Мозаика

Все начинается не внезапно, конечно. Все начинается с интермедии в виде старого полураспавшегося метеорита в подвале его собственного дома. Хью Пенвеллин истерически смеется при мысли о том, что более двухсот лет его предки проводили сложные обряды и ритуалы ради какого-то никчемного камня, якобы приносящего удачу. Чепуха. Но даже если метеорит и правда обладал волшебной силой, он, Хью, оказался, видите ли, недостоин чести узнать великий секрет. Не тем ребенком по счету родился. Ему обидно. По-детски обидно за то, что его не взяли в расчет. С ним никогда не считались, даже когда он был совсем маленьким. Несправедливость, вселенская несправедливость. Линда ставит на стол утку в яблоках. Кисло-сладкий аромат томленой в духовке птицы несколько примиряет Хью с действительностью, и он с аппетитом уплетает ужин, не забывая подкладывать новые куски в тарелку. В спальне наверху бьют часы, и он морщится как от зубной боли. В восемь часов придет Этель и придется корпеть над книгами. Хью и сам не знает, что дернуло его за язык попросить гувернантку Джейн рассказать о своих предках. Но отступать теперь уже некуда. Этель потрясающе пунктуальна. В своем неизменно сером жакете с опушкой и гладко зачесанными назад волосами она напоминает Хью восковую куклу. — Начнем, мистер Пенвеллин? Этель выкладывает на стол стопку талмудов размером с увесистый кирпич. Облачко пыли влетает прямо в левую ноздрю главы семейства Пенвеллин и он отчаянно чихает, заставляя безупречную мисс Босинье отойти на два шага. — Простите, — Хью сконфуженно шарит по карманам в поисках носового платка и кивает в сторону книг, — должно быть их давно не открывали… Этель вежливо улыбается, словно он сморозил дикую глупость, и молча протягивает Хью батистовый квадратик. Интересно, в мире есть вещи, к которым Этель Босинье не подготовилась? Они придвигают к себе книги. Спустя три часа бесконечных дат Хью с трудом разминает затекшую спину и кидает на Этель взгляд, полный мольбы о помощи. — На сегодня достаточно, мистер Пенвеллин, — тут же реагирует она. — Продолжим завтра? — Да. — Он в задумчивости смотрит на учительницу дочери, словно видит ее впервые. — Мисс Босинье? Она чуть наклоняет голову — воплощение внимания и услужливости. — Что заставило вас изучать историю нашей семьи? — Хью растерянно вертит в руках карандаш. — Все эти Джоны, Ребекки, Гендальфы… Кому это может быть интересно? — Я не выбирала, мистер Пенвеллин, — Этель чуть заметно хмурит брови, — наша семья испокон веков была неразрывно связана с вашей. Мы не нарушаем традиций. — Значит, вы хотели заниматься чем-то другим. — Хью горько улыбается. — Традиции… Традиции — это пустой звук, что от них толку. Там, где вы учились, никогда не признавали свободы воли? Этель не отвечает, просто смотрит прямо перед собой, словно размышляя. — Вы ничего не знаете обо мне, мистер Пенвеллин, — говорит она наконец, — прошу, не делайте выводов. А сейчас мне нужно идти. Когда дверь за ней захлопывается, Хью берет пачку рекомендательных писем. Он совершенно не помнит, как именно Этель оказалась в его доме. И очень хочет узнать о ней хоть что-нибудь кроме любви к серому цвету и гладкой прическе.