Солянка

Если ты не получаешь от меня писем, не думай, что я их не пишу. Джонатан Фоер

Он жаловался, что не мастер в написании писем. Не жаловался, а констатировал, как факт. Поэтому вся деловая переписка легла на нее. Еще он говорил, что ее почерк гораздо красивее, и что у них мог случайно начаться конфликт с другой страной из-за его неразборчивого письма. С этим она не могла не согласиться. Поэтому он ходил по своему кабинету и диктовал ей примерный текст переписки и официальных документов, а она сидела в его кресле и писала. В конце концов, ей нравилось сидеть на месте Хокаге. Это как-то приятно щекотало эго. Еще он иногда жаловался на боли в пояснице из-за сидячей работы. Она прекрасно понимала, что он беззастенчиво лжет, но все равно массировала его спину. Ей нравилось как господин Шестой становится беззащитным и сговорчивым от ее прикосновений. Она действительно могла бы веревки из него вить, если бы захотела. И это тоже подогревало самомнение. Но, конечно, она никогда не пользовалась своим положением в качестве его личной помощницы. Ну почти. Пара невинных поблажек не считается. И если учесть, что на ней все еще во многом висел госпиталь, то это были не поблажки, а весьма заслуженные привилегии. Словом, ей нравилось то, как он доверял ей. Заслужить полнейшее доверие со стороны человека, всю жизнь скрывавшего свое лицо, не малого стоило. И это при том, что он старался не вмешиваться в ее личную жизнь. Насколько может не вмешиваться человек, с которым тебе по долгу службы приходиться проводить практически круглые сутки вместе. Он старался не вмешиваться, хотя она замечала иногда, как появляется складка между его бровей, когда она упоминала Саске. Позже, она даже пожалела, что он так ничего и не сказал ей. Может быть тогда она быстрее сообразила бы, что с последним из клана Учиха у нее ничего не выйдет. Она не готова была становиться инкубатором для возрождения его рода. А Саске предполагал именно такую роль для своей спутницы жизни. Хорошо, что они все же разобрались в этом до того, как наделали непоправимых ошибок. Ей нравилась та роль, которую она играла в деревне. Она была не против брать на себя ответственность. В этом у нее уже была немалая практика, уже давно она научилась брать ответственность за чужие жизни. Может, именно поэтому он выбрал ее в помощники? Как она ни расспрашивала, он никогда не говорил ей настоящей причины, как всегда придумывая глупые отговорки, вроде «За красивые глаза». Она готова была стукнуть его, когда он начинал так шутить. Да, иногда он выводил ее из себя. Доводил до белого каления. И тогда она взрывалась. Он либо позволял ей накричаться, либо вызывал на поединок. Хокаге тоже надо тренироваться. Ну, подумаешь, они стирали с лица земли одну за другой тренировочные площадки. Вон, Наруто в одиночку умудрялся нанести такой же урон. Они хотя бы делали это пореже, чем раз в неделю. Да и финансово деревня могла себе такое позволить, она проверяла. А с их работой и тем уровнем стресса, что она накладывала, выпускать пар было необходимо. Она привыкла, что он доверяет ей, и потому знала, что времени на собственную личную жизнь у него совсем не хватает. Точнее, он так говорил. Даже она выкраивала время для встреч с подругами и пары неудачных свиданий, которые ей устраивала Ино. Тут причина была глубже. Ей было любопытно, но не хотелось давить. Она знала: когда-нибудь он сам ей расскажет. Когда придет время. Они дружили. Ей нравилась их дружба. Это была дружба другого рода, нежели с Наруто, когда она ощущала себя скорее строгой старшей сестрой. Или с Ино, когда она скорее была младшей сестрой. Или Цунаде-шишо, которая стала второй матерью. Нет, эта дружба была другого рода, но она никак не могла понять свою роль. Она все так же отчитывала его за опоздания и леность. Он все так же теребил ее волосы. И иногда ей казалось, что все так же, как всегда, но изредка... Временами она ловила на себе взгляд, который никак не могла расшифровать. Но и это не сильно ее беспокоило. Когда-нибудь, она знала, он расскажет ей. Надо просто подождать. Но это не в привычках шиноби — ждать. Потому что можно так и не дождаться. Это были нукенины класса S, оставшиеся еще с войны, затаившиеся, выжидавшие своего времени. Они планировали одновременно совершить атаку на каждую деревню шиноби. И за прошедшие десять лет собрали немалые силы. Коноха оказалась под ударом, и он защищал деревню и всех ее жителей. Она тогда занималась лечением раненых, Наруто и Саске бросились на первую волну прибывающих противников. Но была и вторая. И третья. Все знали, что надо делать. Все были хорошо обучены. Поэтому главнокомандующего хватились не сразу, предполагая, что он сдерживает противника на подходах. Но, оказалось, атака на деревню была отвлекающим маневром, а главной целью — убийство. Они хотели убить каждого Каге, надеясь, что новые правители не сразу найдут общий язык, и страны можно будет ввергнуть в очередную войну. Мир был просто слишком невыгодным состоянием для них. Они не успели забрать его тело с собой. Наруто нагнал их и тут же уничтожил в своей ярости. Она билась, словно в истерике, пытаясь растормошить, разбудить, потому что это не могло быть правдой. Ее оттащили, напоили успокоительным, обняли и позволили