Поступил новый заказ. Женщина с красивыми светло-русыми волосами и потухшим взглядом. Она сидела, ссутулившись, словно на неё свалились все беды мира. Руки у женщины тряслись, и в волосах виднелись ниточки седых волос. Ей нет и сорока. Что же заставило её так постареть?
Таня сидела, смотря в экран ноута. Спасибо тем, кто изобрёл скайп — работать стало намного легче. Чужие эмоции слишком давят при непосредственном контакте — неудобно работать. Эту женщину зовут Любовь Григорьевна. Она преподаёт русский язык в одной из богом забытых маленьких городков России. Таня смотрит, внимательно слушая рассказ Любовь Григорьевны. А рассказывает она вот о чём:
Шесть лет назад в их городке внезапно начали пропадать люди. Сперва пропали две девушки, затем парень, потом ребёнок, ещё пару человек и, наконец, сын женщины — Ваня. Позже похищения прекратились, но год назад возобновились. Местные органы правопорядка мигом послали прочистить весь город и его окрестности. Тела нашли. До этого в городке неделю шли сильнейшие дожди. В тот день, когда тела обнаружили, на небе царило тусклое солнце с впалыми белыми щеками, не дающее особого тепла, а лишь стыдливо выглядывавшее из-за серых туч. В воздухе пахло тлеющими листьями, уже упавшими с тонких веток деревьев. Три подростка — два парня и девушка четырнадцати-пятнадцати лет решились на вылазку, на улицу. Шагая по лужам в сторону заброшенного частного дома на окраине городка, они даже не думали, что сегодня узнают одну из самых страшных тайн. Подходя к покосившемуся крыльцу, девушка вдруг взвизгнув, отпрыгнула. Парень, не понявший, что так напугало его подружку, подошёл ближе. И, побледнев, оттащил друга от дома.
На жирной, пропитавшейся влагой земле, выделялась серыми испачканным комьями земли чья-то рука, ушедшая по запястье в землю.
Самый смелый из парней подошёл к руке и, коснувшись, стал таким же серым, как и сама рука. Это был не прикол. Она была человеческая.
Тем же днём у заброшенного дома столпились люди. Белая с синим машина полиции, припаркованная у покосившегося забора с отвалившимися кусками синей краски ничуть не мешала толпе. Особо наглые даже использовали её как подставку для того, чтобы забраться на забор. Таких было немного и они, облепив забор, пытались не соскользнуть вниз, вызывая у мужчин насмешливо-покровительственные улыбки. Они ещё помнили те времена, когда без труда залезали на самые высокие деревья. Что же взять с подрастающего поколение, для которого забор и тот большая трудность?
Крыльцо было ограждено красной лентой, беспомощно шевелящейся под потоками ветра. Оказалось, что у подножья старого здания целое кладбище. Откопали всех, кроме Вани.
Как бы ни надеялись местные органы власти, но дело не двинулось с места. И Любовь решила обратиться к единственной помощи — помощи со стороны вселенских сил.
Таня вопросительно посмотрела на Глеба.
— Не берись за это дело!
Она приподняла брови.
— Я не могу объяснить, мне запретили! — Глеб посмотрел на Таню строго, но одновременно немного виновато, словно извиняясь за то, что имеет тайны от неё.
Таня с сомнением посмотрела на Любовь. Женщина, словно поняв что-то, смотрела на неё с глубокой безысходностью. Так когда-то смотрел на могилу сына отец Глеба. Поняв это, Таня осознала, что не сможет отказать. Она прямо посмотрела на Любовь:
— Я приеду в ближайшие дни, вы сможете меня встретить?
— Да, конечно! — встрепенулась женщина.
— Тогда до свидания! Я вам позвоню, когда буду ехать!
— Хорошо!
Я быстро оборвала звонок. И застыла так, как сидела, бессмысленно глядя на экран ноута. На экране золотилась рыжая осень. Её окружали маленькие разноцветные ярлычки. Я неосознанно стало поглаживать корпус ноутбука.
— Женщины — это странные существа. Зачем спрашивать чужое мнение, если всё равно поступишь по-своему?
— Ты злишься?
