Ты - мой мир

      Адель уже совершенно запуталась в том, что происходит меж нею и Джорджем. То он был с нею ласков, как никто никогда прежде, то, когда они были в университете, делал вид, что совсем не замечает её, а если пыталась она подойти к нему и поговорить, друзья его начинали ехидно улыбаться ей, и взгляды сии отвращали всякое с ним общение. Потому так рада была она другому Джорджу, который появлялся сразу же после окончания учебного дня. Он был мил, приветлив, и, что отличало его от других его ровесников — добр. Она, будто дворовая девчонка, словно узнавала известного всем сорванца с совсем другой стороны — как нежного и тёплого друга. При всём при этом молва, что он невероятно богат благодаря отцу своему, продолжала скитаться среди студентов, но ныне девушка делала вид, что совсем не замечает её. Ей было важно лишь то, что он сам говорил ей, когда они были с глазу на глаз, а остальное было чужими домыслами и сплетнями. Отношения их от этого, казалось, стали только лучше.       — Прости за то, что говорят обо мне друзья, — улыбался он ей, и она так и ощущала неловкость, исходящую от него.       — Разве мне важно всё это? — вопрошала она, а после, обнимая его, говорила: — Я верю тому лишь, что ты сам говоришь мне.       — Ты — та девушка, каковых, как я уже по глупости думал, не существует, — восхищённо говорил он, но то не были простые слова. Она улыбнулась, отводя взгляд, дабы не показать ему румянец, возникший на щеках её. Она стала замечать также, что, когда он говорит что–нибудь подобное, он тут же норовит поцеловать её. Адель, ни разу не вкушавшая поцелуя, стыдилась и боялась сего одновременно. Плотская любовь во всех её проявлениях была для неё лишь вещью, каковой одержимы все до одного мужчины. Потому отсрочивала она этот момент, как только возможно. Вот и теперь их взгляды встретились, и молодой человек с девушкой смотрели друг на друга так долго, что она начала уже подозревать что–то неладное; так и было — Джордж осторожно приблизился к ней, от чего она спешно увернулась.       — Прости, — произнесла она после, ощущая себя виноватой.       — Ничего. Я понимаю, что тебе нужно время, — отвечал он, но, однако же, она не могла этого не понять — сухим тоном. Впрочем, когда разговоры их заканчивались столь же неприятно, они пытались поскорее забывать их и более к ним не возвращаться. Ей было достаточно уже того, что он — первый в жизни её, кто имеет полное право дотрагиваться до неё и обнимать, когда ему вздумается. Ей даже так понравилось держать его руку, пока они гуляли, что она невольно представляла себя героиней книги.       — Признайся, ты следил за мной? — спрашивала она между делом.       — И в мыслях не было, — отвечал он.       Она не стала больше возвращаться к сей теме, но точно знала для себя, что так оно и было. Не могло же ей всё время чудиться его присутствие! Джордж казался ей романтиком, но лишь на первых порах их совместных встреч — после она поняла, что на поступки, каковые совершал он, его сподвигли чувства, так внезапно вспыхнувшие в нём, но отнюдь не разум. Впрочем, для себя она давно уже решила, что и одного мечтателя всегда предостаточно в отношениях. И всё же ей нравилось, что все мысли её он, в отличие от Оливера когда–то, терпеливо выслушивал и даже пытался что–то отвечать на них, но, что было самым главным — полностью понимал её. Слушая когда–то нравоучения отца, она решила для себя, что никогда больше не влюбится ни в кого, раз мужской пол так жесток и несправедлив к противоположному, но нынче всё сильнее и сильнее осознавала, как её тянет прочь ото всего этого к одному лишь человеку, так внезапно ставшему ей дорогим и самым что ни на есть близким. И тогда понятие «отношения», каковое не знала она доныне, стало смутно доходить до неё.       В минуты восхищения ей хотелось делиться своим счастьем со всем миром, пускай это и было невозможно. Тогда она просто погружалась в наушники и принималась счастливо танцевать, так тихонько радуясь приятным моментам в жизни своей. Она намеревалась сказать ему много всего хорошего в университете на другой же день, но вновь заметила, как он находится со своими многочисленными друзьями, не обращая на неё никакого внимания. Среди них были и девушки — и это и смутило, и раздражило её в одно и то же мгновение. «Так я ревную!» — решила она для себя, доселе зная о слове сём только лишь из книг. Ей захотелось кричать и плакать одновременно. Она давно уже не рисовала, но сейчас захотела взяться за карандаш и кисти и выгрузить на холст всё, что накопилось в душе её от лицезрения этих улыбающихся от слов Джорджа красавиц (таковой она не смела считать себя никогда). Практически не контролируя, что творит, но движимая одной лишь мыслью, она спешно приблизилась к ним. Друзья и товарищи возлюбленного её снова принялись смеяться, разглядывая её, что–то обсуждать меж собою, и лишь во взгляде молодого человека заметила она — это просто не могло ей показаться! — забрезжило тепло, и он даже улыбнулся ей краешком губ. Что–то дрогнуло в сердце её в тот момент, и она, всё ещё не в силах возобладать над собою, приблизилась к нему, как он поступал не раз, но произошло это так быстро, что все, стоявшие вокруг, и опомниться не успели. Она поднялась на носочки и прильнула к губам его. Сердце её трепетало — она ожидала чего–то совсем иного от момента, в котором оказалась. Но вокруг не было ни музыки, ни каких–то искр. Даже сама она не взлетела ввысь от обуявшей её радости. Это длилось всего мгновение, пока Джордж, будто и сам потерявший на секунду разум, не тронул её рукою за талию, прижимая к себе — жест осторожный и практически дружеский, так что она едва ли заметила это; а после он ответил. И она не могла больше противиться, ощущая от прикосновения чужих губ к её что–то неведомое прежде на грани приятного и странного.       Открыть глаза ей удалось, лишь когда всё это полностью закончилось. Она быстро отстранилась, но столь спешно, как она собиралась сделать это, не позволила рука его, лежавшая у неё на талии.       — Я совсем не… — тихо сообщила она, мотая головою из стороны в сторону.       — Всё хорошо, — улыбнулся он, поддерживая такую же тихую интонацию. Он говорил серьёзно, но при этом счастливо улыбался, и Адель, всё ещё пребывая в странных и растерянных чувствах от первого в жизни своей поцелуя, не могла взять в толк, чему же именно радуется он. — Я помогу тебе обучиться.       Она бы вновь прильнула к нему в тот момент, потому что чувства затуманили уже все мысли её, однако вспомнила, что рядом по–прежнему находятся друзья его. И ей стало боязно: что скажет он им о них? Им, которые всегда относились к ней точно так, будто б она была копилкой для всеобщих насмешек.       — Это Адель, моя девушка, — вдруг произнёс Джордж, притягивая её ближе к себе, так что девушке впору было положить голову ему на грудь. Повисла всеобщая пауза, каковую не решался нарушить никто; все они — от изумления, она — оттого, что всё ещё не могла признать тот факт, что он поведал им обо всём. Впрочем, ни ему, ни ей ответ так и не был нужен. Джордж взял её за руку и повёл прочь от собравшихся, на воздух. Всю дорогу он не произнёс ни слова, и Адель уж принялась корить себя за содеянное — что, если этот поцелуй не будет значить для него ровным счётом ничего, но при том разрушит его дружбу с товарищами? И всё же он стал говорить раньше, чем она собралась с мыслями.       — Адель…       Он говорил почти на выдохе, но девушка поняла это несколько иначе и взмолилась:       — Пожалуйста, не кори меня! Я… Мои чувства… О чём я только думала!       — Ты невероятная, — качнул он головою, не в силах скрыть улыбку. — Ты беспокоишься из–за того, что поцеловала меня на глазах у остальных? — и, даже не получая ответа от неё, потому что таковой ясно читался во взгляде её и возникшем румянце, он весело рассмеялся. — Какая ты всё же чудесная! Нынче нигде таких, как ты, не встретишь… — он недоговорил, и к ней вновь пришло знакомое ей теперь чувство. Он снова приник к ней губами, и теперь осознала она, какие они тёплые, а дыхание его — мятное. Ей не хотелось отстраняться до того самого момента, пока он сам не сделал этого, продолжая то ли смеяться, то ли улыбаться.       — Не хочешь переночевать у меня завтра? — спросил он, выдыхая.       — Ты торопишь события, — улыбалась она, также пытаясь отдышаться.       — Тогда через неделю–другую?       — Джордж? — произнесла она, пытаясь перевести тему, становясь уже предельно серьёзной.       — Да? — улыбка мгновенно сошла с лица его — он почуял, что говорить она собирается о чём–то весьма серьёзном.       — Ответь мне, пожалуйста, честно, — произнесла она, заглядывая в омут его карих глаз. — У тебя и вправду есть состояние? Я потому только спрашиваю, — добавила она немного погодя, — что об этом ходит очень уж много толков в последнее время.       — Мой отец богат, — отвечал он, подумав с минуту. — Но вряд ли я получу от него и долю этого состояния. Нет, Адель, я богат на данный момент только лишь одним, — признался он и прислонил ладонь к своему сердцу. — Слышишь? Тем, что чувствую к тебе. Это весь мой внутренний мир.       — Но как же так? — спросила она, не желая отходить от темы.       — Ещё в школе у меня была девушка, — промолвил Джордж после некоторого молчания, обдумывая вначале, стоит ли распространяться на этот счет, но перед ним всё–таки была Адель, а ей он мог открывать всю свою душу. — Я говорю тебе, что не встречал прежде таких, как ты, ни разу — и это правда, однако же… — он остановился, ожидая, что она будет ревновать, но девушка, даже если и ощущала что–то, не выказала на лице своём ни единого чувства.       — Продолжай, — негромко произнесла она, и он поразился её стойкости.       — Однако же Изабель в то время казалась мне самой дорогой из тех, кого я когда–либо встречал. Но мы были совсем молоды и во многом глупы. Нам не всегда дано было понять, что в реальности может быть не так, как хочется.       — Изабель — красивое имя, — произнесла Адель и резко отвернулась. Он воспринял её реакцию не так. Он собирался улыбнуться, что она–таки ревнует его, но девушка, между тем, продолжала: — Может, люди с именами наподобие этого просто призваны уходить из нашей жизни так скоро? Мою мать звали Изабель, — она вновь обернулась к Джорджу. — Отец любил её безумно. Так безумно, что, похоже, совсем лишился рассудка, потеряв её. Забыв о своей дочери.       Они стояли под тенью деревьев, склоняющих к ним свои ветви из–за лёгкого ветерка, и молчали. Они и не заметили, как быстро территория университета опустела, и сюда спустился вечер.       — Адель, мне очень жаль, — наконец произнёс Джордж, осторожно тронув её плечо.       — Это было давно. Очень давно, — она взглянула на него, но в глазах её стояли слёзы, которые так не хотела пускать она на свои щёки сейчас! Из–за всех этих воспоминаний и одновременно — всего происходящего с нею ей страстно хотелось и печалиться, и радоваться в то же время.       — Изабель Мейер… — задумчиво говорил Джордж ночному небу, на котором слабо проглядывал кусок луны, подняв к нему голову. — Звучит красиво. Впрочем, так же, как и имя её дочери.       — Не Мейер, — она улыбнулась, всё–таки смахивая с лица слёзы. Ей показалось, что он отвернулся от деликатности, и за то она полюбила его ещё больше. — Это не моя фамилия, Джордж. Эти отношения с отцом, каковой не замечал меня всё моё детство… У меня просто не было иного выхода, кроме как сбежать от него в другой город и спрятаться под чужим именем, — голос её стал ещё более грустным, и Джордж быстро оборотил к ней лицо. — Впрочем, — быстро добавила девушка, пытаясь перехватить ползущую к губам слезу, — мне сейчас не очень хочется об этом…       Молодой человек спешно сделал к ней шаг, поймав поцелуем слезу и подольше задержав губы свои у её лица, а после шепнул:       — Прошу, расскажи мне, — и она, едва сдерживая рыдания, поведала ему всё…       — Оттого я и сменила фамилию… — заканчивала спустя некоторое время Адель свой рассказ, точно так же, как когда–то и Оливера, изумляя ныне Джорджа тяжёлой судьбою своего детства. Он, конечно, привык, что женщины по–своему скрытны, однако никогда бы не подумал, что столь долгое время могут они носить в себе таковой груз и даже мириться, пытаться жить дальше с ним! Ему мнилось, что душа Адель, едино с сердцем, слишком хрупки, но он и представить себе не мог, что её не разобьют ни ранняя потеря матери, ни алкоголизм отца, ни невзаимная любовь. «Если и был хоть один ребёнок на свете когда-нибудь несчастен, то, истинно, этим ребёнком была она!» — поражался он и, как мог, принялся успокаивать её, обнимая и беспрестанно целуя, а после тихо, не надеясь, впрочем, что она услышит, произнёс:       — Так возьми мою фамилию, и тогда ты окончательно избавишься от своей!       — Так что с той девушкой? — обрывая объятия их, Адель отстранилась от него и взглянула на возлюбленного.       — Мы собирались вместе поступать в университет, — продолжал Джордж, и сердце Адель на мгновение затрепетало — она вспомнила Оливера и свои школьные мечты об нём. — Вместе учиться в одном городе. После — возможно, вместе жить. В общем, у нас были самые настоящие взрослые планы. Однако же мой отец… В действительности, он открыл мне глаза: в бедности мы вряд ли могли прожить вместе так долго, даже веря в то, что кто–то из нас пойдёт далеко по жизни и принимая друг друга такими, каковые мы есть.       Адель сильно изумил такой странный поворот событий. Она, вдоволь начитавшаяся романов, посчитала, что услышит историю о том, как пыталась эта Изабель противостоять отцу Джорджа, но в итоге не смогла; теперь же выходило, что он бросил её только лишь по воле своего отца.       — Ты только представь, как сложилась бы наша жизнь! — восклицал он после, видя, что она нахмурилась, а потому пытаясь переубедить её. — Жили бы в разных общежитиях! Денег на свою квартиру не было бы ни у кого.       — Жить в разных общежитиях не так уж и плохо, — покачала головой девушка. — Если бы вы обвенчались…       — Какая ты у меня наивная, — улыбнулся он, вновь на мгновение подняв глаза к небу, словно в одночасье загрустив, а после поцеловал её в макушку.       После всего пережитого Адель возвращалась в общежитие в совершенно растерянных чувствах, прийти с которыми она теперь совсем не знала, к кому. А свой первый в жизни поцелуй, который она, хотя и так неопытно, подарила ставшему ей дорогим человеку, она не могла забыть ни на секунду. И ей всё казалось, что что–то изменилось в ней, но что, предположить и понять она не могла.

