Хождение по мукам

       Молча следуя, подобно тени за своим названным братом. Кровавый король пытался схоронить в себе, до сих пор неведомое ему чувство. Внутри, будто магма, разливалось осознание того, что так быть не должно, так быть не может. Кто она такая вообще, чтобы вызывать в нём такие эмоции? Какое ему дело до этой никчемной девчонки? Ну, вышла мордой и фигура ничего, но ведь это не повод путать себя нитями безумия, и нестись как угорелый на помощь к ней. Чтобы успеть, чтобы не потерять возможность встретиться с, всё ещё живыми, карими глазами. Идиот, клинический придурок. Он даже цвет их запомнил. Конечно, запомнил, ведь он ночами напролёт, проматывает в голове немое кино того момента, когда впервые увидел её. Да что это за хрень в голову лезет? Здравый смысл цепко хватался за горло безумия, пытался задушить, восстание в душе ёкая. Но всё тщетно.       Ноги как не свои, несли его по знакомым следам. Он держался на почтительном расстоянии от лиса, не потому, что боялся или не решался подойти. Не решался? Кто? Злой король? Чего-чего, а решительности в нём было на вагон и маленькую телегу. Только сейчас он расчетливо понимал, что если спугнёт своего напарника, может завязаться спор, а это не на руку ни ему, ни тем более ей. Мысленно демон успокаивал себя тем, что он идёт лишь за своим братом, ему никуда и не впёрлась эта мелкая, назойливая вошь. Которая рассорила их с единственно важным и нужным в этом мире. Никому и никогда он не доверял так, как Томоэ. Только он, до того как повстречал человеческую девчонку, не пытался вонзить нож в его спину. Только он знал, через что довелось пройти Акуре, чтобы стать тем, кем он является сейчас, не без его помощи.       Они давным-давно выбрались на поверхность, вода крупными градинами стекала по налипшей на лоб челке. Он продолжал идти, будто прикованный невидимыми кандалами. И главное к кому? От самого себя противно. Видели бы его сейчас те, кто подчинялся ему беспрекословно. Те, в чьих глазах, при виде одного взгляда багровых лун, возгорался огонь первобытного ужаса, заставляющий трястись поджилки в неистовом страхе. А сейчас он сам, как паршивая псина, трясётся за жизнь этой дуры. И какого хрена она только появилась там тогда, богиня, мать её. Злость заполняла всё естество, ёкая, жилка, выступившая на лбу, монотонно пульсировала, набираясь всё новой и новой порцией демонической крови. Ненависть к самому себе, за то, что жалок. За то, что сейчас какая-то простолюдинка управляет им, хоть и без своего ведома. Но ноги шли. Демон хотел было остановиться и перегрызть себе обе конечности, острыми, как лезвие, акульими клыками, но было поздно. На горизонте виднелась одиноко стоявшая посредине ночного леса деревянная избушка. Не сложно было догадаться, его названный братец, любил тишь и уединение, без сомнений это его логово. А в нём, она. «Надеюсь, что жива». Последние слова, пронеслись острым лезвием по горлу злого короля, ведь он сам не осознавал того, что если нет. Ему придётся выть от боли, от того, что ему даровано бессмертие. Бессмертие длиною в жизнь без неё, даже не так, без какой-либо возможности вернуть её.

***

      Никогда ещё в каждом движении ёкая не было столько решительности, он лишил глаза Рюуоу. Так было нужно. Сейчас он был готов на всё что угодно, даже к самому дьяволу на поклон бы пошёл, лишь бы только она была жива. Перед глазами плотной пеленой, стояла картина её бледного, измождённого лица. А ведь она ещё совсем ребёнок. И кто её просил бросаться мне на помощь, кто позволил ей так поступить с ним. Сейчас дикий эгоизм застилал лису рассудок. Лучше бы он глотал её солёные слёзы, которые она проливала над ним, раненым. Это было бы реально пережить. Но видеть её в таком состоянии, дышать с ней одним лихорадочным безумием, выше его сил. Её смертельная агония, уничтожала оба тела сразу. В ней, выжигала возможность дышать, а в нём, желание. Какой в этом может быть смысл без неё.       