— Нет, — Таня, уже расслабившаяся, встрепенулась при продолжении фразы. — Нет, я не злюсь, я в ярости! Я же тебе сказал, что нельзя! Ты хоть иногда можешь меня слушать?
— Хорошо, иногда могу! Ну, так, изредка. Можно даже сказать, по праздникам.
— Перестань, — сказал он тихо.
Я обернулась. Он смотрел на меня хмурым потемневшим взглядом. Я вдруг заметила, как его руки покрываются цепочкой уродливых шрамов.
Я смотрела, как завороженная.
Следила, как Глеб медленно воплощается.
Раньше я не видела такого. Он мне не показывал себя с этой стороны. Я видела, как он сопротивляется, не хочет, но сиреневые шрамы продолжали змеёй обвивать его тело.
— Уйди! — взмолился он, смотря на меня беспомощно, потеряно. Давно я его таким не видела. Даже слова те же!
— Не хочу, да и не могу! Не надо, не сопротивляйся, будет только хуже.
Он меня не слушал. Я видела, как он перестал трястись, и, встав прямо, посмотрел на меня. Ничего не поменялось. Именно так он выглядел, когда я пришла в морг опознавать тело. Почему я? Да больше некому.
Я закусила губу, слезы предательски потекли по щекам. Даже не знаю как, но я оказалась рядом с ним, стоящим прямо. Его чёрные глаза смотрели в темноту, не реагируя ни на что. Я обхватила его лицо ладонями. Холодная и почему-то мокрая кожа шелушилась под руками. Я не обращала внимание. Глядела в его глаза. Вместо зрачков в них бились и пульсировали чёрные дыры. Глаза без белков. Жутковато.
— Глеб! Глеб, да перестань, ты делаешь только хуже.
Парень не ответил. Он пытался противиться эмоциям, и под их силой был сейчас оглушён!
Я притянула его к себе. Он повиновался, словно тряпичная кукла. Это было жутко. Обхватив его голову руками, я стала его баюкать, чувствуя лёд его тела, пропахшего землёй.
Наконец он смог на секунду перехватить управление собственным телом, резко приподняв голову так, что наши глаза столкнулись. И тут меня затянуло.
Я перестала ощущать себя. Вскрикнув, стала цепляться за своё тело, но меня тоже вытолкнули.
***
Вынырнув из вязкого болота чужих эмоций, я оказалась сидящей на мотоцикле и летевшей на всех парах. Одного касания мне хватило, чтобы понять, что этот железный монстр с гудящей механической душой — мотоцикл Глеба, подаренный ему отцом на День Рождения, незадолго до той роковой ночи, когда я потеряла Глеба.
Мы летели под холодными струями дождя. Глеб снова не одел шлем. Волосы, намокшие от капель, липли ко лбу. Ветер хлестал по лицу, словно желая скинуть наездника с его чёрного железного коня. Глеб жмурился и большими голодными вдохами заглатывал воздух. Лёгкие жгло. Вдруг я поняла, что щёки у него мокрые. Протянула руку, недоверчиво потрогав. Почему он плачет? Глеб не стал объяснять. Он гнал, всё повышая и повышая скорость. Обгоняя машины и пугая прохожих, проезжая совсем рядом с ними, он пытался сбежать из тесноты этого серого мира.
В какой-то момент он не успев вывернуть руль оказался на прямой. Навстречу ему нёсся огромный автобус, неповоротливый и старый. Глеб слишком переборщил со скоростью, загнав самого себя в ловушку. Автобус был с детьми. Глеб мельком увидел несколько детских мордашек, испуганных и прилипших к стёклам.
Выход был только один. Глеб вывернул руль так, что почувствовал, как у него заболели обе руки и вылетел на встречную полосу. Его ослепило. Он ничего не смог сделать. Машина врезалась в мотоцикл, Глеба выбросило из седла. Он словно поломанная марионетка упал на холодный влажный асфальт. Таня дико закричала, будто в неё вонзили нож. Глебу уже не могли помочь — свернул при падении шею.
***
— Успокойся, Танюш. Всё, всё закончилось.
Глеб навис над ней, снова прозрачный и уже с нормальным глазами. Таня, всхлипнув, спросила:
— Что случилось до аварии? Почему ты так гнал?
Глеб молчал, уставившись в пол.
«Ясно. Не скажет!»
