нагрузки он был бы не прочь вздремнуть, но на этом день его лишь начинался. Он повторял языки практически на ходу, про себя, при этом выслушивая задания, которые давала ему Скарлетт на день. На мгновение он взглянул на себя — и отшатнулся от отражения в зеркале. Он не знал, когда так мог запустить себя, а потому поспешил отлучиться в ванную, чтобы хорошенько умыться и пригладить волосы. Красные глаза его горели огнём, но приближалась пятница, и он знал, что сможет выспаться на выходных. Когда он выходил, команда встретила его беспокойными взглядами, но Райан улыбнулся, будто бы одним лишь этим опровергая все их сомнения. День однозначно начинался непросто, да. Но это был всего лишь один день из тысячи на него похожих. Так он успокаивал себя, пока старался внимательно вникнуть во всё, о чём рассказывал ему Джек. — Подожди, подожди, перемотай на полсекунды назад, — щурясь, пробормотал Райан, перебивая звукорежиссёра. Олдридж повиновался, и Тёрнер долго всматривался в экран, силясь понять, почему до этого совершенно стандартная картинка вдруг так резко вышла за пределы просматриваемого пространства и начала размываться. Он хорошо знал Джека, а потому был уверен, что они со Скарлетт не могли ничего намудрить ни с резкостью, ни с качеством, ни даже с масштабом. Но что–то явно не сходилось. Райан вновь потёр глаза кулаками на манер сонному маленькому ребёнку, и снова принялся всматриваться в экран, в котором что–то явно не совпадало. Джек открыл было рот, когда к Райану незамедлительно пришло решение этой задачи. Он даже позволил широкой улыбке появиться на лице — ну, конечно же! — Мистер Хоггарт не предупредил, что мы будем менять формат, но да ладно. Браун, подай мне 3D очки. — 3D — что? — Скарлетт даже подскочила от неожиданности. Они с Джеком переглянулись, но, пребывая в полнейшем изумлении, не произнесли ни слова. Райан недовольно зажмурился. Пускай он недосыпал, он терпеть не мог в себе то состояние, когда что–то изнутри пыталось завладеть им и заставить его раздражаться. Он чуть не поссорился на эту тему с Филом, когда доказывал, что надо сначала увидеть кадр, а потом снять его — теперь он находил, что спор тот вышел на пустячную и абсолютно глупую тему, и что они с Филом просто неправильно поняли друг друга в тот раз. Он не хотел повторять подобного никогда — в особенности же, сейчас. А потому, тяжело вздохнув, повторил, пытаясь улыбаться и быть как можно вежливее: — Очки. Пожалуйста. Джек снова в недоумении уставился на экран, и до Райана никак не доходило, что же им обоим не ясно. Скарлетт, в свою очередь, тоже теперь подошла к экрану, всматриваясь в остановленную картинку, но не находя причин для их общего расхождения по этому вопросу. — Райан, но мы снимаем 2D фильм, неужели ты забыл? — она покачала головой и легонько при этом пожала плечами, так что он начинал теперь чувствовать себя в её глазах и глазах Джека кем–то сродни сумасшедшему. — Если бы что–то поступило от мистера Хоггарта… Впрочем, ты узнал бы об этом одним из первых. Райан в действительности не мог припомнить ничего подобного, а потому, тяжело шагая от навалившейся на него усталости, вышел на воздух. Фил уже вовсю настраивал камеру, и грациозной ланью подскакавшая к нему Амелия заявила, что «они давно уже ждут только его». — Что мне следует делать? — вздохнул Райан, ероша свои отросшие за всё время, проведённое здесь, волосы, а в ответ наткнулся на настороженный взгляд девочки. — Следить за организацией на площадке, разумеется, — отвечала она. — Сэр, с вами всё хорошо? — Да, Мия, да, немного устал, — улыбнулся он, с ужасом осознавая, что устать в такое время — только начинался полдень, он никогда способен не был. После обеда к нему подошёл режиссёр–постановщик, которого до того дня он и в глаза никогда не видел, и протянул ему несколько листов со словами: «Это от мистера Томпсона, сэр. Мистер категорически просил разобраться в эпизодах с натурсъёмками». Райан прикрыл глаза руками, но лишь на мгновение, а после поблагодарил ни в чём не повинного — по крайней мере, точно не в сегодняшнем его незадавшемся дне, режиссёра и вернулся к себе в домик. Он хотел прогуляться перед сном или даже пробежаться, как он иногда любил делать, да и сегодня ему бы особенно хотелось успокоить свои слезившиеся глаза, но, как только Райан оказался подле постели, он рухнул на неё без сил так, если бы не спал трое суток. Он проснулся где–то в третьем часу ночи, в холодном поту, не чувствуя бодрости, но и желания спать дальше — тоже. Тело его била лёгкая дрожь, так что он, кутаясь в одеяло, не на шутку испугался, уж не заболел ли он часом? Взгляд его упал на листы, переданные ему режиссёром–постановщиком, и он вспомнил, что так и не просмотрел их даже. Он быстро–быстро стал листать страницы, одну за другой, силясь вникнуть в смысл написанного, но выходило из рук вон плохо. Ошибки в эпизодах были, но, хоть и не значительные, их стоило вычитать и исправить. Он взялся за ручку, вчитываясь в написанное и со злобы сжимая челюсти — при свете слабого телефонного фонаря, в столь усталом состоянии, это было куда тяжелее. Он собирался выполнить это до утра, но работы оказалось на все выходные.***