Сотню лет, подобно преданному псу, изо дня в день, он ждал их встречи. Ведь она обещала, а значит, обязана была выполнить. С такими глазами не лгут, только не с такими. Он много в жизни повидал грязи и желчи, но в ней её не было и следа. Удивительная сила духа и самоотверженность, заставляла влюбляться в эту девчушку с большей силой. Его не беспокоила ни её удивительная красота, ни прелесть фигуры, ни какие-либо иные мирские предрассудки, за которые любят люди. Не это он ценил в ней. То, что она дарована ему самим дьяволом, или всецело ненавидящим его Богом, было и без того понятно. А такой роскошный подарок, просто не может не иметь достойной обёртки. Более важно, что внутри этой девушки, покоился самый настоящий клад, для давно скитавшегося по земле ёкая. И этот клад заключался в том, что нет на свете даже приблизительно похожего ни среди людей, ни среди ёкаев или богов существа как она. Такой чистоты и праведности, не сыщешь ни в одном храме Японии. Она, его личное проклятие, за которое он поплатиться позже. А пока, он готов даже самой старухе смерти, перегрызть глотку, в борьбе за её жизнь. И не приведи сатана, она посмеет отдать Идзанами душу, до его прихода.       Томоэ развлекал себя разговорами в голове, пытался отвлечься от тяжелой ноши, взгромоздившейся у него на спине и тянувшей на дно боли и отчаяния. Но сейчас не было на это времени, сейчас нужно засунуть все свои переживания поглубже в задницу, и думать только об одном. Как бы поскорее добраться до неё. Прохладный ночной воздух, трепал длинные платиновые пряди волос, остужая пылающее от вселенской ярости на самого себя и этого выродка Икусагами. Если бы была такая возможность, он бы сжег его снова. Нет, лучше бы не сжег, лучше бы выковырял его внутренности и надел бы на вертел, а после зажарил. Хоть немного продлил бы сладость его мучений. Не помогало, мысли о мести не спасали, ёкая, от внутреннего самобичевания. Сжимая в руках глаз короля драконов, он мысленно молился всем существующим Богам, чтобы только он подействовал.       Огненная колесница приближалась к одиноко стоявшему на лесной опушке, окруженной исполинскими горами, дому. Выбитые входные двери, напоминали о недавнем вторжении. От одной мысли об этом, мужчина поёжился, пытаясь утихомирить рвущееся от боли в наружу сердце. Чувство вины, глубокой печалью снова осело на правое плечо ёкая, шепча сладкие речи, о том. Что не будь он таким беспечным придурком, ничего бы такого не произошло. А он и не затыкал его. Пускай это безумие, пускай он постепенно сходит с ума. Главное сейчас, в ответственный момент взять себя в руки, и сделать всё возможное для её спасения.        Не дожидаясь полной остановки охваченного пламенем колеса, кицунэ спрыгнул на засохшую траву и ринулся бежать к двери. В один прыжок, поднимаясь по ступенькам, войдя в дом. Он увидел картину, повергнувшую его в ужас. Едва живое тело Нанами, сидело оперевшись о стену сзади неё и судорожно содрогалось, неистово кашляя, согнувшись пополам. Белая ткань покрывала, которым была укрыта девчушка, преобразовалась в алый цвет, впитывая в себя, щедро лившуюся изо рта умирающей кровь. Предсмертные стоны, смешивались с удушающим хрипом, единственное, что можно было различить в этой невнятной вакханалии, было знакомое имя «Томоэ», не смотря на всю безысходность ситуации, его произносила она мерно и трепетно. Будто боялась, что если вдруг он всё же успеет услышать, чтобы запомнил её голос таким, нежным и требующим только его.       Несколько секунд понадобилось лису, чтобы прийти в себя от всего это ужаса, и ринуться к ней на помощь. Присаживаясь на колени напротив неё, он схватил в ладони её смертельно белое, окровавленное лицо с искусанными в кровь губами и почувствовал как тёплая, девичья рука, накрывает его собственную. Тяжелый выдох, и закатывающиеся, ленивые глаза поднялись навстречу к нему. На лбу девушки, проступила густая испарина, вся одежда насквозь промокла от терзающего её тело жара и сочившейся уже больше из раны крови. Томоэ корил себя за то, что так долго отсутствовал. Сейчас, он словно больной наркоман осматривал дозу своего наркотика сквозь стекло, без возможности дотянутся до неё. Он уверен, точно такую же ломку испытывают одержимые, желая заполучить то, что им нужно любой ценой. Вот и он сейчас, был готов искромсать себя на ремни, только бы не видеть её жутких мучений. Если он заслуживает таких страшных мук, в виде её боли, то почему это она? Почему она должна так неистово страдать, за все его грехи? Кто выбрал её жертвой? Неужели всё это лишь жестокая случайность, или же чья-то хорошо продуманная хитрость, чтобы сломать его окончательно. Нет, если она умрёт, демон выпотрошит каждого в мире ёкаев и богов, не оставит в живых никого. Ибо никто не достоин, жить, коль ей не суждено. Тот, кто решил поглумиться над его чувствами, дорого заплатит за свою шутку. Устроить ад на земле, меньшее, на что способен разъярённый ёкай Томоэ.        — Томоэ, — вырвал его из растерянных раздумий, едва уловимо сотрясающий прохладный воздух, слабеющий голос богини. Сделав над собой усилие, вернуться к жестокой реальности, лис встрепенулся, обратившись в слух и внимание. Девушку перестало рвать кровью, и теперь она беспорядочно шарила, по любимому лицу ёкая, взглядом влажных, горящих смертельным огнём глаз. — Да, Нанами, — с трудом выдавил из себя, терзавший свою душу упрёками демон. Готовый вонзить себе в глаза по ножу, чтобы только не видеть её боли, отдающейся в стократ в каждой клетке его тела. — От тебя пахнет морем, — опуская голову на грудь своего возлюбленного, делая слабый вдох, произнесла девчушка. Что есть силы, вжимаясь холодными губами, в горячую мужскую грудь, за которой отчаянно бьётся о рёбра грудной клетки любимое сердце. — Да, — всё что мог сказать сейчас, обезумевший кицунэ, глотая огромный ком боли, подступивший к горлу. Всё это будто не с ним, не с ней. За что это всё, почему она так страдает? — Ты ходил за лекарством для меня? — а в голове всплывают странные мысли, ощущение дежавю. Будто слышала уже где-то такое. Будто вдыхала сквозь промозглый ночной воздух, тонкий аромат морского бриза. Боль уже перестала терзать израненное тело, уже привыкла. Проснувшись спустя несколько минут после его ухода, видела, как он взгромоздился на огненное колесо и уплыл на нём в ночь, была рада. Рада тому, что теперь смогу вдоволь накричаться от боли, прожигающей всё тело насквозь. При нём не могла, как она могла допустить, чтобы любимый ещё больше корил себя за то, чего она не могла не сделать? Томоэ был прав, ему нельзя было влюбляться в человеческую девчонку, ещё минута, ещё две, и душа покинет это тело. А он останется, бессмертный и разбитый, горевать над опустошенным сосудом жизни, испитым до дна самой Идзанами. — Оно очень действенное, Нанами, оно обязательно тебе поможет, — уложив голову девчушки себе на плечо, лис аккуратно баюкал своё сокровище, пытаясь хоть как-то лишить её мучительной боли. Снова дежавю, снова ощущение того, что она уже слышала этот диалог. Только никак не может вспомнить, когда и при каких обстоятельствах. — Будь со мной, Нанами, навеки вечные, — перехватывая прядь каштановых волос, кицунэ прильнул к холодному лбу богини, обжигая белесую кожу горячим дыханием. На мгновение, на одно лишь мгновение, боль в теле утихла. Показалось будто и вовсе её не было, до того исцеляющим было любое прикосновение любимого. Но это лишь мгновение, спустя несколько секунд сердце девушки бешено заколотилось, и кровь мерной струйкой потекла из приоткрытого рта. Больше не было резкого судорожного кашля, и глубоких вздохов не было ничего, последние немые глотки и широко распахнутые карие глаза, до последнего, без тени страха перед лицом костлявой старухи, смотревшие на него с безграничной любовью и нежностью. — Дай ей глаз Сукуна, хренов дебил, — сзади в дверях послышался дикий, истошный вопль. Не оборачиваясь, дабы не пропустить тот самый момент, чтобы действовать, лис отсчитал несколько секунд с того момента, как сердце богини отвесило последний поклон жизни и уже устремилось в бездну. Так было нужно, он знал, что при жизни человеческому телу не принять глаз короля драконов как дар. Только тонкая грань, между миром живых и мёртвых, когда человек уже мёртв, но всё ещё здесь, становится аякаши. Никем нетронутой душой, тогда можно взывать к её возвращению в прежнее тело. Разжав ладонь с «лекарством», демон поднёс его к губам Нанами и, приоткрыв их, без труда запустил его в рот. Охваченное слабым сиреневым свечением, лекарство пришло в движение для соприкосновения с нужным телом, и направилось прямо навстречу ко всё ещё теплому сердцу, внутрь богини. Теперь оставалось только ждать. Минута, ещё одна и ещё, ничего не происходит. Всё такое же бездыханное тело девушки лежит в руках своего возлюбленного, готового лезть на стену от накатывающих волн паники и боли. А что если не сработает, что если он опоздал?       В дверном проёме, что-то с грохотом опустилось на деревянный пол. Кровавый король, впервые чувствовал себя настолько опустошенным и выпотрошенным. Он стоял в дверях уже достаточно давно, но увидев то, в каком состоянии находилась она, не посмел даже шагу ступить, дабы не помешать брату, осуществить задуманное. В данный момент, когда надежда на возвращение к ней жизни, таяла на глазах как угасающая спичка на ветру, злому королю хотелось вырвать себе этот гнусный орган, заставляющий упиваться горем и болью всё его тело. Ни одно оружие не ранит так сильно, как эта человеческая девчонка. Неужели он опоздал? Неужели не рассчитал время? Умерла? От осознания всё вокруг покрылось тьмой, и осталась лишь чернота, лишившись возможности дышать, Акура-оу поддался тьме, которая засасывала его, от неё всё равно невозможно было укрыться. Только она. только её руки смогли бы развеять все эти черные тучи, нависшие над головами двух ёкаев. Всё тело дрожит, губы не смеют шевелиться, дабы не нарушить священную тишину и миг ожидания, её. Но оно полосует по живому, прошло около пяти минут.       