***

      Так проходили дни — один за другим. Она пыталась усердно учиться, но на то было уже куда меньше интереса и времени, потому что всегда с нею, куда бы ни пошла она, был Джордж. После того, что сделала она на глазах у всех, он стал будто бы теплее к ней. Он более не избегал её ни в компании друзей, ни на занятиях. А на литературе, на которую, как выяснилось, стал он ходить ради неё, они ныне сидели вместе. Когда же они оставались с ним наедине, время совершенно теряло для неё смысл. Она много читала об этих состояниях, но никогда прежде и представить себе не могла, что происходит это именно так, да и чувствуется — тоже.       На них двоих всё больше и больше внимания стали обращать в университете, и многие удивлялись, кто именно покорил сердце известного Кэмпбелла, однако ни он, ни она не обращали на таковые сплетни внимания. Они бывали в местах, в которых так любила гулять Адель: «неспроста узнал он об них», — думала она; несколько раз посещали библиотеки. У Джорджа была своя машина, и она никогда не задавалась вопросом, откуда. Однако всё же, не слишком любившая длинные поездки, предлагала ему больше гулять.       Он также влюблялся в неё с каждым днём всё больше. Она была необычна ему — чертовски необычна! Мало того, что она не была ни из тех, кто собирался насладиться им ночью, либо же попросту выйти за него замуж — и всё из-за состояния его, так его поражала ещё и её самобытность. Мысли её уводили его куда–то далеко от действительности, так что Джорджу оставалось только завидовать, что у него совсем иные взгляды на жизнь, и он не верит и в половину того, об чём думает она. Впрочем, это не мешало во многом поддерживать её: Адель ещё совсем не определилась в жизни, но уже мечтала стать оценщиком искусств и иногда — даже рисовать самой.       — Я могу оплатить твою учёбу, — говорил он ей и на изумлённый взгляд её отвечал: — Да, мне совсем не составит труда сделать это! Твоему отцу больше не придётся тратить деньги на тебя — ты станешь совершенно самостоятельной.       — Не понимаю, — качала головою она, — ведь у тебя совсем не так много денег? Ты собираешься просить у отца?       Он только мысленно корил себя, что боится поведать ей правду, но таковым недоверчивым сделали его воспитание и университетские годы, и ничего теперь он не мог поделать с собою.       — Не стоит просить у него, — говорила она тогда, как–то совсем по–детски, будто бы у неё отобрали любимую игрушку, хмурясь, — я начну работать и тогда… Неужели мы и сами тогда не сможем прожить?       «Адель, Адель…», — временами мысленно повторял он и не знал, улыбаться ему или печалиться при мысли об ней.       Однажды пришлось им ехать на другой конец Ливерпуля — Джордж пообещал показать ей неплохой ресторан, несмотря на все её уверения не тратить деньги понапрасну. «Любая девушка на её месте, — думал он при этом, — не слезла бы с моей шеи ни на секунду, подумав при этом заехать в салон или куда там ещё, а она, напротив, и вовсе отказывается от всего этого», — и пока она говорила ему о чём–то, он делал вид, что слушает, иногда кивая головою и улыбаясь.       Они провели великолепный вечер, даже несмотря на то, что Адель то и дело волновалась по поводу финансов и требовала показать ей ценники в меню. Это не могло не смешить и радовать его.       — Сейчас так поздно, Джордж, — восклицала она, кажется, только сейчас задумавшись над этим вопросом, — автобусы уже вряд ли ходят. Как мы доберёмся обратно?       — Обратно? Ты права, автобусы уже не ходят, — подтвердил он, отчего она зябко поёжилась, только сейчас ощутив себя совсем на другом краю города. По сравнению с сим забавы в Суссексе казались ей деткой шалостью, и, чтобы меньше ощущать всё подступавшее волнение и, главное — страх, она то и дело поглядывала на Джорджа. Никогда прежде ей не удавалось взглянуть на ночной город, а он проносился вокруг неё таким незнакомым, пускай и совсем не столичным, ритмом, заставляя сердце трепетать от уже чего–то неизведанного.       — Хочешь, мы вернёмся? — произнёс вдруг Джордж, останавливаясь посередине наполовину пустой дороги. Он держал руки в карманах, покачиваясь с пятки на носок — всё отражало в нём саму невозмутимость. — Я вызову машину. Или нет, лучше сам отвезу тебя, — произнеся это, он резко развернулся, но она той же самой речью остановила его. Какую огромную силу порой имеют над нами слова! Джордж казался задумчивым, но при этом улыбался.       — Куда мы пойдём тогда, по абсолютно пустым дорогам? Гулять?       — Думаю, сегодня довольно–таки холодно, — улыбка скользнула в краешках его губ.       — Тогда куда же? — всё ещё не понимая, спросила девушка.       — Ты могла бы остаться у меня, — предположил он. — Я показал бы тебе квартиру. А с утра вместе бы позавтракали и осмотрели район, в котором я живу.       Адель застыла на месте, не в силах произнести ни слова и только продолжая молча смотреть на по–прежнему улыбавшегося возлюбленного.       — Нет! — наконец, решилась она. — Конечно же, нет! — продолжала наотрез отказываться она. Он кивнул головою, будто только и ожидал такового ответа, и молвил:       — Решено. Тогда я вызываю машину.       Она некоторое время продолжала молчать, наблюдая за тем, как он что–то делает в телефоне, барабаня по экрану пальцами, после — подносит телефон к уху, ждёт, прислушивается к молчанию и гудкам на той стороне… И резко дёрнулась вперёд, к нему, выхватывая из рук телефон. Он не успел и слова произнести.       — Идём. Я передумала, — пробурчала она.       Всю дорогу они говорили практически ни о чём — лишь Адель несколько раз вызывала у своего молодого человека улыбки тем, что сокрушалась в своём неожиданном решении. Но она нисколько не жалела — напротив. Здесь были одни только лишь предупреждения её безопасности.       — Я буду спать на полу! — говорила она. — Или просто в соседней комнате, слышишь? — в ответ она получала лишь смех с его стороны. — И ты не притронешься ко мне, ни разу! — она нахмурилась, скрещивая руки на груди, и он не в первый раз с усмешкой сравнил её с обиженным ребёнком. Но это и было именно то, что всегда ему нравилось в ней. Джордж легонько провёл пальцами по её щеке, спустился к подбородку и, тихонько потянув к себе, так что она могла бы ощутить непреодолимое желание к поцелую, вдруг улыбнулся и отстранился от неё.       — Мы пришли, — отвечал он, открывая пред нею тёмную дверь квартиры.       Адель зашла и осмотрелась. Она была куда лучше той, в каковой почти всю свою жизнь провела сама она с отцом, однако и квартирой богатого нельзя было её назвать. Все сомнения девушки по поводу Джорджа и его состояния в один миг улетучились из головы её — целиком и полностью она доверяла ему.       — Здесь… мило, — улыбнулась она, повернувшись к нему, и с ужасом осознала, что он собирается раздеваться. — Мне нужно сходить в душ, — спешно пролепетала она. Каждой своей частичкой он ощущал её трепет и волнение, так что на просьбу девушки ответил лёгкой улыбкою. Она прошла мимо него, едва коснувшись, бросив ему запах своих духов, и лёгкие мурашки пробежали по его телу от желания физического с ней прикосновения. У него было немало девушек за те недолгие три года, что он учился в университете, но этого было вполне достаточно, чтобы осознать, что она совсем не такая, как они все — и не только внешне, по характеру, но и в плане близости. Когда же Адель вышла из ванной, он сидел на постели, опустив голову к коленям, но тут же поднял её, заслышав шаги девушки. Она вся практически дрожала от того, что все намерения её могут быть не так изъяснены; что ей хотелось бы находиться с ним как можно дольше, но при этом ни в коем разе не торопить события; что, в конце концов, она совершенно не знает, как отказывают в таковых случаях.       — Адель, подойди поближе, — раздался его немного хриплый голос — либо же ей только показалось, что он был таковым. Он говорил тихо, еле слышно, но она приблизилась, сделав несколько неуверенных шагов. Теперь, в таком слабом свете он не казался ей тем, кто был всего на два года старше её — скорее наоборот, он, чувствуя себя абсолютно комфортно, был сейчас совсем мужчиной. — Ещё, — куда тише произнёс он, и ей не осталось ничего, кроме как повиноваться. Она ощутила такие знакомые руки на своей спине, а после — талии, но это были уже много более крепкие объятия, чем во время прогулок и поцелуев, и ей ничего не оставалось, как только мягко отстранить его от себя.       — Я не хочу спешить, — слабо улыбнулась она, а её сердце при этом часто билось от осознания, что появилось лишь сейчас — что она, совсем почти не зная Джорджа, согласилась провести ночь в его доме.       — Я понимаю, — он кивнул головою, и она испугалась, что это одни лишь отговорки, однако он только приник к её губам нежным поцелуем. Не ожидая теперь сего, она резко отстранилась, будто прикосновение его ошпарило её. Внезапная стыдливость заставила отпрянуть её, хотя уже довольно приличное время она не видела в поцелуях ничего плохого, предпочитая их, однако же, в умеренном количестве. Она и представить себе не могла, как оскорбила его тем, что спешно отёрла свою щёку. Джордж собирался вымолвить что–либо, но лишь промолчал; тогда она, постояв в полной тишине и темноте некоторое время и ощутив некоторую вину, легла вместе с ним на кровать. Некоторое время оба, молча и тяжело дыша, не могли оторваться друг от друга, а после он поднял её руки над головой, сильно вдавливая их к кровати и прижимая запястья.       — Джордж! — только и смогла она прокричать его имя, не совсем осознавая, что с ней творится, и почему по всему телу разливается необъяснимый ей жар.       — Тебе не нравится? — резко отпрянул он, заканчивая и этот поцелуй, и негу, нашедшую на неё. — Не комфортно?       — Нет, я лишь… Продолжай, — смущённо улыбнулась она, и он вновь оказался над нею, продолжая прерванный поцелуй. Разум подсказывал ей не поддаваться чувству, так внезапно нахлынувшему на неё, и когда она ощутила, что его поцелуи становятся всё ощутимее на её теле, а в организме — всё более жарко, она вырывалась из этих объятий и, еле переводя дыхание, села на кровати. Он подкрался к ней, и, когда она собралась отшатнуться, заправил прядь ей за ухо.       — Это было здорово, — произнёс он, улыбаясь и стараясь тем самым как–то нарушить неожиданно образовавшуюся между ними тишину. Она провела рукою по его щеке, пытаясь убедиться, что он сейчас с нею здесь, в реальности.       — Ты знаешь, я никогда прежде не спала с мужчиной… — она осеклась, но торопливо продолжила: — В том плане, чтобы в одной кровати.       — И как ощущения? — она различила в его темноте улыбку, после — когда глаза совершенно привыкли, смогла увидеть и знакомый, любимый ей силуэт. Джордж казался иным, нежели днём, при свете солнца. Взгляд его был как–то выразительнее и даже таинственнее, всё больше он концентрировался на том, чтобы чаще ловить её улыбку, а не только лишь слушать, как она говорит. И, как бы это ни было странно, разглядела в нём Адель и кого–то совсем иного. Ей вначале стало страшно от сей мысли, а после она пригляделась к силуэту, который видела пред собою — и это был вовсе не прежний Джордж. Этот человек, казалось, и улыбался, и дышал и в принципе жил для неё лишь одной. У него не было иных забот, кроме как каждую секунду ловить счастье на лице её и легонько очерчивать пальцами контур её улыбки. Она не могла разглядеть ни цвета его глаз, ни волос — но знала при этом, что черты лица его сильно отличаются от черт лица Джорджа. Нет, это был иной. Кто–то совсем иной лежал с нею в постели, улыбаясь тому лишь, что она радуется каким–то своим мыслям. Не понимая совсем такового представления, Адель мотнула головою. Неужели и вправду она любит, и любовь её взаимна?       