— Сегодня ты будешь работать «помрежом». Это известие совершенно огорошило его с самого утра. Райан ещё не так хорошо осознавал происходящее, но уже различал в удивлении воззрившуюся на них двоих команду и Фергюса с непроницаемым выражением лица — прямо перед собой. В голове у него никак не укладывалось, что его только что публично понизили в должности! — Что? Мистер Томпсон, что вы… — Что слышал, — почти что плюнул этими словами в него Фергюс. — Ты работаешь слишком медленно, Тёрнер. Пока команда снимает уже другой эпизод, ты всё ещё топчешься в прошлом и пытаешься что–то из него изъять. Сегодня за это отвечать буду я, — он кивнул Скарлетт, а после принял из рук её вызывной лист. — Поэтому бери хлопушку и за дело. Звание помощника режиссёра не то чтобы было столь оскорбительным, но обыкновенно на это дело брали своих же неопытных людей — правда, совсем ненадолго, либо набирали случайных, которым, впрочем, не платили. «Помреж» отвечал за хлопушку, вёл учёт снятых дублей и записывал все материалы, которые присутствовали в снятой сцене. Райан несколько раз выпрыгивал в кадр, называя дубль, а после принимался наблюдать, как относится к команде Фергюс и что он говорит — а был он, преимущественно, всем недоволен. Пускай у самого Райана не раз случались с кем–либо разногласия, но то, как вёл себя Томпсон, было просто недопустимо даже в личном плане! Он обозвал массовку «совершеннейшими тупицами и дураками, которые умеют лишь нелепо передвигаться с места на место и глупо, просто театрально улыбаться». Райан был вполне уверен, что после таковой выходки по крайней мере 80% здесь собравшихся вечером пойдут к мистер Хоггарту с объяснительными листами, желая уволиться. После Фергюс, не в полной мере довольный даже теперь, набросился на Амелию, которая, впрочем, ещё только училась операторскому искусству и встала за камеру только лишь за тем, что Фил посоветовал ей наблюдать за происходящим с этого ракурса. — Что ты сняла там, девчонка? — Я не… Мистер Томпсон… — произнесла она, пятясь от Фергюса, так что даже чуть не свалила камеру со штатива. Райан в числе остальных с нетерпением ожидал, когда уже, наконец, появится Фил, чтобы занять отведённое ему место, но всё случилось совсем не так, как они ожидали: при его появлении Фергюс окончательно довёл Амелию до слёз, а после в самых грубых выражениях спросил, где в самый пик рабочего дня пропадал оператор. Все понимали, что настроение у первого помощника режиссёра сегодня отнюдь не самое лучшее. Райан, между тем, усердно продолжал исполнять роль «помрежа». Он хотел было обратиться к мистеру Хоггарту в конце рабочего дня и развеять закрадывавшиеся к нему сомнения по поводу новых своих обязанностей, но ощущал такую усталость в ногах и во всём теле, что вновь лёг спать раньше обычного, не успев сделать больше ничего из того, что требовалось. Он помнил, что наутро его ждут те самые листы от режиссёра–постановщика и куча непрочитанных новых писем. Тёрнер всё ещё с невероятным трудом пользовался факсом, но ему просто ничего не оставалось кроме как приспосабливаться и всячески приноравливаться к устройству его. Ничего, в сущности, не изменилось и после выходных. Он уставал настолько, что порой не ощущал явственно мира вокруг себя, всё время чувствуя сонливость; так сильно, что напряжённые глаза его, то и дело закрывавшиеся, так что веки приходилось поминутно придерживать, сами собою слезились. Одновременно ему приходилось следить за происходящими съёмками и, если была такая необходимость, подсказывать текст актёрам. Он не был уверен, что вечер его выдастся спокойным, а потому, продолжая улыбаться и перебарывать свою усталость, смешанную теперь с сонливостью, пытался иногда урывать время для того, чтобы вносить поправки в листы режиссёра–постановщика. Все эти дела удавались ему с явным трудом — то замечала даже команда. В какой–то момент Скарлетт, оторвавшись ото всех, подошла к нему и предложила принести кофе, и, прежде чем Райан успел поблагодарить её и отказаться, он услышал голос Фергюса: — Нет, у Тёрнера сейчас вдоволь работы, а вот я бы от кофе не отказался, — девушка кивнула, одарив его, впрочем, не самой приветливой улыбкой, и собралась было покинуть съёмочную площадку, но Фергюс, развалившись в кресле, которое по одной только табличке на нём являлось креслом режиссёра, приподнялся и схватил её за руку. Райан видел, как Джек, стоявший позади, немного напрягся, но теперь, что бы Томпсон ни сделал, у него не были ни сил, ни желания останавливать молодого человека. — Подожди, — улыбнулся девушке Фергюс, поднимая взгляд на неё. — Я бы попросил мистера Тёрнера этим заняться. Райан мгновенно вскочил с места, услышав своё имя, но в голове его совершенно не вязались те два понятия, что он вроде как нужен на съёмочной площадке и в то же время обязан принести кофе. Он бросился бежать в буфет, боясь пропустить хоть момент со съёмок, что может произойти без него. Запах кофе определённо бодрил его — ему вдруг показалось, что он никогда не ощущал растворённых зёрен в одноразовом стаканчике так явственно. Нынче они отдавали чем–то мускатным, хотя Райан брал кофе Фергюсу без каких–либо добавок миндаля или ванили. По дороге от буфета он вспомнил, что съёмки всё ещё идут, правда, без него; вспомнил, что собирался ускориться, а потому бросился бежать, но земля вдруг сама побежала под его ногами — так резко, что он и не понял причины этого. Дело было не в неровной поверхности, которая таковой не была, а в его же голове. Всё в одно мгновение закружилось перед глазами его, а после померкло — больше ничего он не мог вспомнить.