Томоэ только мерно раскачивался, подобно маятнику удерживая в руках холодеющее тело богини, ему казалось, он отчетливо видит, как её душа покидает тело и прощается со всем земным миром. Он больше не ощущал её метку Бога земли на лбу, также и не ощущал привычный аромат её тела. Даже он решил покинуть его прямо сейчас. Всё внутри кицунэ будто оборвалось. Не успел. Всё зря, всё просто зря. Лучше бы время, потраченное на хождение в замок Рюуоу провёл с ней. Как же я тогда не понимал дебил, что потом может и не найтись времени, и возможности сказать всё, что ещё не успел. Боги, сколько же я должен был ещё сказать тебе, Нанами.       Где-то сбоку послышались глухие удары о стену, это огненные сферы, запускаемые Акурой, летели в стену, прошибая её огненной мощью. Он не знал как вести себя в подобной ситуации, он в ней впервые. Впервые за всё время его существования он теряет что-то по-настоящему важно для него. Жаль, что он не успел увидеть её в сознании, не успел ещё раз заглянуть в омут её карих, с золотистым оттенком глаз. Почувствовать на себе надменный, и пускай, взгляд богини, не желающей иметь ничего общего с кровавым диктатором вроде него. Не в бровь, а в глаз, Акура-оу знал, как причинить себе ещё больше боли. — Прекрати заниматься хернёй, долбаный псих, — не сдержав порыв эмоций менторским тоном отчеканил кицунэ, собирая всю свою волю в кулак, дабы не разнести ко всем чертям преисподней всё в округе. С большим остервенением прижимая к себе бездушное тело Нанами, трепыхающееся в его руках повисшей, тряпичной куклой. — Завались, — холодным, как лютый мороз тоном, произнёс Кровавый король. — Сам виноват, что девчонка душу Идзанами отдала, — резал по живому названный братец. А что? Ему это тоже нужно, только так он сможет облегчить свою боль, причинив её кому-либо. — Если бы ты не прогнал её от себя, ничего бы этого не было. Но ты же хреном думаешь, а не башкой своей ушастой, — продолжая распаляться в гневе, отчеканил злой король, выбивая ритм своим словам, ударами кулаком об пол. Багровый омут, рубиновых глаз, встретился с пугающей ярость двух чароитовых прожекторов. Светящихся неистовым гневом, такие глаза бывают только у маньяков или серийных убийц, и то, только в момент дикой одержимости и жажды крови. — Ещё пара слов, и твои внутренности станут внешностями, — в такой ситуации шутить было опасно, лис давным-давно распрощался с рассудком и теперь только обезумевшая репродукция напарника Акуры, сидела в другом конце комнаты и по-прежнему сжимала в объятьях мёртвое тело. — Правда глаза режет братишка? — не собирался успокаиваться, желающий отыграться за всю свою злость на неё и на него демон. — Закрой свой рот, ублюдок, — выпалил на одном дыхании, запуская свободной рукой шар синего пламени над головой напарника. Щепки дерева, градом посыпались на голову ошизевшему ёкаю, жаждущему крови. — Хрена тебе лысого, нужно было свой заткнуть, когда вместо того чтобы отшвырнуть эту шавку обратно в будущее, ты его открывал и совал свой язык в неё, — от сказанного самому себе стало противно, сил не было даже теперь, думать, как он целует ту, которая не досталась ему. Теперь она мертва, теперь можно думать о ней, как о когда-то возможной. Медленно уложив девичье тело на футон, лис в два шага настиг сидевшего на полу ёкая и заехал ему со всего размаху по наглой морде, смеющей в такой час открывать пасть. Кровь из разбитой губы, закапала на деревянный пол. Акура-оу обнажил в хищном оскале ряд ровных, как на подбор, острых резцов. Растирая краем рукава по лицу собственную кровь. Принимая вертикальное положение, превозмогая душевную боль, он сощурил глаза и протянул в привычной ему манере: — Повеселимся, братишка? — доставая из-за пояса дубину, демон был готов огреть по спине кицунэ. — Нашли время ссориться, — томным низким тоном, достаточно громким, чтобы услышали, прозвучало по ту сторону комнаты с футона. Обернувшись одновременно, ёкаи замерли на месте. На краю сидела Нанами и сверлила их негодующим, испытывающим взглядом. Живая, только вот что-то в ней было не так. Не так, как прежде… Продолжение следует…