Она была так счастлива, что, казалось, кроме такового своего состояния она не замечала больше ничего на свете. Все мысли её погружались и уходили лишь к одному теперь человеку. То, что и он любил её; то, что был так терпелив ко всем её фразам; то, что они были с ним близки так, как никогда она ни с кем прежде — всё это вместе ещё сильнее поглощало её в собственные мечты. Джордж отнюдь не был героем из романа, пускай ей иногда и хотелось в сиё верить. Он предпочитал транспорт лошадям, машину — прогулкам, молчание — тысяче необузданных мыслей и слов. Однако же он был целиком и полностью её, и связь, образовавшуюся за столь короткое время меж ними, уже невозможно было разорвать. Когда же она сама себя спрашивала: «любит ли она поистине его?», то вспоминала, как 10–летней она была влюблена в некоего мальчика–ирландца, учившегося с нею в одном классе, и ей казалось, что чувства, что она испытывала к нему тогда, и те, что питает она теперь к Джорджу, чем–то схожи. Она больше никогда не могла бы ощутить к кому–либо того же, что когда–то к Оливеру — первая её любовь разбила ей сердце, и вряд ли теперь кто–то мог поселиться в нём столь же крепко. Но в Джордже она ощущала всё: чувство благодарности за то, что не оставляет её в одиночестве в незнакомом городе, вдали от отца и подруги, поддержку, верность и честность, даже преданность — и всё это невольно смешивала она со своей к нему симпатией. И всё же, в любови её к Джорджу едва ли был намёк на что–то земное.       Он, со своей стороны, также относился к ней очень осторожно, будто боясь спугнуть совсем ещё девчоночьи чувства. Он не мог не видеть, что он ей совсем не безразличен, хотя она и не подпускает его слишком близко к себе. Он скидывал всю вину на книги — именно в них получила она основное своё образование, научившись постели только после брака или поцелуям только с тем, с кем непременно предстоит обвенчаться. «Если читать книги, не заметишь жизни, — говорил он ей, наблюдая за тем, как она читает, перелистывая страницу за страницей, и так глубоко погружаясь в этот иной, не ясный ему мир, что порою ему приходилось повторять по несколько раз, дабы она услышала его. — В них её, такой настоящей, нет».       Однако же он терпеливо отвозил её после занятий в университете в этот книжный мир, где могла она, будто юная Белль из «Красавицы и чудовища» наслаждаться одним лишь запахом книжных полок. Ему уже пришлось признаться ей, что машина его в действительности куплена на его деньги, а когда она до крайности изумилась, просто отвечал, что подрабатывает на заводе. «Оттуда и машина, и та квартира, и…» — говорил он.       — Если бы я не читала в тот раз «Поющие в терновнике», мы бы не познакомились, — улыбалась она, водя рукою по полкам, будто воистину представляя себя уже на грани перехода в иной мир.       — Ты права, — мягко улыбнулся он. — Но если бы ты хоть раз побывала в Вашингтоне и увидела местную библиотеку…       — В Вашингтоне? — резко обернулась к нему она, и во взгляде её детских голубых глаз прочлось явное недопонимание происходящего. Он принялся в душе корить себя и даже обрывать свой болтливый язык. Временами ему даже нравилась игра в бедного беззащитного юношу, брошенного богатым отцом на произвол судьбы, но скрывать от Адель всю правду так долго…       — Да, — молвил он, опуская взгляд в пол, чтобы спрятать его, такой лукавый, от возлюбленной. — Некоторое время мне приходилось работать пилотом, а потому совсем немало повидать на свете…       — Джордж! — воскликнула она, но вначале тон её он понял совсем не так, решив, что она рассердилась. Адель же, в действительности, была изумлена до глубины души, глядя теперь на него во все глаза. — Ты не говорил мне об этом. Ты вообще столь мало о себе говорил, не считая небольшой квартиры в Ливерпуле, отношений с отцом, твоей принуждённой учёбы…       — Потому что у меня есть так мало, о чём можно рассказать, — качнул он головою. — Куда приятнее мне слушать о тебе. Но если уже ты заговорила об этом, я мог бы познакомить тебя с моими родителями.       Она так и застыла с глупой улыбкою на устах. Книга с глухим стуком выпала из рук её, так что в ближайшее время молодому человеку пришлось уговаривать подошедшую сотрудницу не сердиться и всячески уверять, что они не собираются никому мешать и ни в коем разе не нарушают царящую в библиотеке тишину. Адель была поражена мыслью, как быстро у них с ним всё началось и закрутилось, и вот теперь он собирается ввести её в свою семью! Сердце её затрепетало, но нынче уже по другому поводу: что придётся ей говорить Джорджу, когда он испросит разрешения познакомиться с её отцом? С отцом, которого она сама–то не хочет никогда видеть?       — Понимаешь, — говорил он ей, когда они вышли из здания, и Джордж собирался отвезти её в общежитие. — В этом году я заканчиваю университет, и потому неизвестно, что и как пойдёт дальше.       Тема, к которой вёл он её, совсем не понравилась Адель. Она нахмурилась, но продолжала молчать, пока он говорил. Всё сходилось совсем похожим и необычайно неприятным способом: он уедет из города, а, значит, и от неё, как только закончит обучение, и она вновь потеряет самого близкого ей человека.       — Конечно, я совсем не то подразумеваю под этим, Адель, — говорил он, поворачивая руль. — Я могу найти работу. Меня могут послать в другую страну. Когда ещё представится такой случай? А если мы соберёмся пожениться, а ты так и не будешь знать родителей своего жениха?       Она резко дёрнулась, и он решил было, что дело во внезапном повороте машины, но, когда она легонько дотронулась до его ноги, он вначале вздрогнул всем телом, побледнел и остановил машину. Девушка взглянула на него:       — Ты не собираешься бросать меня после учёбы?       — Разумеется, нет, Адель, как тебе могли прийти эти глупые мысли в голову? — он выдохнул, но почему–то ей показалось, что он всё ещё сохраняет самообладание с трудом. — Не делай так больше, — улыбнулся Кэмпбелл, указывая на свои ноги.       Поездка в Бирмингем. Она всего полтора года в незнакомом городе, а уже едет куда–то в новое место. Адель думала именно об этом, когда ощущала некоторую дремоту в машине после долгого пути. Вначале она долго пыталась уговорить Джорджа поехать на поезде, но он был неумолим, а власти её любви ещё не хватало на столь длительные уговоры. Машина, мягко скользя по гравию, остановилась у большого коттеджа, и Адель только ахнула, когда Джордж открыл пред нею дверь автомобиля. В её понятии ещё не сложились богачи как таковые, так что дом родителей возлюбленного она, разумеется, представляла большим, но чтобы настолько! С другой стороны участка виднелся бассейн — о том говорили маленькие неоновые огни, и даже небольшой лес. Адель долго не могла перевести дыхание, пока Джордж не отвлёк её от созерцания всей этой картины:       — Нравится?       — Да, то есть… Джордж, это преступление, что отец лишил тебя состояния, поселив в обыкновенную квартиру, а сам живёт… здесь!       — Адель, милая, говори, пожалуйста, потише, — улыбнулся ей он, заприметив силуэты родителей. Каждый раз, когда ему приходилось с ними встречаться, ему казалось, что время давно перестало быть властным над ними — год от года они совершенно не менялись ни внешне, ни по характеру. — Я всё тебе объясню позже, и с этими словами он, легонько приобнимая её за спину, подвёл к своим родственникам, не переставая при этом улыбаться. — Мам, пап, это моя девушка. Адель.       Они представились друг другу. Миссис Кэмпбелл она, такая кроткая и застенчивая, сразу же пришлась по душе, и они вместе, о чём–то разговаривая, прошли на кухню. А вот самому Джорджу, судя по суровому взгляду его отца, предстоял серьёзный разговор.       — Не стыдно тебе было привозить очередную свою подстилку сюда? — пробормотал он.       — Отец!       — Я лишь говорю то, что вижу, — пожал плечами Кэмпбелл старший. — Изабель по сравнению с нею была совершенно взрослой женщиной. Могу понять — чувства, увлечения, но неужели тебя самого совесть не донимает по этому поводу? — он ещё что–то говорил из тех же побуждений, что и прежде, но Джордж совершенно не слушал его, качая головою, так что, в итоге перебив, в ярости произнёс:       — Я совсем не таков, каким ты меня считаешь!       — Тебя ждёт такая жизнь, мальчик мой, а ты её совершенно зазря растрачиваешь на ненужные глупые увлечения.       Джордж не стал более слушать и хлопнул дверью, входя в дом, что послужило своеобразным знаком, что разговор окончен. Уехав далеко и смирившись с обязанностями бизнеса, он перестал бояться отца, но противоречия у них по–прежнему были — и довольно серьёзные. Даже в рабочих делах имелись у них постоянные споры, и Джордж выдвигал свою тактику действий, а мистер Кэмпбелл старший — совсем иную.       — Мам, мне нужна Адель на пару слов, — улыбнулся он матери, которую всегда горячо любил всем сердцем и, получив и от неё в ответ улыбку, осознал наверняка — его возлюбленная ей понравилась. Они вместе молча поднялись на второй этаж, и молодой человек, включив свет, вывел из мрака свою комнату, указывая руками, и произнося при этом: «та–дам!». Адель огляделась, не зная, за что и зацепиться глазам её. Сколько здесь было её любимых произведений! Весь книжный шкаф Джорджа был заполнен ими, точно он давно стал наблюдать за нею и выписывать всё, что читает она чаще всего. Она ходила меж рядами, трогая книжные переплёты кончиками пальцев, будто боясь, что они живые. Ей было боязно прикасаться к каждой из них, но при этом любопытство сжигало её изнутри.       — Ты читал! — то ли спросила, то ли воскликнула она. Молодой человек лишь покачал головою, произнеся что–то вроде: «Приходилось, когда был совсем юн». — Джордж, здесь же целая библиотека, если не больше! Почему ты не сказал мне об этом раньше? Или хотя бы не намекнул?..       — Я боялся, Адель, — он подошёл ближе к ней, и они оказались совершенно прижаты друг к другу меж книжных полок. Он ощутил примерно то же, что и в машине, когда она случайно тронула его колено, только куда чувствительнее и сильнее, ведь сейчас она находилась совсем близко к нему. Может, она и не заметила, но он довольно скоро стал ещё ближе к ней, накрывая её губы своими. Она не отпрянула, предаваясь столь внезапному поцелую, но, когда он принялся заводить руки ей за платье, мгновенно его остановила, то принимаясь бить по рукам, то усиленно отстраняться прочь.       — Ты собираешься… раздеть меня? — спросила девушка, но, если она ощущала в тот момент небывалую раннее никогда с нею неловкость, то он отвечал совершенно спокойно:       — Адель, брось, неужели ты собираешься разыгрывать недотрогу всю свою жизнь? Мы живём не в книгах и не в Англии времён королевы Виктории — теперь не так уж важно блюсти невинность до самого замужества. Да и к тому же, чему быть, того не миновать.       — Ты собирался сделать это с самого начала! — всхлипнула она, продолжая отходить от него спиной. — Тебе совсем не важны мои интересы! Ты врал мне на каждому шагу, Джордж Кэмпбелл.       — Ну, в чём я тебе соврал? В чём ты обвиняешь меня на сей раз? Да, я богат, Адель. Чертовски богат. Ты довольна? Любая девушка на твоём месте закричала бы от радости, ты же винишь меня даже в этом.       — Дело не в состоянии, Джордж! Я тебе сказала чуть ли не на первом свидании, что мне совсем не важно, каков ты. И если придётся нам всю нашу жизнь скитаться по свету — пусть так, лишь бы быть вместе. Но то, что ты врал — вот что непростительно. Ты с первого же нашего дня знакомства собирался только лишь остаться со мною на ночь. Или хочешь сказать, очутился в том саду у общежития совершенно случайно? Ты даже решился снять квартиру в Ливерпуле — нарочно, чтобы только использовать наивную девушку в качестве одного.       Он сжал кулаки, выслушивая её несправедливые обвинения. Он, конечно, не собирался делать с нею ничего предосудительного в первый же день знакомства, но она со своим консервативным воспитанием буквально выводила его из себя!       — Из всего вышеперечисленного, — начал он на повышенных тонах, — я могу сознаться лишь в одном: я действительно соврал тебе. Знаешь, сколькие хотят встречаться с сыном богатого папаши? Множество. Весь университет. Кому ни доверишься, с кем ни поговоришь — девушки начинают приобретать к тебе совершенно иной интерес. Каждая убеждает при этом, что деньги в жизни — совершенно не главное, но после той квартиры…       — Ты показывал её не только мне? — почему–то удивилась она.       — Разумеется, — фыркнул в ответ Джордж. — У меня было немало девушек за три года обучения, Адель, — она никак на это отреагировала, осознавая, что он говорит скорее от злости и обиды, а потому, не видя вызовов со стороны, он немного успокоился. — У меня и в мыслях не было только лишить тебя чести и поскорее убраться. Я лишь хотел убедиться, что твои чувства ко мне в действительности взаимны, — она слабо улыбнулась в ответ, но он не позволил ей и минуты на размышления, торопливо произнося: — Пошли вниз. Родителям не понравится, что мы так задерживаемся.

