Волк в пастухи не годится

Мы диалог во все века Ведём на разных языках, И нам запутаться в грехах Совсем несложно. © Алькор — Идут лихие времена

      — Рен…       Густой туман обволакивает Сианну со всех сторон, заключая в ужасающий красный круг. Вкрадчивый и слегка грубый голос Детлаффа щекочет нервы. Она старается не подавать виду, но, несмотря на это, растерянно озирается по сторонам. Детлафф, пожалуй, первый в списке тех, кому не хотелось бы подставлять спину.       — Сианна. Сианна, я должен тебя спросить…       Судорожно перебирая в уме все возможные отговорки, она решает, что должна лгать до конца. Пытаться объяснить что-то ублюдку, разрушившему Боклер… ее Боклер… бесполезно.       Когда он принимает человеческий облик, Сианна вздрагивает. Взять себя в руки, когда на близком расстоянии находится разъяренный вампир, не так-то просто. Он неумолимо приближается, ноги не слушаются, ей с трудом удается сделать несколько маленьких шажков навстречу. Возможно, на встречу со смертью.       Нельзя умирать, пока жива Анариетта.       — Ты всегда мне лгала? То, что нас связывало — это ложь?       Пересилить себя не так-то легко. Сианна мысленно сминает остатки гордости и отбрасывает их в угол. За столь долгие годы она уже разучилась плакать, но, благодаря страху, охватившему ее сейчас, удается выдавить несколько слезинок и, отводя взгляд, тихо, едва слышно прошептать:       — Нет… не ложь.       Он по-хозяйски хватает ее за руку. Смотрит прямо в глаза, словно пытаясь уличить во вранье, но Сианна слишком хорошо знает, что он не способен отличить ложь от правды.       — Тогда почему, Сианна?.. — лицо его на мгновение смягчается. — Ответь же.       — Я… — Сианна старается всколыхнуть в памяти все болезненные моменты, поднять наружу ту жгучую обиду и боль, обратить ее в слезы. И у нее получается. Она плачет искренне. Она отвратительна в собственной слабости. Так, как нужно. — Не смогла сказать… Я… думала… думала ты не поймешь.       Она отворачивается, крупные слезы катятся по щекам, а на уме только одно: «Поверь же, чертов ублюдок».       — В Боклер вернется мир. К рассвету вампиры исчезнут из города, — Детлафф притягивает Сианну ближе к себе. — Мы тоже уйдем. Далеко. Обещаю, Геральт, и волос не упадет с головы княжны.       Воздух в одночасье становится душным. Подписать устное соглашение о примирении с обезумевшим вампиром? Пожалуй, самое глупое решение из всех, что ей доводилось принимать в этой проклятой жизни.       — Можете попробовать мне помешать. Тогда я убью вас, хотя вовсе этого не хочу.       — Ты можешь уйти. Но если мы еще встретимся…       — Я буду соблюдать дистанцию, поверь.       Детлафф хватает Сианну и бесцеремонно уводит прочь из Тесхам Мутна. Волочет, как маленькую нашкодившую девочку, которую дома скорее всего выпорют до красных полос, чтобы она не смела больше и подумать о том, чтобы ослушаться.       Он идет слишком быстро. Молчит, тяжело дышит, но руку сжимает не так крепко, как мог бы. Не так крепко, как ему сейчас несомненно хочется. Злится, но верит. Наивнейшее создание в шкуре могущественного вампира.       Власть и сила всегда достаются не тем, кто ее достоин. Сианна тихо шикает, едва ли не споткнувшись об очередной камень. Надо прогнать прочь из головы лишние мысли, пока есть время. Надо использовать каждую секунду жизни с умом. Надо… довершить начатое.       Вместе с рассветом они приходят на старую мельницу, заброшенную много лет назад. Сианна помнит ее, еще когда была маленькой, эта мельница уже зарастала паутиной и обрастала жуткими историями.       Ступив на первую ступеньку, покрытую густым слоем песка и пыли, Сианна морщится.       — А теперь скажи, почему? — Детлафф поворачивается к окну. — Ты не верила мне?       Добрый знак. Есть в нем что-то от зверя. Животные подставляют спину или живот только тем, кому доверяют. Пусть верит.       — Прости…       — И это все, что ты можешь сказать?       О нет. Сианна может сказать гораздо больше, чем он может себе представить. Об этих грязных ублюдках, об Анариетте, мирно попивающей за ужином Сангреаль, и даже о нем самом… Но она молчит. Делает несколько маленьких шажков вперед, так, чтобы Детлафф мог почувствовать прерывистое дыхание на шее.       — Я проклята, Детлафф. Черным солнцем, под знаменем которого родилась.       — И что это должно значить?       Сианна сжимает руки в кулаки, и ногти больно впиваются в ладони, раздирая кожу до крови. Ничтожная боль, по сравнению с той, что ей пришлось испытать.       — Проклятые достойны одиночества.       Он тяжело вздыхает. Поворачивается к ней, проводит пальцами по щеке, стирая тонкую струйку слез, перемешанных с тушью. Жалкая, слабая, отвратительная. Эталон невинности и жертвы чудовищных обстоятельств.       Детлафф резко заключает ее в объятья. Слишком нежные даже для него. Сианна слышит, как бьется сердце, и про себя усмехается от того, что у вампиров оно вообще есть.       — Больше никто не причинит тебе зла, — после долгой паузы обещает он, а Сианну передергивает.       Она никому не позволит причинить себе зло. А все, кто пытался, уже гниют в сырой земле или волочат жалкое существование калек, потерявших рассудок.       Ответив на объятья, Сианна кладет голову ему на плечо и закрывает глаза. Сердце бьется в размеренном ритме, но дыхание ровное.       Что-то кончается, что-то начинается.