смириться с правдой, какой бы горькой она ни была. Но это все было неправильно. Не правильно, не доступно ее понимаю. Что-то ускользало от нее всякий раз, как она пыталась трезво подумать. Что-то внутри нее умерло вместе с ним. Похороны были торжественные. Она стояла рядом с гробом и позволяла класть цветы. Она в последний раз держала его за руку. Наруто занял его кабинет, но ей не хотелось возвращаться туда. Он сказал, что понимает. Она пришла лишь раз, чтобы собрать их вещи. Теперь ей почему-то хотелось называть все, что было когда-то его, «наше». Она не сильно задумывалась над этим. Как-то так получилось, что многие его вещи перекочевали в ее квартиру. Она забрала себе Укки-сана, его коллекцию книг, любимое покрывало. Ей нравилось окружать себя его вещами, будто так она могла окружить себя им. Однажды вечером, пытаясь расслабиться после тяжелого дня в госпитале, она открыла его любимую оранжевую книжку и принялась читать. Довольно скоро она начала тихо хихикать, а через некоторое время и вовсю хохотать, утирая слезы. Теперь она понимала, почему он так любил их. Перевернув очередную страницу, она заметила, как что-то выпало и соскользнуло на пол. Наклонившись и пошарив под диваном, она, наконец, выудила старый помятый клочок бумаги. Она с интересом воззрилась на него, но любопытство все-таки победило доводы разума. Ведь там мог оказаться обыкновенный список покупок. Она развернула листок, который уже успел порваться на сгибах — столько раз его складывали и распрямляли. Это не был список покупок. И не чек из магазина. И даже не давно забытый документ. Корявым, но таким знакомым почерком было написано сверху: «Я не мастер писать письма...» Некоторые строчки были помногу раз зачеркнуты, снова обведены и снова зачеркнуты. Иногда слова и буквы набегали друг на друга, словно автор поскорее желал выразить свои мысли. Поскорее, пока было время. «Я не мастер писать письма. Я часто говорил это, но, видно, не могу по-другому. Я хочу, чтобы ты знала кое-что. Это сложно сказать лично, и вот, я пишу. Хотя, наверное, так и не решусь отдать тебе его. Все-таки первые одиннадцать раз не решился. И раз уж признался, что оно уже двенадцатое, точно не смогу. Слишком стыдно. Но я не об этом. Зачем я вообще затеял все это? Наверное, так мне легче справляться. Знаешь, сложно видеть тебя каждый день и не иметь возможности сказать. Ты наверное ничего не понимаешь. Я не умею писать письма, так что прошу, дай мне шанс сказать это так, как получается. Я вижу тебя каждый день. Я вижу твою улыбку, я слушаю твой голос. Я общаюсь с тобой. И в этом смысле мне крупно повезло. Другим не дано такого счастья. Вот и сказал. Знаешь, для меня это действительно стало счастьем. Сложно это. Не понимаю, как люди говорят такие вещи вслух? Мне даже на бумаге не написать. Я хочу прикасаться к тебе. Ты готовишь мне каждую среду. И нам не в тягость молчание, когда мы вдвоем. Я не сразу это заметил. Далеко не сразу. Проходили годы, и ты всегда была рядом. Хочешь знать, когда на меня снизошло озарение? Ты тогда поехала в Аме с дипломатической миссией вместе с Наруто. Я месяц себе места не находил. Уже думал, что подцепил какую-нибудь лихорадку. Просто я еще ни разу не скучал ни по кому так сильно. Тебе смешно, наверное, я всего лишь скучал. Но для меня это было словно землетрясение, цунами, стихийное бедствие. Я совершенно не понимал, что происходит... Ну кого я обманываю, понимал, конечно. Просто в голове никак не укладывалось, ведь это же ты, Сакура, та самая девочка, которую я учил ходить по деревьям. Это было очень странно и страшно. Но к тому времени, когда ты вернулась, я уже смог более-менее совладать с этой неразберихой. Хотя, чувствую, ты тогда заподозрила что-то. Я очень боялся, что ты узнаешь. Мне казалось, ты возненавидишь меня. Почему я так паниковал? Знаешь, такие чувства для меня не характерны, я бы даже сказал «в новинку». Поэтому первое время я очень многого боялся. Сейчас я могу сказать это, ведь уже дошел до того, что пишу тебе. Даже если ты никогда не прочтешь этого письма, сам факт его существования очень важен для меня. Иногда мне хотелось, чтобы ты случайно узнала. Чтобы тебе сказал кто-нибудь, чтобы ты нашла одно из этих писем. Боже, неизвестность убивает меня. Как бы ты отреагировала? Я могу себе представить. Поэтому одиннадцать его предшественников были уничтожены. Я знаю, что ты не чувствуешь ко мне ничего подобного. Знаю. И все равно... Надеюсь. Надеюсь, и поэтому пишу. Я, наверное, так и не смог выразить все то, что творится со мной, когда я вижу тебя. Когда думаю о тебе. Я не знаю, что еще могу сказать. Поэтому скажу самое банальное, что приходит в голову. Я люблю тебя. Вот, я же говорил, что не мастер писать эти письма». Она закрыла глаза. Что-то горячее стекало по щекам. Перечитывая, снова и снова, она твердила про себя простые фразы. И если раньше ей казалось, что вместе с ним что-то умерло внутри нее, то теперь она не могла почувствовать себя живее, чем когда-либо. Он чуть-чуть не успел. Он чуть-чуть опоздал. Всегда верный своей привычке. И ей больше не нужно гадать, не нужно ждать. Все так просто. До глупого просто. Теперь она знает. И никто никогда не сможет убедить ее, что Хатаке Какаши был не мастер писать письма.