***

      Вечер проходил довольно сухо для каждого из присутствующих, так что напряжения мог не замечать только лишь слепец. Джордж знал наверняка, что миссис Кэмпбелл Адель приглянулась, но её мнение ничего не значило против слова отца. А между тем он, такой статный и неразговорчивый, не сказал ничего ни сыну после недавнего их разговора, ни кому–либо из присутствующих. По одному уже взгляду можно было судить о том, чем именно заняты все его мысли. Адель совершенно не была привычна к таким взглядам. Пускай была она тихая и замкнутая в себе, с людьми ей всегда удавалось сходиться быстро и столь же спешно — ладить. Она полюбила миссис Кэмпбелл с того самого момента, как только женщина встретила её вместе с сыном на крыльце, но даже в ней ощущалась некая отстранённость от девушки. Впрочем, Адель уже не была ребёнком — вид её, мнения, рассуждения и поступки непременно могли вызывать отнюдь не восхищение, как раньше, когда одни лишь её глубокие синие глаза поражали взрослых. Теперь для того же требовалось более близкое знакомство, и она решила приложить все усилия, дабы стать своей в этой семье.       С самого детства, принимаясь за все домашние обязанности сама, была она покладистой, что уже немало удивило миссис Кэмпбелл. Когда женщина говорила о том, что всё грязное следует класть в посудомойку, а с такими мелочами, как крошки на столе и тумбах и замена скатерти, разберётся уборщица, Адель настаивала, что сделает всё сама.       — Может, ты и готовить умеешь? — покачала головою невероятно удивлённая женщина, которая, впрочем, не знала, что саму Адель этот вопрос изумил ещё больше.       Именно потому не было ей понятно сейчас отношение мистера Кэмпбелла к ней — сказать по правде, его, по сути, никакого и не было. Адель даже показалось, что он и вовсе старается избегать смотреть на неё во время ужина, будто на её стуле в это самое мгновение никто и вовсе не сидит. Он продолжал молчать, и от этого самого никто также не мог ни слова произнести. Адель, хотя и была скромницей, поддерживать разговор любила, и ещё со школьных времён помнила — по крайней мере, на примере Оливии: что, когда молчат — значит, всё совсем плохо.       — Вкусный ужин, — улыбнулась она так легко и беззаботно, на секунду подняв голову и смерив всех и каждого радостной улыбкою, после чего вновь опустила его в тарелку. Молчание всех присутствующих и напряжённые взгляды ударили по её самолюбию громче любой пощёчины. Она заметила, как у Джорджа от неожиданности выпала вилка из рук, а миссис Кэмпбелл, которая, как считала она, тоже уже успела полюбить её, бросала теперь на девушку укоризненные взгляды. Мистер Кэмпбелл и вовсе поднялся из–за стола, явно собравшись ретироваться.       — Отец! — Джордж тоже резко встал. — Отец, пожалуйста!       — Георг! — воскликнула жена мужчины, тоже теперь вставая и тем самым отбрасывая от себя салфетку. Адель даже вздрогнула от мгновенной неожиданности: ужели не так всё плохо в этой семье, что они не перестали называть ещё друг друга по именам? — Ведь она не сказала ничего такого. Ужин и правда сегодня славный, поблагодарим Катрин после. Адель также приложила сегодня руку к его приготовлению…       — Видишь, кто она на самом деле? — прошипел он сыну, указывая при этом на девушку, но не глядя на неё. — Видишь теперь, что ты привёл в дом нищенку?       В тот момент, казалось, вздрогнули все, и вновь повисла всё та же неприятная тишина, разрушить которую теперь была не в силах ни Адель с её ушедшим в одночасье оптимизмом, ни желавшая распрей в семье мать.       — Отец, прекрати, — качнул головою Джордж, одним лишь грозным видом своим моля о том, что не стоит доводить до того предела, о котором он потом явно пожалеет.       — Нет, не прекращу, пока ты будешь сходиться с подобными ей! — продолжал восклицать Кэмпбелл старший. — Я наживал всё это состояние совсем не для того, чтобы ты тратил его на каких–то бедных безделушек, как она.       — Ты и понятия не имеешь, о чём говоришь, — Джордж качнул головою, вздыхая, но не успел он и слова сказать, как со своего места — опять же, неожиданно для всех и каждого, поднялась Адель:       — Мистер Кэмпбелл, простите, что я вмешиваюсь не в своё дело, — твёрдым голосом начала она — в отличие ото всех членов семьи ни разу в жизни не приходилось ей вкушать спиртного, потому и теперь от традиционного бокала вина за ужином она вежливо отказалась. — Но вы несправедливы к своему сыну.       — Адель, не стоит… — промолвил Джордж, но на губах его выступила благодарная улыбка.       — Стоит, Джордж, — она качнула головою. — Сколько он делает для вас, мистер Кэмпбелл, и для вашего общего дела! Вы смогли бы в своё время совмещать столь трудное дело, как бизнес, с учёбой? Вы не имеете права обвинять его ни в чём уже потому лишь, что он ваш сын, — она перевела дух, сама теперь поражённая своей смелой речью, которая происходила, впрочем, совсем не от нахлынувшей на неё злости, а только лишь от чистого сердца и желания разделить возникшую в семейных отношениях несправедливость. Мистер Кэмпбелл отреагировал же отнюдь не так, как она того ожидала.       — А ты? Как ты смеешь вступать в мой с сыном разговор? — повернулся к ней мужчина и, явно желая придать грозы своим словам, стукнул кулаком по столу, так что даже миссис Кэмпбелл дёрнулась. — Ты, которая даже не умеет отличать одну вилку от другой? — указал он на лежавшие пред нею столовые принадлежности. — Ты, которая в числе прочих гонится за такими богатыми сынами своих отцов, не желая при этом достигать ровным счётом ничего собственным опытом и умениями? Впрочем, о каких достижениях может идти речь? — усмехнулся он. — Сколько тебе лет, девочка? 15? 16? Мой сын никогда бы в жизни не стал водиться с такими и, что бы ты ни наговорила ему, он рано или поздно наиграется с тобою и…       — 18, — твёрдо произнесла Адель, продолжая не отводить взгляда от отца Джорджа, хотя глаза и начинали уже слезиться от столь долгого и прямого зрительного контакта. Только сейчас довелось ей заметить, что они с сыном очень похожи, но в Кэмпбелле старшем просвечивала вся та холодность и отстранённость, которую показал и ей Джордж при первой их встрече в университете, и из–за неё, должно быть, и казался он старше, хотя и был молод не по годам.       — Что ты сказала? — мужчина повернулся к ней полностью, не желая более встречаться взглядом с сыном.       — Мне 18, сэр, — негромко повторила Адель, и это привело отца Джорджа в полнейшую ярость.       — Да как ты смеешь! Ты только посмотри, что вытворяет твоя очередная! — грозно промолвил отец, и, хотя и смотрел по–прежнему на девушку, обращался явно к сыну. — Совершенно никакого уважения к старшим! Послушать её тон — так точно бы с потерей чести познала все тяготы и горести нашего мира! И неужто надеется обрести ещё больший опыт только лишь оттого, что получит штамп в паспорте?       — Отец! — вскрикнул в гневе Джордж, но было уже поздно — Адель выбежала, вся в слезах из комнаты. Более не испытывала она ни малейшего желания улучшить отношения и даже сродниться с этими людьми, и сердце с каждым её скорым шагом билось всё быстрее от несправедливости и подлости, которую пришлось ей теперь познать. Не было смысла, как ей казалось, ни выяснять с ним отношения, ни дольше спорить; пытаться объяснить, сколь привязана она к Джорджу — пожалуй, самая первая в её жизни по–настоящему доверительная и сильная привязанность; рассказать, что и негласно — отцу и самой себе, поклялась блюсти она честь до самого брака — всё это казалось ей сейчас ошибочным и абсолютно глупым. Они не поняли бы ни слова из сказанного, лишь продолжив насмехаться над нею и её суждениями.       Она продолжала плакать — плакать оттого, что её уже второй раз за вечер несправедливо обвинили, когда услышала своё же имя, произнесённое тихим голосом. Вначале ей по–детски наивно захотелось верить, что это её родной отец, но, когда тёплые пальцы коснулись её лица, приподнимая подбородок, она увидела Джорджа. Она забежала в один из пустынных коридоров особняка Кэмпбеллов, а в какой именно — ни за что бы не распознала без его помощи.       — Адель, — повторил он, ловя одну за другой её слёзы. — Не бери в голову.       Голос его был по–прежнему бархатным и обволакивающим её всполошившиеся нервы, но она только отстранилась от возлюбленного, не повышая, впрочем, на него голоса:       — Как могу я быть спокойной, Джордж, когда впервые в жизни знакомлюсь с родителями своего любимого, но не ощущаю в них ни проблеска дружелюбности по отношению ко мне? — он промолчал, а потому она дала себе волю говорить дальше, пускай голос и казался девушке хриплым: — Как смогу я дальше жить, каждый раз вспоминая все эти оскорбления, обрушившиеся на меня? Ни одно это слово не было правдою, ни одно, — бормотала она, сокрушённо качая головою.       — Я знаю, — тихо произнёс он.       — Тогда почему ты не возразил ему? Ты — его сын, Джордж. У меня тоже непростые отношения с отцом, но я никогда не давала ему усомниться в том, что я подвожу его — что бы я ни делала, даже если бы то были ошибки. Даже когда он совершал таковые, я нисколько не корила его. Никогда, понимаешь?       — И поэтому ты сменила фамилию? — спросил он, так сильно изумившись, что брови его поползли вверх. — Решила скрываться от него, потому что простила ему всё произошедшее когда–то?       Она покачала головою, понимая, что он всё равно не поймёт её. А между тем, он упёрся рукой своею правее от неё, практически тем самым вжимая в стену и не давая никакой свободы. Она отстранилась, так что он успел только рассеянно осведомиться, в чём дело.       — Ни в чём! — вспыхнула она, вновь обретая и голос, и прежнюю злость. — Там, когда вы ссорились, я рассматривала вас обоих и, знаешь… Считала, что вы ничуть не похожи друг на друга — разве что немного заметны внешние сходства. Теперь же вижу, сколь ошибалась, ведь оба вы — одного поля ягода, — она качнула головою, будто, вглядываясь теперь в мужчину, лишь убедилась в правильности слов своих. — И ему, и тебе важно лишь одно на данный момент, и вы добиваетесь этого любыми способами! Ему надобно показывать себя начальником — и в карьере, и в семье. Чтобы жена — о, бедная миссис Кэмпбелл! — не противоречила ему, чтобы во всём слушался сын, повинуясь лишь его указаниям в бизнесе и лишь по его наводке выбирая себе невесту. А ты, ты… — она осеклась, заметив его сосредоточенный взгляд, но решилась продолжить, коли начала: — Тебе с самой нашей первой встречи нужно было только одно! Ты и сюда привёз меня только лишь из–за этого! — она заплакала, прикрывая лицо руками, но, когда успокоилась, Джордж смотрел на неё всё также, и ей просто ничего не оставалось, как извиниться. Спустя некоторое время он выдохнул, отстранившись от неё на приличное расстояние.       — Ты во всём права, Адель, — говорил он, не переставая шагать по коридору, так что мимолётом и урывками она выкрадывала его лицо, освещающееся излучением в соседней комнате. — Я поистине порою веду себя, как он, но никогда и ни в коем разе не хочу на тебя давить, — вновь он оказался с нею так скоро, что ей пришлось испытать уже знакомое прежде чувство, хотя и такое ещё неясное — его дыхание было совсем близко; она также дышала часто, порою путаясь, и они могли бы скрепить эти жаркие выдохи поцелуем, но только не в такой момент. Когда же он на мгновение опустил голову к её оголённым от платья плечам, она ощутила, как быстро оно разносится по шее её, а после — по ним, и чуть не задрожала всем телом. Джордж, казалось, некоторое время наблюдал за тем, как ведёт она себя; в голубом омуте глаз будто так и читал, как путаются её мысли, а после протянул ей руку. — Ты, наверное, так устала сегодня. Пойдём ложиться, — получив её недоверчивый взгляд, он не смог сдержать улыбки: — Я могу расстелить две кровати, если пожелаешь. У нас не так мало комнат наверху.       — Не так мало? — изумилась она.       — Именно. Отец часто принимает иностранных гостей.       Они поднялись молча, и каждый не знал, о чём теперь поговорить. Этот вечер принёс много тяжких сердечных страданий обоим, так что и в утешениях они теперь едва ли нуждались — слишком долго придётся ещё заживать этим ранам, пронзённым такими резкими словами. Оба всё же легли вместе, но Адель знала наверняка, что у неё не получится уснуть, по крайней мере, до утра.       — Ты, наверное, совсем испугалась его, — произнёс Джордж, отчего Адель с удивлением осознала, что и он ещё не спит. Молодой человек сплёл их руки под одеялом, но, будто связанный каким–то запретом, не посмел более прикоснуться к ней.       — Не так уж, — улыбнулась она, повернувшись к Джорджу, но он неотрывно смотрел в потолок. — Скорее, это он испугался за тебя. Если откинуть все обиды, я ведь в действительности могла оказаться той, что просто решила присвоить себе богатого жениха.       — К таковым я давно потерял интерес, — поморщился Джордж. — Да и они сами знали, на что идут. Не думаю, что после всего, что я говорил им всем, у них оставалось желание каких–то… длительных отношений. С тобой всё совсем иначе.       — Ну, а отец? — промолвила Адель после некоторого молчания. — Ты и не собираешься сказать ему, что изменился?       — Он и не поймёт, пока я не сделаю что–то стоящее. Самостоятельное, по его мнению, — она услышала его тихий вздох. — Знаешь, ведь сейчас у нас совсем иные отношения. Он стал как–то… добрее ко мне, что ли.       — Добрее? — несказанно изумилась девушка.       — Именно. Было время, когда от страха я не мог называть его иначе, как «сэр». Все наши отношения держались на обязанностях и задачах и повиновении им. Я не смел и слова лишнего произнести, пока не окончил 11–й класс.       — Что было тогда? — спросила она, совершенно заинтригованная, и Джордж, порою смеясь, принялся рассказывать. Временами за эту ночью она ловила во мгле его силуэт, улыбалась в ответ, не отвлекаясь и не переставая слушать, и ей поистине нравилось видеть его таким. Таким открытым. Не тем Джорджем, каковым был он с друзьями, притворяясь. И не тем, кем иногда пытался казаться, строя из себя истого блюстителя «настоящих отношений». Ей важно было видеть в нём именно эту искренность, и этот ночной разговор их был самым душевным за всё их знакомство. Но не последним ли?